Название: Аромат
Автор: -
Рейтинг: R
Пейринг: Эдвард/Белла
Жанр: Horror, Deathfic
Саммари: «Так мучительно быть рядом с тобой и не ощущать этой тягучей неги на языке, смотреть в твои зелёные глаза и мечтать о твоей крови...»



Музыка



Говорят, перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами. У кого-то это детские воспоминания, школа, выпускные, учёба, работа, долгие вечера у телевизора, поездки и развлечения. Мою же жизнь можно выразить всего одним словом: Белла.

Спросите меня, сколько мне лет? И я отвечу: полгода. Спросите, кто я? И я отвечу: пища. Спросите, в чём смысл моей жизни? И я выдохну одно слово: Белла.



Странная штука – память. Я помню число ПИ до тридцатого знака после запятой, помню запах свежих булочек с корицей, помню русские былины и древнегреческие мифы. Помню миллион вещей: интересных и не очень, сложных и элементарных. Но я ничего не помню о себе. Ничего о том, что происходило в моей жизни до того дня полгода назад, когда я очнулся в подвале.

Любой другой запаниковал бы, открыв глаза в каком-то тёмном помещении с подтёками на стенах. Любой ужаснулся, поняв, что он крепко-накрепко привязан к стулу и не может пошевелиться. Во мне же не было страха и желания выбраться, мне лишь хотелось, чтобы кто-то, кто угодно, ответил на раздирающий меня на клочки вопрос: «Кто я?»

Я провёл в одиночестве всего несколько секунд, по истечению которых дверь в подвал распахнулась и в неё залетела она. Безумно красивая: длинные тёмные волосы, сливочная, будто светящаяся в темноте кожа, изящная фигурка и огромные угольно-чёрные глаза. За долю секунды она переместилась от двери прямиком ко мне и, сделав глубокий вдох, мечтательно улыбнулась. Забыв обо всём, я любовался этим прекрасным созданием: уже тогда я понял, что она не человек. Люди просто не могут быть настолько красивы, настолько идеальны.

- Кто ты? – раздался в тишине подвала мой хриплый голос.

- Белла, - пропела девушка. Её голос был похож на перезвон колокольчиков, на журчание чистого горного ручейка. Он пролился бальзамом на мою душу, делая меня цельным. Почти.

- А я?

Девушка нахмурилась, словно пытаясь сосредоточиться,и наклонила голову набок.

- В смысле? – недовольно спросила она.

- Кто я? – только когда эхо этих двух коротких слов перестало метаться по подвалу и в нём воцарилась полная тишина, я понял, насколько это страшно: ничего не знать о себе.

Белла недоверчиво посмотрела на меня своими чёрными, как смоль, глазами, и уточнила:

- Ты ничего о себе не помнишь?

Я сглотнул и практически прошептал короткое «да».

Она уже открыла рот, чтобы что-то мне сказать, но тут глаза её потемнели. Я не представлял себе, что существует такой глубокий чёрный цвет: он просто засасывал меня, я не мог отвести взгляда от её глаз. Помнится, я ещё подумал, что она балуется наркотиками, и это всего лишь расширившиеся зрачки.

Я ошибался.

Её губы изогнулись в обольстительной улыбке и она прошептала, немного растягивая слова: «сейчас может быть немного больно, но так нужно. Я объясню всё чуть позже». И я поверил ей. А что мне оставалось? Варианта у меня было два: довериться загадочной, красивой Белле и воспринимать всё спокойно или биться в опутывавших меня верёвках, повизгивая от ужаса, потихоньку теряя рассудок. Хоть я ничего и не помнил о себе, но почему-то я был уверен, что страх я испытывал не так уж и часто.

Поэтому я спокойно наблюдал, как она достала нож и сделала аккуратный надрез на моём запястье. Лезвие было настолько острым, что боли я не почувствовал, а прикосновение её ледяных пальцев к коже у основания моей ладони почему-то подействовало на меня успокаивающе. Я находился в каком-то оцепенении, глядя на то, как она подносит к моей руке бокал и подставляет его под побежавшую из раны струйку крови. Молча наблюдал, как она жадно смотрит на багровую, тягучую жидкость. Лишь прикрыл глаза от удовольствия, когда её изящный, тонкий и безумно холодный палец прижался к коже моей руки, собирая остатки крови. И только недоумённо вздёрнул бровь, когда она положила его в рот и, обхватив его своими идеальными губами, тихо застонала.

