— Нравится вид, ангел? — пропитанный сексом голос практически лишал меня дара речи. Ее формы облегал крошечный красный костюм типа бикини, расшитый пайетками, верх которого даже не прикрывал грудь, только торчащие соски. Я сидел напротив нее на кровати в свете одной лампы, на которую была накинута красная ткань, придававшая ощущение ада, где я застрял с этой горячей распутницей, и та совсем не собиралась помогать мне улететь отсюда и вернуться на небеса. Вдруг я оказался под ее безупречным телом. Может, ей и известен другой путь наверх.

С улыбкой я оглядел ее. Волосы сексуально обрамляли лицо, ниспадая на обнаженные белые плечи, на макушке гордо восседали рожки чертика. И она только что подползла ко мне, отчего ее грудь вывалилась из топика практически мне на губы и нос, когда она задала вопрос.

Я невинно кивнул, чувствуя, как от ее красоты слезы заволакивают глаза. Это неправильно, так ведь? Чтобы я, архангел, чувствовал такое к этой красной богине? Конечно, это грех хотеть ее, желать попробовать ее. Господь такого никогда не одобрит.

— Скажи, — подталкивала она недовольно. — Скажи вслух. Или не получишь.

Получу? Что получу? Я смутился, но все равно подчинился.

— Ты такая красивая, — прошептал я, зная, что Господь слышит меня даже отсюда. — Смотрю на тебя и мне все мало. Мое тело кажется теплым… горячим. Происходит что-то странное. Что это за место?

Она усмехнулась, словно мои слова забавляли ее.

— Это Ад. Ты пережил жуткое падение, малыш. К счастью для тебя, я тебя поймала. Теперь ты мой.

— Ад? — переспросил я, поднимая взгляд. — Никогда не слышал о таком.

— Не волнуйся, милый, — она подобралась ко мне ближе и, сев на колени, начала проводить пальцами по волосам. — Это просто дом, ничего больше. Тебе тут со мной понравится, вот увидишь.

Я улыбнулся в ответ, наслаждаясь ощущением ее ног на себе. Раньше я никогда не видел создания, подобного ей, и определенно не касался никого таким образом. Сколько меня ждало неприятностей. Такое вряд ли разрешено.

Опустив взгляд на себя, я вдруг почувствовал себя голым, хотя на мне была привычная белая туника, подвязанная на поясе. Грудь, как и всегда, была обнажена, а в обуви нужды никогда не имелось. За спиной, как обычно, выступали большие крылья, но когда я попытался взмахнуть ими, они не отреагировали. Боли я не испытывал, но и взлететь по своему желанию у меня не получалось.

Ее блестящие губы прижались к моим, и я стал подражать ее движениям. Вишня, м-м-м… Я закрыл глаза и услышал ее довольный стон, будто она праздновала, что я не отказывал ей.

Но затем я резко отпрянул, хотя не посмел стереть вкуса со рта. Я выдохнул, боясь, переживая, не зная…

— Что такое, сладкий? — она безо всякого удивления склонила голову. — Я тебя пугаю?

Я чуть поморщился, но спрятал это и покачал головой, однако, передумав, кивнул, не уверенный в своих чувствах на данный момент.

— О-о-ох, бедный ангелок, — она пробежалась ноготком по моей правой щеке, и я почувствовал волну желания, прошедшую через меня до самого… о боже!

— Не бойся, — утешала она. — Просто наслаждайся ощущениями. Приятно, так ведь?

На это я уверенно кивнул и чуть улыбнулся, понимая, что мои действия предавали веру.

— Вот и молодец, — она улыбнулась, показывая очаровательные белые зубки, и прижалась носиком к моему подбородку. — Я знала, что ты предназначен мне, упав ко мне в руки. Такой милашка… невинный… Знаешь, мне это правда нравится. Невинность пробуждает во мне зверя.

Она нравилась мне несмотря на все, что подсказывала интуиция, и я почувствовал, как мои щеки заалели.

— Пожалуй, мне следует тебя поблагодарить… за спасение, — мои губы изогнулись в полуулыбке. — Как тебя зовут?

— Похоть, — ответила она. — Думаю, тебе следует знать. Я одна из семи смертных грехов. Остальные мои шесть сестер. Уверена, ты о нас слышал.

Я копался в памяти, разыскивая известную информацию о семи смертных грехах, которой точно должен был обладать, но почему-то в голове звенела пустота. Может, мое падение было куда серьезнее, чем я думал. Но мне было плевать. Пока она сидит на мне вот так, я в порядке. От нее шло тепло, чистое пламя, которое не обжигало. Что бы это ни было, мне нравилось. И мне никогда не захочется, чтобы она с меня слезла.

— Нет? — уточнила она и явно заволновалась обо мне, когда я медленно покачал головой.

