Глава 85

Тишина в комнате кажется куском застывшего льда. Если к ней прикоснуться, она обжигает. Я безуспешно пытаюсь придумать разумное объяснение. Мой мозг объят пламенем, опаленные мысли бестолково мечутся по черепной коробке.

- Мы недавно были в тире. Это запрещено? - внезапно в разговор вступает Эдвард. На его покрытом испариной лице отчетливо проступает страдание. Даже для мистера Садиста есть предел возможного и ему тоже требуется передышка. Он держится из последних сил, хватая воздух открытым ртом и делая тяжелые шумные выдохи.

Фермеру плевать на наши страдания. Он отчетливо видит в нас не просто двух идиотов, потерявших дорогу в лесу, он видит преступников. И по-своему пытается оградить от опасности жену, племянника и его бестолковых друзей-наркоманов. Мне просто не найти слов, способных изменить подобное мнение и пробить стену недоверия. Все, что нам нужно, это горячая ванна, хорошая еда и одна спокойная ночь сна. Как объяснить это гребаному владельцу фермы? И что будет, если он случайно заметит оставшийся у Эдварда пистолет? Что будет, если Эдвард, не выдержав, пустит его в ход?

- Послушайте, мы едва не погибли. Я очень плохо себя чувствую.
- И что? - холодный тон мужчины дает понять, что чужие страдания его по-прежнему не волнуют. Помогать нам он вряд ли собирается.

- Мы можем остаться на ночь?
- Не нужно, - Эдвард тяжело встает с кресла. - Просто дайте мне позвонить.

- В доме нет телефона. Только мобильный, но я не настолько глуп, чтобы позволить вам им воспользоваться и позвать своих дружков-бандитов.

- Вы ошибаетесь, - возмущение выходит таким естественным, что мне самой трудно не поверить в то, какие мы с Эдвардом порядочные.

- Не тратьте времени, - мужчина встает и, бросив оценивающий острый взгляд, ненадолго выходит в смежную комнату. Вернувшись, бросает на стол передо мной газету. Никогда не думала, что увижу свое фото – черно-белое, искажающее черты лица – на одной из полос. Даже невзирая на новую прическу и перекошенную улыбку, меня легко узнать. Эдварда тоже, хоть он и покрыт ссадинами, его лицо вытянулось, глаза запали, а под ними появились черные провалы.
- Вы оба в розыске.

- Здесь не написано, что мы скрываемся от закона. Вполне естественно, что нас ищут, мы ведь несколько дней провели в лесу, не имея возможности связаться с родственниками или друзьями.
- В любом случае я вызову полицию. Это ведь их дело разбираться в подобных вещах. Но мне ваши лица говорят лучше лживых слов. Я легко узнаю представителей криминального мира, и я не стану помогать таким людям.

- Могу я посмотреть вашу газету? - Эдварда шатает, но он продолжает стоять.
Фермер берет газету и подносит ее мистеру Садисту. Не взглянув на наши фото, он со всего размаху дает владельцу фермы по морде. Неожиданный мощный удар сбивает крепкого мужчину с ног. Густой ворс ковра приглушает звук падения, но все равно чувство такое, как будто огромный камень столкнули в море. Не дав типу опомниться, Эдвард наносит еще несколько жестоких ударов. По серому ковру расплываются пятна крови.

Если до этого мистер Садист притворялся изнуренным и едва живым, то теперь он реально выглядит паршиво, потратив остатки сил на короткий поединок. Тем не менее он поворачивается ко мне и дает отчетливые инструкции.

- Беги на кухню. Разберись с женщиной. После собери нам еды. Скоро нужно будет уходить.
Поборов онемение во всем теле, я выполняю приказ и иду через гостиную, так, словно нет ничего необычного в том, что я собираюсь сделать. Мимо шкафов с книгами. Мимо дешевых картин и буфета. Мимо упавшего фермера. К черному провалу, что ведет в коридор и откуда доносятся звуки готовящегося ужина. Я стараюсь не думать о Пэт. О том, что она испытывает и как поступит, услышав грохот за стеной. Я не допускаю в свою голову ни сомнений, ни размышлений. На них нет времени. Если я хочу выжить, мне придется причинить вред невинному человеку.

На просторной кухне царит полумрак, липкий влажный воздух пахнет приправами и жарящимся мясом. Рот против воли наполняется слюной. Мысли о еде на несколько мгновений даже вытесняют все прочее. Мне приходится ущипнуть себя, чтобы острая вспышка боли прогнала наваждение. Пэт стоит рядом с плитой. В ее дрожащей руке всего лишь половник, хотя на стене в непосредственной близости от фермерши висят десятка два наточенных ножей, блестящих в тусклом свете, а на столе – огромная вилка с двумя зубцами. Возможно, она каким-то образом используется во время приготовления пищи, но ей точно можно проткнуть человека.

- Садись, - от волнения мой голос звучит резче, чем нужно, заставляя испуганную женщину окончательно остолбенеть. На ее бледном лице двигаются только маленькие глазки – как испуганные куры, они мечутся по комнате.

