Глава 12.
Обманный маневр

Днем и ночью Розали не оставляло чувство тревоги. Неясные тяжелые мысли заполоняли и покидали разум подобно волнам, оставляя после себя лишь размытый след. Как ни пыталась Роуз ухватиться за них, но ничего не получалось. Жизнь ее раз и навсегда утратила прозрачность и ясность, все подернулось мутной пеленой. От отчаянья девушка почти перестала есть и не могла спать. Все ее занятия сводились к единственному – думать. Думать, прогоняя себя по тоннелям памяти, раз за разом прокручивая ненужные мгновенья прошлого, ища там ключик к запертой двери. Временами она опускала руки, но позже, с новым, удивительным ей самой рвением бралась за поиски.

Было что-то в ее прошлом, что-то подобное зацепке на гладком полотне шелка. Ярды и ярды белоснежного материала, и где-то нужно отыскать тот крохотный клочок с дефектом.

Самое печальное, что никто Розали помочь не мог. Джаспер и Элис целыми днями были погружены в собственные проблемы. Аферистка готовилась стать невестой местного омерзительного вождя. Джаспер же ударился в слезы и религию. От прежнего наглого ловкача и вора мало что осталось, разве редкие шуточки, да проскальзывающие в разговоре крепкие словечки.

Розали и сама изменилась, поэтому не могла винить в чем-то подобном своих друзей. Слишком непростая сложилась ситуация и каждый выживал как мог. Элис искала помощи у сильнейшего на проклятом острове, Джаспер верил в небесное озарение и ждал вмешательства высших сил. Розали, к своему разочарованию, никому не верила и ничего не ждала. Ведь единственный, кто мог бы ей помочь - Эмметт. Именно он защищал губернаторскую дочку во время плаванья с капитаном Свон. И именно его отобрал у Розали неизвестный Палач. Так что в высшую справедливость девушка давно утратила веру. Разве справедливо все время наказывать ее? Отнимать любимого, забрасывать на чертов остров с дикарями и людоедами?

Но, не смотря на все, Роуз чувствовала, что перед тем, как сказать жизни последнее «прости», она должна разгадать некую жизненно важную загадку. Ей необходимо что-то вспомнить. Прояснить, наконец, мысли, понять, что ее мучает, что не дает свести счеты с жизнью по заранее приготовленному плану.

Когда ее никто не мог увидеть, даже дикари, хотя их мнение Розали и не волновало, она плакала. Навзрыд, как в оставленном на Ямайке детстве. Так же, как плакала, не получив нового платья или не добившись от отца разрешения ехать на бал. Сейчас горести прошлого казались смешными. Да эти балы ей и не нужны, сама бы не поехала, приглашай ее хоть королева Англии, хоть Папа римский. Единственное, чего хотела Розали со всей страстностью, на которую была способна, так это побыстрее отмучиться, уйти из жизни. Просто уйти. Некрасиво (о таком раньше и подумать было страшно) и не безболезненно. Но ей было безразлично, ведь давно померкли краски и смешались в голове звуки, а любая боль казалась незначительной по сравнению с черной дырой, что вгрызлась в сердце после сообщения о похищении Эмметта.



С утра Розали разбудили какие-то подозрительные шорохи. Оказалось, что это шумят пришедшие будить невесту кривые старухи – родственницы последней жены вождя. Одеты посланницы были в ужасные потертые и потускневшие шкуры животных, определить которых Розали не смогла бы при всем желании. Да и желания не было. Меньше всего она волновалась за немодную одежду туземок. Если говорить откровенно, то она вообще не волновалась. Слишком хорошо знала Берендон и ее умение выпутываться из самых невероятных ситуаций. Элис наверняка уже придумала, как провести старого вождя. А если нет, то значит никто и не придумает. В любом случае хуже все равно не будет.

Розали мысленно себя одернула. В последнее время она стала завидовать Элис. Завидовать тому, что сама утратила навсегда. Ведь Джаспер был на острове. Рядом. Он каждую минуту находился с аферисткой, его никто не похищал и не убивал. Этим утром Розали даже ощутила некоторое удовлетворение. Так им и надо. Не ценят, глупые, своего счастья, вечно грызутся и сыплют упреками. Ну что еще людям нужно? Ведь получили ценнейший подарок в жизни. Так нет же, вместо того чтобы в обнимку сидеть под какой-нибудь пальмой, поливают друг дружку грязью. Розали ни раз приходилось видеть, как Брендон запускает в вора кокосом и пытается вывалять несчастного в пыли.