— Спасибо, что спасла меня, Похоть, — мягко ответил я, надеясь, что в голосе слышалась моя искренняя благодарность. — И спасибо за… чем бы это ни было, сделанное сейчас твоими губами.

— Поцелуй, — ответила она, просветив меня. — Это был небольшой поцелуй. И мы будем целоваться еще, намного глубже, с большей страстью… скоро. Тебе понравилось?

Я облизнулся, мне понравилась идея о глубоких поцелуях.

— Да, — признался я в этот раз без страха. — Очень. Я чувствовал себя… живым.

— Ты еще ничего не видел, сладкий, — хихикнула она и оставила еще один поцелуй на ямочке моего подбородка. И это было так приятно, словно электричество смешивалось с кровью и посылало короткие разряды в каждую клеточку тела.

Я даже услышал собственный блаженный стон, голова слегка запрокинулась от чистого экстаза.

Я резко распахнул глаза и встретился с ее прямым взглядом.

— Это неправильно? В смысле, плохо, что я чувствую это… Что мне так это нравится? Это грех? Ты сказала, ты смертный грех, — спросил я дрожащим голосом.

— Тише, малыш, успокойся, — ее пальцы скользнули по моей шее на плечи. — Это не неправильно. Неправильно, что ты веками летал и не знал такого. Плохо, что твой Господь так долго утаивал от тебя такое удовольствие. Ты сделал столько добра, так что заслуживаешь это. Твоему телу очень приятно, так? Хочешь прекратить?

— Нет! — выкрикнул я и покраснел, потому что заорал в ее прекрасное лицо. — Прости.

— Ничего, — продолжила она. — Поцелуи лишь начало. Подожди, пока я не оближу тебя… всего тебя. Вопьюсь зубами в твою безупречную ангельскую плоть и помечу как своего. Тебе понравится. Ты будешь рыдать от ощущений, которые я подарю тебе.

От ее слов о возможных ощущениях мои веки стали тяжелее. Я жаждал этого, хотел испытать все и даже больше.

— Да, — прошептал я, чувствуя, как рассеивается взгляд. — Пожалуйста…

— Терпение, малыш, будет лучше со временем. Все по порядку, — она поцеловала меня в кончик носа, и я резко выдохнул, чувствуя, как впервые за все мое существование во мне просыпается что-то дикое, животное.

— Позволь мне сначала на тебя посмотреть, — попросила она, когда я подался вперед и попытался снова коснуться ее губ, но она пихнула меня назад на дюйм или два. — Остановись. Веди себя прилично, мальчик.

Я послушался и стыдливо опустил голову, но она приподняла мое лицо пальцем за подбородок и покрутила его во все стороны.

— Замечательно, — одобрила она. — Все ангелы там наверху так же красивы, как ты?

— Все, — подтвердил я, чувствуя, как скручивает желудок. — Я никто по сравнению с ними.

— Вот не надо так, — она отпустила меня. — Наверняка ты их гордость и отрада, не принижай себя. У тебя самое красивое лицо, какое я только видела.

— Правда? — переспросил я, желая поверить в то, что я особенный и она считает меня хотя бы вполовину таким же привлекательным, каким я находил ее.

— Правда, — подтвердила она, легонько пихая меня в грудь, пока я не лег на спину и крылья не распластались по сторонам от меня. Она чуть сдвинулась с моих колен, и ее пальцы потянулись к белой тунике, неторопливо развязывая ее.

— Что ты делаешь? — задыхаясь, спросил я.

И даже почти сел, но Похоть толкнула меня обратно.

— Тихо, мой ангел, — улыбнулась она мне, продолжая развязывать мое одеяние. — Я имею право увидеть всего тебя, не так ли?

— Но… — запротестовал было я, смотря вверх, но затем закрыл глаза, чтобы не видеть небес надо мной. Мне не хотелось, чтобы они меня судили, не желал видеть их взгляд.

— Ш-ш-ш, доверься мне, — она наклонилась и поцеловала меня в грудь прямо над бьющимся сердцем. — Я тебя не обижу. Все, что я сделаю, это лишь доставлю тебе удовольствие, обещаю.

У меня задрожали руки, но я не стал останавливать ее попытку распахнуть тунику. Она отпустила сверкающую ткать, и та сползла по сторонам от меня, открывая меня ее жадному взгляду. Зажмурившись, я почувствовал влагу на глазах. Никогда раньше на меня так не смотрели. Я отвратителен? Что если она посмеется надо мной?

Казалось, я ждал ее реакции вечность. Она ничего не говорила, но тут я почувствовал, как кончика пениса коснулось что-то теплое и мокрое. Испугавшись, я открыл глаза и увидел великолепные шоколадные кудри у себя на поясе, скрывавшие ее лицо и все, что было ниже от меня.

