Глава 15. Из огня да в полымя

Обратный путь до Оазиса Жизни прошел куда быстрее, чем можно было рассчитывать. Адские кони в мгновение ока домчали девушку до портала, да и сопровождение ей попалось прекрасное: демоны из личной свиты Асмодея хоть и поглядывали на нее с высокомерным презрением, но зловонные пасти не раскрывали и зубами не клацали. Рассчитывать на большее она и не смела. В общем, в свой мир Аврора вернулась в прекрасном расположении духа.

Несмотря на весьма натянутое начало разговора, милостью Асмодея все завершилось как нельзя лучше, однако на сердце ее тяжелым камнем лежало страшное предчувствие. Душу не оставляло ощущение фатальности, ибо она, как никто другой знала, что демон может пойти на крайне невыгодную для себя сделку лишь в одном случае. Владыка собирался совершить вылазку на Пустошь и, видимо, иллюзий касательно своего возвращения не питал, а это – его прощальный подарок возлюбленной в память о некогда прожитых моментах. Только теперь она поняла, что Асмодей даровал ей свободу не потому, что получил более выгодное предложение, а потому, что хотел оградить ее от посягательств падших собратьев в случае, если с ним случится непоправимое. От одной этой мысли сердце ее сжалось от нестерпимой боли, словно в него вонзили отравленную стрелу, и Аврора едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Нет, этого решительно не может быть! Они прошли через все мыслимые испытания не для того, чтобы все закончилось так.

Переведя дыхание, девушка прижала у груди перстень, шепча древнее заклятие. В тот же миг огромное зеркало засветилось по периметру зеленоватым сиянием, открывая врата в иное измерение, и Аврора сделала шаг вперед, в тот же миг оказавшись в собственной комнате. И тут же почувствовала, как сердце ее сжимается в ледяных тисках во второй раз, столкнувшись с полным холодного осуждения взглядом Лионеля.

Мужчина сидел посреди ее спальни, прямо напротив дьявольского портала, закинув ногу на ногу. Со стороны могло показаться, что он совершенно спокоен, но Аврора знала – видела по глазам, что в душе его бушует целая буря. Настоящий ураган эмоций, который сейчас обрушится на нее всей своей мощью. Девушка неуверенно сглотнула, перед глазами все плыло от волнения и усталости. Вцепившись рукой в спинку стула, она посмотрела в окно: солнце уже закатилось, и багряный край небес поблек, став тускло-розовым: небесная лазурь постепенно окрашивалась в темные тона, и таинственная сумеречная тишь природы неслышно обступала комнату со всех сторон. Вот, Дьявол, ее не было по меньшей мере сутки. Она перевела встревоженный взгляд на Лионеля, словно желая прочитать на его лице ответ на свой вопрос, желая найти опровержение или подтверждение собственным догадкам, но он молчал, и эта натянутая, словно гитарная струна, тишина оглушала.

Не выдержав напряжения, Аврора ссутулилась, плечи ее поникли, а голова упала на грудь. Видимо сейчас она была похожа на овцу, приведенную на заклание, столь убийственным ей казался взгляд ведьмака. Уж лучше бы он накричал на нее, ударил, в конце концов, но только не это немое осуждение.

– Сколько? – пролепетала она, все еще не поднимая глаз.

– Почти пять суток, – слова Лионеля звучали, как приговор, и Аврора еще ниже согнулась под их тяжестью.

– Я не могла поступить иначе, – пискнула девушка, рванувшись к нему, но ведьмак смирил ее пыл одним лишь взглядом.

– Конечно, не могла. Ты же думаешь обо всех, кроме себя, и меня, и нашего ребенка, – он уже не пытался скрывать ни собственного раздражения, ни упреков, глаза его красные после долгих ночей, проведенных без сна, сейчас сверкали адским пламенем, и девушка попятилась назад. – Неужели для тебя все жизни имеют одинаковую ценность? Моя жизнь и жизнь незнакомца с улицы… это одно и то же?

– Нет, но…

– Здесь не может быть никаких «но», Аврора. Когда передо мной встал этот выбор, я выбрал тебя, и сделал бы так снова, потому что мы – семья. Но ты… ты готова поставить под угрозу нас всех, чтобы успокоить собственную совесть. Да, Алексия была безвинна, и поверь, мне тяжело далось это решение, но таков наш век. Я понесу этот крест, и вина за этот поступок до конца дней будет глодать мою душу, однако, это приемлемая цена за твою свободу.

– Тебе не придется с этим жить, – прошептала Аврора. – Асмодей… он отпустил ее и не стал аннулировать прошлые договоренности.

– И что попросил взамен?

– Ничего!

– Так не бывает. Демоны ничего не делают просто так. Им чужды жертвенные порывы и человеческие эмоции. Если он так поступил, значит, замышляет нечто более подлое, а ты наивно попалась в раскинутые им сети.

– Это ложь! – в сердцах воскликнула Аврора, с такой силой вцепившись в подлокотники кресла, что костяшки на пальцах побелели. Знал бы Лионель, сколько раз Асмодей спасал ее жизнь, через что им прошлось пройти в Аду, был бы осторожней в своих обвинениях. – Он знает об Амелии. Знал с самого начала.

– Откуда?

– Твои защитные заклинания. Он почувствовал колебания энергии там, где ее не должно было быть.

– Надо срочно забрать Амелию из колледжа, увезти подальше: в Англию, в Шотландию. Она не должна знать ничего ни о нас, ни о том, чем мы занимаемся. Это слишком опасно.

– Не нужно, если бы Асмодей хотел причинить ей вред, то давно сделал бы это, – ответила девушка. – У него были сотни возможностей и главное, законные права, которые не в силах оспорить даже небесная канцелярия. К тому же, нет в этом мире места, где можно укрыться от всевидящего ока рыцаря Ада. Если он захочет, то найдет Амелию, даже на краю Земли. Единственное, что нам остается – это смириться с тем, что все тайное рано или поздно становится явным.

– Неужели ты так наивна, что не в состоянии понять элементарных вещей? – Лионель с недоумением воззрился на нее. – Асмодей сказал тебе об этом, чтобы ты знала: свобода – это мираж, и если ты посмеешь ослушаться его воли, страдать за твои решения будет Амелия. Это была не милость демона, а предостережение. Открой глаза!

– Этого не случится. Он дал свое слово, – Аврора сняла заляпанный грязью плащ, перекинув его через спинку стула, налила из кувшина воды и начала отирать тряпочкой лицо.

– Слово демона?! Ты права – падшие никогда не лгут, – саркастично заметил Лионель. – Да они изобрели ложь, Аврора! В угоду своей корысти он продаст тебя, забудет про все свои обещания. Им неведомо чувства долга и честь!

– Асмодей сотворил много зла, но никогда не забирал обратно своих слов. Если он сказал, что не станет предъявлять претензий на душу Амелии, никакими обвинениями ты не сможешь поколебать мою веру в это.
– Почему? Почему ты так беззаветно доверяешь ему? Неужели ты считаешь, что он способен на ответный порыв? Он демон!

