Я замечательно себя чувствовала после громкой, полной слез, искупительной совместной ночи открытий.

По-моему, мы добились некоторого прогресса, но, с другой стороны, он не позвонил мне на следующий день, как я сдуру надеялась. Я уже была готова устроить ему разнос, но что бы я сказала?

Ты не звонил мне?

Через два дня после возвращения регионального мяча случилось слушание по делу Аро Воуча. Признают его виновным или нет — вопросом не было. Конечно, он был виновен. Сейчас дело заключалось в том, признают его душевнобольным или нет.

Они решили, что нет — и я была этим, конечно, довольна. Но всё равно. Какой нормальный здоровый человек смог бы сделать то, что было сделано?

Ему подряд вынесли несколько приговоров к пожизненному заключению без права на условно-досрочное освобождение.

По-моему, это были хорошие новости, но что я вынесла из всей этой ситуации с Эдвардом, так это то, что мир не делится на черное и белое и не бывает легким.

Поэтому, не получив известий от Эдварда в пятницу утром, когда он должен был отправиться в Чикаго, я пришла к его дому, чтобы попрощаться и пожелать безопасной поездки, и еще мне нужно было точно знать, как у нас обстояли дела. Дружба? Надежда? Искренность? Так же, как раньше? Я так много времени провела, ничего не зная, что понимала: нужно было действовать, если не хотелось больше быть в неведении. А мне не хотелось.

Эсми встретила меня в кухонной двери с уставшей улыбкой на лице и тепло обняла.

— Не знаю, что там с этим мячом, — сказала она затем, — но спасибо, что нашла его. Он был странно взволнован этим.

— Как и я, — ответила я, пройдя с ней в кухню, где на натертом воском полу стояли чемоданы, а на столе — три кружки-термоса с кофе.

— У нас примерно двадцать минут до отправления, — произнесла Эсми, роясь в холодильнике, — но сегодня не самый подходящий день. — Ее взгляд поднялся к потолку, и я замерла с ключами в руке, думая, значит ли это «оставь его одного».

— Что произошло? — осторожно спросила я.

— Есть хорошие дни, а есть плохие, — сказала Эсми, отрывая виноградинку с грозди. Она покрутила ее в руке, внимательно рассматривая, и продолжила: — Но сегодня… Вчера был приговорен Воуч — уверена, ты слышала. Но ты не слышала, что племянница Воуча попросила суд о помиловании и что Воуч сделал заявление. Извинение. Эдварду.

— Не может быть, — выдохнула я.

Губы Эсми сложились в прямую линию и побелели, и она захлопнула дверь холодильника.

— Не знаю, сколько еще раз этот дьявольский сукин сын причинит боль моему сыну.

У меня не было ответа, потому что ужасная правда заключалась в том, что я его просто не знала. Я не могла подсчитать, сколько раз Аро Воуч ранил Эдварда — морально и физически. Не могла определить взлеты и падения, хорошие дни и плохие. Я знала только, что наступят оба варианта.

В этот момент в кухню вошел Эдвард: в носках, влажные волосы аккуратно расчесаны, на плече — спортивная сумка, которую он тут же бросил к остальным вещам.

— Привет, — сказал он, втянул носом воздух и вытащил из заднего кармана бейсболку. Эдвард натянул ее на красные опухшие глаза.

— Привет. Мне просто хотелось сказать… береги себя в Чикаго, — ответила я.

— Спасибо, — отрывисто отозвался он, подходя к шкафу и беря стакан.

— Мне нужно еще кое-что упаковать, — сказала Эсми. Она тронула его плечо, потом мое, когда проходила мимо.

— Хочешь что-нибудь выпить? — тихо и зажато спросил Эдвард, гнусавя, словно только что плакал.

— Да всё нормально, — сказала я. — Как ты?

— Пф-ф-ф, — ответил он. Эдвард залпом выпил полный стакан воды и со стуком поставил его на стол.

— Твоя мама сказала, что… э, его заявление было направлено тебе.

— Заявление, — он сухо и невесело усмехнулся. — Мужик пытался извиниться, поэтому я вышел. Но вот его племянница… Она просила пощады. Пощады от суда, — сказал он, и на этот раз его смех был почти искренним. — Ты знаешь что?

— Что?

— Я просил пощады у него. Да я, блять, умолял, — произнес он с неприятной улыбкой. — Я ничего не получил.