Конечно же, я слышал о вампирах. В моей голове хранились знания о Дракуле и Лестате, а также о репортажах из далёких деревень, в которых жили люди, питающиеся кровью. Наверное, именно поэтому единственной моей реакцией на её действия было удивление и проснувшееся любопытство.

Я понимал, что это ненормально: по идее, я должен был кричать, дёргаться, орать, чтобы она меня отпустила... И какая-то часть меня очень хотела начать вести себя именно так, но при этом я прекрасно осознавал, что это ни к чему не приведёт. У этой красивой девушки была хоть какая-то информация обо мне, она знала, как я здесь оказался, и я надеялся, она сможет объяснить мне, кто я такой. Конечно же, судя по тому, что я был связан, очутился я здесь вовсе не по своей воле, но это был уже другой вопрос, который был для меня не на первом месте. Я ни о чём не мог думать, только пытался вспомнить хоть что-то о себе. Это ужасное ощущение: не знать даже своего имени. Именно из-за этого я чувствовал холодок, пробежавший по позвоночнику, именно поэтому ладони вспотели, а сердце начало биться быстрее. Белла стояла рядом и медленно поворачивала в руке бокал, держа его за ножку, внимательно глядя на то, как по его стенкам стекают тёмные капли, а я с каждой секундой всё больше и больше впадал в панику. В голове набатом звучали ставшие грозными слова «кто я», и когда я, пытаясь вспомнить хоть что-то о себе, натыкался лишь на пустоту... Это было страшно.

Пытаясь отвлечься, я начал внимательно наблюдать за Беллой. Мне нужно лишь дождаться, когда она закончит, твердил я себе. Нужно лишь потерпеть...

Тут в движениях Беллы появилась какая-то резкость, и она поднесла бокал к лицу. Девушка жадно втягивала носом воздух, мечтательно прикрыв глаза, но вдруг распахнула их, и я даже немного отшатнулся, уловив блеснувшую в тёмных провалах её зрачков яростную жажду. Она мгновенно выпила всё, что было в бокале, и начала с каким-то остервенением слизывать оставшуюся на стенках плёнку крови. Запустила внутрь изящный палец и раз за разом проводила им по стеклу, после чего обхватывала его губами и тихо рычала. Она продолжала делать это и когда бокал уже казался мне идеально чистым. Я невольно поёжился: в этот момент в хрупкой девушке не осталось ни капли человеческого, черты её лица обострились, она рычала, а движения её стали настолько быстрыми, что я их даже не видел. Это было похоже на просмотр фотографий: вот ты видишь её склонившейся над бокалом, а в следующее мгновение она уже стоит, запрокинув голову и положив палец в рот.

Вдруг она яростно зарычала и молниеносным движением запустила бокал в стену. Он разлетелся на мелкие осколки, а Белла замерла около меня мраморной статуей. Мне показалось, что она даже не дышала, настолько неподвижным было её идеальное тело.

Шли минуты. Белла так и не двигалась, лишь иногда её пальцы чуть-чуть подрагивали. Я же боролся с вновь накатывающими на меня приступами паники, и уже готов был кричать от бессилия, когда она наконец отмерла и, поморгав, повернулась ко мне. Из её глаз исчезло жадное, звериное выражение, зато цвет их теперь был тёмно-багровым. Думаю, в любом другом случае меня бы вся эта ситуация всё-таки напугала бы до чёртиков, но не сейчас. Сейчас мне было важно лишь услышать ответ на свой главный вопрос.

Она понимающе улыбнулась мне и, скрестив руки на груди, решительно кивнула.

- Спрашивай.



Меня зовут Эдвард. Эдвард Мейсен. Мне двадцать шесть лет, я не женат. Детей нет.

Мы с Беллой заключили договор, в котором я согласился отдавать ей свою кровь в течение всей своей жизни, в обмен на что она обязана содержать меня: кормить, поить, предоставлять телевидение и прочие блага цивилизации. Я же обязался ни с кем, кроме неё, не общаться и не выходить за границы, установленные Беллой, которые охватывали дом и лес, в котором он находился. Белла показала мне договор, содержащий все эти пункты, подписанный нами обоими.

В подвале я оказался, потому что мы договорились, что во время её «трапез» я буду связан, чтобы оставаться неподвижным, и проходить они будут именно в этом помещении, чтобы не оставлять следов.