– А ты черный маг! – ровным тоном ответила Аврора, скрывшись за восточной ширмой, расшнуровывая корсет.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Когда мы встретились впервые, ты отправил меня на костер по ложному обвинению, в тебе не было ни капли сострадания и милосердия, но это была лишь маска, за которой скрывался человек, вынужденный ступить на этот скользкий путь из-за трагического стечения обстоятельств. Теперь я знаю, какой ты на самом деле, хотя другие считают тебя исчадием Ада. Ты смог измениться, но почему тогда не может измениться он?

– Потому что он…

– Демон, да, я знаю, – перебила Аврора, облачаясь в шелковый халат прямо на голое тело. Холодная ткань скользнула по коже, и сотни мурашек забегали по телу девушки, вызвав неприятную дрожь. – И я прекрасно знаю, что он никогда не изменит своей природе, но в душах падших осталось место для добра. Я была тому свидетелем, поэтому я верю…

– И из-за этой слепой веры, ты рискнула и своей жизнью, и жизнью ни в чем не повинного ребенка?

– Асмодей не причинил бы мне вреда, – с уверенностью ответила Аврора. – Поэтому я обратилась с прошением именно к нему. Ты знал, каким он был тысячелетия назад – с тех пор утекло много воды, но я…я знаю его сейчас. Этого достаточно.

Лионель раздраженно бродил по комнате, пытаясь успокоиться. На языке крутились десятки вопросов, которые у него не хватало духу произнести вслух. Смешно! Поначалу все люди говорят, что горькая правда предпочтительнее сладкой лжи, но когда дело доходит то момента истины, страшатся ее услышать.

– Я никогда не спрашивал тебя о том, что было между Вами в Аду – это было понятно без лишних слов. Я не осуждал твоих поступков, ты выживала там, как могла. И если ради этого тебе пришлось пойти на постыдные вещи, я могу это понять. У каждого из нас есть прошлое. И мое ничуть не лучше, но до недавнего времени мы были счастливы, и я полагал, что все забылось за давностью веков, – Лионель замолчал, повернувшись к ней спиной, чтобы не видеть ее глаза́, – Бал все изменил – ты стала другой.

– Я такая, какой была всегда…

– Нет, не такая. Не пытайся обмануть ни себя, ни меня. Я наблюдал за Вами, а со стороны можно разглядеть куда больше, чем сам желаешь. Не хочу ворошить прошлое, но ответь, что происходит между вами сейчас?
– Лионель с силой смял портьеру, глядя в окно. Сейчас или никогда! Он должен знать правду, какой бы тяжелой она не оказалась.

– Всё… или ничего, – отозвалась Аврора, теребя в руках подол собственного халата. – Я сама не понимаю: не знаю, где правда, а где ложь. Не знаю, что в действительности было, а что стало лишь химерой, – и это была правда, девушка уже сама не понимала происходящего с ней. Она любила Асмодея, любила Лионеля, за каждого из них готова была принять мученическую смерть… но какое из чувств было истинным? – Прости меня, – слезы подступили к горлу, голос ее задрожал, но она задушила в себе этот порыв. – Я много думала об этом, думала, что смогу во всем разобраться, но нить наших судеб с каждым днем запутывалась все сильнее. А теперь еще ребенок…

– А что ребенок? – Аврора подняла глаза на Лионеля, и внутри у нее все похолодело. – Что ребенок? – переспросил он, и голос его приобрел металлические нотки, резанув по натянутым нервам, словно пила. – Чей он? – Вопрос глупый. Лионелю было известно, что демоны не могли иметь детей – это было проклятие небес. Нерушимое и непреложное, обратного случиться просто не могло.

– Демоны не могут иметь детей, он твой, – твердо ответила она, хотя толика сомнений все же отравляла ее разум. То была этакая ложка дегтя в бочке меда. Невозможная возможность, которую напрочь отвергал здравый смысл, но треклятое сердце продолжало нашептывать: «А вдруг».

– Тогда что ты имеешь в виду?

– То, что все запуталось еще сильнее. И чтобы разобраться во всем этом, нужно время.

Лионель бухнулся на кресло, уперев локти в колени, и сокрыл лицо ладонями. Да, сколько не готовься услышать дурные вести, а все равно они бьют обухом по голове. И как больно! Казалось, что когтистая лапа вонзилась в его грудь, вырывая еще трепещущее сердце. Видимо Мойры, плетя золотую нить его жизни, решили сыграть с ним злую шутку. Иначе как объяснить то, что обеих женщин, которых он любил всецело и беззаветно, с промежутком в тысячелетие забрал у него один и тот же мужчина. И не просто мужчина – демон. Будь он трижды проклят!

– Я хочу уехать отсюда! Мне сложно находиться в этих стенах, они словно давят меня своей обреченностью, – нарушив ход его мыслей, произнесла Аврора. Ведьмак встретился с ее янтарными глазами, в которых читалась такая же боль, как в его собственных.

– И куда мы поедем? – не скрывая горечи в голосе, поинтересовался он.

– Я…я хочу уехать одна, в наш особняк в Саванне. Я должна во всем этом разобраться. Это… будет правильно.

– Нет, – голос его звучал так решительно, что она Аврора тут же замолчала, воззрившись на него. – Достаточно на сегодня опрометчивых поступков. Сейчас идет война, все железнодорожные составы используются для перевозки раненых, тебе не будет места в пассажирских вагонах, а дилижансы подвергаются нападениям бандитов чаще, чем банки и ювелирные мастерские. Это самоубийство, и я не позволю тебе рисковать своей жизнью, и уж тем более жизнью нашего ребенка. Достаточно этого сумасбродства.

– Я только что спустилась в Ад и вернулась обратно, – произнесла девушка, – не думаю, что после этого мне страшны обычные преступники. К тому же, магия меня охранит.

– Удача изменчивая спутница, она предает даже чаще демонов. Можешь злиться на меня, коли от этого станет легче, но я тебя не отпущу. Если тебе нужно время, так тому и быть, я живу не первый век и вполне могу подождать несколько месяцев. Более того, я могу даже не попадаться тебе на глаза, чтобы избавить твою душу от груза вины.

– Ты не сможешь меня удержать, – пискнула она, и во взгляде ее сверкнуло упрямство обиженного ребенка, который даже осознавая свою неправоту, стремился сделать по-своему. Этот взгляд Лионель знал хорошо, и знал, что в скором времени обида ее пройдет, уступив место раскаянию. Ну а пока…

Мужчина подошел к кровати, извлекая из под нее старый сундук. Много раз Аврора пыталась расспросить ведьмака о том, какие секреты скрываются за старым замком, и каждый раз ответ был одинаков: «там хранится моя память». Из уважения к возлюбленному девушка перерезала горло собственному любопытству, но сейчас, когда тайник со скрипом распахнулся, она приложила немыслимые усилия, чтобы усидеть на месте. То, что ей положено видеть, Лионель покажет и сам.

– Ты помнишь, когда-то давно после шабаша в замке, я рассказал тебе о том, что привело меня на службу к падшим?

Аврора кивнула. Безусловно, девушка знала о трагической любви ведьмака к Барбело – одной из падших красавиц, помнила о ее коварной ловушке, заставившей Лионеля продать душу. Помнила о том, что узнав о его магических дарованиях, демоны пересмотрели условия сделки, сделав Лионеля жнецом душ. Чего она не ведала, так это подробностей. Ведьмак никогда не говорил об этом, а она не расспрашивала. Отчасти потому, что не хотела в ответ делиться своими злоключениями, отчасти потому, что ждала, пока он сам обо всем расскажет.