— Он тоже не получит.

— Так странно, что есть такие люди, которым нравится смотреть, как кто-то гниет.

— Он не человек, — тихо исправила я.

— Та девушка… племянница? Я никогда не встречал ее, когда был там. Она понятия не имела, что всё это произошло, но на суде она знала и всё повторяла и повторяла то, каким он был замечательным, но очень больным, что он раскаивался и хотел помочь — и я желал придушить ее. Но с другой стороны, в то же самое время… я почти сочувствовал ей. Это так…Всё это охеренно тяжело. Ты можешь представить, что хочешь кого-то придушить и сочувствуешь этому человеку одновременно? Не знаю, что чувствовать по этому поводу, поэтому чувствую всё. И это делает из меня… э-э…

— Кого? — прошептала я. — Кого?

— В последнее время я просто неуравновешенная сука, — сказал он. — Я счастлив, печален, чертовски зол, а иногда чувствую всё это одновременно. И это… я даже себя свожу с ума всем этим. Я как требовательная капризная сука, о которых жалуются мужья, — сказал он, слабо улыбаясь.

— Неправда, — сказала я, закатывая глаза.

— Правда. И сейчас я должен идти улыбаться своей бабушке.

— Можешь написать мне, если хочешь.

Эдвард положил обе руки на столешницу и повернул голову, взглянув на меня из-под козырька бейсболки. Он сразу показался таким внушительным — не знаю почему. Может быть, из-за того, как он смотрел, потому что весь он собирался что-то сказать, что вызвало бы боль или надежду.

— Что ты здесь делаешь? — спокойно спросил он.

В лоб. Твердо. Честно. Потому что ему нужен был честный ответ.

— Веду себя как друг? Ты разговаривал со мной, и я подумала, если тебе нужно будет с кем-нибудь поговорить… я буду рядом.

Эдвард взял стакан, снова наполнил его, сделал глоток и передал мне.

— Суть в том, — начал он, потом закрыл глаза, подбирая подходящие слова, — суть в том, что я не знаю, остались ли у меня чувства к прошлому, или они появились заново в настоящем, или они никогда и не уходили. Думаю, всё вместе, — сказал он, и я чуть не уронила стакан с водой. — Проблема в том, что это не соответствует мне. Я… День за днем я живу и не знаю, что буду чувствовать в следующую минуту. Тебе не захочется возиться в этом со мной. Поверь.

— Не говори мне, что мне хочется, а что нет, Эдвард.

— Хорошо, — рявкнул он. — Послушай. Это были тяжелые несколько дней. Меня не должна занимать даже мысль о… тебе. Иначе это только добавило бы забот. Но ты всё равно продолжаешь быть этой мыслью, поэтому я в любом случае в полной жопе, да? Так что плевать. Давай начистоту. Мы с тобой не можем быть друзьями.

— Нет, можем. Мне просто хочется сидеть рядом с тобой, — сказала я, пожимая плечами. — Мы не должны делать что-то, чего ты не хочешь.

— Нет, мы просто не могли бы быть друзьями, — ответил Эдвард, суховато рассмеявшись. — Ни тогда, ни сейчас, ни после. В уме? Я чувствую по отношению к тебе то, о чем даже подумать не решаюсь. Чувствовать это внутри, но испытывать отвращение снаружи? Это очень странно и сбивает с толку. И где при этом оказываешься ты? Френдзона? Ты не можешь этого сделать, и я бы не просил тебя. Черт, я бы и с собой этого не сделал. Белла, ты для меня самый легкий человек, но в то же время и самый трудный. Мне хочется быть с тобой так, как я не могу быть с тобой, и рано или поздно тебе захочется большего, но что, если я не буду готов? И что будет со мной? Ты меня бросишь? Я не смогу с этим справиться. Друзья? Это сведет с ума нас обоих. Я не хочу быть твоим другом.

— Ты по-прежнему влюблен в меня? — спросила я. Сердце колотилось, лицо покраснело; я уставилась на него, широко раскрыв глаза; губы дрожали.

— Это не важно, — рассмеялся Эдвард. — Ты не слышала то, что я сказал?

Нет.

Я услышала то, чего он не сказал.

— Это важно для меня.

— Мне нужно идти, — вдруг произнес он и попытался подтолкнуть меня к двери.