- Зачем они пришли? – пробурчала Элис, непонимающе глядя на старух.

- Наверное, они должны подготовить тебя к свадьбе, – Роуз равнодушно пожала плечами.

- Зачем? – аферистка зло усмехнулась. - Тут нет храмов, нет викария, нет обряда венчания, нет ничего такого, ради чего мне стоило бы прихорашиваться. Я и без их помощи выгляжу лучше местных уродин.

Говоря так, Элис совершенно очевидно кривила душой. Местные девушки были очень даже хорошенькими. Их поджарые гибкие тела в лучах закатного солнца отливали золотом, а цвет волос напоминал дерево дорогих пород. А учитывая, что одежды на дикарках было ужасающе мало, то аферистка им в конкурентки совершенно не годилась. И тот факт, что вождь в невесты выбрал именно невзрачную Элис, объяснялся либо его старческим слабоумием, либо тем, что он увидел в ней нечто необычное. Низенькая, бледная, она разительно отличалась от туземок. И вождь мог бы гордиться тем, что отхватил невесту единственную в своем роде.

Брендон нехотя поднялась со шкур животных, служивших гостям острова постелью. Спать на такой вот тощей подстилке было неудобно, но все лучше, чем на голой земле, как делали это многие аборигены. Если подумать, то не только спальные места были далеки от идеала. С едой и гигиеной все обстояло, пожалуй, еще хуже. На острове не переводились болезни и больные. Зато доктора и лекарства отсутствовали напрочь. Единственным, на кого могли рассчитывать несчастные дикари в случае беды, был дедок, совмещавший не только функции правителя, верховного судьи главнокомандующего армией, но и являвшегося так же главным эскулапом и духовным лидером. Последние две ипостаси на острове сливались воедино. Ибо лечение сводилось к магическим обрядам и общению с душами предков. К слову об обрядах. Дикари с радостью проводили вечера у костров - приносили жертвы, пили кровь и устраивали дикие пляски прямо рядом с остывающими выпотрошенными телами. Именно поэтому и Элис и Джаспер категорически отказывались принимать у дикарей мясо. Розали давно уже практически ничего не ела, ограничиваясь несколькими кружками воды и фруктами. Увы, Брендон с вором не могли последовать ее примеру. Их неумная энергия требовала таких же неуемных затрат на ее восполнение. Иными словами, чтобы постоянно строить планы по спасению или ругаться, нужно было хорошо кушать.

Элис смастерила копье, и какое-то время отчаянно пыталась забить какое-нибудь неосторожное животное. Но живность на острове оказалась более приспособленной к жизни, чем неумелая аферистка и ее впавший в религию дружок. Потерпев неудачу в лесу, Элис отправилась к берегу, где все с тем же переполнявшим ее энтузиазмом принялась за рыбную ловлю. Кривым самодельным копьем, успевшим дискредитировать себя на суше, она пыталась проткнуть плавающих недалеко от берега рыб. Получилось еще хуже, чем с охотой. Потому что теперь Элис возвращалась в бунгало не просто злая, а ужасно злая и к тому же совершенно мокрая.

Спустя неделю Брендон переломала копье пополам и стала мастерить лук. Джаспер попробовал было заикнуться о полнейшей неосведомленности аферистки в данном вопросе, но получив в ответ только презрительный смешок и свирепый взгляд, молча отошел в сторону, не желая попасть под горячую руку бывшей возлюбленной. Как все и ожидали, ничего хорошего из задумки Элис не вышло. Аферистка в третий раз потерпела сокрушительное фиаско. От злости она чуть не выбила самодельным орудием для убийства пернатой дичи половину собственных зубов. Лук стал последней каплей в чаше терпения Брендон и с того дня пленники про мясо не вспоминали даже в мечтах, питаясь исключительно растительной пищей. И сколько бы Элис под оглушительный аккомпанемент голодного урчания собственного желудка не твердила о пользе овощей и фруктов, ее никто не слушал, и никто ей не верил. За все время пребывания на острове никто из их компании не стал здоровее, сильнее или счастливее. Если честно, от травяной бурды, собранной в джунглях, уже невыносимо болел живот, а от вида бананов хотелось разрыдаться.

