Эдвард

Кислая физиономия Эммета действовала мне на нервы.
Роуз не отвечала ни на его звонки, ни на смс-ки. И это сводило его с ума.
Он столько раз порывался поехать за нею на базу, и поехал бы, если бы каждый раз его не останавливал я.
Я тоже скучал по Роуз и беспокоился о ней. Поэтому сегодня, вопреки ее желанию, позвонил. Естественно, она не ответила. Тогда, набравшись наглости, я набрал номер ее отца, чего никогда раньше не делал. Мистер Хейл взял трубку слишком быстро, и я, не успев придумать причину своего звонка, сказал правду: не смог дозвониться к его дочери. Он дружелюбно поведал мне, что она немного приболела, и, наверное, поэтому не подошла. Его тон свидетельствовал о том, что он был в неведении о причине ее пребывания на военной базе. Дав мне домашний номер, мы еще некоторое время поговорили о каких-то пустяках, а потом попрощались.
- Алё-у, - ответила Роуз весело.
- Мы тут с ума сходим, а ты флиртуешь по телефону! – вместо приветствия сказал я.
- Ох, Эдвард, какого хрена? Мы же договорились! Мне нужно время! – огрызнулась Розали.
- О своих отношениях с Эмметом можешь думать до второго пришествия, а я звоню своему племяннику.
Молчание на другом конце провода говорило о том, что она в ступоре.
- Ты спятил?
- Как он?
- Кто?
- Ребёнок.
- Эдвард, прекрати надо мной издеваться!
- Твой отец сказал, ты заболела. Что с тобой?
- Каллен, ну что может быть с беременной женщиной! – раздраженно воскликнула Роуз. - У меня жуткий токсикоз. Оправдание в виде желудочного гриппа его успокоило.
- Возвращайся, мы позаботимся о вас, - попросил я.
- Зачем? Здесь мне спокойно, к тому же на базе столько красавчиков, готовых исполнить любой мой каприз, - хихикнула она.
- Тебе их не жаль? Как только мистер Хейл догадается, почему ты вдруг из камушка превратилась в глыбу, он их всех перестреляет.
Сказав это, я удовлетворенно развалился в кресле. Разговоры о внешности – одна из ее любимых тем. И хотя я никогда не прислушивался к ее разглагольствованию о диетах, идеальном макияже и новых веяниях в современной моде, сейчас я готов был выслушать об этом целую лекцию в ее исполнении.
- Иди к черту! – вскипела Роуз. – Меня тошнит, я не высыпаюсь, у меня круги под глазами. Я не могу носить свои украшения - они меня раздражают. Весь день я запихиваю в себя фишбургеры, а я ненавижу рыбу! У меня целый флакон духов «Chanel», но вместо них я ношу с собой смазку для оружия и нюхаю ее при каждом удобном случае. Из-за этого у меня изо рта такой запах, будто я питаюсь железными стволами!
- Усиленное действие гормонов может влиять на состав слюны, а значит, и на вкусовые ощущения. Отсюда и металлический привкус во рту, - успокоил я ее.
- О-о, прекрати свои медицинские штучки. У меня и без этого голова кругом! - прохныкала Роуз. - Эдвард, я… я… я всё время думаю о сексе!
- Неужели никто из красавцев на базе не в состоянии удовлетворить тебя? – засмеялся я. Вместо ответа я услышал всхлипывания. – Прислать в бандероли вибратор? – Роуз продолжала всхлипывать. – Роуз, возвращайся, Эммет и я очень скучаем по тебе.
- Я тоже скучаю. Но какой смысл в моем возвращении? Я звонила Эммету ночью, чтобы хотя бы голос его услышать, а трубку никто не взял, он не ночует дома!
- Там его никто не ждет.
- Эдвард, я не хочу, чтобы малыш ненавидел его, потому что он всё время пропадает на своей работе.
- Скажи об этом Эммету. Уверен, когда он узнает о твоей беременности, всё изменится.