Память я потерял после того, как мы с «друзьями» завязали драку, и один из них ударил меня кирпичом по голове.

В общем-то это всё объясняло ситуацию, хотя на первый взгляд казалось полным бредом. Но Белла сразу после нашего разговора развязала меня и проводила в гостиную, где аккуратно забинтовала моё запястье. В холодильнике я обнаружил гору всякой всячины, а дом, в котором я оказался, был просторным и светлым: даже не помня своего прошлого, я был уверен, что никогда раньше не то что не жил, а даже вживую не видел такой шикарной обстановки. Пока я осматривался, Белла извинилась, сказав, что ей нужно отойти и, кинув напоследок, чтобы я чувствовал себя как дома, испарилась.

Сначала я изумился, что она так просто оставила меня одного, а потом вспомнил, с какой скоростью она двигалась, и вздохнул: сбежать точно не получится. Да и от чего сбегать? От идеального дома, напичканного едой и техникой? Бокал крови раз в несколько дней не казался мне такой уж большой ценой за возможность спокойно жить в своё удовольствие. Я смутно осознавал, что до этого мне приходилось тяжело трудиться, чтобы заработать себе на кусок хлеба, пусть я так и не смог вспомнить, кем был раньше. Кого-то обеспокоило бы и то, что общаться с кем-либо кроме Беллы запрещено, но я почему-то был совершенно не против этого пункта. Думаю, общение с людьми не доставляло мне в «прошлой жизни» особого удовольствия.

В общем, я смирился со своим положением. Уже тогда я понимал, что выбора у меня нет: слишком чётко в моей памяти отложилось то, с каким выражением лица хрупкая, изящная девушка вылизывала бокал с кровью дочиста.

Злить Беллу и идти ей наперекор точно не стоило.



После этого жизнь потекла своим чередом. Беллу я видел редко, практически только когда она питалась, и каждый раз пытался разговорить её. Она сама говорила мало, отвечала мне односложными предложениями, но если сначала я не видел в ней интереса к нашим разговорам, то с каждой новой встречей огонёк любопытства в её багряных глазах разгорался всё сильнее и сильнее. И только спустя два месяца у нас впервые получилось полноценно пообщаться.

Мы поднялись в гостиную после очередной трапезы, закончившейся очередным разбитым бокалом. Девушка скользнула в стоящее у камина кресло, а я устроился на диване напротив. Она вопросительно приподняла бровь. Я знал, что это значит: «что ты приготовил на сегодня?» Усмехнувшись, я откинулся на спинку дивана и задал вопрос, который мучил меня с самого первого дня:

- Кто ты?

Белла усмехнулась, после чего сглотнула и закрыла глаза: я знал, что так она готовится ответить мне.

- У меня дежа вю, - с трудом выговорила девушка.

- Да, я просто... понял, что ты вампир, но больше я о тебе ничего не знаю. Понимаю, что могу лезть не в своё дело, но ты же уходишь куда-то? У тебя есть семья? – я знал, что эти вопросы могут ей не понравиться, но что мне оставалось? Это был единственный способ узнать о ней хоть что-то и немного утолить грызущее меня любопытство.

Белла сделала медленный вдох, и улыбнулась. Я уже заметил, что каждый раз, когда она так глубоко дышала, на её лице появлялось мечтательное выражение, а глаза становились абсолютно чёрными. Вот и сейчас, когда её ресницы взлетели вверх, я окунулся в угольно-чёрный взгляд, от которого мне всегда становилось немного не по себе. В такие моменты в Белле не оставалось ничего человеческого, она превращалась в неземное создание, будто созданное специально для того, чтобы одним своим видом лишать речи любого представителя мужского пола.

- Да, ты прав, я вампир. Точнее, вампирша, - она неожиданно рассмеялась, и от этого переливчатого, радостного звука уголки моих собственных губ приподнялись в улыбке, - ухожу я к своей семье, хоть они и не одобряют мой выбор, - она замолчала, задумавшись о чём-то.

- Какой выбор? – подтолкнул её я.

- Видишь ли, до встречи с тобой я питалась кровью животных, - проговорила Белла, глядя на пляшущие в камине языки пламени, - я и сейчас в целом ей питаюсь, но добавила в свою вегетарианскую диету чуть-чуть мяса, - она снова рассмеялась, - думаю, Джаспер мне даже немного завидует – ему до сих пор сложно находиться рядом с людьми. А вот остальные... – она грустно улыбнулась и посмотрела прямо на меня, - ты скоро познакомишься с ними. Во всяком случае, на день Благодарения они обязательно приедут, - думаю, в моих глазах мелькнула тень ужаса, потому что она тут же добавила, - не волнуйся, кушать тогда будешь только ты, индейкой для вампиров тебе точно служить не придётся.