– То, что тебе известно, лишь верхушка айсберга, – произнес Лионель, извлекая из сундука огромную цепь, конец которой со звоном упал на пол. Такие цепи девушка помнила хорошо: железо – вечный враг магии. Не случайно инквизиторы сковывали ими несчастных женщин, обвиненных в ворожбе и сношениях с Дьяволом. Да что уж говорить, и сама Аврора на себе испытала этот могильный холод стали, дожидаясь казни. – Я никогда не рассказывал тебе о том, что поначалу я отказался от этой сделки. Как и положено всем грешникам, я спустился в Ад и несколько лет томился в темнице на проклятой горе. Меня не водили на невольничий рынок, ибо моя судьба была решена. Что же, ты говоришь, что в сердцах падших осталось место для милосердия… хочешь я поведаю тебе о милых качествах твоих «друзей»? – Аврора сидела недвижно, словно ее приковали цепями к креслу, с душевным трепетом ловя каждый жест мужчины. Сейчас в его голосе звучало столько горечи, что каждое слово его болью отзывалась в ее сердце.

– Что… ты делаешь? – запинаясь, проговорила девушка, когда он медленно начал расстегивать пуговицы на шелковом жилете.

– О, будь спокойна, я не собираюсь принуждать тебя к близости, – Лионель сбросил жилет на пол, вынул края рубашки из брюк, сняв ее через голову, и повернулся спиной к Авроре. Она молчала, откровенно не понимая, что он хотел ей показать. Его телосложение было идеальным, как у богов Древней Эллады, мускулы играли на свету, кожа была гладкой, не изъеденной оспой. Глазу приятно смотреть.

– Ты… совершенен, – произнесла она.

– Ты смотришь взглядом человека, посмотри так, как посмотрела бы ведьма, – Аврора мысленно произнесла заклятие, призванное явить взгляду то, что сокрыто магией, и провела ладонью вдоль его спины, изумруд блеснул недобрым огнем, и сердце девушки рухнуло вниз.

– О, Боже, – она прикрыла рот ладонью, чтобы сдержать мучительный стон. Вся спина Лионеля была сплошь усыпана безобразными рубцами. Они зигзагами спускались по спине и прятались в его брюках, а между лопаток был выжжен отчетливый сигил Асмодея, рядом с печатью Абаддон.

– Бог? О нет, этот подарочек оставили мне те, кому по твоим словам не чуждо благородство. Каждый день один из них приходил в мою пещеру, клеймя меня словно зверя. Хотя, нет… с животными, даже на скотобойне, обращаются куда гуманней. Каждый день они задавали мне один и тот же вопрос, и каждый день получали один и тот же ответ. Я не желал служить им. Не сумев сломить мое тело, они решили взяться за мой дух. Этой самой цепью они приковали меня с стене, заставляя ползать по раскаленным камням. Это продолжалось годы. И тогда я пообещал, что отомщу. Отомщу, во что бы то ни стало. Но чтобы лелеять месть, нужно быть свободным, тогда я стиснул зубы и согласился со всеми условиями сделки.

– Нет. Этого просто не может быть. – Она покачала головой, и мысль о том, что этот гордый и сильный колдун мог быть так унижен, тут же вызвала у нее приступ тошноты.

– Да, Аврора, да, – Лионель сжал кулак, и звенья цепи заскрипели. – Вот оно истинное лицо демонов, в каждом шраме. Чтобы обезопасить себя от моей магии, они, как трусы, сковали меня железом.

– Нет, этого не могло быть… в то время Асмодей и Абаддон были злейшими врагами, никто из них не забыл бы об этом, ради того, чтобы сломить тебя.

– А они и не забывали, грызлись при мне, словно дикие псы, и каждый раз один из них срывал на мне свою злобу.

– Но почему ты не убрал эти шрамы? Магия, целебные бальзамы, коими пользуются падшие – они способны залечить любые раны.

– Кроме душевных. О нет, я специально сохранил эти рубцы. Сохранил, чтобы никогда не забывать. Сохранил, чтобы отомстить.

– Но почему ты никогда не говорил об этом мне? – Аврора дотронулась рукой до его спины, очертив тонким пальчиком выжженный сигил. – Ты же знаешь, для меня неважны шрамы на твоем теле, но я могла бы помочь тебе залечить те, что терзали твою душу.

– Ты и помогла, – он прикрыл ладонью ее руку. – Я не говорил тебе об этом не потому, что не доверял, а потому что не хотел тянуть тебя за собой в этот омут ненависти, которому нет ни конца, ни края.

– Значит, помогла не достаточно. Все мы носим шрамы в душе, намного труднее найти в себе силы простить. – В глазах Лионеля сверкнула ярость.

– Простить! Никогда! – Аврора протянула руку и коснулась его плеча, надеясь, что это хоть немного успокоит его. Переложив цепь на стол, ведьмак положил поверх ее руки ладонь. – Они сделали это, и они заплатят.

– Прошу… – Аврора хотела убрать руку, но он ее не отпустил. Стало ясно, что их разговор принял весьма неприятный для нее поворот, ибо от разговоров о мести до ее фактического воплощения путь хоть и длинный, но вполне преодолимый. А ей хотелось унять эту древнюю рознь, а не разжигать пламя войны с новой силой. Зря она начала все это. Каков был удар, она уже ненавидела себя за подобный поступок. Чувство вины затопило ее с головой, и девушка зашлась в немом рыдании. Зачем она рассказала Лионелю об этом? Чтобы облегчить душу? Почему тогда она так мерзко чувствовала себя сейчас? Все сказанное ей было так ужасно и трагично, что стало не лучше, а хуже: обнажение, неизбежное при исповеди, лишь усугубило страдание.

– Теперь, я надеюсь, ты поняла, почему я не могу тебя отпустить. Если с тобой что-то приключится в дороге, он получит сразу две жизни. Я себе этого никогда не прощу.

– Он дал мне свободу! – пискнула Аврора.

– Ты никогда не освободишься от него, пока он жив. Не освободится Амелия, не освободится наш малыш. Он будет играть с нами, и использовать до тех пор, пока наши иссушенные души не растворятся в безвестной пустоте. Прости меня, – он припал губами к ее руке, – но я не отпущу тебя в Саванну. Идем. – Лионель произнес этот приказ едва слышно, потом потянул ее к кровати.

Чувство вины и тревожные мысли полностью поглотили Аврору, она пошла за ведьмаком, не представляя, что ее ожидает. Остановившись у края постели, Лионель снова приказал ей забраться на постель. Голос его звучал так, как будто он едва сдерживает себя: судя по всему, терпение его было на исходе.

– Что…что ты собираешься со мной делать? – пропищала она.

– Не волнуйся, я не сделаю тебе больно, хотя мы оба знаем, что вполне могу. – От ужасных предчувствий у Авроры что-то судорожно сжалось в животе, и все же она молча выполнила приказ. Целую вечность зная Лионеля, как оказалось, она никогда не видела его таким. Эта часть его сущности была надежно укрыта магическим покрывалом, и теперь Аврора была сама не рада, что разбередила эту рану.