- Я хочу цыпленка из «Tanoreen», - вдруг снова захныкала Роуз.
- Я могу привести тебе его, скажем, завтра, - быстро предложил я, обрадовавшись появившейся возможности.
- Только приезжай один! И привези мою синюю пижаму. Все эти розовые ночнушки вызывают у меня зуд.
- Ладно, - расхохотался я, отключаясь.
Видеться с Роуз за спиной Эммета и врать ему было не очень красиво. Но я успокоил себя тем, что делается это для их примирения, поэтому совесть меня почти не мучила.

Беллу я нашел в парке. Свободное время она теперь предпочитала проводить на улице, а не у себя в палате. Конечно, не одна, с нею рядом были или Виктория, или ее подруга Сью. С последней, кстати, у меня установились неплохие, я бы сказал, дружественные отношения. Она прекрасно готовила и частенько угощала меня своей выпечкой.

- Белла всегда была независимой и целеустремленной, понимаете? – сказала как-то мне Сью, когда мы однажды случайно встретились возле больницы и поднимались вдвоём в лифте. – Семья поддерживала её во всех ее начинаниях, особенно Чарли. Они раньше были очень близки.
- Да, я знаю, - удивленно ответил я, не понимая, зачем Сью завела этот разговор.
Девушка мяла в руках ручку своей сумочки. Она как будто решалась сказать что-то очень важное.
- Не сердитесь на Чарли за ту историю в коридоре… В этом вся Белла и весь Чарли: защищать друг друга, позабыв о своем достоинстве, своих мечтах, принципах и даже ценой собственной жизни!
- О чем вы говорите? – растерялся я. – О какой защите? Желание Чарли - привязать Беллу к кровати, чтобы она не смогла выходить на улицу и не подвергала его новым потрясениям!
- Вы не справедливы к Чарли, - стала успокаивать меня Сью. – Он дважды чуть не потерял ее, поэтому такая забота оправдана.
- Дважды? – мои брови поползли вверх. - Разве это не первая серьёзная передряга, в которую попала Белла?
Но девушка проигнорировала мой вопрос.
- Вы многого не знаете. Белла ради Чарли сделала бы то же самое. – Затем Сью поникла и почти прошептала: - Вернее, сделала. Она ради Чарли принесла себя в жертву….
Я поднял бровь.
- Вы имеете в виду, отказалась от престижной работы в Нью-Йорке?
Видимо, Сью осознала, что сказала лишнее, и тут же попыталась сгладить ситуацию.
- Я просто хочу сказать, не обвиняйте отца в нежелании помогать дочери в ее выздоровлении. Это совсем не так... - А выходя из лифта, тихо добавила: - Когда обжигаешься молоком, начинаешь дуть на воду, мистер Каллен. Будет у вас ребенок, вы всё поймете.
Наш странный диалог прочно засел у меня в голове. Но из него я сделал вывод: у каждой семьи есть свои скелеты в шкафу, и у Свонов их, очевидно, тоже было не мало.

Хотя подоплека этого разговора была понятна. После того, как Белла пересела в инвалидное кресло, я для Чарли Свона из доктора превратился во врага номер один, который своими действиями подвергал его единственную дочь новым опасностям. Такое поведение отца удивляло и обескураживало.
На контакт он не шел, а я не считал нужным извиняться или объясняться с ним. Всё, что я делал – я делал ради Беллы.

На следующий день после прекрасно проведенного с Изабеллой вечера (и ночи), я, как обычно, делал утренний обход, когда на меня налетел Чарли Свон. Он, тыча мне в грудь пальцем, гневно заорал на весь коридор:
- Какое вы имели право снова показывать Белле инвалидную коляску?! Вы же знаете, как она на неё реагирует!
От неожиданности я сначала опешил. Тем более, он устроил разборки прямо в коридоре, где утром полно народу. Но мне скрывать было нечего (почти), поэтому проблему можно было решать на месте.