— Я буду ждать, — ответила я, когда Эдвард распахивал дверь. Одна рука его лежала на дверном косяке, и я оказалась в ловушке.

— Что? — спросил он, сузив глаза.

— Всё равно сколько. Я буду ждать. Не важно, пусть и до шестидесяти лет. Я жду. Именно это ты и делаешь. Ты ждешь подобных вещей, потому что они наступают только однажды. А я? Пожалуй, у меня будет это дважды. Я дареному коню в зубы не смотрю.

— Я не хочу, чтобы ты ждала, — сказал Эдвард — немного зло и определенно насмешливо. — Ему не удастся забрать у тебя еще одну секунду жизни. Довольно плохо уже то, где я. Ты не ждешь. Ты идешь в школу, потом… Не знаю, что ты там делаешь. Но ты не ждешь. Только не этого бардака. Не того, что никогда не станет цельным.

— Нет, я жду.

— Ты вообще слышишь себя? — спросил он, я ему была противна. Его лицо было измученным, на нем были написаны отвращение и скептицизм.

Но если он любил меня, а я любила его… я могла подождать.

— Громко и четко.

— Уходи.

— Что?

— Ты не делаешь это. Не с собой. И определенно не надавишь на меня. Уходи.

— Ты прошел через многое и ничего не забыл — как и я, — сказала я своим самым убедительным голосом. — Ты недооцениваешь меня. Это ошибка.

— Иди, — отозвался он, и, думаю, попытался немного подтолкнуть меня в плечо.

— Выставишь меня за дверь? — спросила я. — Я ухожу. Но помни кое-что в Чикаго.

—Что? — раздраженно произнес он, ему было не слишком любопытно.

— Верь, Э.

Клянусь, я увидела его улыбку — и дверь захлопнулась.

Сев в машину, я улыбнулась.

Потому что так будет всегда. Один шаг вперед — пять шагов назад. Но как бы там ни было, вероятность была. И из-за этого я улыбалась.



Я разглядывала швейные булавки на розовом платье Роуз, пока та смотрелась в зеркало.

— Оно слишком розовое? — спросила она в седьмой раз.

— Нет. Это розовое платье, — пожала я плечами.

— Это я знаю. Но оно слишком розовое?

— Оно чисто-розовое, — заключила я. — А что, любого розового платья слишком много? — спросила я, отрывая взгляд от телефона: я по-прежнему ждала сообщение, которое никак не приходило.

— Ты не понимаешь, — рассердилась она. — Нам нужна Джесс.

— Она выслеживает ту девушку из Претзел-Палас, — сказала я.

— Боже мой.

— Я найду ее, — вздохнула я, бросая телефон обратно в сумку. Эдвард уехал в Чикаго и, должно быть, уже как неделю назад вернулся. Я написала ему один раз, но он так и не ответил. Вот и хорошо. Я сказала, что могу подождать, и я собиралась доказать это.

— И проверь, готово ли твое платье! — крикнула Роуз, я махнула ей рукой.

Я полезла в сумку за квитанцией на перешивку платья, решив, что сначала заберу его, а потом попытаюсь подрезать Джесс коготки.

— Хотите примерить? — спросила девушка, держа моё платье в чехле так, словно он был набит золотом.

— Нет, уверена, с ним всё замечательно, — сказала я. Я ещё раз поблагодарила её и перекинула чехол через плечо.

Не то чтобы мне не хотелось идти на выпускной — просто эйфории не испытывала.

Не так я его себе представляла.

И это было нормально… потому что сейчас каждый день был не похож на другой, и в основном я была счастлива. Даже веселилась. Но не знаю… Выпускной как раз был одним из этих дней… как дни рождения и годовщины первого поцелуя — выдающееся событие. Теперь он станет напоминанием о том, что случилось нечто ужасное — хотя я и так никогда этого не забуду.

Глубоко вздохнув, я повернула налево и вышла на парковку, чтобы положить платье в машину и не мотаться с ним по дурацкому торговому центру.

— Эй! — услышала я крик на полпути к машине. Я подняла взгляд и увидела Эммета, который, как дурак, по пояс высунулся из своего джипа; из машины доносились оглушительные басы. Эдвард сидел на пассажирском месте, наклонившись вперед; они оба смеялись надо мной.