Я снова выдохнул, когда ее язык прошелся по головке, а затем еще раз и еще, словно она тоже меня пробовала. Послышался чудесный звук от нее, м-м-м… А затем я погрузился полностью в ее рот и закричал, широко распахнув глаза и выгнув спину. Ноги напряглись, а затем я раскинул их шире, полностью предоставляя всего себя, любую свою часть, какую она только пожелает.

Язык заплетался, пока она качала головой вверх и вниз, лизала, сосала, прикусывала, двигая пальцами и ладонью по мне. Бесконечная мука. Наложенные ею на меня чары лишали дара речи, позволяя только стонам и судорожному дыханию поведать о моих чувствах.

А затем, когда мне начало казаться, что я расплачусь от чистого наслаждения, она высунула свой язычок и провела им по мешочкам под пенисом. После чего я на самом деле расплакался. Боже, как приятно!

Похоть остановилась на секунду и посмотрела на меня, словно спрашивая, в порядке ли я. Я почувствовал, как слеза скатилась из уголка глаза в волосы. Лежа я посмотрел на нее и прошептал:
— Пожалуйста, не останавливайся… прошу, Похоть.

Ее губы коварно изогнулись, но она мне все равно нравилась. Кем бы она ни была, теперь я ее. И сделаю все, что она скажет.

— А тебя как зовут? — вдруг спросила она, приподняв брови.

— Не знаю и мне все равно! — я практически молил, чуть ли не впиваясь пальцами ног в мягкое ложе под ними.

Уперевшись подбородком мне в пупок, она замерла и ждала.

И тут имя пришло мне в голову.

— Целомудрие, — быстро ответил я, надеясь вернуть ее к тому, что она делала со мной.

Ее раздавшийся смешок разбил мне сердце. Должно быть, это было заметно, потому что она тут же выпрямилась и сказала:

— Ох, нет, малыш, я не смеюсь над тобой. Я бы никогда так не поступила. Просто я нахожу это ироничным. И безупречным. Ты даже представить не можешь, чему я собираюсь тебя обучить.

— Да, — взмолился я. — Прошу, научи… коснись… что угодно…

— Ляг, Целомудрие, — выдохнула она восторженно. — На это может уйти век. Я собираюсь пометить каждый твой дюйм, пока ты не выкрикнешь мое имя.

Я улыбнулся, тяжело дыша, пока она продолжала делать то, что начала. Настоящее блаженство. Я наслаждался каждой секундой. Мне казалось, будто я раскалился докрасна, а тело засветилось белым, когда из груди боевым кличем гордо вырвалось ее имя. Я чуть не оторопел, когда какая-то горячая жидкость вырвалась из меня, мой свет захватил Похоть, которая втянула и проглотила влагу, и я застонал как зверь, осознавая этот факт. Она пила меня, пока я изливался в ее горло и смешивался с кровью. И это чертовски возбуждало.

Обхватив мое лицо, она поцеловала меня, все еще находясь в облаке моего света. Ее сладкий вкус не изменился, и я был рад, что не чувствовал себя на ее губах. Я так горячо ее поцеловал, что удивил себя, и услышал ее мягкие инструкции, пока мы углубляли поцелуй.

— Просунь язык, — велела она, когда наши губы сминались и воевали друг с другом. — Засунь мне в рот свой язык.

Я пытался сделать, как она сказала, но только когда ее язык скользнул мне в рот, до меня дошло. Боже, это было невероятно! Я проделал то же самое с ней, впутываясь пальцами в гриву волос, когда она застонала в ответ от желания.

— Да, — выдохнула она. — Будь грубым со мной… вот так, оттяни волосы… возьми меня, Целомудрие…

Я притянул ее к себе, чувствуя, как пенис зажил своей жизнью, выпрямившись и став твердым как камень! Она снова села мне на колени и потерлась своими крошечными красными трусиками об меня. И это было та-а-а-к горячо! Я застонал, как голодный лев, ненавидя ткань между нами.

Она остановила поцелуй и прижалась к моему носу своим, ее волосы разметались.

— Сними с меня одежду, Целомудрие. Я знаю, ты этого хочешь.

Речь вновь покинула меня, но мне и не нужно было говорить. Похоть продолжала целовать меня, пока я дрожащими руками исследовал ее тело, находящееся так близко от меня. Пальцы коснулись блестящей красной ткани, скрывавшей округлую белую плоть. Она довольно замурлыкала от моих прикосновений, и я двинулся дальше, исследуя, куда уходила ткань, и почувствовал небольшой бантик под длинными волосами. Я осторожно потянул за него, ослабляя наряд.

Еще один бантик я нашел у нее сзади на шее и тоже развязал его, и блестящий красный верх практически стек с ее тела, как капли горячей крови. Я позволил себе взглядом впиться в ее плоть, впервые в жизни увидев женскую грудь. Такая идеальная, безупречная, похожая на ожившее искусство. Без лишних слов я потянулся к одной вершине – правой. И с трепетом дотронулся до нее, единственной женщины, которой я отныне буду касаться. Я чуть не испугался, что если сожму сильнее, то она рассыплется мелкими каплями или превратится в ветерок и навсегда покинет меня.