Отойдя к стойке регистратуры я спокойно поинтересовался:
- Она билась в истерике? Плакала? Просила убрать её?
Чарли не унимался:
- Вы вбили в голову дочки, что она инвалид и что ей нужна эта коляска! Но моя Белла – не инвалид!
Я как раз делал запись в своей записной книжке, и моя рука дрогнула. Это было не просто возмущение, я услышал крик души. Я поднял голову и взглянул на Чарли. Он был в отчаянии. Наверняка он был человеком, привыкшим держать всё под контролем. Бессилие в этой ситуации и вызвало у него злость.
Мне было искренне жаль мистера Свона. Я знал, что он любит дочь. Но такое неприятие действительности больше вредило, чем помогало. И в первую очередь, ему самому. Возможно, ему, как и Белле, нужна терапия шоком?
- Людей с ограниченными физическими возможностями называют инвалидами, именно такой сейчас является ваша дочь. Она это осознала и усердно работает над своей реабилитацией! – Я тщательно проговаривал каждое слово, наблюдая за мужчиной. Его зрачки расширились, а дыхание участилось. Только инфаркта мне не хватало! – Пора бы и вам это признать! – твёрдо сказал я. – В данный момент Изабелла нуждается в инвалидной коляске. С нею она получит новые возможности…
Чарли побледнел.
- Новые возможности? Вы хотите сказать новые неприятности, травмы и опасности? А вдруг ничего не получится, и она так и останется в коляске? Зачем вы дарите надежду, хотя сами не уверены в конечном результате?
- Даже если и не получится поставить вашу дочь на ноги, с коляской у нее будет бОльшая самостоятельность, чем если бы она лежала в кровати. Так Белла ни для кого не будет обузой и сможет вести вполне обычный образ жизни.
- Разве вы не должны были спросить у меня разрешение? – не сдаваясь, парировал мне Свон.
- С каких пор врач должен спрашивать у родителей разрешение на спасение жизни их ребёнка?
- С нею больше ничего не случится! Я не допущу этого!
Когда Чарли выкрикнул это, меня словно током шарахнуло!
- Вы хотите похоронить ее в четырех стенах? Держать на привязи ради своего спокойствия? Это издевательство над своим ребёнком!
- С нею больше никогда ничего случится! – повторил Чарли. - Я буду заботиться о моей малышке, - последнее слово он произнес растянуто и, прислонившись к стене, стал медленно оседать на пол.
Тоже мне, начальник полиции! А нервишки подлечить не мешало бы.
В коридоре поднялся шум. Мэри прибежала к Свону с тонометром в руках.
Приведя Чарли в чувство, его подхватили под руки и отвели в одну из свободных палат.
Мэри укоризненно посмотрела на меня, но ничего не сказала, а лишь покачала головой.
С тех пор мы не разговаривали. Белла, оставаясь в своём репертуаре, пыталась несколько раз извиниться за отца, но я пресекал все ее попытки это сделать. И как вбить в голову этой девчонки, чтобы прекратила беспокоиться о других, а тем более извиняться за них!

- Привет, - помахала мне Изабелла.
- Привет.
Густые кроны деревьев спасали от палящего солнца. Люди по одному или парами прохаживались по тенистым аллейкам больничного парка, иногда – даже довольно часто – проезжали пациенты на инвалидных колясках. Белла больше не пугалась внимания к себе. Наоборот, ей нравилось заводить новых знакомых.
Свежий воздух, несомненно, шел ей на пользу. Она уже не была такой бледной, как раньше. Дополнительные физические нагрузки усилили ее аппетит, и она прибавила в весе. Она все еще оставалась худенькой, но ребра и ключицы уже не выпирали, а лицо приобрело округлость.
Щупать бицепсы Беллы вошло в мою привычку. С момента, когда она научилась сама пересаживаться в коляску, ее руки приобрели более рельефные формы, мышцы подтянулись, и их вид просто завораживал. К тому же было приятно, что девушка не испытывает неприязни к моим касаниям.