– Ложись, ты устала. – Она не стала возражать, простыни холодным огнем обожгли ее тело, и Аврора приподнялась на локтях, испуганно взглянув на него. Да, сейчас она боялась, потому что абсолютно не представляла, что от него ждать в следующую секунду. Его лицо приняло непроницаемое выражение, а это беспокоило еще больше.

– Лионель? Ты пугаешь меня… – девушка вопросительно взглянула на него, когда ведьмак ухватил ее рукой за голую лодыжку. В следующую секунду Лионель осторожно толкнул ее в грудь, опрокидывая на подушку.

– Рори, у меня нет ни малейшего желания подчинять тебя, супротив волю, но я это сделаю, если будет необходимость. Я не позволю тебе рисковать жизнью малыша, ибо этот риск нельзя оправдать никакими благими помыслами, и уж тем более - упрямством. – Он не сводил с возлюбленной суровых серых глаз, в которых читалось все: и злость, и решительность, и понимание, и даже жалость. Аврора медленно легла на спину. Ребенок во чреве, вероятно, был всем этим жутко недоволен, потому что начал ворочаться и брыкаться, доставляя матери еще большее неудобство. Тем временем Лионель молча сомкнул на ее лодыжке железный браслет.

– Ты же это несерьезно? – Аврора попыталась убрать ногу, но мужчина буквально подмял ее под себя.

– Напротив, я никогда еще не был так серьезен. Ты нарушила свое обещание, наплевала на опасность и бросилась в омут Ада. Что помешает тебе поступить так снова?

– Я поступила так, как велело мне мое сердце.

– Да, и в любой другой ситуации, я бы поддержал тебя, но порой приходится принимать тяжелые решения во имя спасения. Уверен, когда твоя злость пройдет, ты согласишься со мной. Он, – Лионель дотронулся ладонью до ее живота, – важнее всего, и если это единственный способ уберечь тебя от глупостей, можешь начинать меня ненавидеть, – раздался тихий щелчок, и сталь сомкнулась у нее на ноге. – Этими кандалами твои дорогие друзья сковали меня, когда пытали. Долгие годы, показавшиеся вечностью. Каждую ночь я умирал, а утром все начиналось сначала. Как-то ты упрекнула меня за то, что я не ведал настоящих пыток, а потому не могу тебя понять, но я понимаю. Именно поэтому я сохранил эти цепи, чтобы не ослабело моё желание отомстить нечестивым тварям, что сделали такое.

– И теперь ты хочешь заточить меня в собственной комнате, как узницу? – Аврора недоверчиво посмотрела на него.

– В моей собственной постели, – исправил он. – Это много больше, чем было предложено мне твоими падшими друзьями.

– Прекрати их так называть, – пискнула Аврора.

Лионель дернулся, и один из красных рубцов на плече, что змейкой оплетал лопатку, казалось, ожил при движении. Аврора едва не захлебнулась от не вполне понятного чувства, подступившего к горлу. Это был какой-то странный коктейль жалости, нежности, приправленный острой перчинкой гнева и на Лионеля, и на Асмодея, и на весь мир. Первым порывом было обнять его, нежностью затушить огонь, бушевавший в душе ведьмака, но как только она потянулась к нему, мужчина встал, намеренно демонстрируя ей свои шрамы, чтобы не забывала о том, с кем им приходится иметь дело, и отошел в дальний угол комнаты.

– Лионель, всем, что есть святого в этом мире, клянусь, я бы никогда не повредила ребенку. Он важен для меня так же, как и для тебя. «Но почему тогда ты рискуешь его жизнью?» – тут же прошипел разум, и девушка прикусила язык. Постепенно гнев ослабевал, и слова мужчины начали видеться в ином свете. Ее жизнь висела на волоске, не улыбнись ей удача, она и вовсе могла не добраться до обители Асмодея. И что было бы тогда? Нет, он был прав. Этот поступок был по меньшей мере безответственным. Но привязывать ее цепью, словно собаку, это уж слишком.

– Мне нет никакого дела до того, что ты считаешь святым, Аврора, –отрезал он. – Сейчас у тебя есть два варианта: быть пленницей здесь, в моей постели, или занять место на чердаке, на адскую камеру, это не похоже… но если это место тебе ближе по духу и напоминает о темнице, в которой твоя душа томилась долгие годы, то я готов пойти и на этот шаг.

– На чердаке? Ты не посмеешь… – Аврора задрожала всем телом. Там так темно, гулял холодный сквозняк, а когда шли дожди, крыша местами протекала на солому, и всюду распространялся мерзкий прелый запах. К тому же в одиночестве к ней могут вернуться прежние кошмары. – Я не могу находиться на чердаке, – пролепетала она, обратив на него полный мольбы взгляд. Лионель в ответ лишь крепче сжал ее ногу.

– Повторяю: я дал тебе два варианта, это вдвое больше, чем было у меня.

– Ты не посмеешь… –Аврора прикладывала все силы, чтобы придумать, как потушить его ярость, но в голову ничего не приходило. Разум лихорадило, усталость все больше тяготила ее, а взгляд Лионеля пронзал, будто стрела. Сейчас он был непредсказуем в своей злости, как раненый зверь, загнанный в угол. И она покорилась, как покорялась всегда. Что воля, что неволя – все равно. Лишь бы он успокоился.

– Если я сделаю, как ты хочешь, ты успокоишься?

– Такой исход возможен, – произнес он, скользнув рукой по ее ноге, и ухватился за железный браслет.

– И сколько я буду здесь пленницей?

– Столько, сколько будет необходимо, – Аврора с грустью посмотрела на эту цепь. Он мог привязать ее веревкой, мог просто запереть. Но он решил преподать ей урок, чтобы каждый раз, когда она смотрела на Асмодея, которого так ревностно защищала лишь несколько минут назад, она видела изувеченную спину Лионеля. Видела, как один ее возлюбленный истязал другого, видела истинную сущность того, кому была готова посвятить всю свою жизнь без остатка. Пожалуй, в эту минуту даже сам Асмодей не смог бы наказать ее сильнее.

– Лионель, прошу…

– Постель или чердак? – бескомпромиссно прошипел он.

– Разумеется, постель.

– Ну, видишь, к тебе начинает возвращаться ясность мышления, – Лионель пристегнул цепь к стене и, укрыв ее одеялом, вышел из комнаты. Аврора осталась одна, покинутая всеми. Даже маленькая свечка, которая все это время бросала чадящий свет на ее комнату, угасла. А вместе с ней угасла и надежда. Надежда, что жалила пуще самой беды. Недаром одна из злейших пыток в Аду заключалась в том, чтобы дать надежду и отнять ее, дать и отнять и так до бесконечности. Искушение надеждой – это пытка огнем и льдом. Едва она увидела светлую сторону Асмодея, как жестокая судьба, в очередной раз явила себя во всем своем убожестве. А Лионель, Боже, теперь ее сердце буквально разрывалось от боли и переживаний. Сколько веков он в одиночестве нес это бремя, а когда пришел черед открыться, все произошло наихудшим образом. Аврора подтянула ноги к себе, и цепь обожгла ее ледяным холодом.

