Название: За млечной пеленой

Собственное произведение
Тема: За границей облаков
Жанр: Hurt/comfort
Рейтинг: PG-13

Дополнительное условие:
1) Упоминание М. Ю. Лермонтова в качестве важной части сюжета;
2) Саундтрек: любая песня Д. Колдуна

Саммари: Наш путь так ясен вблизи и так туманен вдали.

---

Саундтрек: Дмитрий Колдун – Медленно



Сидя на бетонных плитах, она почувствовала на себе тяжёлый взгляд. Неведомое моментально надавило ей на плечи. Но она не обернулась, лишь мягко улыбнулась.

Ночное небо мерцало звёздами. Оно, что плащ подземного матадора, накрыло любящий солнце мир и теперь походило на море сна – тихого и спокойного. Как никогда она ощущала, что с домом Ангелов и грозных туч невозможно слиться в одно целое, ибо он парит слишком далеко, но так же о нём нельзя и не грезить, ведь он так близко. Протяни только руку…

На горизонте воспламенялись зарницы. Луна, похожая на яичный желток, время от времени прикрывалась прозрачной дымкой редко проплывающих мимо облаков.

Она вдохнула полной грудью. В воздухе было всё, вся жизнь природы, укутанной в бархатные одеяния цвета шкуры пантеры. В нём колебались искры вечности, взаимодействия и что-то непостижимое для скудного человеческого разума.

Невесомое дыхание ветра приносили с собой душистый аромат цветущих жасмина и сирени, многочисленные бутоны которых днём напоминали салют. Внизу у заброшенной смотровой площади едва слышно плескалась о камни река, шёпотом разговаривая с теми, кто не просто хочет её послушать, но кто чает услышать сокровенные её мысли и мечты. Понять. Стать хотя бы на миг с ней одной каплей. Одной силой. Храня покой своих обитателей, она играла с отражающейся на её волнах серебристой дорожкой главной любовницы ночи.

За спиной послышались шаги. Они были твёрдые и неторопливые. Гравий под ногами идущего тихо скрипел. Она не увидела, а почувствовала, как он встал рядом с ней. От него веяло запахом табака и выделанной кожи, грёзами и горем. Он был солнцем, и он же был дождём. Бурей и безмятежностью. Светом и тьмой. Ангелом и Демоном. От него исходили вихри ледяных иголок, но за ними, для избранных, была припасена нежность, что никогда и ни за что не сравнится с касанием пера херувима. Тепло и уют. Ни один океан не мог потягаться с глубиной его души.

Она давно его не видела. Казалось, что прошла целая вечность с той минуты, когда её кисти в последний раз согревали его руки. Отныне она не знала, где он, ведала лишь одно – он есть. Где-то там… Последние недели ей до ломоты в костях хотелось заглянуть в его глаза, но сейчас, когда появилась такая возможность, это желание пропало. Растворилось, как дым от потушенной свечи. Стало неважным, похожим на детский каприз. Глаза ведь не видят того, что внутри. Теперь она знала это точно, ибо чувствовала намного больше, чем могла узреть.

На кончике её языка появился вкус горького мёда. Была ли она счастлива? Да. Но у неё не было желания об этом кричать. Наоборот, ей хотелось молчать как можно дольше, чтобы не вспугнуть, не нарушить момент и не потерять то, о чём так долго грезила, глядя в тёмные небеса.

С его губ сорвался выдох. По той мелодии, какой он для неё прозвучал, она поняла – то была ухмылка. Вновь на него не взглянула, лишь поджала колени к груди. Оторвала тянувшуюся меж трещин плит травинку и взяла её кончик в рот.

Никто из них не спешил нарушать молчание, ибо было в нём нечто сокровенное и, как она знала, понятное лишь для них обоих. Слова – это просто звук. Они бессильны, если двое не желают услышать друг друга. Иное дело чувства и мечта, которую они возбуждают в сознании, сердце. Тогда нет границ, нет запретов. А главное, нет времени, смерти и её суровых законов. Истинные ощущения творят чудеса, а не фальшивые, что имеют красивую наружность да гнилое нутро. Слова не нужны, когда меж собой без них говорят души.

Вдруг на небесах вспыхнула полоса. То звезда, падая, сгорая дотла, дарила возможность загадать желание. Она знала, его взгляд прикован к ней, впрочем, как и её. Секунда, вторая – и мгла поглотила частицу светила. В чуткой темноте стрекот сверчков и цикад убаюкивал и напоминал о далёком детстве. О мире, сотканном из волшебства и радости, где большинство чистых улыбок рождали мелочи, о которых спустя десятилетия отчего-то забывалось. Их затмевали корысть, цинизм, коварство… Но именно сейчас она ощущала, как благодаря его появлению, исходящей от него энергетике, силе духа защитника, мужчины она счастлива, что может… ходить, дышать, видеть! Обладает всем тем, что есть с ней всегда, но к чему она привыкла, забыв, что это… чудо.