— Свон готовится к выпускному, — пронзительно пискляво сказал Эммет.

— Заткнись. На тебе вообще будет бирюзовый камербанд, — ответила я, перевесив платье на другое плечо.

— Черта с два. — Эммет убавил громкость радио.

— Внутри находится блондинка, которая в этом почти уверена, — ухмыльнулась я, кивнув на торговый центр.

— Ты сейчас серьёзно?

— Либо бирюзовое, либо пурпурное.

— Присмотри, — сказал Эммет Эдварду, выпрыгивая из едущей машины, и понёсся к торговому центру, крикнув поверх плеча: — Разверни её, я тебя встречу! — Эдвард глядел на удаляющегося Эммета, я закатила глаза и забралась на место водителя.

— Ты вернулся, — заметила я, включая на джипе передачу. — Как всё прошло?

— Хорошо, — ответил он.

— Хорошо?

— Да. Хорошо. Хорошо было быть просто… лицом в толпе. Там было хорошо. Но что касается предков и родителей… знаешь, они смотрели на меня, словно я всё это время был бомбой замедленного действия.

— Отстой.

— Что есть, то есть, — сказал он и посмотрел в окно, тем самым оставляя странное напряжение — моё бывшее громкое заявление безмолвно повисло между нами.

— Послушай, насчёт того, что случилось перед твоим отъездом…

— Нам надо поговорить…

Мы заговорили и остановились одновременно, затем повисло молчание, пока я не заехала в переулок, где мы вышли из машины.

Может быть, просто чтобы спокойно подышать.

Мне было неловко, Эдвард лопал жвачку, расхаживая туда-сюда, а я стояла, прислонившись к джипу.

— Я хочу, чтобы ты пошла на терапию, — наконец сказал он, глядя прямо на меня и зарывшись руками в волосы.

— Что? — спросила я, морща нос. Вот уж не ожидала. — Я в порядке. Я…

— Ты не в порядке. И даже если думаешь, что в порядке, или действительно сейчас с тобой всё хорошо, всё только начинается. Поверь мне.

— Серьёзно, я в порядке, — настаивала я.

— Неправда, но я знаю, что ты не признаешь это. Так вот. Мне нужно, чтобы ты пошла. Хотя бы потому, чтобы узнать, как справиться со мной. Я больше не доверчивый человек, Белла. Сходи потому, что иногда я буду говорить тебе отвалить от меня — и это серьёзно, и я не могу беспокоиться о том, что раню твои чувства. Когда мне не захочется прикасаться или смотреть на тебя, тебе нужно будет знать, что делать, как чувствовать себя тогда и понимать, что это не имеет с тобой ничего общего. И когда ты будешь готова к тому, к чему не буду готов я, как нам справиться с этим? Понимаю, ты можешь сказать, что всё это знаешь, но это не так. Иногда я действительно могу быть чертовски злым, или грустным, или беспокойным, или…

— Эдвард, я могу с этим справиться. Я знаю это. А что насчет готовности… я не буду готова, пока ты не будешь готов. Понимаешь? Если ты не готов — не готова и я. А в остальном… ты говоришь, что тебе хочется… попробовать? — Он переминался с ноги на ногу, не сводя с меня глаз. Его взгляд пронзал и обволакивал меня. Эдвард открыл рот и выдохнул перед ответом.

— Белла, мне нужно, чтобы ты пошла на терапию, потому что я не могу позволить, чтобы всё это с нами началось, а потом не вышло. Я не смогу справиться, если ты не сможешь. Для тебя это очень тяжело, я знаю, что веду себя как засранец, и ты будешь возмущаться из-за того, что я требую от тебя этого, но… — он рассмеялся почти истерично, но ровно, — я просто стараюсь быть честным. Я не имею абсолютно никакого права даже заводить этот разговор, но ничего не могу поделать. Я это знаю. Знаю, что даже думать о посещении терапии нечестно по отношению к тебе, но ты упрямая и всё равно не остановишься, так что плевать, — сказал Эдвард. Рассмеявшись, он продолжил свою скомканную речь, и я достаточно хорошо его знала, я знала его. Знала, что этот разговор, его противостояние со мной, обдумали и прорепетировали много, много раз. — Ты должна пойти на терапию. Мы не обладаем такой роскошью, как беззаботная жизнь или что там у нас было раньше. Я не могу делать ничего, не подумав и не подождав. Если тебе хочется быть молодой семнадцатилетней девушкой и ты не можешь так жить, это честно. Сейчас ты можешь и должна уйти. Потому что, если ты хочешь, чтобы всё было именно так — свободно и беспечно, — мы вообще не сможем это сделать.