Постепенно усталость начинала брать свое, и девушка начала проваливаться в сон, когда услышала, что на чердаке, где Лионель оборудовал алхимическую лабораторию для опытов, разразился настоящий ураган. Грохоту перевернутой мебели вторил льющийся звон битого хрусталя. Годы, если не века кропотливой работы стали жертвами гнева, который он так и не смог выместить на ней. В ужасе Аврора закрыла уши, заливаясь слезами. Это она виновата! Она! Если бы она послушалась его, все бы было хорошо, и малыш так не бился в ее утробе.

– Прости меня, прости, – проговорила девушка. – Клянусь, я буду лучшей матерью на свете, ты только не покидай меня, – она обхватила ладонями живот, пытаясь успокоиться. Лионель был прав! Ее необдуманные поступки тут же сказываются на ребенке, он чувствует ее настроение и переживания, если она хочет, чтобы он родился здоровым, придется изменить свой образ жизни. Нежно поглаживая живот, девушка запела старую французскую колыбельную, которую так любила в детстве, вскоре малыш затих, и она смогла спокойно вздохнуть.

Этой ночью Лионель так и не пришел, и Аврора несколько раз порывалась его позвать. Но что она могла ему сказать? Все слова были глупыми и незначительными, не способными передать всю степень ее вины и раскаяния, а волнение ребенка в ее утробе лишь усиливало горечь момента.

Уснула девушка лишь с первыми лучами солнца, но и в стране грез не смогла найти столь необходимого покоя. Былые кошмары предстали пред ней, вызывая леденящий душу ужас, только теперь они стали еще хуже, ибо обрели смысл и форму. То, что прежде казалось фантазией встревоженного разума, теперь стало предостережением, возродившимся из пепла веков.

Вновь она чувствовала, как липкая, пахнущая кровью и серой, тьма окружает её со всех сторон, видела, как в ней материализуются все ее страхи, пыталась отбиться от невидимых, но сильных рук, которые были сначала нежны, а потом до хруста стиснули ее в мертвой хватке. А потом все оборвалось, и плач младенца донесся до ее ушей. С нескончаемым трепетом Аврора оглянулась по сторонам, и сердце ее упало, когда она увидела черный силуэт, склонившийся над колыбелью. Секунда, и она бросилась к нему, но было слишком поздно, огонь поглотил и детскую кроватку, и младенца, плач стих, и вопль душераздирающий и страшный вырвался из ее груди.

– Нет, нет, верни его! Не смей! Мой малыш! – слезы текли по ее лицу, она до крови царапала свои руки, билась о камни, но все было тщетно. – Нет! Нет!

– Аврора, проснись! Аврора! – в эту секунду она почувствовала такую сильную встряску, что даже внутренности ее затанцевали. – Аврора! – она распахнула перепуганные глаза, вцепившись мертвой хваткой в руку Лионеля.

– Он заберет его! Заберет! – как безумная повторяла она, оглядывая опочивальню. – Он придет за ним!

– Что? Что ты такое говоришь? – он уселся на край кровати, умастив ее голову на своем плече, пытаясь успокоить, но все было бесполезно. Она трепетала в его руках, словно осиновый лист на ветру. – Кто придет? Это сон.

– Я видела точно такой же сон накануне битвы с Вельзевулом. Тогда он не имел смысла, но теперь я знаю. Он придет за ребенком. Он его заберет. В Ад!

– Кто? – теперь в голосе Лионеля звучали нотки беспокойства, хотя он и пытался это скрывать. Лишь несколько часов назад он дал себе обещание с рождением ребенка оборвать эту связь, но сейчас отчетливо понял, что нить, идущая от его сердца к сердцу возлюбленной, была гораздо крепче, чем он предполагал. Как бы сильно ревность ни глодала его душу, сколь бы велика ни была его обида, и как бы яростно ни восставала уязвленная гордыня, его любовь была выше этого, ибо она была истинной. И чем сильнее сгущался сумрак вокруг, тем ярче она светила, указывая верное направление.

– Асмодей! Я видела его. Я не отдам, не отдам малыша! – она уткнулась носом в грудь ведьмака, заливаясь горькими слезами. – Не уходи! Больше не оставляй меня, когда тебя нет, оживают кошмары. Пообещай мне, что ты не уйдешь! Что защитишь нас. – Он заключил ее лицо в ладонях, заставив смотреть прямо в глаза.

– Я клянусь тебе, он никогда не заберет этого ребенка. Никогда! Наш дом защищен всеми возможными заклинаниями, и ни одна нечестивая тварь не проникнет сюда без нашего ведома. Все будет хорошо, – Лионель поцеловал ее в висок, нашептывая что-то успокаивающее, но она не слышала ни слова. Тепло его рук постепенно растопило ледяной страх, и девушка смогла забыться спокойным сном.

***

– Асмодей! – мелодичный женский голос врывался в сознание сквозь непроглядный мрак. Он манил к себе, словно зов мифических сирен, ведущих моряков на смерть, но вместо смерти приносил облегчение. – Асмодей! Поднимайся! Асмодей! – голос был обволакивающим, почти материальным, он одновременно и ласкал, и будоражил, взывая к воспоминаниям далекого прошлого. – Асмодей!

Демон не хотел открывать глаза. Открыть их — значило проснуться. А если он проснется, то боль, сжигающая каждый кусочек тела, трепавшая ноги и пульсировавшая в руках и плечах, перестанет быть ночным кошмаром. Станет реальной. И обрушится на него. Но это неизбежно. Владыка с трудом продрал сомкнутые веки, и не увидел ничего, кроме кровавой пелены перед глазами. Половина его лица лежала в какой-то вязкой смрадной жиже, в ней же увязло и тело. Он попытался опереться на руки, и подняться, но ладони тут же по локоть погрузились в эту зыбучую грязь. Омерзительно! Видимо, он угадил в какое-то болото, но где? В какой уголок Вселенной его занесло сквозь воронку на Пустоши?

Черт возьми, сейчас его состояние напоминало самое тяжелое в мире похмелье! Голова кружилась и гудела, как чугунный колокол, а хаотичные мысли разбежались, каждая по своим делам, и сколько ни пытался он собрать их в кучу, ничего не получалось. К тому же, во рту ощущался тошнотворный привкус, а в горле все пересохло. Асмодей обреченно вздохнул. Все больше происходящее с ним напоминало вселенский заговор, и он в прямом смысле увяз в этом дерьме по самые уши, а ведь все чего он желал – это пару веков покоя.

– Асмодей! – голос звучал совсем рядом, но источник его был сокрыт. Чтобы не утонуть в этой трясине окончательно, демон подложил под себя щит – не ахти какая помощь, но держаться «наплаву» стало легче.
– Асмодей! – это начинало походить на паранойю. Даже для демона ненормально слышать голоса, которые он не в состоянии идентифицировать, а точнее, найти их источник.

С большим трудом князь бездны выбрался из самого «сердца» трясины, перевернулся на живот и осторожно пополз по липкой грязи, стараясь распределить вес по всей зыбкой поверхности. Перемещаясь таким образом, с великой осторожностью, он смог через бесконечно долгое время добраться до твердой земли и, наконец, огляделся по сторонам.