Положение спас вор. Подглядывая за местными женщинами (скорее от нечего делать, чем от реального к ним интереса), Джаспер научился делать из дикой пшеницы муку и печь лепешки, которые, не смотря на отвратительный вкус и твердость, достойную настоящего гранита, почитались у Элис деликатесом. Розали подозревала, что за кусочек своего нового любимого блюда аферистка может убить. И до членовредительства не доходило только потому, что Розали еда интересовала мало, а Джаспер старался готовить по два раза в день, дабы удовлетворить не на шутку разошедшийся аппетит Брендон.

Труднее всего пленникам приходилось во время больших местных праздников, когда по деревне проносились умопомрачительные ароматы жареного мяса и прочей стряпни. В такие дни Элис демонстративно закрывалась в хижине или, по крайней мере, делала вид, что она закрывается в ветхой продуваемой всеми ветрами лишенной дверей кривобокой постройке. Аферистке было стыдно собственного урчащего подобно дикому зверю желудка, да еще и в голову лезли жуткие картины ритуалов с кровавыми жертвами. Стоило Элис вспомнить тот, на котором они с Джаспером побывали в самом начале, как к горлу подкатывал комок и все то немногое из съеденного за день оказывалось на земле. Успокаивалась Брендон ближе к утру, убаюканная бормотанием Джаспера, всю ночь читавшего где-то поблизости свои молитвы. Но даже в такие моменты холодная и расчетливая часть Элис, благодаря которой она собственно и стала аферисткой, не забывала фиксировать происходящее, чтобы после за все отомстить вождю. Отомстить престарелому ублюдку с кровавыми руками за всех невинных жертв проклятого острова без названия.

И, кажется, день расплаты настал. Элис часто слышала, как другие девушки называют свадьбу рубежом, пограничной чертой, за которой начинается новая, неведомая доселе жизнь. Но никогда еще аферистка не была настолько близка к тому, чтобы с этим спорным утверждением согласиться. Ибо ее собственная свадьба имела все шансы стать переломным моментом. Хотя бы потому, что другого такого шанса преломить злющую судьбу могло не представиться более никогда. Так что стоило быть благодарной и за одну попытку. Жалко, что подобная возможность появилась так поздно. В последнее время действовала Элис больше по инерции, подчиняясь одной только врожденной вредности и неуступчивости. Вся ее энергия и энтузиазм давно иссякли. Ее утомили постоянные ночные кошмары. Не меньше достали ежедневные перебранки с Джаспером и нескончаемые сопли Розали. Эти двое и не думали ей помогать. Роуз грустила об Эммете, не забывая непрерывно жалеть собственную сиятельную задницу. Джаспер вообще тронулся умом и унесся мыслями в высшие сферы, оставив на земле часть себя – тупую и равнодушную к происходящему.

Воспоминания о поведении друзей, а так же вид пришедших за ней поутру старух помог Элис разозлиться и слегка приободриться. Все происходящее, как ни странно, напомнило Брендон родной дом. Когда родители пытались избавиться от дочери, отдав безмолвную тихую девушку замуж. В качестве мужей рассматривались все особы мужского пола не младше двадцати и не старше восьмидесяти. Все, имевшие в кармане достаточно денег, могли рассчитывать на радушный прием в доме Бредонов. И никто никогда не интересовался мнением самой Элис. Ее, подобно большой послушной марионетке, одевали в лучшее платье, делали прическу и выталкивали из комнаты, бывшей единственным ненадежным убежищем для несчастной. Элис пробовала бунтовать, но за каждую оплошность мать, не стесняясь, сначала ругала негодную девчонку, а потом била обернутой в ткань палкой. С каждым отваженным женихом побои становились все сильнее и продолжительнее. И хотя синяков не оставалось, Элис с трудом могла ходить. Но вот прибывал новый кандидат в мужья и все повторялось. С вымученной улыбкой, внутренне сжимаясь от ужаса перед матерью и не смея вздохнуть от пронизывающей туго стянутую корсетом грудь боли, Элис шаг за шагом шла на свой жертвенный алтарь. Другая бы давно смирилась, сломалась и покорилась. Но чем больше Элис толкали к замужеству, тем отчаяннее она сопротивлялась. В один прекрасный день мать наконец-то поняла, что ее дочь перешла черту и теперь не просто упирается, а сражается насмерть. Элис в самом деле дошла до крайней токи, до черного-черного отчаянья. Ее разум помутился и подернулся пленкой тупой безразличности и ярости. Подобно смертельно раненному зверю, она готова была кусать всех, кто осмелился бы подойти к ней на опасно близкое расстояние.

