Я пытался набраться храбрости, чтобы присоединиться к Белле в ее спальне. Это было действительно смешно – то, что вид ее гостеприимного окна нагоняет на меня страх после всех тех проведенных мною там ночей. Но сегодняшняя ночь отличалась от других.

Со мной не было Элис.

Любопытство Джаспера по поводу частых ночных посещений дома Беллы переросло в раздражение, а затем, наконец, и в действие. Они вдвоем вернулись сегодня вечером с охоты, за пару минут до того, как я планировал бежать к Белле. Я мог видеть в его голове непреклонное решение – участие Элис в этом закончено. Он и не подумал не озвучивать свое мнение.

– Хватит, Эдвард. С меня достаточно твоих еженощных отлучек с моей женой.

Если бы смех мог убить вампира, этот непредумышленный намек сразил бы Эмметта.

Джаспер скривил губы в ответ на хриплый смех брата, а затем обратил свой сугубо деловой взгляд на меня.

– Тебе рано или поздно придется придумать что-нибудь другое. Не то чтобы Элис… – он предупреждающе покосился на Эмметта, который теперь лежал на полу, согнувшись пополам, и осторожно подобрал слова, – …собирается ходить за вами по пятам до медового месяца.

– Я знаю, – несчастно вздохнул я. Конечно, он был прав, и этот факт не ускользнул от меня. Я только хотел немного улучшить конечный результат. И я хотел бы, чтобы участие Элис осталось строго между нами. Мне следовало это предугадать. В моей семье, действительно, не было секретов.

Губы Элис дернулись в извиняющейся улыбке.

– Эдвард, мне жаль, но я не собиралась лгать ему. К тому же, я весь день провожу над свадебными планами, а большую часть ночи – с тобой. Он скучает по мне. Мы придумаем что-нибудь другое. Я тоже хочу, чтобы Белла была в безопасности.

Я кивнул и ушел.

С тех пор я бегаю.

Когда полоска из щебеночно-асфальтового покрытия снова мелькнула перед глазами, я решил, что не могу заниматься этим всю ночь. Не то чтобы я не мог продолжать бегать; я не мог больше находиться вдалеке от Беллы.

Огни в доме погасли, но Белла все еще не спала, ожидая меня при свете своего нового ночника – маленькой бабочки лавандового цвета. Элис помогла ей выбрать его. Это была необычная цветовая комбинация – ее нежно розовая кожа под голубоватым светом. Каким-то образом это заставляло меня думать о глубоких зимних ночах. Эта мысль вернула меня к тем дням, когда я сбежал на Аляску, и когда этот оттенок полуночи и ее лицо были всем, что я мог видеть перед своими глазами.

Она с облегчением улыбнулась, когда увидела, что я стою посреди ее спальни.

– Не мог поймать такси? – подразнила она.

– Нет. Эмметт очень развеселился, и мне потребовалось немного времени, чтобы от него отвязаться.

– Братья.

Я прилег за ней, и ее ароматное тепло окутало меня.

– Да уж. Я заранее извиняюсь за то, что навязал тебе его. На вечность.

– Ты ведь больше не пытаешься отговорить меня, правда? – рассмеялась она и лениво потянулась, прежде чем перевернуться на спину и улыбнуться мне. – Думаю, это расплата за такую сестру, как Элис.

– Слава Богу, есть Элис, – согласился я и имел это в виду гораздо больше, чем думала Белла.

Она рассмеялась, а затем потянулась погладить мою щеку. Я мог чувствовать жар ее крови, прижимающийся к моему лицу прежде, чем меня коснулась ее мягкая ладонь. Я перевернул ее руку и нежно поцеловал. Нежный ритм пульса Беллы ускорился.

Я чувствовал себя пугающе странно, не имея ведущих видений Элис. Я мог чувствовать всё, но ничего не мог видеть.

Я не мог просто начать там, где мы закончили прошлой ночью - не доверял себе на столько.

Ощущая ее сладкий обжигающий аромат на кончике языка, я позволил своим губам спуститься к ее запястью, бормоча.

– Белла?

– Ммм-хм?

– Тебе следует отдохнуть, – я заставил себя игнорировать ощущение ее – вкуса и аромата – и осторожно положил ее руку поверх стеганого одеяла.

Я ожидал, что она попросит меня целовать ее, пока она ни заснет, но, естественно, она меня удивила.

– Нееет. Тебе придется сначала потрудиться несколько часов.

– Часов?

– Снижение чувствительности, – настояла она и подавила зевок, – это твоя единственная обязанность. Мне приходится предоставлять себя Элис для ее надоедливых переодеваний и планирования всей этой свадебной ерунды. А все, что приходится делать тебе, это стоять рядом с проповедником и великолепно выглядеть, что ты можешь делать даже во сне. Если бы ты мог спать, конечно. Это единственная работа, которую тебе приходится делать.

– У тебя для меня есть расписание? – кисло спросил я.

– Ага, – она снова подняла свою руку и опустила ее на мою шею сзади, притягивая меня ниже для нежного поцелуя-шепота. – Итак. Время пошло.
Я ухмыльнулся.

– Если я поцелую тебя снова, я вылечу из времени. Думаю, мне стоит придумать какой-то другой способ для уменьшения чувствительности сегодня ночью.

Ее пульс затрепетал и пустился в галоп.

В моем мозгу тут же вспыхнуло любопытство. – Какие-то предложения?

– Э…– она моргнула и вспыхнула. – Вообще-то нет.