Вот и сегодня первым делом я сжал ее плечи, ласково поглаживая их пальцами.
- Как дела? – поинтересовался я.
- У Беллы начались месячные, - не отрываясь от книги, проинформировала меня Виктория.
Белла смутилась. Я закатил глаза. Отсутствием такта ее сиделка кого угодно легко сведет в могилу.
- Да, я прочел запись в карточке. Спасибо, мисс Эдисон. Может, вы принесете Белле еще чистых листов?
Виктория окинула меня недовольным взглядом, а затем величественно поднялась со скамейки, словно этим одолжением она спасает мир, и, покачивая бедрами, не спеша пошла по аллее в сторону больницы.
По дорожке и траве ходили голуби, собирая кусочки хлеба, которые время от времени им бросала Белла.
Я сел на скамейку и взял в руки два рисунка Изабеллы. Черт возьми! У нее действительно талант! На первом рисунке она изобразила фонтан в парке, а со второго на меня смотрел незаконченный портрет моего брата. Почему она ни разу даже не попыталась нарисовать меня? Признаться, я обиделся.
Я вздохнул и снова взглянул на Беллу. Большие карие глаза на свежем, но слегка бледноватом лице выдавали ее настороженность.
- Неужели рисунки настолько ужасные, что вы так расстроились?
- Нет, нет, они великолепные! – я поспешил ее заверить. - Это всё мой брат. Снова с утра слушал его нытьё.
Я смотрел на Беллу и всем своим нутром ощущал, как я по ней соскучился. Было так странно, что за такое короткое время я успел настолько привязаться к этой девушке, но свою жизнь без нее я уже не представлял. Чтобы не вызывать лишних подозрений, я чередовал ночные дежурства с ночевкой дома. Но если кто-то искал себе подмену – никогда не отказывался. Естественно, никто даже не догадывался, что ночи в больнице я проводил в палате Беллы. Ее тихое дыхание и сонное бормотание были лучше любого отдыха. Удивительно, что в такие ночи я практически не спал, но никогда не чувствовал усталости днем.
Сегодня ночью я не дежурил, поэтому первым делом нашел ее, чтобы удостовериться, что с нею все в порядке. Я знал, что долго это не протянется, что нужно что-то делать. Конечно, я понимал, ЧТО нужно делать, но когда Белла вот так смотрела на меня – честно, доверчиво и невинно – моя уверенность испарялась. Имел ли я право с кучей своих проблем влезать в ее жизнь и портить ее?
Я взял и себе ломтик хлеба и, отщипывая приличные кусочки мякишей, стал бросаться ими в голубей, норовя попасть им в голову. Голуби квохтали, с жадностью лопали хлеб, и в общем-то были очень даже не против иногда получить куском по макушке.
Но Белла прервала мое увлекательное занятие, забрав хлеб.
- Почему же вы ничего не делаете? – вдруг серьезно спросила она.
Я вздрогнул, опасаясь, не прочла ли она мои мысли.
- Что ты имеешь в виду?
- Вы обещали их помирить.
- Ах, это… - я расслаблено опустил плечи. – Как раз этим завтра займусь.
- Завтра вас не будет? – в голосе Беллы явно чувствовалось сожаление.
- Нет, и послезавтра тоже, - покачал я головой. – База Форт-Брэгг находится возле города Фейетвилл, в Северной Каролине. Это больше пятисот миль от Нью-Йорка.
- Значит, сегодня нужно удвоить нагрузку во время занятия… - засуетилась Белла.
- А я думаю, не нужно, - остановил ее я. – Белла, у тебя первая после аварии менструация. Не будем рисковать. К тому же солнечные ванны – это тоже своего рода зарядка.
Я откинулся на спинку скамейки и вытянул ноги, полностью расслабляясь.
- Как бы я хотела понежиться в настоящей ванне, - тихо вздохнула девушка.