Я посмотрел на ее лицо, глаза были закрыты, а на лице сияла радостная улыбка, полная удовольствия, пока я продолжал молча исследовать ее.

За прикосновениями, пока я невинно ласкал ее великолепное тело, проводя ладонями по округлостям груди, прошло довольно много времени. Глаза снова защипало оттого, какой красивой и утонченной, но в то же время сильной и властной она была.

— Поцелуй их, проведи языком по соскам, — шепотом предложила она, словно умоляя меня об этом. И я опустил голову к ее груди, рискнув легонько коснуться ее. Нужда быть ближе к ней лишала меня сил сопротивляться, желание угодить ей парализовало, фантазия о большем, как она и обещала, потрясла меня.

— О да-а-а, Целомудрие, да-а-а-а… — она вцепилась в волосы на моем затылке и прижала меня к себе, когда я начал обводить языком розовую горошину передо мной. Я закрыл глаза и решил, что никогда не попробую ничего слаще во всем раю, где раньше жил. Там такого никогда не было. Я не буду по нему скучать. Ад теперь мой новый дом. Похоть мой новый дом.

Она продолжала тереться о мой пенис, который стал больше и подрагивал от желания, принося боль и кружа голову одновременно. Мне нравилось ощущение, когда она хватала меня за волосы и прижимала еще ближе к себе.

— Сильнее, — хрипло простонала она. — Ты меня не сломаешь, давай же… я не хрустальная. Пососи там сильнее… О-о-о-о д-а-а-а… да!

— Блядь! — воскликнула она, что для меня было иностранным словом. Никогда его раньше не слышал.

Вдруг ее движения стали быстрее и жестче, она опустила мои руки себе на талию, где был пояс ее красных трусиков, и потребовала:
— Сними их! Сорви! Пожалуйста!

Ну она же сказала «пожалуйста».

Хорошо, что они не были особо крепкими. Когда я разорвал их, они разошлись, как тонкие былинки или розовые лепестки. Она вскрикнула, когда оголилась, и моему взору предстало то, что было скрыто ранее. Взгляд опустился по плоскому животу к одинокой полоске мягких волос, ведущей к влажной плоти с проглядывавшей розоватой кожей.

Я ждал, когда она скажет, чего хочет от меня, не имея ни малейшего понятия, что делать, но, кажется, пока мои прикосновения и поцелуи радовали ее.

— Дотронься до меня, Целомудрие, — она взяла мою ладонь и положила себе между ног. Исходивший жар и влага потрясли меня. Невероятно. Я не помнил своего падения в Ад, но благодарил Бога за него. Сколько я жил… не живя? И сколько еще прожил бы, не зная о таком?

Стон вырвался из груди от непередаваемых ощущений, и она выгнулась назад, улыбаясь и не открывая глаз, пока мои пальцы игрались с влажной плотью. Они с легкостью скользили вперед – назад, выводили круги, а я наслаждался издаваемыми ею звуками, лаская чувствительное тонкое местечко, которое она хотела, чтобы я трогал.

— Не останавливайся, черт, продолжай! — задохнулась она и снова легла, обхватив меня ногами за талию. — Пожалуйста, прошу, Целомудрие, сделай еще раз треугольник… да! Вот так… повторяй его снова и снова, пожалуйста. Пожалуйста? О-о-ох, спасибо… спасибо…

Она мяукала, как котенок, когда я послушно выводил треугольник по влажной коже. Мне нравилось приносить ей удовольствие таким образом. Я делал треугольник прямо, сбоку, сверху вниз. Через пару минут она начала кричать, и каким-то образом я догадался, что это не из-за боли. Она все твердила не останавливаться, и я слушался.

— Лизни меня, — она схватила меня за волосы и притянула к розовой плоти. — Лижи так же, как трогал меня, делая треугольник. И круг тоже. Поработай хорошенько, чтобы все увлажнилось.

И когда я сделал, как она сказала, то ощутил само блаженство! Как же я ошибался ранее, думая, что больше ничего слаще не попробую. Ее грудь была чудесна, но сейчас мой язык погружался в грех, подобия которому не имелось. И я был в восторге! Если мне суждено за такое гореть в Аду, то я согласен.

Я не мог держать все в себе, так что выражал свое удовольствие тихими стонами. Ее дыхание стало быстрее и пару раз останавливалось, пока я лизал, проникал и кружил языком по складочкам и обнаруженному мной входу. И чем больше я находил, тем безумнее она становилась.