Он сел. Она чуть склонила голову набок и взглянула на его руки с тонкими запястьями и длинными пальцами. Но несмотря на это ладонь была мужественная, державшая казачью шашку не один и не два, а тысячи раз. Бывало, рубившая шеи врагов.

Гул копыт. Звон острого металла. Истошные крики. Земли многих народов, утонувшие в потоках крови… Он познал, что такое сражения и войны. Их отпечатки теперь незримым туманом обволакивали его силуэт. А сейчас и её…

Зажмурившись, она робко вдохнула, и вдруг воздух показался ей спёртым и грязным, насквозь пропитанным смертью и отчаяньем. Но новый его глоток оказался хрустально чистым.

Открыла глаза и вновь окинула взглядом его руки. Пару вен, проступающих на поверхности кистей. Колени, на которых лежала его вечная подруга, с которой он никогда не расставался – испанская гитара, трофей деда из Кёнигсберга. Её корпус был благородного дубового цвета, и лакированная поверхность слегка поблёскивала.

Над головой пролетела большая мохнатая птица, скупая на слова да обладающая тонким слухом. Взмах крыльев!.. Ещё и ещё, и вот на секунду она закрыла собой круглый бледный силуэт, чтобы в следующий миг устремиться к горизонту.

Его ладонь аккуратно, с любовью начала поглаживать гриф гитары.

Она робко посмотрела на пуговицы, походящие на двенадцать миниатюрных лун, на его тёмном, без эполет, распахнутом сюртуке с откинутым назад воротником. Из-под верхней одежды выглядывала красная канаусовая рубашка с косым расстёгнутым воротом, брюки же были навыпуск поверх сапог. На поясе висел кинжал с белой рукоятью. Она знала, что его клинок он сравнивал с силой слова. Он был твёрд, как и его душа. Лёгкая небрежность, но и с тем изящество в движениях добавляли его облику ещё больше таинственности. Но она не хотела об этом думать. Главное, он здесь. Рядом. Пусть и ненадолго. А быть может, вскоре и… навсегда.

Он снял с головы сдвинутую на затылок фуражку, у которой был молочный чехол на тулье, и положил рядом с собой на плиту.

Она мельком окинула взглядом его строгий профиль с широким лбом, выдающимися скулами и небольшим прямым носом. У него была лёгкая щетина на узком подбородке и гладкие, немного вьющиеся волосы. Чёлка порой спадала на ресницы, но он тут же рукой зачёсывал её набок.

Она залюбовалась им, как вдруг он посмотрел на неё!.. И она тут же перестала что-либо замечать. Всё кругом размылось в одно сплошное пятно, будто разом на полотно вылили все краски и стали быстро, хаотично размазывать их руками, лишь его глаза – большие, без дна – оставались чётко видны. Она знала, их цвет – цвет крепко заваренного чёрного чая, – но сейчас в плену чарующей ночи они имели насыщенный оттенок ягод белладонны.

Она застыла и ей казалось, что и её сердце на миг остановилось, чтобы в следующий миг бешено заколотиться в своей извечной тюрьме из рёбер, даря щекам нежный румянец. Смущение запульсировало в крови.

Она испуганно потупила взор, поджала губы. Сильнее прижала колени к груди, чтобы унять внутреннюю дрожь. Взглянула в сторону, на небо. По её телу пробежала волна мурашек, она чувствовала, что он продолжает на неё смотреть. Набралась смелости и хотела было подарить ему прямой дерзкий взгляд, но в последнюю долю секунды струсила и почувствовала стыд, словно она – гейша, а он – император неба. Украдкой посмотрела на его губы, мечтая разделить с ним дыхание, стать одним целым. Он улыбнулся… или даже усмехнулся, она не распознала, что именно, и обратил взор к звёздам, что вели меж собой молчаливый разговор. Пальцами провёл по струнам.

Осознание увиденного ею пришло спустя пару секунд… его глаза, хранящие водопад мыслей, вовсе не участвовали в насмешливой улыбке, игравшей на красиво очерченных губах.