Схватив Пэт за руку, я швыряю ее на стул. Связываю руки полотенцем и затыкаю рот тряпкой, попавшей под руку. Подумав, выдвигаю ящики один за другим, пытаясь отыскать среди различных мелочей нечто полезное. Наконец в одном из отделений стоящего возле стиральной машины и сушилки шкафа замечаю прочную бельевую веревку. Привязав Пэт к стулу, я позволяю себе небольшую передышку. Мои руки немного дрожат, а внутри, как в бурной реке, в руслах вен кипит адреналин. Его тугие волны ударяют в мозг, омывают нервные окончания, превращая меня скорее в животное, чем в человека. В первобытное чудовище. Странно, но даже торговля кокаином не казалась мне преступлением в отличие от того, что я сейчас сделала. Возможно, потому, что я еще и не начала распространять кокаин, или же просто торговля дурью обезличена. Я не видела лиц своих будущих жертв, они были лишь общим неясным образом, чем-то средним, лишенными души строчками в полицейских отчетах. Пэт вполне живая. Ее бледные губы и бешено блестящие глаза, нервное дыхание и случайные судороги в связанных руках. Все это есть здесь, все это я вижу и чувствую.

И тут я вспоминаю ангар и шепот листьев за металлическими стенами. Удары пуль и яркие лучи света, врывающиеся сквозь отверстия в металле. Тела бандитов на бетоне. Лужи крови, в которые нельзя наступить. Прислоняюсь к стене. Теплая гладкая поверхность, словно материнская рука, касается кожи. От защиты собственной жизни я перешла к нападению. Больше не жертва, а такой же хищник. Впервые я столь отчетливо ставлю себя не просто по ту сторону закона, но и по ту сторону моральных норм. Не то чтобы моя душа вмиг окрашивается черной краской, но я чувствую первые капли вязкого дегтя, стекающие по чистой поверхности. Чувствую, как становлюсь грязной и противной себе. У меня больше нет щита из оправданий и брони логичных объяснений. Случившееся вышло за рамки спасения. На удар отвечать ударом не страшно, страшно бить по незащищенной мишени.

Внутри помимо ужаса и отвращения прорастает тревога. Некогда себя презирать, нужно довести дело до конца – убежать. Стараясь не глядеть на связанную пыхтящую женщину, хватаю корзину для пикника и швыряю все, что удается найти. Хлеб, кусок сыра, остатки торта и различные затейливые блюда, очевидно, с того же праздничного стола. Вычистив холодильник, наполняю из-под крана бутылку и мчусь к Эдварду. К мистеру Садисту. Его новая миссис Садист. Подумать о том, что именно он сделал меня такой, некогда. Едва возникнув, мысль уносится прочь, вытесненная более насущными вопросами.

- Закончила? - увидев меня, Эдвард встает с дивана. В руках у него старый мобильник и ключи от «эксплорера». - Будет лучше, если ты переоденешься в чистые вещи.

Только после этих слов я замечаю, что Эдвард успел привести в порядок свою прическу и умыть лицо. Вместо грязных и рваных вещей на нем новый темный костюм. Пиджак велик в плечах, брюки тоже чуть обвисают, но в целом смотрится мистер Садист вполне прилично – как разорившийся адвокат или менеджер. Не последнюю роль играет его обычная самоуверенность. Он ведет себя так, словно его наряд сшит лучшими портными, а носить широкие брюки – это модно.

Оставив сумку, я поднимаюсь на второй этаж, быстро нахожу хозяйскую спальню. Из противоположного крыла дома доносится грохот тяжелой музыки и взрывы смеха. Как видно, подростки несильно переживают из-за ожидающей их взбучки. Или у них просто хорошие таблетки. Мне даже хочется попросить несколько капсул для себя. Но в последний момент я останавливаюсь. Пожалуй, это слишком нагло и в любом случае трата времени. Закрыв за собой дверь, я быстро пробегаю взглядом по стенам и розовым обоям в мелкий белый цветочек. Возможно, фермер не любит остальное человечество, но свою жену обожает, раз поддался на уговоры и позволил превратить спальню в кошмар из дамских романов. Завитки на деревянных столбиках, ножках кресел и ящиках комода. Пышные подушки с кружевными сердечками. Рюши на покрывале. Светло-красный балдахин над кроватью. Розовые сатиновые шторы с ангелочками. Уже через пять секунд меня начинает тошнить. Мозг взрывается, словно вышитые на шторах амуры в самом деле нашпиговали его острыми стрелами из крохотных луков.