Пальцы нащупали нежнейшую кожу под ней, пока рот с языком радостно резвились на новой лужайке. Я почувствовал ее зад, разделенный на половинки. Пальцы впивались и хватали, и ей это нравилось. Она только громче кричала и запускала руки в свои волосы, оттягивая их, позволяя мне угождать ей.

— Теперь нежно… нежнее… очень мягко там. О-о-о боже-е-е! — она широко распахнула глаза, смотря вверх, а я легко ласкал это место, как она велела. Тут она вздрогнула и напряглась всем телом, испустив крик, и я увидел, как красный свет окружил ее, а затем почувствовал, как из нее хлынули сладкие густые соки. И я не отпрянул от них, а стал слизывать, молясь, чтобы они не кончались.

Через пару мгновений, когда я нежно поглаживал и целовал каждый дюйм ее живота и торса, молча любуясь ей, она вскочила и опрокинула меня на спину. На секунду мне показалось, будто я сделал что-то не так, но она мне улыбалась, словно я был аппетитным яством.

— Ох, Целомудрие… ты великолепен! — похвалила она, и я улыбнулся ей, радуясь, что стал причиной счастья на ее очаровательном лице.

— Погоди, когда я тебе покажу, что следует дальше, — сказала Похоть и взяла меня за пенис, медленно водя рукой по нему вверх и вниз, отчего я гортанно застонал и впился ногтями в простыни подо мной, не шевелясь под ее направленным на мой пах взглядом.

— Знаешь, для чего он, Целомудрие? — спросила она, беспощадно теребя его.

— Нет, — признался я, не в силах отвести глаз от ее лица, как и оторваться от тела.

— Что ты чувствуешь, Целомудрие? — поинтересовалась она. — Нравится?

— Да-а-а-а, — практически прорычал я. — Да, Похоть… так сильно…

— Ты все еще переживаешь, что я смертный грех?

— Нет, совсем нет, — задыхался я. — Если ты грех, то и я тоже. Я обожаю это… тебя.

Над головой раздался гром. Господь злился. Но мне было все равно. Теперь я предан Похоти. Небо над головой чернело, и мне это нравилось.

— М-м-м… какой непорочный… — в ее голосе слышалось возбуждение, пока она продолжала ласкать меня. — Но ненадолго…

— Полежи смирно, — попросила она и уселась мне на бедра, устраивая головку пениса прямо у розового местечка между ее ног. И в одно чудесное мгновение мы стали едины, когда она опустилась. Раздался наш совместный крик мучительного удовольствия.

— А-а-а-а, — все, что мне удалось выдавить, когда она заговорила со мной.

— Мы подходим друг другу, Целомудрие, я знала это, — выдохнула она и, замерев, дотронулась до моих губ пальцем, который я тут же втянул в рот, убежденный, что она сделана из сахара и секса, и мне хотелось попробовать каждый ее дюйм.

— Я собираюсь затрахать тебя до смерти, — пригрозила она и начала двигаться на мне.

И вновь я закричал, казалось, удовольствие и нескончаемый поток желания точно убьют меня. Но я был готов умереть таким образом.

— Твоя невинность моя, — тихо произнесла она, продолжая подпрыгивать на мне, с каждым разом опускаясь все сильнее. — Целомудрие, отдашь ее мне? Скажи, что подаришь ее мне… только мне.

— Дарю, она твоя! — дыхание становилось тяжелее, я снова почувствовал себя девственником, отчасти выбившись из роли ангела, думая, как Эдвард Каллен, новичок, лишенный невинности богиней на мне. — Забирай все, что у меня есть… Мне ничего не нужно без тебя.

Она снова выгнулась, словно мои слова усиливали наслаждение, я одновременно с ней двигал бедрами ей навстречу.

— Черт! — выкрикнул я, не заботясь, кто или что меня слышал. — Похоть, возьми меня! Бери меня всегда! Не останавливайся!

Тут я схватил ее округлые ягодицы, с силой опуская на себя, и к моим крикам присоединились ее. Вокруг стояли звуки шлепков кожи, тела сотрясались, и я отметил, какими разгоряченными и покрытыми испариной мы были, но ни на секунду не останавливались. Волосы Похоти тоже намокли, но лишь придавали ей сексуальности, когда влажные пряди прилипали к лицу или разлетались, если она иногда запрокидывала голову.

Не успел я понять, как нас захватило сияние. Мое тело светилось белым, ее красным, и мы, как две пантеры, крепко сцепились, удерживая друг друга. А когда я открыл глаза, то увидел свет одного цвета, ни белого и ни красного, а странную помесь обоих. Не совсем розовый, но и не малиновый. Похоже, наш свет теперь един… навсегда. Мы едины – навсегда.

И я почувствовал, как взорвался, только в этот раз вместе с ней. Она закричала в эйфории, пока я изливался в нее, словно мои соки исцеляли ее, делали сильнее.