Пришлось родителям отдавать дочь в психиатрическую лечебницу. Это был позор. Но поставленные перед выбором – терпеть в доме сумасшедшую или, наконец, вздохнуть свободно, они выбрали второе и постарались с наименьшим шумом обстряпать деликатное дельце.

В психушке поначалу Элис понравилось. Никто к ней не приставал. Ее одели в простое грубое платье и отвели в небольшую комнатку с мягкими стенами и узкой кроватью - единственным предметом мебели. На этой самой кровати Элис проводила одни сутки за другими. Вставала она только на короткую получасовую прогулку и на обед. Завтрака в психушке не предусматривалось, а на ужин Элис приносили в комнату кружку воды и кусок хлеба. Ни о чем не думая и не понимая, зачем ее отправили сюда, Брендон провела в лечебнице без малого месяц. Тогда-то ей пришлось понять все. Понять и подумать.

В один из дней, судя по цветущим во дворике деревьям стояла весна, Элис отвели к врачу. Во время первой встречи ничего страшного, разумеется, не произошло, хотя врач и задавал странные вопросы. Маленькие злые глазки неустанно перебегали с Элис в блокнот, в который врач успевал записывать невнятные ответы пациентки. Знай Элис, что будет после, она предпочла бы умереть дома - от побоев родной матери.

Бедную сумасшедшую девочку стали лечить. Вот только методы лечения мало чем отличались от методов воспитания. Сонную, одетую в одну ночную рубашку Элис вытаскивали из кровати, обливали водой и привязывали к цепи на улице до самого рассвета. Врач полагал, что лечить пациентов необходимо при помощи шока. Впадая в шоковое состояние, организм должен был задействовать скрытые резервы, которые и позволили бы ему исцелиться от всех недугов разом. На самом деле это был всего лишь злобный монстр, глубоко в душе презиравший остальных людей и считавший своих пациентов ущербными, животными, лишенными прав и воли. Он мог манипулировать ими по своему желанию. Мог подвергать их искалеченные души вивисекции. Мог ломать и лепить по собственному желанию. Не сбеги Элис из психушки, она могла бы стать одним их экспонатов в коллекции исковерканных душ сумасшедшего доктора. Помимо свободы девушка получила один из самых главных уроков в жизни. Хочешь выжить - научись обманывать и притворяться. Научись быть такой, какой хотят видеть тебя окружающие. Прикидывайся невинной овечкой, а когда «пастухи» успокоятся и перестанут обращать на тебя внимание, становись снова волком. С тех самых пор жизнь Брендон и превратилась в один сплошной спектакль. В непрекращающийся обман, состоящий из череды великолепных обманных маневров. Невинная Элис-овечка вводила в заблуждение всех, а, когда приходил момент, Элис-волчица пропадала с награбленными деньгами и дорогими украшениями.

И вот пришел черед нового обмана. Хотят из нее сделать невесту? Пожалуйста, пускай делают. Она с радостью подыграет этим неотесанным дикарям, возглавляемым сумасшедшим дедулей с замашками садиста. И никое нытье Роуз и никакие недоверчивые взгляды Джаса ее не остановят. Нельзя прерывать игру на середине. В любом случае, стоит дойти до конца и посмотреть на результат.