Однажды я действительно чокнусь от этих недоговорок. Но не сегодня вечером; я был слишком труслив. Сегодня вечером я был благодарен за некоторое пространство для дыхания и возможность устанавливать темп.

Я праздно ласкал ее щеку своим большим пальцем, размышляя.

С жаждой, ее аромат был самым большим камнем преткновения, та часть, к которой мне пришлось привыкнуть. С любовью к ней, прикосновение – самое трудное, но это не единственная трудность. Ее реакции: трепещущее сердце, нетерпеливые движения, чрезвычайная поглощенность – были также …волнующи. Честно говоря, я не хотел привыкать к этому, я не был уверен, что даже после тысячи лет знакомства вид и звук ее плотского голода вызывал бы у меня меньший восторг. Но таким было задание, которое она передо мной поставила.

Я нежно ей улыбнулся. Глупая, доверчивая, восхитительная овечка.

Тысячи способов, которыми я мечтал прикоснуться к ней в день после нашего первого настоящего разговора в Порт Анджелесе. Каждый день с тех пор я мечтал еще о тысяче. Я уже прикасался к ней многими разными способами, но гораздо большему количеству ласк придется подождать еще тридцать ночей, хотя у нас и есть время для…практики. Только если бы я не был джентльменом.

Моя рука легко скользнула вниз по ее щеке, кончики моих пальцев проследили линию ее скул, и мой большой палец чуть переместился, чтобы обвести контуры ее губ. Она закрыла глаза, наслаждаясь моментом также как я, ее губы раздвинулись, влажный жар ее дыхания, как поток по моей коже. Я позволил своим пальцам дрейфовать вниз по ее шее, мой большой палец слегка потянул ее нижнюю губу.

Она выдохнула маленький всхлип.

От основания ее горла я продолжил спуск по шелковистой коже, пока мой большой палец не коснулся выреза ее майки.

Ее грудь поднималась и опускалась быстрыми, короткими движениями. Ее пульс бился в бешеном ритме.

Возбуждена.

Возбуждающа.

Кончиками пальцев, я провел долгую, длинную петлю от ее ключицы до края майки и обратно. Тепло сочилось в мою ледяную кожу. Я не упускал из внимания мельчайших подъемов ее груди, даже в такой малом кругообороте.

Раскрасневшаяся и прекрасная, Белла подняла свой подбородок, ободряя меня.
Отказавшись искушать судьбу и дальше, я переместил мою пылающую руку выше и неторопливо провел линию от края ее плеча по руке, а затем назад, к ее груди под другой ключицей.

Острая боль желания пронзила меня. Белла хотела большего.

Я позволил своей руке оставаться на ее хрупком, как стекло, теле, пока успокаивал свое собственное. Конечно, она хотела большего, она была безумна настолько, чтобы настоять на "человеческом" медовом месяце, и это то, что я ей дам. Но каждое прикосновение должно удовлетворять ее желания, а не мои. Это удовольствие не для меня. Оно никогда не сможет быть таковым. Не пока она человек. Слишком часто я видел смертельную альтернативу.

Когда я снова был разумно спокойным, я прочертил праздную петлю на ее …груди. Кожа Беллы, всегда такая мягкая, здесь была еще мягче, более притягивающая. Было так легко представить, как мои руки бродят немного ниже…

Но этому прикосновению придется подождать еще тридцать ночей.

Я мог представить, и коварная часть меня указала на это. Я мог думать самозабвенно. Или хотя бы попытаться.

От ее ключицы, кончики моих пальцев спустились к бретельке ее маечки. Как никогда медленно, я спускался вниз, обводя край ее майки, мысленно позволяя себе спускаться еще ниже.

Белла вздрогнула, когда я достиг самого низкого места ее ворота.

Я приостановился, моя рука скосила край вдоль ее кожи, пока я пытался взять под контроль мою собственную реакцию.

Она снова вздрогнула, в этот раз сильнее.

До меня, наконец, дошло, что она замерзла, а не возбуждена. Или, возможно, и то и другое. Все равно, твердо сказал я себе, пришло время остановиться. Ее потребности всегда должны идти в первую очередь.

С интенсивностью, граничащей с насилием, я жалел, что я не человек, что мое прикосновение не может согреть ее.

Я натянул стеганое одеяло ей до подбородка, и ее глаза раскрылись. Она вздохнула, и другой зевок проскользнул наружу.

– Честно, ты ведь не собираешься на этом остановиться?

– Честно? Собираюсь.

Она открыла рот, чтобы протестовать, но я, опустив голову, прошептал.
– Тебе нужен отдых. У нас есть масса времени завтрашней ночью.

Она снова вздрогнула, но я не был уверен – от моего холодного дыхания ли или от самих слов. Белла восхитительно надулась, и я не мог сопротивляться желанию обвести контур ее губ пальцем.

– Я буду целовать тебя, пока ты ни заснешь, если ты хочешь.

– Сойдет, – ответила она, снова закрывая глаза. – На этот раз.

Я нежно провел кончиком пальца по ее лбу, останавливаясь, чтобы разгладить складку между ее бровями. – Для оставшихся тридцати ночей.

– А потом, – пробормотала она, а ее сердце забилось с перерывами.

– А потом, я буду целовать тебя, пока ты ни заснешь, гораздо более тщательно, – пообещал я.

Спасибо всем, кто прочел. Прошу прощения за долгую задержку. Надеюсь на отзывы и комментарии.