Неторопливо сев, я разглядывал лицо единственного создания, с кем буду такое делать, удерживая ее ослабевшее обмякшее тело и целуя повсюду. Мои большие крылья наконец-то послушались и ласково обняли мою настоящую любовь, мою Похоть. Теплая и защищенная этим коконом, она прижалась ко мне с улыбкой, я же приподнял ее лицо за подбородок, желая заглянуть в глаза.

— Я люблю тебя, — с чувством произнес я. — Всегда буду любить.

— Ты меня даже не знаешь, — улыбаясь, возразила она.

Ошибается.

— Знаю, — я чмокнул ее очаровательный носик. — Я вижу тебя, все вижу и люблю тебя. Навсегда.

— Я тебя тоже люблю, — прошептала она, словно боясь, обняла и положила голову мне на грудь, а я осторожно прижался щекой к ее макушке, чтобы не поцарапаться об острые рожки.

— Тебе не надо волноваться, — объяснял я. — Я никогда не улечу. Мне хочется быть здесь, с тобой… всегда.

— Почему? — спросила она с блестящими от слез глазами.

— Ты сделала меня настоящим, — без колебаний ответил я. — Я был тенью, летал без цели в одиночестве. А ты придала мне плоти и крови, заставила сердце биться. Впервые в жизни ты сделала меня мужчиной. Если хочешь, я отрежу свои крылья и преподнесу их тебе в качестве свадебного подарка.

— Нет, не надо, — ее губы легонько коснулись моих, и она добавила: — Они прекрасны. Ты прекрасен.

— Только в отражении твоих глаз, — заметил я, убирая прядь волос с этих пьянящих глаз цвета каштана.

— Ты тоже делаешь меня настоящей, — призналась она, и в этот раз была больше Беллой, чем Похотью. Ее голос немного дрожал, будто она вот-вот расплачется, так что я быстро поцеловал ее, чтобы этого не случилось.

— Эдвард? — она отстранилась, спрашивая. — Я могу с тобой кое о чем поговорить?

О-ой.

— Да, что такое, малышка? — поинтересовался я и, осторожно сняв рожки с ее головы, положил их на тумбочку.

— Ничего, — чуть улыбнулась она. — В смысле… я говорила тут с Питером, и мне хотелось у тебя спросить.

— Я всегда готов выслушать, ты же знаешь, — я поцеловал ее в нос и принялся разминать обнаженные плечи.

— Я казалась другой в последнее время? — задала она свой вопрос. — Ну счастливее там, более расслабленной?

Я усмехнулся в ответ.

— Ага, я это заметил, кстати, — задумчиво кивнул. — Мне понравилась перемена. Эти последние пару месяцев ты вела себя веселее, забавлялась чаще. Приятно иметь второго ребенка в доме. А что?

— Ну мы с Питером размышляли над этим, думаю, у меня наконец-то есть ответы, и я хочу, чтобы ты кое-что знал, — объяснила она. — Когда мы только переехали сюда, я была сильно испугана. Боялась, что ты возненавидишь новую жизнь. Или у меня появится ненависть. Еще давила встреча с Кэти и то, что она принесла в наши жизни. А затем я испугалась, что ты обидишься на меня и когда-нибудь захочешь свою старую жизнь обратно. После пришел страх за тебя, через что ты проходил, кошмары о сэре Кевине, а еще маршалы, суд… Я постоянно была на грани, мне казалось, что на моих плечах лежит пятьдесят миров.

— Знаю, — согласился я с оборвавшимся сердцем. — Понимаю, как тебе было тяжело. Я тоже боялся, как ты однажды утром посмотришь на меня и решишь, что я не стою этого. Мне снилось такое в кошмаре ни один раз. Сама мысль об этом приносит физическую боль. Знаешь, любая другая давно бы меня бросила. Но ты здесь. Понятия не имею почему, но я рад этому. Без тебя я бы не справился, Белла.

— Я думаю так же о тебе, Эдвард, — улыбнулась она, поглаживая мою щеку. — Даже когда разум хотел сбежать, сердце не позволяло. Я не могу дышать без тебя. Не знаю, что случится или когда, но я больше не чувствую давления или страха. Мне кажется, мы дома и с нами все хорошо. Мы счастливы… наконец-то.

Я лишь улыбнулся ей, чувствуя, как в уголках глаз собираются слезы. Она права. Нам тут так хорошо, жизнь здесь замечательная. Я сам-то не обращал внимания, но теперь мне казалось, что больше я не ненавижу это место. Раньше ненависть была сильной. Но теперь я не представлял нашу жизнь где-то еще. Странно.