В тот день мы ещё достаточно долго говорили. Она рассказала мне о своей взбалмошной ясновидящей сестре Элис и её галантном муже-эмпате Джаспере, о весёлом Эммете и равнодушной Розали, а также о своих родителях: Карлайле и Эсми. Когда она говорила о них, я видел сверкающую в её глазах любовь, и в этот момент она была прекрасна, как никогда.

Думаю, именно тогда я понял, что начинаю влюбляться в неё.



Чем дальше, тем больше времени Белла проводила рядом со мной. Она будто привыкала к моему присутствию: теперь мы вели долгие разговоры о фильмах, книгах и политике. Она была невероятно начитана, а я к уже имевшимся у меня знаниям присовокупил массу новых: в конце концов, я целыми днями только и делал, что сидел за компьютером или смотрел телевизор, если не считать тех часов, что я провёл, гуляя по лесу, в котором и стоял наш дом. Так что беседы у нас получались очень интересными и захватывающими. Только вот Белла больше не хотела рассказывала о себе, на корню обрубая все мои расспросы.

Питаться она тоже стала чаще, иногда мы спускались в подвал по несколько раз за день. Я уже привык к такому образу жизни и не жаловался, хотя иногда после этого меня преследовали головокружения и слабость. Глаза Беллы становились всё темнее, зато настроение всегда было приподнятым.

К октябрю она окончательно перестала куда-то выходить, только иногда ездила за продуктами и всякими бытовыми мелочами. Я стал есть много сладкого, чтобы избавиться от головокружений из-за потери крови. Но я был не против: к тому времени я окончательно и бесповоротно влюбился в неё.

Всё моё существо кричало, что это неправильно. Что это всё стокгольмский синдром, ведь симптомы действительно подходят на сто процентов. Я боялся её и в то же время боготворил. Она была остроумной, доброй и любящей, и, что уж толку отрицать это, она была безумно красивой. С каждым днём я всё сильнее привязывался к ней и скучал по её голосу и взгляду даже во время её коротких вылазок в магазин. Даже глупо: судя по паспорту, который Белла отдала мне в первый же день, я действительно ни разу не был женат, то есть за двадцать шесть лет я не смог найти подходящую девушку, а тут влюбился в вампира. Но я ничего не мог с собой поделать. Я просыпался с мыслью о том, что увижу её, и даже когда она делала очередной надрез на моём запястье, я мог думать лишь об её холодных пальцах, аккуратно сжимающих мою руку.

Задумываться о том, взаимно ли это, мне не хотелось. Иногда во время наших бесед я видел мелькающее в её глазах чувство, даже не чувство, а намёк на него, но потом багровый сменялся на чёрный, и единственное, что оставалось в её глазах - это голод.



Иногда я думал, почему она выбрала меня? Мне не давали покоя её слова о том, что её образ жизни изменился именно после встречи со мной. Что это значило? Чем я отличаюсь от остальных?

Ответ на эти вопросы я получил вечером тридцать первого октября.

Хэллоуин.

В тот день Белла была необычайно весёлой и разговорчивой, мы сидели у камина до поздней ночи: сначала смотрели «Дракулу», над которым она смеялась, не переставая, а потом переключились на «Дневники Вампира». Было так странно сидеть рядом с настоящим вампиром и смотреть фильмы про вампиров выдуманных.

Белла весь вечер шёпотом объясняла мне различия между её видом и любителями крови из фильмов. Она наклонялась к моему уху, немного задевая его губами, и с каждым её словом моё сердце билось всё быстрее и быстрее. Я даже почти не обращал внимания на то, что она говорит. Мне было всё равно. Вампиры не спят? Ок. У вампиров не бьётся сердце? Хорошо. Вампиры могут не дышать сколько угодно? Ага. Они могут услышать шорох крыльев бабочки находясь в ста метрах от неё? Отлично.

Она ещё что-то шептала, когда я повернул голову и прикоснулся к её губам.