Церемония «обручения» оказалась плачевно быстрой. Элис и пикнуть не успела, как на ее плечи накинули огромную белую шкуру неизвестного зверя, а на голову водрузили тяжеленную корону, собранную из хитро скрепленных фрагментов костей. Красивых бусиков больше не дарили. Словно чувствовали, чему невеста обрадуется больше всего и специально не принесли. А может у них просто не осталось неограненных изумрудов, а ожерелье из костей Брендон и сама бы отказалась носить на шее. Правда, были у нее сомнения, касающиеся материала короны. Вдруг и эта штуковина раньше была частью человеческого скелета? Но кости выглядели столь массивно и непривычно, что Элис с трудом представляла, где в ее теле могли бы находиться подобные мослы. Скорее всего, корону сделали из останков несчастных животных. Пушистиков, конечно, тоже жалко, но потерпеть можно. Тем более, оставалось не долго. Мысленно Элис дала себе срок - освободиться, покинуть остров до следующего рассвета. И она не знала, что делать в случае неудачи. Вешаться подобно Розали она не решилась бы, но и жить в браке со стариканом-маньяком не планировала. Стало быть, у нее было на одну вескую причину больше постараться не проиграть.

Ни Розали, ни Джаспер на церемонии не присутствовали. Оба занимались привычными делами. Мисс губернаторская дочка лила сопли и сверлила невидящим взором стены местных хижин. Вор читал молитвы. Им и в голову не пришло напрячься еще раз или пальцем о палец ударить для собственного же спасения. Исчерпав скудный запас способов выбраться с острова, пленники сдались.

Элис скрипнула зубами. Утренняя злость никуда не исчезла, продолжая подпитывать аферистку подобно внутреннему источнику силы. Ладно, Джаспер. Он мужик, а на мужиков полагаться никак нельзя. Но Розали могла бы и помочь. А вместо этого вздорная девица только все усложняет. Какие все-таки у нее, у Эллис, друзья. Таких спасать одна морока. А они ее, небось, и поблагодарить не подумают. Джаспер спишет все на высшее провиденье, а Розали вряд ли заметит разницу, или того хуже - обидится на то, что ее спасли. Не дали погибнуть подобно благородно белой леди, попавшей в лапы туземцев. Что-то такое Элис попадалось в дамских романчиках, популярных у всяких там губернаторских дочек. Чуть что - руки прижаты к груди в молитвенном порыве, в глазах кристаллики слез, губы дрожат, ноги трясутся. Нате, убивайте меня, я вам не дамся, подлые твари. Или как там изъясняются барышни в книжках? Наверное, не столь прямолинейно, но руки-то они точно заламывают и слезы льют.

Внезапно Элис в голову пришла идея: что если друзья решили, будто бы она выходит за старика вождя по собственной воле? Такое вполне могло бы быть. И Розалии, и Джаспер тронулись умом, каждый по собственной причине, но сути дела это не меняло. Ни одна, ни другой давно уже не могли связно мыслить и разумно действовать. «Пришла к тому, с чего и начала. Все опять на моих плечах. Никакой помощи» - вздохнула Элис, усаживаясь подле мужа. Они уже успели придти на поляну, заменявшую в поселении «центральную площадь». Площадью эта жалкая вырубка, освобожденная от зарослей, не могла быть по определению, но для местных все важные события происходили именно здесь. При том все события заканчивались одинаково. И хоть в последний раз, но Элис предстояло пройти через страшный обряд людоедства. Сама она, ясное дело, есть человеческого мяса не станет даже если это и входит в обязанности жены вождя. Лучше всего постараться просто выкинуть еду в кусты. Никто авось не заметит – все присутствующие наверняка быстро напьются и начнут плясать свои дикие танцы. Вот тоже еще забава. Прыгают и катаются по земле как одержимые. Тут им Элис не компания. Вальс или кадриль - это пожалуйста. Пусть даже и с вождем, а все равно мерси, она ведь и не с такими хрычами танцевала на баллах в Лондоне и Париже. Перетерпела бы. Ради Джаса и Розали.

Все получилось так, как Брендон и предполагала. Туземцы быстро перешли от состояния вертикального к строго горизонтальному. Выпив и съев все, что только было, дикари вволю наорались песен и надрыгались руками-ногами в жалких потугах изобразить то, что, по мнению Элис, могло бы быть танцем. Исполнив все необходимое, многие валились от усталости под ближайший куст. Самый активные валились не одни, а в охапку с девицами. Звуки со всех сторон неслись такие, что Элис благоразумно старалась закрыть уши ладошками. Такое даже ей слушать не пристало.