Кругом царила тьма, и молнии бороздили черное небо: не было ни звезд, ни луны, ни прочих светил, что могли помочь сориентироваться на местности, а земля притягивала к себе так сильно, что он едва мог держаться на ногах. Ну что же, по крайней мере, было понятно, как чувствовал себя Атлант, взгромоздив на плечи небесный свод. Асмодей ощупал дорожную сумку, скрижаль все еще была при нем, как и меч, ставший здесь вдвое тяжелее обычного. Треклятое притяжение. Во всяком случае, он жив – это уже победа. Осталось решить, что делать дальше. Падший ангел еще раз осмотрелся: определенно, это было не Чистилище, и уж точно не Рай. Вот, Дьявол, как же надоели ему все эти приключения.

– Асмодей! – в этот раз зов прозвучал ближе, и демон сумел определить направление. Мгновенно развернувшись, он воззрился на вспышки зарницы у самого горизонта, в отблесках которой заметил силуэт горы, на вершине которой находилось нечто вроде маяка. От дурных предчувствий внутренности тут же завязались в тугой узел, но выбора все равно не было. Перекинув за спину меч, он мысленно откликнулся на зов. Часы растянулись на бесконечность, но каждый шаг приближал его к цели.

Усталость не ощущалась вовсе, но вот голод постепенно начал давать о себе знать, из чего Асмодей осмелился предположить, что по земным меркам его скитания могли растянуться на несколько месяцев, если не сбились его биологические часы. Определенно Люцифер не обрадуется, когда узнает, что один, а точнее оба его архистратига пропали перед судьбоносной битвой. Что ж, в этом случае он вернется в Ад лишь для того, чтобы взойти на плаху – перспектива малоприятная. Хотя, может к этому времени над Пандемониумом* уже взметнется ангельский стяг.

Ливень хлынул внезапно, застав Асмодея у подножия горы. Каждая капля обжигала огнем, смывая с тела не только грязь, но и кожу. Демон злобно зашипел. Только святой воды ему здесь не хватало: падшего его ранга сие, конечно, не убьет, но неприятностей доставит немало. Стихия обрушилась на него с такой яростью, будто Божья рука направляла ее, не давая проникнуть в запретные владения. Навстречу лились бушующие потоки, при каждом шаге он скользил и падал на размокшей глине, цепляясь за что попало, иногда ползя на коленях. Через несколько часов этой пытки водой в дымном зареве грозы вырисовался отчетливый силуэт, и сердце его упало.

На самой вершине горы, окруженная мертвой пустошью, подобно мраморному изваянию, стояла высокая темноволосая женщина. Ноги ее по голень вросли в камень, а руки сковали массивные цепи, настолько тяжелые, что несчастной приходилось прикладывать не дюжие усилия, чтобы пошевелиться. Несмотря на долгие века, проведенные в заточении, внешность ее не утратила былой красы, хотя черты заметно заострились, придав лицу хищное выражение: щеки осунулись, кожа побледнела, оттого глаза, такого же глубокого изумрудного оттенка, как у него самого, казались еще больше.

– Быть не может, – прошептал демон, глядя на нее.

– Асмодей, сын мой, не думала, что наши пути пересекутся так скоро, воистину, судьба непредсказуема.

– Не могу с тобой не согласиться, – отозвался он. Подойдя ближе к женщине, владыка бездны протянул ладонь, чтобы коснуться тонкой руки, но тут же отшатнулся, как от огня. То была магия самого Бога – непреодолимый барьер и вечная тюрьма, отделившая ее от остального мира.

– Ты первый мой гость за последнюю тысячу лет. Я рада тебе, – Асмодей молчал, поскольку этой радости не разделял, да и перспектива застрять в этой Вселенной на веки вечные вместе с богиней всего сущего его вовсе не прельщала. А если уж говорить совсем откровенно, Асмодей просто не знал, как ему себя вести в подобной ситуации. Если бы они жили в среди людей, их встреча наверняка бы сопровождалась слезными объятьями, но как до́лжно себя вести существам высшего порядка? Сыновьих чувств к богине, стоявшей против него, он не испытывал, но в тоже время что-то в его душе болезненно сжималось, когда он смотрел на нее.

Молчание стало неловким, а демон все еще не мог найти нужные слова. Да и не искал. Его внимание очень быстро привлекли сияющие сферы, стоявшие перед женщиной. Всего их было четыре, и каждая обладала неповторимым сиянием, цветом своим отражая суть каждого из миров в них заключенных.

– Вижу, тебя заинтересовали мои игрушки. Это единственная привилегия, которая мне дозволена, – матерь едва пошевелила пальцами, и одна из сфер вспыхнула красным светом, являя на небеса огромную проекцию, и Асмодей увидел столь родной ему мир: его огненные реки, пылающие горы с черным замком на вершине, и мириады ярких золотых огней, хаотично блуждающих по бескрайним просторам.

– Это… – он хотел озвучить собственную догадку, но поспешно замолчал.

– Это все сущности, что обитают в царстве Люцифера, – спокойно ответила она. – Я вижу каждого демона и беса, каждую страдающую душу. – Она еще раз пошевелила пальцами, будто перелистывая страницы книги, и перед глазами начали мелькать десятки образов, пока, наконец, картинка не замерла, показывая происходящее в чертогах Черного замка. Асмодей застыл на месте, увидев Люцифера, склонившегося над стратегическими картами небес. Образ был такой живой, что захотелось к нему прикоснуться. Он протянул руку, и тут же она погрузилась в пустоту.

– Это портал, – с недоумением произнес он. – Шагнув в него, я могу оказаться в любой точке мироздания.

– Если, конечно, ты можешь ходить, – горько усмехнулась женщина, посмотрев на закованные в камне ноги. – Но твой Отец, как видишь, лишил меня этой возможности. Никогда мое тело не покинет пределов этого магического круга, – она очертила взглядом невидимую границу. – Однако я всегда наблюдала за Вами, за каждым из моих сыновей, за тем, что происходило в трех мирах. Этого отобрать у меня он не смог. Это было мое счастье и наказание – видеть все, но не быть частью происходящего,– она взмахнула рукой еще раз, и все сферы одновременно запылали, отразившись на небесах. Асмодей застыл на месте, обратив свой взор на Землю, планета как раз развернулась к нему тем боком, где растянулись Соединенные Штаты.

Поразительно, такой магии ему видеть еще не доводилось – удивительная детализация: при желании он мог увидеть течение рек, колыхание листвы на ветру, даже движение людей – очередных сияющих точек, блуждающих по планете. – Посмотри, – матерь указала пальцем на кусок земли, омываемый океаном, – он вспыхнул огнем. Там началась война. Если подойдешь поближе, сможешь рассмотреть всё до мельчайших подробностей.

Асмодей подошел почти вплотную к проекции и увидел, что квадратик земли расширился и превратился в рельефную карту. А затем он увидел корабль, взятый на абордаж. Очевидно, что какое-то торговое судно попыталось прорваться через линию морской блокады южных штатов, но было настигнуто флотом янки. Еще приблизив свой глаз, демон разглядел павших в бою матросов, и даже увидел тень ангела Смерти, явившегося за своей добычей.