Белла тут же превратилась в статую. Её твёрдые, холодные губы не двигались, и я точно подумал бы, что целую бездушный камень, если бы не её глаза. Бездонные, чёрные глаза, в которых плясало пламя тысячи эмоций. Я вздохнул и поднёс руку к её щеке. Такая гладкая, такая холодная... Мне уже давно хотелось дотронуться до неё, почувствовать, каково это: проводить пальцами по белоснежной коже, вдыхать её тонкий аромат с нотками ванили и клубники...

Белла закрыла глаза и немного отстранилась.

- Что же ты делаешь, глупыш, - тихо, с мукой в голосе спросила она.

- Я просто... люблю тебя, - выдохнул я, не в силах остановиться, сдержать рвущиеся из меня чувства и эмоции. Я сдерживал их пять месяцев, пять месяцев, проведённых наедине с этой потрясающей, загадочной девушкой. И сейчас, когда она была так близко, что я чувствовал холод, который источала её кожа, они потоком прошли сквозь моё тело, и сдерживаемая мной влюблённость разрослась, заполнила всего меня – от макушки до пяток. В то мгновение я – Эдвард Мейсен – пропал с лица Земли, испарился, и моё место занял полностью зависящий от Беллы мужчина. Я не надеялся на взаимность, мне достаточно было лишь возможности прикасаться к ней, чувствовать её рядом, окунаться в её чёрные, чёрные глаза...

Белла судорожно вздохнула, когда я погладил большим пальцем её щёку, и на её лице тут же проступило так хорошо знакомое мне мечтательное выражение. Идеальные, пухлые губы изогнулись в соблазнительной улыбке, а ресницы взлетели вверх, открывая моему взору горящие чёрные глаза.

В следующее мгновение я уже лежал на диване, к которому меня прижимало изящное тело Беллы. Моя любимая вампирша урчала, как большая кошка, скользя носом по моей шее, груди, опускаясь всё ниже и ниже. Я полностью погрузился в ощущения, которые дарили мне эти ледяные прикосновения. Весь мир сузился до гостиной, дивана, до потрясающей девушки, с которой я погружался в пучину удовольствия. Белла провела кончиками тонких пальцев по моей груди, с лёгкостью разрывая футболку. Я ещё никогда не чувствовал ничего подобного, и когда её холодные губы коснулись оголившейся кожи, я готов был взорваться. Глаза Беллы вдруг оказались прямо передо мной, и она, обхватив моё лицо ладонями, начала покрывать его поцелуями, между ними шепча, шепча что-то настолько тихо и быстро, что я сначала ничего не мог разобрать. Но, прислушавшись, сумел различить слова.

- Твой запах, такой сладкий, такой сильный, такой вкусный, такой притягательный, струящийся по венам, он окутывает, пропитывает, не отпускает. И сейчас, твоё возбуждение, горьковатой, мускусной ноткой вплелось, я не смогу оторваться, впитаю, впитаю его полностью, выпью до дна, до последней капли, чтобы навсегда, навсегда сохранить в себе, не потерять. Такой соблазн, такое мучение быть рядом с тобой и не ощущать этой тягучей неги на языке, смотреть в твои зелёные глаза и мечтать о твоей крови, об её вкусе, божественном, неповторимом...

Я заглянул в её глаза и увидел в них безумие и голод. Её лицо было красиво, как никогда, и как никогда говорило о том, что она не человек. Белоснежная кожа, светящаяся во мраке комнаты, огромные глаза, обрамлённые пушистыми, длинными ресницами, ярко-красные пухлые губы, идеальные зубы с немного удлинёнными клыками, и, конечно же, взгляд. В нём не было никаких чувств, только жажда. Я закрыл глаза и расслабился.

Удивительно, но я не боялся смерти. Лёжа на диване, чувствуя холодные прикосновения по всему своему телу, я лишь надеялся, что она будет счастлива. Мне просто не повезло: для счастья ей не нужен я сам, ей нужна только тёмная, тягучая жидкость, текущая по моим венам.

Я вздрогнул и распахнул глаза, услышав громкий крик: «Нет! Нельзя!» Холод исчез, и моему взору открылась пустая гостиная.

Белла ушла.



Её не было три недели. Еда в холодильнике появлялась будто сама по себе, и я был уверен, что приносила её не Белла: я бы почувствовал её присутствие. Её тонкий ванильный аромат чувствовался в доме всё слабее и слабее, а вскоре и вовсе испарился.