- Как идет праздник? Весело? – спросил возникший из темноты Джас. Его внезапное появление напугало девушку чуть ли не до обморока.

- Сдурел! – зашипела Брендон.

- Вижу, что невеста заскучала, - не сумев сдержать в голосе издевки, прошипел в ответ вор.

- Ты зачем сюда пришел?

- Уже вкушаешь плоды власти?

- Придурок! Ты о чем это, а?

- Еще не жена, а уже командуешь!

- Уже жена!

Элис и сама не смогла бы объяснить, почему она не хочет видеть друзей на пирушке, устроенной в честь свадьбы. Дело было даже не в том, что ей в некоторой степени было стыдно сочетаться хоть и не законным, но все-таки браком с шаманом-вождем-убийцей-психом. Еще больше Элис тревожил тот факт, что сегодня вечером никого так и не принесли в жертву. Не значило ли это, что новоиспеченный жених желает отметить свадьбу убийством одного из пленников? Как знать, может они только для того их и не убивали. Да и зачем еще кормить каких-то чужаков. Все, что нужно, старикан уже получил. Разумеется, он мог бы заиметь новую жену силой, но почему-то предпочел обойтись без применения таковой. Однако Брендон достаточно хорошо знала мужчин, чтобы сказать – как невеста она уже не обладала никакой властью над вождем, а как жена еще и получила кучу неприятных обязанностей, лишившись последнего призрачного намека на свободу.

Начни она теперь орать и требовать чего-то, ей быстро заткнут рот. Жены не имеют права скандалить не только в приличном обществе, но и на диком острове. Они подчиняются мужьям. Неужели Джаспер этого не понимает? Не понимает, что она не сможет его спасти в случае чего, и потому лучше бы им с Розали не попадаться дикарям на глаза. Чего зря злить?

- Уходи! Ради Бога! - едва не плача прошептала Элис, пытаясь затолкать Джаспера обратно в кусты. Все еще можно было исправить, пока что вора никто, кроме жены вождя, не видел. Новоиспеченный муж весьма кстати отправился за очередной порцией браги.

- Как я могу не послушаться нашей новой королевы острова? - ехидно заметил Джас, и прежде, чем Элис успела его ударить, скрылся в кустах.

Ладно, с этим истеричным типом Элис могла бы разобраться и потом, а сейчас ей необходимо светлая голова и максимум спокойствия. Ведь уже совсем скоро аферистке предстояло кое-что поважнее вразумления свихнувшихся типов – ей необходимо было лишить остров вождя. На всякий случай Брендон проверила приготовленную заточенную косточку. Ее Элис нашла случайно и в течение нескольких недель методично затачивала о булыжник. Неважно, что Джас считает ее продажной или просто глупой. Она не то и не другое, а иногда может и пораскинуть мозгами. То-то же.

Вернулся новоиспеченный муженек. В трясущихся руках он сжимал здоровенную чашу, до краев наполненную противно пахнущей жижей. Элис поморщилась, когда дедок, радостно улыбаясь, протянул пойло ей. Но делать нечего, пришлось сделать парочку маленьких глотков. Проглотить вязкую противную гадость Элис не могла. Оставалось надеяться, что в чаше все-таки не яд и не кровь. Первое мало вероятно – вон как муженек исступленно лакает, приложился так, что не оторвешь, но маленькие глазенки все равно пристально наблюдают за женой поверх подергивающейся кромки чаши. Придется ей долго держать во рту эту гадость. Впрочем, и на кровь не похоже, не хватает отчетливого металлического кисловатого привкуса. А значит, Элис может продержаться хоть до утра. Авось никто не требует от нее произнесения речей. В отсутствии умения говорить на местном языка тоже оказывается есть свои положительные моменты – никто не навязывается с вопросами и не ждет ответов. Сиди себе молчи и глупо улыбайся.

Но посидеть аферистке спокойно не дали. Выпив еще парочку чашек неизвестной дряни в одно рыло, муженек ухватил Элис за руку и безо всяких предисловий потащил в сторону своего жилища. Продолжая улыбаться, Брендон стискивала вмиг вспотевшими пальцами тонкую остро наточенную кость, припрятанную под одеждой.