— И теперь я свободна, — Белла прижалась щекой к моей груди. — Свободна быть собой, любить вас, тебя и Кэти. Я могу расслабиться и наслаждаться собой и своей новой семьей. Мой страх исчез в тот момент, когда ты стал радоваться жизни, нашей жизни. Теперь я верю в нас. Я знаю, у нас все получится и будет отлично. Ты улыбаешься солнцу, сидя верхом на лошади, и я вижу наше будущее без каких-либо угроз ему. Впервые с нашей встречи мне спокойно. Я чувствую себя в безопасности. И я в восторге от нашей жизни, которую мы создали вместе. Я рада. Действительно, очень рада.

Она замолчала и посмотрела на меня.

— А ты? — прошептала она, боясь моего ответа.

— Ты мне скажи, — усмехнулся я ей и притянул для глубокого и пылкого поцелуя, надеясь, что она почувствует переполнявшую сердце радость и покой в моей душе. Словами этого не описать. Я знал, что моя Белла понимала все, происходившее во мне, как было всегда с первого дня.

— Никогда я не был счастливее, Белла, — не сомневаясь, заявил я. — Я всегда счастлив, когда с тобой.

И я погрузился в очередной страстный поцелуй, теряясь в ней, пока наши языки переплетались, а пальцы впивались в плоть.

— М-м-м, — она поцеловала меня в ответ с таким же чувством, потянулась за чем-то и вдруг нацепила рожки мне на голову.

— О-о-о да-а-а, — я осторожно снял крылья и повернул их, помогая хихикающей Белле всунуть руки в лямки крыльев.

— Я очень хороший чертик, — сообщил я. Вслух не сказал, но она сделала мне такой потрясающий подарок, позволив почувствовать себя вновь чистым и невинным. Давно я не испытывал такого. А в конце с ее стороны был сделан гениальный ход, когда она попросила меня подарить ей свою девственность. Что я и сделал. Это стало одним из самых потрясающих сексуальных моментов в моей жизни. Говорят, если о чем-то фантазируешь, мозг не понимает, что это не по-настоящему. Если ты думаешь об этом, то в твоей голове все так и есть. Так что последнюю пару часов я побыл девственником. Влюбился. И впервые занялся любовью. Белла подарила мне все это. Как-то я ей сказал, что она наслаждалась моим телом больше разума. Но теперь, думаю, она занялась любовью и с тем, и с другим. И пока мое тело полностью отдавалось ей, разум поклонялся у ее алтаря.

Так что если ей хочется, чтобы теперь я сыграл демона-любовника, то она получит это!

— Я помню, — засмеялась она, встала на колени и, опустившись на руки, повернула свою обнаженную попку ко мне. Покачав ей, она добавила: — Хочешь отшлепать плохого ангелочка?

— О-о-о, — я почувствовал, как Франкенчлен раскалился. — Да, определенно. А ты выдержишь, малышка?

— Рискни, — бросила она вызов, чуть прищурившись.

— Ладно, — я поправил ее упругий зад, а затем, схватив за волосы, потянул назад, заговорив жестко и требовательно: — Вернулась за наказанием, Белла? — спросил я, круговыми движениями поглаживая ее правую ягодицу.

— Да, — прохныкала она. — Прости.

— Тебя снова застукали за самоудовлетворением, — знающе произнес я. — Виновна или нет? Словно мне нужно спрашивать.

— Виновна, — призналась она, стыдливо опуская глаза.

— Конечно, — с намеком на скуку сказал я. — Раздвинь ноги. Хочу, чтобы удары приходились на твою жадную плоть. Может, в этот раз я смогу устранить твою проблемку.

— О боже, — прошептала она испуганно и вместе с тем возбужденно. И раздвинула свои шикарные ножки. Черт, какой же я везучий сукин сын.

Я сильнее потянул ее волосы под неожиданным натиском гнева.

— Что ты сказала? — процедил я сквозь зубы. — Чье имя ты посмела произнести, находясь во власти смотрителя дьявола?

— Прости, прости! — тихонько запричитала она.

— Боюсь, извинения не помогут, малышка Белла, — нахмурился я, сильнее раздвигая ей ноги и готовясь нанести первый удар. — Посмотрим, удержишь ли ты Господа в мыслях, пока я над тобой работаю. Увидим, придет ли он тебя спасти. Считай, шлюшка.

Затем моя ладонь опустилась на округлую ягодицу, Белла вскрикнула и машинально дернулась от меня.

— Один! — взвыла она.

После пяти разогревающих шлепков я поднял ее на колени, чтобы мои губы оказались прямо у ее уха.

— Думаю, у меня есть идея, как излечить тебя от нескромности, моя Белла, — усмехнулся я, приставил напряженный член к ее клитору и начал двигаться вперед – назад, вызывая ее громкие стоны. Она пыталась вырваться, но я схватил ее за правую руку.

— А, может, тебе этого хочется, — продолжил я. — Может, ты все подстроила, чтобы согнуться тут передо мной. Тебе нравится, когда я шлепаю тебя по заднице, не так ли?

