Замок герцога Лоранского вырастал на горизонте незыблемой громадой. Выстроенный на холме, он господствовал над лесом, деревнями, полями и дорогой, тянущейся к его массивным воротам. Мост был опущен, створки распахнуты — Филипп, кажется, никого и ничего не боялся. Как, впрочем, и всегда. Но шлемы стражников в надвратных бастионах и десяток солдат под сводами арки доказывали, что это не забывчивая небрежность, а осознание собственной силы. Лоранскому Беркуту нет дела до простых людских страхов. И его знамя с хищной безжалостной птицей мерно покачивалось на ветру, отбрасывая тень на земли вокруг.

Кавалькада из семи всадников резвой рысью приближалась к замку. Женщина, привязанная за руки к луке седла, покачивалась в такт конской поступи с закрытыми глазами. По щеке, смыв пыль, скатилась слеза. Потом вторая. Поднять голову и взглянуть на приближающийся замок сил у Нейды не было. Страх ледяной когтистой лапой рвал сердце из груди. Несмотря ни на что…

Часовые наверняка уже заметили гостей, наверняка герцогу доложили, сколько человек едут — и наверняка Филипп уже спросил дозорного, есть ли среди подъезжающих женщина. Она покинула этот замок два года назад, не до конца понимая, на что идет. И прожила с тех пор будто целую жизнь. Болезненную, исполненную страха и страданий, но кровь кипела в сражении. Она встретила и потеряла Анджело. Побоялась принять его чувства, огонь его любви, который мог бы ее обогреть — а потом стало слишком поздно. Она бежала в ночь и метель, не думая о подругах, ставших тенями из прошлого. Встретила обеих — и тоже потеряла. Тело Лионы, покачивающееся в петле, Нейда видела в снах лишь немногим реже, чем ухмыляющегося Филиппа.

А теперь ей предстояло встретиться с ним лицом к лицу…

Ладони холодели и покрывались потом при мысли о его пристальном взгляде и бесчувственных серых глазах, видящих насквозь, презирающих и надменных.

Тень арочного свода закрыла небо. В лицо дохнуло сырой прохладой, тянущейся от толстых каменных стен.

— Кто такие? — грубо крикнул часовой.

— Передайте его светлости, Лисы привезли то, что он велел, — тон Грея звучал на удивление вежливо. Как будто даже заискивающе.

— Ждите, — вот часовому вежливость была неведома. Да, впрочем, она ему и не требовалась, учитывая, кому именно он служит.

Брент первым скользнул с седла и начал распутывать узлы на ее веревках. Остальные Лисы спешивались следом, делая все медленно и спокойно, словно не рискуя показаться угрозой десятку воинов, в полном вооружении расположившихся в первом внутреннем дворе. Они внимательно рассматривали нежданных незваных гостей, особенно часто задерживаясь взглядами на Нейде. Та не хотела встречаться с ними глазами. Как знать, может, кто-то из этих мужчин вспомнит ее — блестящую игрушку герцогской прихоти, неутомимого бойца. Вспомнит — и сравнит с тем жалким зрелищем, которое теперь открыто их взорам. Нейда вспоминать не хотела.

Коснувшись ногами земли, она пошатнулась и привалилась к лошадиному боку. Мыслями владело одно отчаянное желание — закончить этот кошмар здесь и сейчас, быстро. Сразу. Но такая милость была не в ее силах. И потому оставалось хотя бы пытаться сохранить остатки достоинства и не рухнуть под копыта лошадей.

На двор вышел молодой мальчишка-оруженосец. Вот его Нейда точно не помнила. Должно быть, Филипп принял его на службу уже после ее бегства. Оруженосец оценивающе оглядел Лисов и наконец заговорил:

— Милорд согласился принять вас. Следуйте за мной.

Он повел их внутрь, через прекрасно обставленные залы, переходы, освещенные множеством факелов, по лестницам и галереям, выше и выше. Каждый шаг становился для Нейды ступенью в преисподнюю. Она помнила эти отполированные до блеска мраморные плиты на полу, витражи в узких стрельчатых окнах. Помнила, как истекала кровью и без чувств валилась на крутых ступенях. Воспоминания оживали — и разжигали страх и отчаяние еще сильнее. Только не это, только не снова…

Оруженосец вел их все выше. И Нейда узнавала дорогу. Кабинет герцога. Большая комната, уставленная стеллажами со свитками и книгами, стоившими целое состояние. Огромный стол, всегда пустой, если не считать письменного набора. Филипп любил порядок во всем. Витражи на окнах. Роскошь, о котором Филипп и не задумывался, считая это ничего не значащим пустяком — а ведь одно такое разноцветное окно стоило податей с целой деревни. Лисы в открытую пялились на богатство убранства, только Грей вел себя чуть сдержаннее — и крепко держал веревку, конец который плотно стягивал запястья пленницы. А Нейда переставляла ноги как могла медленнее, спотыкаясь. Она бы рухнула на пол, лишь бы отсрочить встречу с неизбежным. Но приходилось идти, потому что если упадет — ее просто потащат дальше.