Положив руки на притянутые к груди колени, она уткнулась в них подбородком и, смотря на зарницы, стала слушать мелодию, льющуюся из-под его пальцев с тонких туго натянутых струн. Музыка, казалось, стремилась за пределы небес, но на пути к ним ангельской пылью рассеивалась над спящей землёй. С первых же аккордов грусть, одетая в многочисленные тона серого цвета, тихо и заботливо шалью легла на её плечи, даря ощущение, будто она одна стоит посреди увядшего поля, которое укрыто туманом. В её лицо мягкими лапками стучит мокрый снег. Редкие порывы ветра, который пробирается под одежду и щекочет неприятно и грубо. Путает её волосы. Сквозь слёзы она вглядывается в обдающие холодом свинцовые облака, чая увидеть хотя бы один маленький лучик света, но… его нет.

Она покачала головой, прогоняя наваждение и возвращаясь в мир, где сейчас царит весна. А музыка всё струилась и струилась, укутывая её со всех сторон коконом, шёлковым и волшебным. В нём есть возможность переродиться в бабочку. И вдруг она услышала в ней те ноты, что были способны разогнать любые сгустки мрака, преподнося рассвет взору сердца, что прежде захлёбывалось в крови. Чудилось, он нерушим и отныне никакие ураганы и штормы ей не страшны. Своим светом, теплом он лечит раны. Мир покачнулся и взорвался яркими красками.

И вдруг печаль превратилась в чугунное кольцо траура. Оно обхватывало её грудь и с каждой новой секундой сжимало всё сильнее и сильнее. Ей становилось нечем дышать. Тьма начала сгущаться. На губах застыл крик… Секунда, вторая – и вот оковы пали, а из серых облаков показалось солнце, освещающее уже пушистые снежинки.

Музыка не прерывалась. Она была как катание на качелях. То медленное, неспешное, когда можешь разглядеть любую деталь окружающего тебя мира, полюбоваться сиянием жизнь дарящей жёлтой звезды, услышать шелест листьев... то могучим потоком воздуха, враз устремляющим тебя на самый верх, где рождаются первые капли дождя, то бросающим тебя камнем в ад. В ней было всё: бытие и смерть, взлёт и падение, полнота и пустота.

Без слов она понимала, что он пытается до неё донести. В висках молоточками застучало одно единственное слово: «Живи». А ветер, точно его подельник, зашептал: «Борись. За каждый вздох, взгляд, движение. Не сдавайся. Ступай по новой дороге. Овраги есть везде. Найди силы подняться и идти. И тогда засияет новая звезда. Шаг… ещё шаг. Ты можешь. Мы верим. Беги!»

Она покачала головой, зажмурилась. Закрыла ладонями уши. По щекам скользнули слёзы. «Не хочу!» – беззвучно кричала её душа.

Он резко прекратил играть на гитаре. Воцарилась звенящая тишина.

– Не смей, – его голос был твёрд и холоден, как острый осколок льда.

Она посмотрела на него исподлобья, а он глядел вдаль. И взор его был колюч. От гнева черты лица исказились, заострились.

Он был близок и он был далёк, как небо, что висело над головой. Она хотела было протянуть к нему руку, но не осмелилась. Уронила голову на колени. Он был для неё всем – воздухом, самой жизнью. А когда он ушёл… Мир угас. Провалился в вечную тьму. И вот он рядом. Пришёл, чтобы после вновь исчезнуть.

Она повертела на пальце кольцо, которое он подарил ей полгода назад, в то время, когда Кавказ охватила осень. Клубы тумана путались меж деревьев, украшенных багряно-жёлтыми листами, по небу летели косяки птиц, стремящихся на юг. А они, воспользовавшись перерывом в съёмках, убежали на небольшую поляну. Мечтали, смеялись, строили планы… Целовались, упиваясь друг другом. Она разделяла его любовь к словам, что хранили в себе неведомую мощь, поэтому нисколько не удивилась, что на свой день рождения получила от него кольцо, на лицевой стороне которого красовалась надпись: «Со мной сила», внутри же: «Сила во мне». Он надел его на её безымянный палец. Щекоча жарким дыханием ухо, прошептал слова любви. Она сбросила с его головы фуражку, специально надетую для сценического образа, который он воплощал. Поцеловала в нос, в щёки. С нежностью взъерошила его иссиня-чёрные волосы, в очередной раз отмечая про себя, насколько сильно он и внешне, и внутреннее похож на персонажа, которого играл на съёмочной площадке. Он, так же как и его герой, не раз бывал там, где смерть бушует, окрашивая землю в багровый цвет. Шашку всегда брал с собой и порой применял её в бою. Разница была лишь в том, что герой её сердца не был дворянином… Он был казаком. С детства воспитывался в традициях своего народа отцом, ибо мать умерла в его младенчестве от тяжёлой болезни. После развала СССР побывал добровольцем в не одной горячей точке, яростно борясь за свою правду, за свою родную страну, за тех, кто был с ним одной веры. Но те времена прошли. Наступил эфемерный мир. Из-за полученной раны в ногу отныне он прихрамывал. И однажды летом две тысячи одиннадцатого года он столкнулся в доме культуры с одним известным в светских кругах человеком. Как оказалось, именитым режиссёром, прибывшим на Кавказ, чтобы вдохновиться его гордым духом для будущего проекта – художественного фильма, который планировали снять и приурочить к двухсотлетию великого поэта и прозаика. Глаза в глаза. Слово за словом. Режиссёр был потрясён его схожестью с умершим. Предложил попробовать сыграть. Он долго отказывался, ссылаясь на то, что он не актёр, не в его духе изображать фальшивые эмоции, ему тридцать семь лет, а не двадцать шесть, но всё же… уступил. Думал, попробует, режиссёр разочаруется и наконец добровольно оставит его в покое. Но этого не случилось. Режиссёр был в восторге, а он сам… Он чувствовал, что не играет, а живёт. Поэтому дал своё согласие на участие в фильме в роли главного героя.