– Вот и все. Оборвалась жизнь воина, но он не успел еще нагрешить, в бессмертии он обретет покой, – произнесла богиня.

– Ты видишь все? – страшная догадка посетила Асмодея, и он испытующе воззрился на Матерь. Слышала ли она его разговор с Абаддон в ковчеге? Могло ли ее недремлющее око узреть происходящее на Пустоши? И если да, то как она поступит со своим непокорным сыном?

– Многое. Я вижу, что ты нашел мое послание, – демон инстинктивно приложил руку к дорожной суме, где лежала скрижаль.

– Это правда? То, что ты предрекла? – спросил Асмодей, отбросив все свои страхи. – Абаддон считал, что тебя заточили в безвестности из-за того, что ты предрекла падение нашего Отца, а нас низвергли потому, что Люцифер узнал правду и возомнил себя мессией? Более того, ты предсказала, что одному из нас суждено восседать на троне трех миров и освободить тебя от заточения. Кому из нас выпала столь невиданная честь?

– И ты пришел сюда, чтобы сбросить с меня цепи? – вскинув бровь, проговорила Тьма. – Ужели ты считаешь, что достоин того, чтобы возложить на свою голову царский венец?

– Я пришел узнать правду!

– Да, это правда! Я предрекла смену небесной власти, но здесь меня заточили по иному поводу.

– И почему же?

– Мы были так счастливы, тогда на заре времен: в мире существовали лишь мы и… вскоре появились наши дети. Мы пребывали в покое и уединении, наслаждаясь бесконечностью, но этого ему оказалось мало, он жаждал славы, жаждал почитания. Для этого он создал этот презренный мир, забыв о своей настоящей семье. Подумай только, ангелы – высшие творения должны были оберегать людишек. И я воспротивилась этому, я поклялась, что уничтожу это творение, а он в ответ заточил меня в темнице на окраине миров.

– И где мы?

– На дне Пустоши. В моем царстве покоя и уединения! В царстве, врата которого Вы так доблестно охраняете, даже не понимая, что сокрыто на той стороне. Так знай же, я и есть та древняя сила, которая обращает вничто энергию и материю. Я есть начало и конец! Я…

Асмодей стоял, как громом пораженный. Начиная со школьной скамьи каждому демону внушали, что Пустошь существовала задолго до появления первородных ангелов. Никто не знал ее природы, крадя по крупицам энергию душ, что кормили эту неведомую силу. И теперь правда встала пред ним во всей своей грозной обнаженности. Все души, что когда-либо попадали во мрак, не исчезали бесследно, а Ад был создан с одной лишь целью – прокормить Тьму, заточенную на дне этой воронки. Это был хитрый политический ход, Господь одновременно оберегал свои творения и жертвовал недостойными, чтобы умаслить собственную супругу.

– Потрясающий гамбит, – проговорил Асмодей, вглядываясь в сферу, что отражала в небесном зеркале облачный чертог, где в это мгновение на военный совет собрались все высшие чины, – души грешников – это Его отступные, не так ли? Его плата за твое заточение. Жертва худшими своими творениями для блага лучших.

– Можно сказать и так. Тысячелетиями души грешников преумножали мои силы, и теперь я готова.

– К чему?

– К освобождению.

– Не в моей власти это сделать. Я не в силах разрушить магию Господа, – проговорил Асмодей, стараясь не смотреть на узницу, которая буквально пожирала его взглядом. Казалось, от этих пронзительных изумрудных глаз не могла укрыться ни одна тайна, что заставляло демона заметно нервничать.

– Разумеется, не в силах, – презрительно усмехнулась она. – Никто из Вас не в силах: ни ангелы, ни демоны. Это не ваша история. Гордыня затмила твой разум, сын. Уж кто-кто, а ты должен был понять! – Она испытующе воззрилась на Асмодея, и холод сковал все его естество. Нет, это казалось немыслимым, это просто не укладывалось в его голове. – Я столько веков ждала помилования, взывала к нему, – богиня взметнула глаза к небесам, – но он был глух к моим мольбам. И тогда я начала готовить свой побег, и для успеха мне не хватало лишь одного – героя, появление которого я предрекла. Того, чья сила объединит в себе силу трех миров.

Тьма едва пошевелила пальцами, и взгляду демона открылся образ возлюбленной. С тенью задумчивости на лице она стояла у окна, глядя туда, где произошло последнее сражение с Рафаилом. Ныне на том сам месте, великим памятником былой трагедии стоял огромный дуб, появившийся буквально за одну ночь. Раскинув свои кривые ветви, он отдаленно напоминал крышу готического кафедрального собора.
Впрочем, оное Асмодея интересовало мало. Почти ласкающим взглядом окинув силуэт девушки, он подметил заметно округлившийся живот. Судя по всему, Аврора должна была разрешиться от бремени в течение нескольких дней. Что ж, он не ошибся, время здесь текло совершенно иначе. Очевидно, что он блуждал по пустыне несколько месяцев.

– «… ангел проклятьем заклеймённый вновь падет, дабы возвестить имя властелина, Тьмою зачатого и Светом порожденного, дабы освободил он узницу, что в вечности нашла покой», – демон еле слышно процедил строчку из пророчества. – Это было не чудо. И не случайность. Когда Аврора обратилась к тебе, ты дала свое благословение, в обмен на мою жизнь. Это была цена спасения. Мы неверно истолковали пророчество.

Асмодей нервно встряхнул головой. Тьма и Свет в пророчестве не являлись отсылками к создателям всего сущего, они лишь указывали на вечное противоборство сторон, объединившихся, чтобы породить величайшую силу. Речь шла не о Боге и его заточенной во мраке супруге, и не о первородных ангелах, ими взращенных. В пророчестве говорилось о нем и Авроре, о демоне и его возлюбленной, которая должна была стоять в рядах небесного воинства, но предпочла прозябать вместе с ним во тьме. Это их ребенку было предначертано надеть венец трех миров и освободить Тьму. Ему предстояло положить начало новому царству и стать концом для поднебесного мира, ибо именитая узница, освобожденная им, похоронит величайшее творение Господа.

– Да, это я благословила этого ребенка, – произнесла она. – Когда не от кого ждать помощи, приходится импровизировать.

– Но что будет потом, когда ты обретешь свободу?

– Весь мир укроет непроглядный мрак. Все началось со Тьмы – в ней же всё и закончится. Это закон сущего и никто не сможет тому помешать. Это будет час моего триумфа, месть, которую я лелеяла долгие века, свершится. Человечество падет, разрушится граница меж Раем и Адом, все недостойные обратятся в тлен. Я верну все на круги своя.

Асмодей медленно попятился назад. Разум лихорадочно соображал, пытаясь привести все услышанное к общему знаменателю. Пророчество гласило, что с приходом нового властелина в этот мир, падут три царства. Об этом знал Бог, об этом знал и Люцифер. Оставалось лишь понять, догадывались ли они о том, что Аврора носит под сердцем дитя, благословленное на эти деяния. Черт, наверняка догадывались! И если так, то дышать и ей, и её ребенку осталось недолго. Каждому дураку было понятно, что ни один из них не откажется без боя от своей короны, выходит, часы Авроры были сочтены. Но почему тогда она еще дышала?