Я сходил с ума. Даже несколько часов без неё казались мукой, а тогда, проводя в одиночестве день за днём... Тоска по ней была просто невыносимой, и я понимал, что это ненормально. Я был одержим ею. Меня ломало, мне было физически плохо: через неделю я уже шатался по дому, качаясь, как пьяный, и мир вокруг окутало чёрной дымкой. Я ел через силу, лишь чтобы не умереть, дождаться её. Почти всё время я метался по своей кровати в бреду, то видя её на пороге комнаты, то чувствуя, как её клыки медленно погружаются в мою кожу и наслаждаясь этим, то крича от бессилия, глядя, как её раздирают на части прямо передо мной. Эти галлюцинации преследовали меня, погружали всё глубже и глубже в пучины безумия.

Прошла целая вечность, заполненная моими стонами и криками, тоской и болью. Мне казалось, что меня сжигают заживо, и это было мучительно.

В один из дней этой вечности на пороге моей комнаты появилась девушка. Сначала я принял её за очередную галлюцинацию, но незнакомка сосредоточенно посмотрела на меня своими золотистыми глазами и тихо произнесла:

- Джаспер.

Я нахмурился. Джаспер. Что-то знакомое. Какое-то воспоминание металось в моей разгорячённой голове. Джаспер... Белла. Белла рассказывала мне о нём. И эта маленькая черноволосая девушка, похожая на эльфа...

- Элис? – прохрипел я.

Возникший рядом с сестрой Беллы высокий мужчина приобнял её за плечи и, приподняв бровь, изучающе посмотрел на меня.

- Так Белла всё-таки о нас рассказывала, - довольно произнёс он тягучим, бархатным голосом.

Услышав её имя, я тут же почувствовал, как безумие отступает, и мир вокруг стал немного чётче.

- Да, - сказал я, откашлявшись. Мне становилось лучше с каждой секундой. Слабость отступила, зато тёплой волной прошли по телу уверенность и спокойствие.

Джаспер подмигнул Элис и исчез, а маленькая эльфийка последовала за ним, кинув мне: «ждём тебя внизу».

Так я познакомился с Калленами.



Как Белла и обещала, они приехали на день Благодарения. Всей семьёй. Удивительно, но в обществе шести вампиров я чувствовал себя, как рыба в воде. Мы провели целый день, разговаривая с Карлайлом о медицине и науке, с Джаспером – об истории, обсуждая с Эмметом спорт, а с девушками – фильмы и музыку. Они все были дружелюбны и милы, и в один голос убеждали меня, что Белла скоро вернётся. «Она не сможет долго находиться вдали от тебя», тихо сказал мне Джаспер, и в золотистых глазах Калленов в тот момент я отчётливо видел одно и то же: грусть.

Мы вместе готовили индейку, и все вампиры морщились от её запаха, который мне казался крайне аппетитным. Потом сидели за столом, и я старался не обращать внимания на то, что кроме меня никто ничего не ест. А на следующий день я проснулся в пустом доме, только на кухонном столе лежало письмо. Разорвав конверт, я вытащил исписанный с двух сторон изящным, летящим почерком лист бумаги.

«Дорогой Эдвард!

Прости, что уехали не попрощавшись – наша ясновидящая Элис сказала, что так будет лучше, а мы привыкли ей верить. Во всём.

Нам очень жаль, что всё так обернулось. И мы все виноваты перед тобой за то, что выбрали не тебя, а Беллу.

Ты уже знаешь, что мою дочь притягивает запах твоей крови, но не всё так просто. Твоя кровь поёт для неё и только для неё.

Видишь ли, ваш случай уникален, потому что обычно вампиры, повстречав на своём пути такую «поющую» кровь, не могут сдержаться и тут же убивают человека, выпивая её до капли. Но Белла всегда обладала просто потрясающим контролем над собой и своими инстинктами. Её личность практически исчезла, когда она вдохнула твой запах, но ей хватило самообладания, чтобы сохранить твою кровь для себя. Думаю, это было желанием всех вампиров – всегда иметь своего «певца» рядом, всегда иметь возможность сделать глоток этой восхитительной жидкости. Проблема в том, что это крайне мучительно для нас: быть рядом с источником такого наслаждения и не иметь возможности испить его до дна. Ты не представляешь, через что приходится проходить Белле каждую секунду, проведённую рядом с тобой. И проблема даже не в том, что это больно (представь, что тебе в горло засунули раскалённый прут, и ты получишь примерное представление об ощущениях Беллы), а в том, что сдерживаться с каждым мгновением становится всё труднее и труднее.