— Я пойду к психотерапевту, если ты этого хочешь, — сказала я, поднимая ладони. Разве он не знал, что я всё сделаю ради него?

— Это будет катастрофа, — ответил он, возобновляя хождение. — Ты возненавидишь меня за это. Если всё пойдёт не так, Белла… — он замолчал, качая головой. — Ты знаешь, что сейчас я не должен попадать в эмоциональную зависимость от кого бы то ни было? Сейчас для меня это недоступно. Любая книга и любой доктор скажут, что это — чертова катастрофа. Для нас обоих. Если мы начнем это прежде, чем будем готовы, то можем разрушить любые возможности в будущем. Ты ведь знаешь это, да?

— Ладно. Хорошо. Может быть, это наивно и глупо, и мы оба по уши в дерьме, — сказала я. — Ты хочешь, чтобы я сейчас ушла от тебя?

— В некоторой степени — да, — ответил он.

— А что насчет эгоистичной степени?

— Нет.

— Тогда ладно. Почему мы просто не можем сделать это? Быть рядом и знать, что, возможно, однажды мы сможем…

— Это не так просто! Я не могу тащить тебя за собой и принимать взбалмошные решения! — произнес он сердито, размахивая руками. — Это не «я нравлюсь тебе, ты нравишься мне — ура, давай пойдем сосаться под трибуны». Я должен обдумывать всё тщательно и в долгосрочной перспективе. Если всё пойдет не так, я не смогу… справиться с последствиями. Только не вдобавок ко всему прочему. И я причиню тебе боль. Это неизбежно.

— Я буду готова.

— Ты ведешь себя как мазохистка и игнорируешь меня. Пожалуйста. Подумай об этом. Ради нас обоих.

— Я не могу просить тебя об этом, Эдвард. Всё, что я могу делать, — это ждать тебя, и я буду ждать. Знаю, это будет трудно — труднее, чем я могу представить. Всё, что я могу, — справляться с трудностями по мере их наступления.

— А что, если ты не сможешь? Что, если ты начнешь не выносить меня из-за этого или если ты просто устанешь от моего дерьма?

— О. Ты имеешь в виду нынешнюю ситуацию? — спросила я с вымученным смешком. — Послушай. Я любила тебя, когда мне было четырнадцать — даже до того, как ты узнал о моем существовании. Я любила тебя, когда ты был парнем в колготках. Любила тебя, когда думала, что, вероятнее всего, никогда больше тебя не увижу. Если бы я когда-нибудь смогла отпустить тебя, это бы случилось, когда я подумала, что потеряла тебя навсегда. У меня нет магического кристалла. Эдвард, я не могу показать тебе будущее и не могу доказать то, что ещё даже не случилось. Поэтому раз ты не готов — значит, не готов. Всё нормально. Я подожду. Моих терпения и уверенности хватит на нас обоих.

— А я что? Гребаный сопляк, который попросил тебя об этом? Ты не понимаешь, что это вызовет негодование в тебе? Во мне?

— Ты хочешь, чтобы я переубедила тебя, — сказала я. — Я не собираюсь этого делать. Произошел неоспоримо ужасный кошмар. Мы не можем этого изменить. Но где написано, что мы автоматически лишаемся шанса только потому, что это случилось? — спросила я.

— Всё не так! Я просто… Я не… — Эдвард запинался, его разочарование росло, накалялось, пока полностью не перегорело. Он повернулся ко мне, обхватив голову руками, из глаз исчезли сопротивление и борьба. — Нервы ни к черту, мне просто хочется знать, что это нормально, что я хочу этого.

— Эдвард, как бы там ни было, это нормально, — ответила я. — Мне вообще не следовало давить на тебя перед отъездом.

— Это было и раньше, — сказал он. — Я сам с собой это делал. Я увяз в этом дерьме и, хотя у меня и в мыслях этого быть не должно, не могу избегать тебя. Не в голове, во всяком случае, — заявил он и едва заметно улыбнулся мне. — Я не хотел кричать на тебя.