– Это безумие! – зашипел Асмодей.

– Это справедливость! Я столько лет томилась в забвении и не остановлюсь, достигнув финишной черты.

– За ней тебя ждет такая же пустота, если ты воплотишь свой план в жизнь. Сейчас мир находится в равновесии, но…

– С каких пор ты сочувствуешь смертным? Они изломанные, слабые, безвольные куклы, – брезгливо фыркнула она. – Вы – дети Тьмы должны быть на моей стороне. Вас низвергли, заточив в подземельях Преисподней, ужели ты не жаждешь возмездия, свержения Бога и его диктатуры?

– Прошло то время, когда я желал низвергнуть небеса, ибо осознал, что тот мир чужд моей душе. К тому же, в былые время жилось нам скучно, сейчас же, в атмосфере постоянного соперничества, раздолье для фантазии. И я не позволю тебе это изменить, – Асмодей обнажил свой меч, который тут же запылал небесным огнем.

– И что же ты сделаешь? Ты не сможешь убить меня, – она засмеялась так пронзительно, что у демона, зазвенело в ушах. Один лишь взмах ее руки, и его пронзила такая боль, что он рухнул пред Тьмой на колени, едва сдерживаясь, чтобы не взвыть. – Мне известно о твоем предательстве! И если ты думаешь, что сможешь уйти отсюда, то вынуждена тебя разочаровать. Ты останешься здесь, со мной, и станешь первым свидетелем моего триумфа.

Он подавил стон и перекатился на бок. Болело все. Каждый кусочек каждой мышцы, каждый кусочек кожи, все внутренности. Голова гудела. Казалось, что болит каждая кость. Асмодей хотел сейчас только одного — лежать без движения, пока смерть в очередной раз не явится по его душу. Это было бы легко. Разве он не заслужил сделать то, что легко, хотя бы однажды? Но он не мог. Перестать бороться, сдаться — все равно, что предать все, ради чего он страдал прежде. Не так давно он дал себе обещание, и должен выполнить его, во что бы то ни стало.

– И в мыслях не было тебя убивать, – сплевывая кровь, прошипел он. – Но вот лишить тебя зрения мне вполне по силам, – превозмогая боль, он ухватился за рукоять меча серафима, рванулся вперед и, что было силы, ударил по сияющим сферам, которые разлетелись на мелкие осколки, высвободив энергию такой силы, что Асмодея смело с ног сильным порывом.

– Глупец, ты разрушил порталы, – взревела Тьма, пытаясь собрать крупицы сфер, пока они не разлетись по нескончаемым просторам созданного ею мира.

Это казалось настоящим безумием, их обоих окружил вихрь событий, прежде упорядоченных, контролируемых магией, но сейчас обратившихся в хаос. Перед глазами пролетали жизни и смерти миллионов существ, нашедших приют под куполом трех миров – все происходившее в эту секунду одновременно открылось взору, сводя с ума.

Асмодей, припав к земле, исподтишка воззрился на матерь. Шепча какие-то заклятия, она пыталась обуздать высвободившуюся энергию, чтобы собрать разрушенные сферы, по крайней мере, насколько это возможно. Оно и не удивительно, эти чудесные проекции были единственной ее связью с мирами. Глядя в них, богиня узнавала обо всем, что происходило за пределами темного королевства, а потому сейчас хваталась за каждую крупицу этого знания, чтобы не прозябать в безвестности.

Что же, этого он и хотел. Пользуясь возникшей суматохой, Асмодей подполз к каменному пьедесталу, ухватившись за единственную сохранившуюся сферу. Она была крайней, а потому при ударе пострадала меньше всего, скатившись на землю. Такой удачей грех не воспользоваться! Зажав магическую диковинку в кулаке, демон мысленно вызвал образ заключенного в ней мира. Секунда, и из шара вырвалось серебристое сияние, явив проекцию на полнеба.

– Сейчас или никогда, – прошипел он, рванувшись к порталу, но тут же был отброшен назад силой, многократно превосходящей его собственную. В голове зазвенело так, что из ушей хлынула кровь. С трудом поднявшись на ноги, он уставился на Тьму, которая что-то кричала ему, окруженная таким ореолом энергии, что обрушься она на него всей своей мощью, от князя бездны и мокрого места не осталось. А Матерь все говорила и говорила, а он слышал лишь этот сводящий с ума звон. – Черт тебя подери! Если мне суждено вырваться отсюда живым, вернувшись в Ад, обязательно поколдую над своей кармой. – Собрав последние силы, Асмодей поднялся на дрожащих ногах, опираясь на собственный меч.

– Отдай мне сферу, – проговорила Тьма, протягивая руку вперед. – Отдай мне ее, и я сохраню тебе жизнь.

– Если она так тебе нужна, – прохрипел Асмодей, – забирай! – подкинув хрустальный шар над головой, он бросился к порталу. Оставалось надеяться, что между желанием его наказать и жаждой сохранить свою связь с этим миром, матерь выберет последнее. Слава Богу, что хоть здесь он не ошибся. Едва переступив невидимую грань, демон почувствовал, как его затянуло в энергетический вихрь, после которого последовало болезненное падение. – Да сколько ж можно?! – в сердцах воскликнул он, переворачиваясь на спину. В глаза ударил яркий свет, и демон сощурился, прикрывая веки рукой, но тут же почувствовал холодную сталь, приставленную к горлу.

– Говори, как ты сюда проник? – проговорил знакомый голос. Нет, определённо это кармическое невезение!

– Гавриил! Не скажу, что рад нашей встрече, брат. – Съязвить явно не получилось, голос его дрожал от боли, да и в голове царил полный сумбур. Только встречи с архангелом ему сейчас не хватало. Из огня да в полымя! И почему из всех точек мироздания его занесло именно в Рай? Почему в целости осталась именно эта сфера? Асмодей сплюнул кровь, скопившуюся во рту, и попытался подняться, тут же получив удар в живот, от которого даже дыхание перехватило, и он распластался на траве.

– Как ты сюда проник? Все порталы защищены, ни одному падшему не под силу их открыть!

– Боюсь скудный ангельский умишко и полное отсутствие фантазии не дадут тебе в полной мере осознать величие того, что произошло несколько мгновений назад. И раз уж меня сюда занесло, я желаю переговорить с Отцом. После этого можешь меня убить.

– Ты, мерзкий демон, желаешь говорить с Богом?! – раздался женский голосок за его спиной. – Да как у тебя язык поворачивается произносить такое кощунство под священным куполом.

– Израфэль, а мне казалось, что это я слухом повредился! – усмехнулся он, хотя, откровенно говоря, ему сейчас было не до смеха. Впрочем, как и его захватчикам. – Желаете узнать, как я сюда проник, доложите Отцу, что явился проклятый им сын. Уверен, что увидев это, он согласится дать мне аудиенцию, – Асмодей извлек из-под плаща сияющую сферу, пытаясь вновь подняться, но очередной удар сбил его с ног. Проклятое невезение! Перед глазами потемнело, шею и затылок свело от боли, и демон потерял сознание, распластавшись на земле.

Примечания:
*Пандемониум – отсылка к Дж.Милотону «Потерянный рай». Пандемониум – столица Ада.

Предыдущая глава || Следующая глава