Массивная, украшенная резьбой дверь темного дерева открылась и закрылась за оруженосцем. Лисы столпились, у порога, вполголоса обсуждая увиденное. Но ни одному не пришло в голову протянуть руку к висящему на стене оружию с дорогой отделкой — кто владеет замком, они прекрасно помнили. Впрочем, Нейда не сомневалась, что за ее поимку Филипп обещал им золотые горы. И самое главное, вполне в его духе честно с ними расплатиться. Ведь они исполнили уговор.

Оруженосец вышел из кабинета и махнул рукой, позволяя войти. Нейде показалось, что ноги налились свинцом и сделать ими еще хоть один шаг невозможно. Грей толкнул ее в плечо, заставив пошатнуться, и видя, что пленница не двигается, первым переступил порог и рванул веревку. Едва не упав, Нейда вынужденно шагнула, Брент подхватил ее под локоть и не дал рухнуть в дверном проеме. Взгляд пленницы был устремлен в пол. Темные прожилки на камне сплетались в прихотливый узор, который убегал вперед, к окну, к столу и расстеленной подле него шкурой огромного медведя. Зверя Филипп прикончил на охоте, выйдя против него один на один. И Нейда без счета раз сожалела, что рука герцога тогда не подвела его… Но сожалеть бесполезно.

Шаг, еще шаг… Не поднимая глаз, не имея сил увидеть торжествующую ухмылку на лице своего хозяина. Сердце билось медленно, гулко ударяясь о ребра, словно набатный колокол. Она услышала, как скрипнуло отодвигаемое кресло, а за спиной закрылась дверь. Мир сузился до этой комнаты. До узора на полу, от которого страшно отвести взгляд. Тесно переплетенные пальцы связанных рук пронизывала дрожь.

— Милорд, вот то, что вы желали получить, — заискивающий, притихший Грей казался незнакомым человеком. Не тем, кто много дней подряд превращал ее жизнь в страдание.

— Не верю своим глазам… — голос не изменился. Ничуть. Те же насмешливые высокомерные нотки, то же звучащее в каждом слове чувство собственного превосходства и снисхождения к другим… тем, кто его заслуживает. Но Нейда его явно не заслуживала. Дышать стало трудно, словно на горле уже затягивается петля.

— Нейда, Нейда, неужели я в самом деле наконец тебя дождался? — он шагнул ближе. Нейда слышала это. Ощущала всем телом, по которому растекался ледяной ужас.

Филипп остановился совсем близко. Ничего не говоря — и только всматриваясь в свою долгожданную добычу. Без сомнения, он заметил и неровно срезанные волосы, и исхудавшее тело, на котором выпирали кости. Он стоял и смотрел. А Нейда стояла — и чувствовала, что умирает…

Узор на полу закрыла тень. Черные, из кожи тончайшей выделки сапоги приковали к себе взгляд. Посмотреть выше не было сил. А в следующий момент железные пальцы герцога сомкнулись на ее плече, причиняя — почти не ощутимую — боль. Филипп дернул ее к себе и коснулся подбородка. Рывок — и их глаза встретились. Горящий, исполненный скрытого торжества и неутолимой жажды взор герцога — и замутненный невыплаканными слезами взор беглой амазонки…

— Дождался… — выдохнула Нейда одними губами. Короткий кинжал с очень узким лезвием скользнул между запястьями и ладонями, повернулся острием вперед, повинуясь движению дрожащих пальцев — и по самую рукоять вошел в грудь Лоранского Беркута.

Взгляд Филиппа изменился. Боль, неверие, недоумение, как будто даже растерянность мелькнули в серых глазах — а Нейда видела в них свое отражение. Он все еще удерживал ее за плечо, хватка не ослабевала. Нейда выдернула клинок и ударила снова. Рядом с первой раной. А потом снова. И снова. Кровь, почти незаметная на черном камзоле, попала на руки, стекая по лезвию. Нейда колола в отчаянном безумном исступлении, а герцог все стоял перед ней. Все никак не хотел упасть. И умереть. Да смертен ли он?..

По щекам Нейды струились слезы, по связанным рукам — кровь. После очередного удара Филипп закашлялся, захрипел и наконец начал оседать на подкосившихся ногах, так и не разжав пальцев, утягивая Нейду за собой. Она была слишком слаба, чтобы вырваться. Но даже оказавшись рядом с ним на полу, продолжала наносить удары. А Лисы за спиной стояли в безмолвии.

Филипп смотрел на нее не отрываясь. Огонь в его глазах гас вместе с жизнью. В родных стенах, в собственном кабинете он не носил кольчугу. Нейда это знала. Помнила. И помнила, куда бить. То немногое, что еще помнило ее измученное тело.

Герцог закашлялся снова, на губах вздулись кровавые пузыри. Кровь успела растечься по полу, добавляя свои багровые узоры к темным прожилкам на плитах. Нейда смотрела в глаза умирающему, словно околдованная. А он смотрел на нее. Смотрел, не отрываясь, до тех пор, пока не явилась наконец смерть и не остановила его взгляд. Только после этого Нейда с усилием оглянулась и посмотрела на Лисов. Они казались удивленными, растерянными, даже испуганными. Все, кроме Грея.

— Я выполнила наш уговор, — выдохнула Нейда и с трудом подняла связанные руки. Грей кивнул и в несколько движений кинжала перерезал пропитавшуюся кровью веревку. А затем отвернулся и махнул своим подручным. Те, выйдя из оцепенения, подошли к сундуку и золото зазвенело в их мешках. А за деньгами пришел черед оружия на стенах, чеканных кубков, украшенной камнями чернильницы, еще одного сундучка — поменьше — который Брент быстро вскрыл и к всеобщей радости высыпал на стол монеты. Лисы уже забыли думать о грозном хозяине кабинета, который совсем недавно повергал их в трепет — а теперь недвижно лежал посреди растекающегося кровавого пятна.

Нейда не смотрела на ликующих грабителей. Она сидела на полу, продолжая всматриваться в застывшее лицо Филиппа. Словно с его смертью в мире наступила тишина. Нейда не слышала, как Лисы, взвалив на плечи мешки с добычей, уходят прочь. Они наверняка смогут уйти из замка беспрепятственно — с чего бы часовым их останавливать. Впрочем, судьба недавних похитителей Нейду уже и не волновала.

Макнув ладонь в растекшуюся по полу кровь, Нейда наблюдала, как багровые капли стекают до кончиков пальцев и одна за другой падают на каменные плиты, дополняя узор. Одна за другой… а в душе — пустота. Некогда Нейде думалось, что смерть Филиппа принесет ей радость, успокоение, что она сможет вздохнуть полной грудью, впервые по-настоящему избавившись от ужасающей тени за спиной. Но сейчас, рассматривая его кровь на своих руках, Нейда не чувствовала ничего. Только пустоту. Сначала гибель настигла близких ей людей, забрав Анджело и Алиру, потом настал черед Лионы, и — несмотря на измену и предательство, Нейда все равно вспоминал о ней как о подруге. Теперь же перед ней лежал мертвым ее враг. Страшный и непримиримый враг, который сумел добиться своего и дотянуться на край света по ее душу. Но ликования не было. Не было даже облегчения. Лишь холодная пустота. Перед ней лежал последний человек, который значил для нее хоть что-то — и для которого она была кем-то. Или чем-то. Пусть вещью, пусть забавой — но значимой. Больше не осталось никого. Только она.

***

Вильгельм Карро в задумчивости сидел за столом, временами прихлебывая вино из украшенного серебром кубка. Мысли его занимали бои, которые он устраивал в воскресенье. Зрелище обещало стать запоминающимся — впрочем, как и всегда. Вильгельму нравилось то, чем он занимался, хотя ареной немолодой уже рыцарь увлекся всего год назад. Однако его школа и его бойцы успели прославиться на всю страну. Устав от постоянных мятежей и народного недовольства, знать шла на трибуны, чтобы в красивом поединке полюбоваться на чистоту истинного танца со смертью. Куда более поэтичного и прекрасного, нежели бойня очередного подавленного восстания.

В комнату, постучавшись, вошел слуга.

— Сэр, у ворот какая-то женщина. Она очень хочет с вами поговорить.

— Женщина? Одна? — недоуменно переспросил Вильгельм. Он никого не ждал. И женщины в одиночестве по дорогам здесь не странствовали… Особенно теперь, когда на любой дороге можно было встретить бандитов и грабителей.

— Одна, — кивнул слуга. И помедлив, добавил: — При оружии.

— Любопытно, очень любопытно, — Вильгельм задумчиво пригладил бородку. — Ну что же, приведи ее сюда.

Спустя недолгое время порог комнаты переступила женщина в истрепанной мужской одежде, как будто с чужого плеча. Ее волосы, черные, тронутые сединой, заплетенные в небрежную косу, перехватывал обрывок шнурка, лицо с правильными чертами исчеркивали морщины, глаза казались тусклыми и застывшими. Единственным, что выделялось в серости ее облика, стал меч. Ножны великолепной выделки висели на потертом поясе, а рукоять с первого взгляда выдавала прекрасное дорогое оружие. Такое стоит целое состояние. Откуда иметь его какой-то путнице, не то пилигримке, не то разбойнице…

Сделав несколько шагов и встретившись с Карро взглядом, женщина отвесила не лишенный изящества поклон и выпрямилась, скрестив руки на груди.

— Ты пришла поговорить со мной, — задумчиво начал Вильгельм, продолжая рассматривать незнакомку. Она без сомнения была прекрасно сложена, с широкими плечами и тонкими запястьями, ее можно было бы назвать красивой — будь в ее глазах хоть малейшая искра жизни. — О чем же, хотелось бы знать?

— Я хочу предложить вам свой меч, — проговорила женщина спокойно. — Для арены.

— Вот как? Я вижу, клинок у тебя добрый. Даже любопытно, откуда он взялся, — Вильгельм сделал паузу, ожидая, что незнакомка начнет оправдываться. Но она лишь пожала плечами.

— Пути господни неисповедимы, — тон женщины звучал так же тихо и спокойно. — Владеть оружием я выучилась давным-давно, мечи у меня бывали разные, этот не лучше и не хуже прочих.

— Твои слова интригуют, — проговорил Карро, глядя на нее все внимательнее. — Я бы спросил, доводилось ли тебе драться не на жизнь, а на смерть.

— Доводилось, — коротко бросила женщина. — Я сражалась в Святой земле.

— В самом деле? Я наслышан о славных делах, совершенных нашими воинами во имя Креста.

— Не было там никакой славы, — на этот раз тон незнакомки показался усталым. — Ничего не было, кроме крови и смерти. И горечи утраченных надежд.

— Быть может, однажды ты расскажешь мне, что повидала, — хмыкнул рыцарь. — Мне самому порой хотелось внять призыву Церкви и обнажить меч за правое дело. Но сейчас мне все же интереснее, на что ты годна в бою.

— Проверьте, — в этом слове не звучало ни дерзости, ни вызова.

Карро кивнул и встал, жестом приглашая женщину следовать за собой. Во внутреннем дворе собрались на тренировку шесть бойцов его школы. Затупленные клинки уже мелькали в воздухе.

— Мне их обезоружить? — со сдержанным любопытством оглядывая тренирующихся, спросила незнакомка, пробегаясь пальцами по эфесу меча.

— Уж точно не убить, — усмехнулся Карро. Но усмешка с его лица, когда женщина шагнула в круг противников и клинки зазвенели. Она сражалась искусно, двигалась быстро и точно, останавливая лезвие за миг до смертельного удара и выворачиваясь из казалось бы безвыходных ловушек, которые пытались расставить на нее бойцы, выигравшие на арене уже не одну схватку…

Бросив на песок шестой меч, женщина убрала оружие в ножны и повернулась к Вильгельму. Ее губы чуть подрагивали, но лицо оставалось бесстрастно. Ждала она молча. Карро оставалось только обрести дар речи.

— Я впечатлен, — и говорил он искренне. — Ваше мастерство достойно куда большего, чем арена. Обучите моих бойцов, поступите на службу, возглавьте мою охрану, наконец!

— О нет, — с горькой улыбкой покачала головой женщина. — Вот это не предлагайте. Я не приму командование. Я устала сражаться во имя чего-то или за кого-то. Я просто больше не смогу. Довольно. Дайте мне заняться тем единственным, что я еще умею — драться на арене. Не во имя великой цели, не под присягой верности. Всего лишь схватка, до первой крови или на смерть — как пожелают устроители. И больше ничего.

Под ногами шуршал песок. Над трибунами сияло солнце. Толпа гудела, вожделея крови и битвы. Нейда выступила вперед — и за спиной с глухим стуком захлопнулись ворота. Перед ней лежала арена. Меч, словно продолжение руки, привычно чертил линию в такт шагам.

Отойдя от ограды на середину круга, Нейда подняла клинок над головой — и зрители разразились приветственными кличами. Все это уже было когда-то. Казалось, стоит закрыть глаза — и прошлое оживет. Но она не закрывала. Потому что знала — прошлое мертво, ни Лиона, ни Алира больше никогда не прикроют ей спину.

Она одна. Отныне и до последнего вздоха.