— Да, хорошо, а я хотела кричать, не отрицаю, — улыбаясь, я пожала плечами.

— Просто я беспокоюсь. О нас обоих.

— Серьёзно, если для тебя это слишком трудно, то всё нормально.

— Дело даже не в этом, — вздохнул он. — Трудно всегда, несмотря ни на что. Я должен справляться с этим.

— Оу, спасибо, — сказала я.

— Есть вещи и похуже, — улыбнулся он, закатывая глаза.

Я открыла дверь джипа и села, свесив ноги. Положив голову на руль, я смотрела на него, когда он повернулся и взглянул на меня.

Мы разглядывали друг друга — в каком-то странном тупиковом положении, но в то же время чувствовали себя одной командой. Было спокойно. Слова закончились; прокрутив их ещё раз, я поняла, что никакого спора вовсе не было — только неуверенный парень и эмоциональная девушка, пытающиеся достичь одного и того же.

Я быстро осознала, что с ним теперь всё так и будет. Горячие и опасные ссоры и эмоциональные всплески, прежде чем он сможет дышать и говорить как ни в чём не бывало, только чтобы после это повторилось снова.

Тело расслабилось, концентрация адреналина в крови пошла на убыль. Я была готова следовать за ним в темноту, тихо сидеть с ним в укромных местах и ждать светлых моментов. Я знала, это всегда будет возвращаться. Нам нужно было учиться следовать друг за другом и быть вместе. Потому что когда любишь кого-то… именно это ты и делаешь.

Эдвард переводил взгляд с моих глаз на губы. Я давно наблюдала за переменами его настроения.

— Хорошо выглядишь, — наконец сказал он. Его подбородок резко дёрнулся в мою сторону. У меня тут же покраснели щёки.

— Неправда, у меня ужасный вид, — ответила я, отводя взгляд. — И думаю, платье для выпускного стало маловато. Ты ведь знаешь, я люблю поесть, когда мне плохо. Видишь новый подбородок? — спросила я.

— Да нет, ты будешь прекрасно выглядеть. Я знаю это.

— Точно. Спасибо.

— Так что, выпускной, да? — спросил он. — Время уже пришло?

— Это будет странно. Джесс наверняка была уверена, что ты будешь королём выпускного, хотя если подумать… с девятого класса все так считали.

— Король выпускного, — произнес он, качая головой. — Я почти всегда чувствую себя стариком.

— Правда?

— Да. Просто… старым. В обществе анонимных алкоголиков мне одному восемнадцать. К тому времени, когда я достигну законного возраста, у меня будет три года воздержания за плечами, — ответил он. — Это так херово, что даже смешно.

— Ну, я вытянула короткую соломинку, поэтому всё равно буду на выпускном трезвым водителем, так что понимаю тебя, — сказала я.

— Отстой.

— Правда? Из всех людей, которым не следовало сохранять трезвость на выпускном, я выиграла.

— Не, с тобой всё будет хорошо. Ты будешь великолепной.

— Эдвард, это неправда, и ты знаешь это. Я не превратилась за это время в чудесную танцовщицу.

— Ты всегда хорошо танцевала.

— Ты всегда вёл. — Он послал мне полуулыбку и вздохнул.

— Кто тебя пригласил? Я знаю, ты всё еще дружишь с тем парнем. Он?..

— Кто, Джейк? Нет, его девушке вряд ли это понравилось бы. Я… мы все идем большой компанией. Я не очень-то этого жду. Не так себе это представляла. Но я начинаю привыкать к тому, что всё идет не по плану.

— Да ну, а как же ты себе это представляла? — спросил Эдвард, поднимая брови.

— Да брось, — ответила я категорично.

— Что?

— Ты и я, дурачок.

— Ты думала об этом? — спросил он, на его лице засветились радостное удивление и что-то ещё.

— Ну, да. Я же девушка, в курсе? — попыталась оправдаться я.

— Это я помню, — сказал Эдвард, откашлявшись. — Я про… ты думала о том, как мы пойдем на выпускной? За два года до выпускного? — уточнил он.

— Ты смеешься надо мной? — спросила я, скрещивая руки на груди.

— Да.

— Что ж, мило с твоей стороны помять моё самолюбие. Я буду вот здесь — зализывать свои раны, — отозвалась я, но улыбку с лица стереть не смогла, поэтому повернулась и уткнулась лбом в руль, глядя на него краем глаза.