Она до сих пор остро помнила, как их окликнул помощник режиссёра, мол, перерыв окончен, есть нужный свет, пора приступать к сцене боя. Он поцеловал её в губы – крепко, быстро, сладко. Улыбнулся. Поднял фуражку и надел её. Сказал, что вечер их будет незабываем. Подмигнул. Развернулся. И стал удаляться.

Она смахнула со щеки слезу, вспомнив тот день.

Он строго заглянул в её глаза.

Мрак. Лёд.

Отложил гитару в сторону.

Она потупила взор. Секунда!.. И рывком обняла его, уткнувшись носом в грудь.

– Ты нужен мне. Больно. Словно из груди вырвали сердце. По венам пустили обжигающий свинец. Не хочу разжимать с тобой рук. Задыхаюсь. Не вижу света, не понимаю смысла. Все рухнуло! – она крепче прижалась к нему. – Не желаю быть без тебя. Там холодно, серо, безлико…

Он убрал её руки, обвившие его шею. Встал. Она поднялась. Вдруг сильный ветер хлынул со всех сторон. Вдалеке прозвучал гром. Звёзды угасли. Луна спряталась за неизвестно откуда возникшими тучами.

– Я люблю тебя, – сорвалось с её дрожащих губ. Весь мир сконцентрировался в одном касании рук.

Мгновение – и он, обняв её за талию, прижался к девичьим губам. Ливень обрушился на них.

– Живи.

Вспышка света.

Она открыла глаза. Туманным взором скользнула по тумбочке, на которой были разбросаны таблетки. Резко поднявшись, чувствуя рвотный рефлекс, шатаясь, побежала в туалет. Её выворачивало наизнанку, а в голове звучал любимый голос, повторяющий: «Живи».

Открыв кран, она стала пить воду, чтобы прополоскать желудок от таблеток, которые приняла, чтобы отравиться.

Ей было стыдно. Она знала, сейчас знала, что бы он ей сказал, стоя за её спиной. Это было бы так:

– Хватит себя жалеть, – жёсткое требование. – Ты прекрасно знаешь, я этого не терплю. Слабость унижает душу.

– Но…

– Никаких «но», – резко прервав. – Борись против искушений тьмы, и тогда мы всегда будем рядом. Встретимся, летя на свет, как мотыльки. Может, и сгорим, но вместе. Я полюбил мягкую девушку – тебя – художницу, творящую красоту вокруг себя, преображающую реальность, лишь сменив пару вещей на человеке или в интерьере. Но всегда чувствовал в тебе силу. Покажи мне её. Не разочаровывай. Цепляйся за каждый день, радуйся всякой минуте. Сильному не по пути со слабым, дорога разлучит их. Так не давай ей шанса!

– Я буду… – шепча, она вернулась в спальню и вызвала скорую помощь. Опустилась на кровать. Тронула дрожащими пальцами лежащую на постели книгу – сборник стихов Лермонтова. На нём лежала фотография её любимого. Последняя. Там он был запечатлён в одежде, похожей как две капли на облачение поэта, в котором тот отправился на дуэль. Её любовь, её жизнь, что пришёл к ней во сне, на снимке восседал на коне. Вороной красавец под ним косил большими доверчивыми чёрными глазами. В них не было беды. Не было горя, что случилось вскоре. Съёмка боя… Скачка галопом во всю прыть… копыто в сусликовую нору… падение… верный конь скалой на лихого всадника… нелепая смерть…

А ей теперь ещё ярко жить… за двоих. Себя и его… героя её судьбы! Глубину чьей души она познала лишь в его смерти. Когда билось его сердце, ей была открыта лишь часть её любимого, а во сне она познала полноту всех его жизней, встретила его цельного впервые и уже никогда не забудет. Он изменил для неё мир…