Когда я повернул к ней голову, она в недоумении, кусая нижнюю губу, уставилась на меня. Видно, она сама была крайне удивлена тем, что сказала. Обычно она избегала разговоров на такие темы.
Виктория ее в ванную сама усадить не могла, а медбратьев Белла к себе не подпускала. Поэтому мылась она по-прежнему с помощью мочалки и таза. И хотя в ванной комнате в ее палате были специальные поручни, она ими пользоваться все еще боялась. Мы только начали упражнения в коленоупоре на параллельных брусьях, стоять у Беллы получалось всего несколько секунд, и только с поддержкой.
Вряд ли она бы приняла мою помощь. Да, я прикасался к ногам Беллы во время занятий, имел возможность лицезреть ее молочно-белую кожу живота или спины под футболкой, когда та случайно задиралась. От этого перехватывало дух и дрожали колени. Поэтому в последнее время на занятиях присутствовала Виктория. Я возбуждался от одной мысли об обнаженной Белле в пенной ванне. Смог бы я держать себя в руках, если бы мне представился такой случай, - честно, не знаю. Поэтому такой вариант не подходил нам обоим.
- Как ты себя чувствуешь? – спохватился я. – У тебя что-нибудь болит? Если есть жалобы, моя сестра – гинеколог, она может осмотреть тебя.
- Я нормально себя чувствую, мне не нужен другой врач, - поморщившись, заверила меня Белла. – Просто я привыкла к нашим ежедневным занятиям.
- Я тоже, - грустно улыбнувшись, ответил я.
Мы одновременно взглянули друг на друга. Наши глаза встретились, и моё сердце начало медленно пропускать удар за ударом. Я придвинулся к Белле, сглотнул, слегка прикрывая веки, расслабляя губы, словно готовясь к поцелую.
- У… вас… целая… династия врачей? - услышал я заикания Беллы.
Я резко открыл глаза. Девушка пригладила рукой волосы и опустила взгляд на свои черные теннисные туфли.
- Да… - я вскочил со скамейки, судорожно хватая воздух, и принялся выхаживать возле нее, разгоняя наваждение.
Какого хрена? Я только что чуть не поцеловал ее!
Порозовевшие щеки Беллы и ее частое дыхание сквозь приоткрытый рот ничуть мне не помогали в этом.
Сбиваясь в датах и спотыкаясь на каждом слове, я рассказал ей историю моей семьи и нашей клиники. Удивлению Беллы не было предела. Она и вправду не знала название больницы, в которой лечилась. Это дало возможность мне немного отвлечься. Но я знал, что она поняла мои намерения. И теперь мне нужно как следует поломать голову, чтобы объясниться с нею, рискуя при этом потерять ее доверие и статус ее доктора.
Виктория вернулась с чистыми листами для Беллы и двумя бутылками воды.
- Вас ищет миссис Миллер, - сообщила она мне, отдавая Изабелле бумагу.
Я обратил внимание на трясущуюся руку Беллы и мысленно выругался. Да, я ее испугал. Будет настоящим чудом, если после моего возвращения она вообще захочет со мной говорить. Я никогда не одобрял выбор Беллы в качестве своей сиделки мисс Эдисон, но сейчас я вознес благодарность Богу за это. Я физически ощущал напряженность между мной и Беллой, это было заметно и по нашим опущенным плечам , и по отрешенным лицам. Но Виктория никогда не отличалась особой проницательностью, и наше состояние ее никак не насторожило.
- Белла, если к тебе зайдет Эммет (а я был уверен, что он обязательно припрется, он взял в привычку «забегать к ней на минутку»), НИЧЕГО ему не говори. – Я специально сделал ударение на слове «ничего». Она поняла двусмысленность этой фразы – об этом мне сказал ее удивленный взгляд. – И пожалуйста, без фанатизма с коляской.
Уголки ее губ дрогнули, и на прощание она подарила мне скупую улыбку.
____________________________________________________________________________________