— О, прекрати, — сказал Эдвард, закатывая глаза.

— Это ты прекрати.

— Иди сюда.

— Зачем? — спросила я и, не знай я так хорошо ситуацию, подумала бы, что мы флиртуем.

— Затем. Иди сюда, — повторил он, указывая на землю перед ним.

— Это ты иди сюда, — сказала я, снова скрещивая руки и откидываясь на спинку сиденья.

— Я должен гоняться за тобой? — спросил Эдвард.

— Да.

— Ты бегаешь как новорожденный жираф со сломанными ногами. Ты действительно хочешь сделать это?

— Я больше с тобой не разговариваю, — ответила я, отворачиваясь от него, хотя улыбалась так искренне и широко, что все разглядели бы очевидную ложь.

Эдвард рассмеялся и надул пузырь из жвачки, глядя на меня, потом закатил глаза и направился ко мне.

— Что? — подняв глаза, прошептала я и опустила взгляд на руку, которую он мне протягивал. — Что? — повторила я, дыхание стало неглубоким, во рту пересохло. Я взяла его руку, один из нас дрожал. Я вышла из машины; он прикусил верхнюю губу, его свободная рука оказалась на моей спине — легкое касание пробудило во мне что-то из прошлой жизни.

— Выпускной, — прошептал Эдвард и положил мою руку на своё плечо. — Давай не отдадим ему ещё и выпускной.

— Мы танцуем? — спросила я.

— Я танцую. Ты же виснешь и спотыкаешься. Как в старые добрые времена.

Мне хотелось ответить, рассмеяться или обидеться, но горло неожиданно пережало, и я ничего не смогла произнести, а потом ещё и расплакалась.

— Ш-ш-ш, — произнес он. На лице у него была едва заметная улыбка; я пыталась сохранить расстояние между нами, давно не была так близко к любви — меня обуревали чувства: печаль, ликование, испуг, желание и сумасшествие.

— Хорошо. — Я шмыгнула носом, лицо сморщилось, тело дрожало в его слишком слабых объятиях. — Отпусти. Отпусти.

Эдвард тут же выпустил меня, и я закрыла лицо ладонями.

— Белла?

— Я слишком сильно скучала по тебе, — прошептала я, протерев глаза. — Я сильно скучаю по тебе.

Я моргнула, Эдвард схватил меня за предплечье и притянул к себе — я оказалась в безопасном и теплом объятии, по которому так долго скучала.

Я горько плакала от облегчения и теплоты, хлынувших в грудь, где уже давно было холодно и пусто. Эдвард сжал меня крепче — и слава богу, потому что только он мог всё исправить.

Руки были скрещены на груди и туго стиснуты между нами. Он крепко держал, дыхание щекотало шею, и тут Эдвард прижался ближе, прижав лоб к моему плечу и склонившись надо мной — я была там, где мне нужно было быть. Я глубоко вздохнула, наконец оказавшись там, где давно хотела быть.

— Теперь всё будет хорошо, Белл. Я дома.

С закрытыми глазами я протиснула между нами руку и сжала его рубашку, прижимаясь к нему и зная, что это сработает. Мне не придется убеждать в этом Эдварда, потому что он сам это видел.

— Вот откуда я знаю, что всё будет хорошо, — прошептала я.

Его рука обхватила сзади мою шею и спустилась ниже к моим плечам, крепче прижимая меня к себе. Другая его рука обвивала мою талию, отчего я наконец почувствовала себя дома.

Эдвард ничего не говорил, но немного отступил и начал двигаться под ритм чего-то медленного, о чем знал только он, но какая разница, если он вел меня вперед. И я подумала, что именно так мы сможем выкарабкаться. Один из нас будет вести, когда другой не будет знать, как идти.

Это был не выпускной, который я представляла со средней школы.

Во многом это было трагично, но в каком-то ужасном, болезненном смысле… так было лучше. Правда в том, что по-другому быть не могло, и это нормально.

Постоянно жить прошлым или тем, чего у тебя нет, или пытаться вернуться?

Это бессмысленно. Даже бесполезно.

Но вперед?

Всегда — всегда! — можно двигаться вперед.

Надеемся, глава вам понравилась, всех будем рады видеть на форуме

За редактуру благодарим Ксюшу!