Белла одержима твоей кровью. А ты одержим Беллой. И дело не в её красоте или уме, поверь. Так уж вышло, можешь называть это насмешкой судьбы, но этого не изменить: пока один из вас жив, вы будете стремиться друг к другу.

Думаю, ты понимаешь, что в какой-то момент даже выдержка Беллы не поможет. Сейчас она пытается отвыкнуть от вкуса твоей крови, но её организм не воспринимает кровь животных, пока нектар, бегущий по твоим венам, поёт свою губительную песню. Она скоро вернётся, и Эдвард... Мне правда жаль. Человеческая жизнь бесценна, но жизнь и рассудок моей дочери для меня важнее. Прости.

Карлайл.»

Слова Карлайла не вызвали во мне ни капли удивления, я лишь получил подтверждение всем своим догадкам. Всё это было неважно, даже то, что жить мне, скорее всего, осталось совсем недолго. Важно было лишь одно.

Белла скоро вернётся.



Она появилась на пороге гостиной вечером того же дня. Я не обращал внимания на её разодранные джинсы и грязную футболку, на практически чёрные круги под её глазами, в тёмных провалах которых метался знакомый жадный блеск. Мне было наплевать, что она сделает со мной: всё, что имело в тот момент значение, это то, что она рядом. Словно недостающая часть меня вернулась на место, делая меня цельным. Словно не было тех недель тоски и страданий, словно я не метался по кровати, в бреду выкрикивая её имя. Я был счастлив.

Белла метнулась ко мне и начала жадно целовать, её руки метались по моему телу, она окутывала меня собой, и я забывался, терялся под натиском её холодных губ и ледяных прикосновений. Всё исчезло, осталась лишь она. Её дыхание, которое окутывало меня восхитительным клубнично-ванильным облаком. Её кожа, которой я благоговейно касался, тихо постанывая от наслаждения. Её губы, которые были везде, везде... Не было ни одной клеточки моего тела, которая не пела бы в тот момент от этого острого удовольствия. Я потерял себя в Белле, и когда её стоны превратились в рычание, а поцелуи стали укусами, это показалось мне правильным.

Словно со стороны я наблюдал, как Белла снова и снова запускает в меня клыки. С каждой секундой укусов на моём теле становилось всё больше и больше, но она не останавливалась. Медленно водила руками по коже, размазывая по ней кровь, чтобы затем слизать её, тихо урча от удовольствия. Целовала шею, сдавливая кожу зубами, пока она не разрывалась, посылая поток тёмной жидкости прямо в рот моей любимой. Прикусывала ухо, слизывая выступавшую на нём капельку крови. Она словно обезумела. Её пальцы прорывались сквозь мою плоть, окрашиваясь в багровый цвет. Она кусала, стонала, лизала, глотала, впитывала в себя каждую каплю моей крови. Выпивала меня до дна.



Я ничего не чувствую, никакой боли, только всепоглощающую усталость. Сейчас я понимаю, что отдал ей свою душу в тот момент, когда её чёрные глаза впервые остановились на моём лице. И вполне закономерным было то, что вслед за душой она получила и тело – всё, целиком. Сквозь накатывающие на меня волны забвения я слышу, как она то шепчет, то кричит во весь голос, и так хочется успокоить её, сказать, что всё хорошо, но теперь я, а не она, превратился в мраморную статую, а статуи не говорят...

- Нет, нет, Эдвард, пожалуйста, не умирай, я не выживу без тебя, без твоего аромата, он уже уходит, теряется! Эдвард! Ты любишь меня, так не уходи, не оставляй меня! Прости, прости меня... Всё будет как раньше, только живи, только борись...

Её голос уплывает от меня, всё дальше и дальше... В ушах отдаются тяжёлые, медленные удары сердца, которым оно отсчитывает последние секунды моей жизни. Сил нет даже на то, чтобы закрыть глаза, но я даже рад этому: мой остановившийся взгляд замер прямо на лице Беллы. Она рыдает без слёз, трясёт меня, бьёт кулаком по груди, пытаясь вновь запустить уже почти мёртвое сердце.

Говорят, перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами. И, наверное, это правда, потому что всё, что я вижу сейчас – это моя жизнь, моя любимая девочка-вампир. И вздохом, в такт с двумя последними ударами уставшего сердца, на моих губах горьким, кровавым привкусом навсегда замирает её имя.