В небольшой ванной меня поджидает все то же подавляющее буйство розовых и светло-красных тонов. Стены, пол, полотенца, стеллажи, старая чугунная ванна и даже унитаз цвета лепестков сакуры. Трудно сказать, чего в этом больше – безвкусицы или расстройства психики. Еще труднее находиться среди подобных декораций. Быстро вытерев влажным полотенцем руки и лицо – мелкие порезы на коже начинают щипать – я возвращаюсь к шкафам и выбираю платье, которое почти подходит по размеру. Должно быть, Пэт носила его лет сорок назад, когда была не такой пышкой. Фасон, естественно, не отличается новизной. Но зато платье не розового цвета, а вполне приличного кофейного. Вместе со строгим покроем в нем даже есть некоторое достоинство. Если бы не мой усталый взгляд и покрытая царапинами и ссадинами кожа, я могла выглядеть воспитанной милой девушкой. С разодранным лицом я в любом случае имею вид преступницы и кажусь себе чуть ли не беглой убийцей. Но, возможно, это лишь мое внутреннее ощущение и другие увидят более приятный образ.

Мистер Садист делает мне комплимент. По его мнению, мне подходит старье из чужого шкафа. Вероятно, он просто пытается быть не такой сволочью, как обычно. Либо так, либо чувства ослепляют людей.

Выехав на асфальтовую дорогу и оставив ферму далеко за спиной, мы устраиваем небольшой ужин. Не останавливаясь, расправляемся с аппетитными остатками мясного рагу и картофельного пирога. Не знаю, я, наверное, съела бы и все остальное, включая тарелки и ложки, но Эдвард вовремя предупреждает меня, что после длительного перерыва обильный обед может оказаться опасным. Отряхнув крошки, я с жалостью поглядываю в корзину. Аромат сыра и копченого бекона взывает ко мне, словно потерянный ребенок к матери. Однако у мистера Садиста стальная выдержка. Задвинув еду на заднее сиденье, он внезапно спрашивает о Луизе. И мне хотелось бы думать, что все это время он не просто о ней не переживал, а считал глупым спрашивать, мы ведь и сами были в паршивом положении и немногое могли сделать.

- С ней все в порядке. Я просила Джейка отвезти Луизу в убежище Чарли. В любом случае что-либо менять уже поздно. Ты плохой отец, Эдвард. Твоя дочь незаслуженно страдает.
- Я знал, что Виктория направит ей письмо. Знал, что она сбежит. Как сбегала раньше.
Слова Эдварда поражают меня примерно так же, как удар грома, попавший в старое дерево. В голове еще долго звенит, и прежде чем я могу составить хотя бы одно логическое верное предложение, проходит минут пять.

- Ты знал, что Луиза сбегает из больницы? Ты позволял ей это, учитывая ее состояние и понимая, как она слаба?
- В этих вылазках не больше риска, чем в прогулке по больничному двору. Кроме того, это позволяет Луизе чувствовать себя более свободной и значимой. Она ведь уже не так беспомощна. Для нее важно осознавать возможность быть главной и управлять своей жизнью. А Лоран вполне надежная, я ей доверяю, она помогает Луизе.

- Ты что, купил Лоран?
Эдвард не отвечает, но ответ очевиден. Та, кого Луиза считает чуть ли не своим другом, всего лишь еще одна нанятая прислуга.

- Прошу тебя, не говори Луизе правду, иначе она вообще перестанет доверять людям.
- Я не собираюсь говорить ей правду. Пусть дальше остается, как было. Луиза все равно не доверяет никому, но правда нанесет ущерб ее самолюбию.

- Послушай, если ты хочешь свободы и счастья для своей дочери, почему упек ее в эту психушку?
Продолжая смотреть на дорогу, краем глаза замечаю, как напрягается Эдвард. Как становится похожим на вырубленную из цельного мрамора статую. Но спустя всего несколько секунд он берет себя в руки, вздыхает и, потерев переносицу, пытается объяснить мне суть своих инновационных методов воспитания. Признаться, для меня они выглядят весьма странно. Хотя не сказать, чтобы методы моей семьи были лучше или принесли в конечном счете больше счастья.

- Кроме того, мне тяжело находиться рядом с Луизой, - едва эти слова пронзают воздух, как я чувствую холодное могильное дыхание у себя за спиной. В машине появляется призрак жены Эдварда. Красавица Таня. Его мертвая богиня.

От злости у меня сводит челюсть. Я боюсь, что мы либо врежемся в одно из деревьев, растущих возле дороги, либо я сама придушу мистера Садиста. Пора уже заканчивать с затянувшейся панихидой.
- Если ты хочешь стенать о своей бывшей, то это без меня.

- Я всего лишь хотел сказать, что Луиза ее ненавидит. Она во всем винит Таню. Как будто та лично заставляла ее совершать разные глупости, как будто она посоветовала ей прыгнуть.
- Дети, как правило, не могут простить родителям, если те их бросили. И неважно, умерли они или уехали в другой город. Маленькие дети плохо понимают, что такое смерть и смысл слова «непреодолимый», но они хорошо понимают, что такое предательство.

- Меня она почему-то не обвиняет.

- Возможно, ты умело играешь с чувствами дочери, как делал это с другими. Ты заставил ее любить себя. Ты хорошо умеешь такое проделывать.



Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr