Автоответчик

Автор: -
Рейтинг: R
Пейринг: Живые люди и не очень
Жанр: Angst
Аннотация: Четыре совершенно разные истории, которые имеют одно общее – безысходность и, пожалуй, просто финал. Фиаско.

---

Он проснулся от ярких вспышек в голове. Думал, галлюцинации, или сошел с ума, или пришел его конец. Но нет, это просто солнце. Тело неприятно ломит, он помнил эти ощущения, помнил обжигающий пот на плечах и изматывающие работы в поле. Но ведь сейчас он больше не подросток, ему не нужны деньги на дешевую выпивку и порно журналы. Он давно уже пьет только дорогой бурбон и утоляет свое желание живой плотью; эти красивые картинки ожили, кто бы мог подумать.
Так если он не у себя в Техасе, где же он? Виски все еще пульсируют, словно ублюдок из фильма «Пила» поместил его в одну из камер пыток, и теперь острые ножи режут его голову, заливая стены кровью.… Он открыл глаза и быстро заморгал. Солнце ударило в лицо, заставляя проклинать вообще-то очень удачную и успешную жизнь. Привычка. Немного пришел в себя, отгоняя навязчивый образ маски из фильма «Пила». И ведь так странно, никогда не боялся клоунов или что-то вроде. Хотя всегда наступает момент, когда все идет наперекосяк. Не так, как задумывалось изначально. И вчера у него была не типичная кукла, а угловатая, хрупка девушка с фигурой подростка и огромными, зелеными, кошачьими глазами. Решил попробовать что-то новое? Просто напился? Накатывает чувство, так схожее с амнезией. В его памяти только хрупкие пальцы, хилые плечи, костлявые ноги, длинные каштановые волосы до поясницы, которые он сжимал в кулаке…. Он оглядел помещение, где находился: неплохо обставленный номер отеля, ни единой живой души, только кондиционер шумит где-то наверху; бутылки разбросаны по белоснежному ковру, одежда там же. А рядом с ним, на кровати, записка. Бумага пахнет цветочными духами и дешевым «Джин-тоником». Теперь уже не маньяк из фильма режет его голову, а девчонка – имени которой он даже не знает – режет сердце. Воспоминания о ее отстраненности и непокорности даже в моменты оргазма, учащают его сердцебиение. Он подносит записку ближе к глазам – всего двадцать шесть, а уже неслабая степень близорукости, пожалейте мальчика, милые дамы с красивой грудью – он видит три слова, написанные красивым, но из-за спешки смазанным и неряшливым почерком: Ты уничтожаешь меня.

Бункер. Белые стены, от которых тошнит, металлическая дверь без какого-либо даже самого сложного замка, просто впаяна в стену. Маленькая лампочка-датчик мигает, раздражая. В руках у нее пистолет, а в углу – две скрученные, сжавшиеся в комочек фигуры в смирительных рубашках. Их губы обескровлены, под глазами багровые тени, волосы – лишь спутанные клоки, а в зрачках дикость, безумие. Они повторяют одно и то же, снова и снова; уже не пытаются вырваться, просто цепляются связанными руками за исхудавшие ребра. Если бы она понимала французский, давно бы пустила пулю себе в висок или расцарапала отросшими и острыми ногтями запястья, заставляя кровь течь по ладоням и заливать безупречно белый, похожий на палату в психбольнице пол, стены. Горло болит от криков, которые она испускала в пустоту первые часы – а может даже дни – пока не смирилась. Ты очередная, Айви. Не думай, что в тебе есть что-то особенное.

Она глотает синюю таблетку. Кажется, что будет горько. Но нет, только немного жжет язык. Зато потом – свобода. Разве Николас хоть раз ошибся? Она вспоминает его испачканные в краске руки, темные волосы до плеч, аккуратную бородку и разрушающие его идеальность синяки под глазами, словно он не спал целую вечность, а бледность кожи говорит о том, что на солнце он не был столько же. Но плевать. Для Дорри он самый лучший, ведь ему известен иной путь к вечности. Люди, которые говорят, что смерть – единственный выход, глупцы. Она запивает горькую пилюлю водой. Прикрывает глаза, полностью отдаваясь мелодии джаза звучащей из старого приемника.
Кто же знал, что Николас просто любит разрисовывать холодные трупы яркими красками?
Точно не Дорри.

Подвал освещен лишь тусклым светом старой лампы, одиноко висевшей на потолке без всякого абажура. Оголенный провод и обычная лампочка. Это трудно назвать «здравой экономией». Сырость пятнами покрывает стены, создавая удушающий запах, от которого слезятся глаза. Куэйд сразу облюбовал данную часть своего дома и полюбил, пожалуй, так же сильно, как безнадежные романтики любят балконы, а безумные домохозяйки – кухни с большими плитами и кучей ненужной (по мнению Куэйда) ерундой вроде лопаток и солонок. Сам же он на свою кухню заходил едва ли больше трех раз, предпочитая недорогие пабы. Должно быть, поэтому, Куэйду всегда было кого привести в свой дом или если быть точнее – в этот подвал. Он и сейчас слышал крик, плотно впитавшийся в эти стены, пусть сейчас его жертва пока молчит, со страхом взирая на облезлые куски краски, и слышит писк крыс где-то под гнилым полом.

Кстати о жертве. Он был худ, но не так как сам Куэйд – все-таки этот парень хоть и бедный студент, кем Куэйд давно уже не являлся, он имел лучшие условия, хорошую стипендию и миленькую девушку, а секс, как вы знаете, неплохо укрепляет иммунитет. У студента были большие зеленые глаза, в то время как у Куэйда – две бусины цвета неспелого крыжовника. Еще он был так наивен… по нелепому наивен. Но в любом случае Стивен, так звали парнишку, всегда нравился Куэйду, хотя тот уже с самого первого дня знал, чем все это кончится. Эта их дружба.

Они познакомились в студенческом городке, когда высокий парень двадцати четырех лет с темно-каштановыми волосами и легкой небритостью растерянно изучал список всевозможных предметов. Его глаза бегали по строчкам, метаясь между философией и еще какой-то ерундой. Куэйд просто не мог позволить ему сделать неправильный выбор. Такая пища для размышлений… нет, ее невозможно упустить.

- Куэйд, отпусти меня.

Цепочка мыслей-воспоминаний оборвалась, когда он услышал этот голос: ломаный, с хрипом. Длинные волосы Стивена спутались, упали на глаза, но он не спешил поправлять их. Не спешил что-то делать. Просто ждал.

- Что ты хочешь сделать? – предпринял еще одну попытку Стивен, всеми силами скрывая режущий глотку страх. – Мы же друзья… друзья, Куэйд. Разве нет?

- Друзья, - повторил Куэйд, словно эхо, словно тень.

Он поправил мешковатый грязно-зеленый свитер и отошел подальше. Уже около трех недель (а их знакомству пять) Куэйд размышлял об их дружбе и тех недружеских мыслях в его голове.

Но сначала стоить ввести в курс дела: Куэйд был нормальным ребенком лет до семи, потом случилось страшное – его родителей убили на его же глазах. Какой-то маньяк с топором, - все в духе дешевых американских ужасов, что снимают неумелые режиссеры-дебютанты. Но тогда все было реально. На его глазах. И мир изменился, к сожалению, не в самую лучшую сторону.

- Сядь, - попросил Куэйд устало.

Стивен не послушался. Он судорожно думал над побегом, над своими шансами на этот самый побег, но вся нестандартность ситуации настолько сковывала, что Стив едва ли мог фильтровать мысли с паникой и страхом.

Куэйд покачал головой, положил ладонь на плечо Стивену, несильно надавил. От неожиданности у парня подогнулись колени, и он упал на прогнившие доски. Что-то острое впилось в колено, и Стивен хрипло застонал, закусив нижнюю губу.

Куэйд не обратил внимания. Он вновь окунулся в мысли о своем прошлом, детстве. Словно исповедь перед грехом.

Потом начались кошмары. Его опекунша – старая, вредная, влюбленная в себя и цепляющаяся за былую молодость тетушка Луиза говорила, что это нормально и каждый, каждый божий день повторяла проклятую фразу «ну у тебя же умерли родители, сладенький мой». Умерли, умерли. Он знал, черт возьми! И всеми силами пытался забыть это, но.… Но становилось только хуже. Кошмары приобрели способность беспокоить его не только ночью.

Бесы. Они мучают сознание слабого, потерявшегося человека. Куэйд по сей день не уверен, что голоса и лица, которые преследовали его, принадлежали именно бесам, чертям. Но была уверенна тетушка Луиза. Он отчетливо, словно все было вчера, помнил священника и его приспешников, которые ворвались в комнату, пока он пытался заснуть и параллельно не закричать от страха – ведь кровавые видения возвращались. Двое мужчин стащили его с постели - маленького мальчика, который был не в том положении, чтобы самому сделать выбор, - а потом начался какой-то ад, не иначе: его поливали святой водой как какую-то цветочную клумбу в саду, призывали Господа, размахивали деревянным крестом, а Куэйду казалось, что это топор и он кричал. Не от боли, нет. От страха. И в данный момент все эти «святоши» больше походили на одержимых, чем он сам.

Очнулся мальчик в госпитале святого Иосифа совершенно без сил и мыслей. Самовнушение подействовало – голоса больше не возвращались. Но зато появилась потребность – делать больно другим. Нет-нет, он вовсе не был маньяком, кого возбуждал вид крови или процесс расчленения, Куэйду нравилось видеть, как жертва боится, буквально становясь безумной от дикого страха. Пока что в его коллекции были молодые глупые студенточки и подвыпившие студенты. Такой как Стивен – впервые. Никогда еще Куэйд не хотел поставить эксперимент над тем, к кому в каком-то смысле привязался.

Да что уж тут, если быть честным, то Куэйд никогда ни к кому не привязывался. До этого момента.

А Стивен все кусал губы, пытаясь унять дрожь во всем теле. Ему-то Куэйд нравился давно, как человек, как учитель. И, несмотря на частые, порой безумные выходки, он шел за ним, без преувеличения, словно за богом. Они же друзья, верно? Так считал Стивен.

Куэйд тем временем собрался, сделал глубокий вдох и, проведя неестественно длинными, костлявыми пальцами по небритой щеке Стивена, ударил. Резко, так, что защипало ладонь.

Стивен едва сдержал стон. Из скудных познаний в области психологии он знал, что всякое проявление эмоций (а в частности боли) только подогревает азарт таких – каких? – как Куэйд. Поэтому предпочел молчать, изо всех сил сжимая зубы, пытаясь не обращать внимания на пульсирующую боль и дикий страх.

Удар. Еще удар. В ход пошли кулаки. Стивен почувствовал во рту соленый привкус крови. Он буквально захлебывался ей, но не мог ничего сделать. Слишком был напуган, удивлен. Куэйд бил его, словно боксерскую грушу: не разбирая куда, не рассчитывая силы. Ему вдруг вспомнился тот самый день изгнания из него бесов; и злость, вся эта детская беспомощность, которая вылилась в жестокие удары с хрустом костей и пятнами крови на стенах.

Когда Куэйд остановился, кровь текла по полу, проникая под гнилые доски. Переведя дух, он присел к Стивену, который уже чисто механически пытался закрыться, спрятать в дрожащих ладонях лицо. Натура социопата не давала Куэйду понять чувства, что испытывал сейчас Стив: страх, боль, униженность. Он просто сидел и смотрел на то, как парень постепенно возвращается в этот подвал, его сердце вновь бешено стучит от страха, от незнания, от безвыходности.

«Конец, - подумали оба».