— Да, — выдохнула она, ее грудь вздымалась с каждым вдохом.

— Хочешь, чтобы я тебя трахнул? — спросил я и провел вдоль ее яремной вены своим мерзким влажным языком.

— Да! — она запрокинула голову мне на плечо, прося уделить больше внимания ее шее.

Но у меня был припасен другой сюрприз.

— Нет, — хмурясь, я толкнул ее вперед, волосы упали ей на лицо, когда она вернулась в исходную позицию. — Мне не нравятся ангелы. Вы привязываетесь как банный лист. Ваши чувства становятся на пути. И портят секс.

— Да пошел ты! — удивился я ее ответу, а она огрызнулась на меня. — Я не такая, как все они. Ненавижу рай. Ненавижу молитвы и целомудрие! Пожалуйста! Мне хочется всего лишь разок почувствовать это. Я не привяжусь, клянусь! Ты сможешь наказать меня после или до, как пожелаешь.

— Хм-м, ты меня поражаешь, Белла, — зловеще произнес я. — Немногие ангелы мне в таком признаются. Целомудрие, а? Отстой, наверное. Я подумаю, пока буду шлепать тебя. Можешь поблагодарить меня сейчас…

— Спасибо, Эдвард, — произнесла она признательно. — Спасибо…

— Продолжай считать, девочка, — велел я, нанося средний по силе удар между ее ног.

— Восемь, — прохныкала она, пока я поглаживал там.

На самом деле я не сильно бил ее, но по игре для нее подходило к концу крайне болезненное наказание.

— А теперь, шлюшка, скажи мне, — я рывком поставил ее на колени и прижался губами к уху, ласково спрашивая: — Жалеешь, что удовлетворяла себя?

— Нет, — с надрывом произнесла она, отлично играя. — Было приятно, и это единственное удовольствие, которое я получаю. Я приму наказание, но не могу сказать, что жалею о содеянном. Мне нравится ласкать себя.

— Хм-м, — ухмыльнулся я. — Хороший ответ. Пожалуй, может, я тебя и трахну. В тебе есть потенциал.

— Спасибо, Эдвард, — с улыбкой облегчения и наслаждения поблагодарила она.

— Не так быстро, — с легкой неприязнью ответил я, взял красный топик Беллы и использовал его в качестве дьявольской веревки. — Давай руки.

Она завела руки за спину, и я свободно завязал их на два узла.

— Знаю я вас, ангелов, и силу вашего прикосновения, — поделился я. — И не собираюсь рисковать.

— Хорошо, — согласилась она, не пытаясь вырваться.

Она уперлась головой в кровать, раз ее руки были связаны за спиной, и ее голый зад оказался прямо рядом с моей ногой. Я осторожно разделил ее волосы на две пряди и взял по одной в каждую руку. Затем, держа их, словно лошадиные вожжи, потянул, мягко отрывая голову от кровати.

Она застонала от возбуждения, когда я прижался к ее входу и медленно проник в томящуюся глубину. И мы снова стали едины.

Проклятье, секс с Беллой был потрясающим и становился только лучше, когда мы занимались любовью. У нее начало неплохо получаться играть в ролевые игры, и иногда она была так же великолепна, как я. Надо было понять, что все идет слишком гладко, так как два дня спустя на нашем пороге снова стояли маршалы, готовые начать собственную игру в допрос.

В этот раз они начали с Беллы, да еще и забрали ее от меня! Я возражал и кричал, но их это не остановило. Белла позволила увести себя, сказав, что с ней все будет хорошо. Мне это не нравилось, но меня отправили в спальню, пока она беседовала с ними за кухонным столом. Я чувствовал себя наказанным ребенком, сидя там и размышляя, чем бы заняться, пока моя Белла боролась с тупым и еще тупее.

В углу валялся мой рюкзак, и я зло фыркнул на него. Нет. Этого я делать не буду.

Но ты же хочешь покончить с оставшимся, так ведь? Ты можешь заняться этим, пока Белла проходит через собственные трудности внизу.

Ненавижу добрый голос в голове. Он раздражает.

Плохой голос говорил, что я мог бы поиграть пока в видеоприставку.

— Но консоль в гостиной, — радостно напомнил добрый голос.

“Может, посмотрю, где мы и сколько еще осталось читать Питеру”, - сказал я себе. Сам того не осознавая, я уже расстегивал рюкзак и доставал дневник.

С тяжелым вздохом я открыл последнюю страницу, которую зачитывал доктору Питеру.

Боже, как я ненавижу этот гребаный дневник. Ненавижу вид своих слов на страницах. И больше всего я ненавижу то, что их еще осталось несколько штук.

— Блядь, — выругался я себе под нос, считая каждую сторону страницы как одну.

Восемь. Осталось восемь проклятых страниц.

Мне не стоило этого делать, но я позволил глазам пробежаться по некоторым словам, которые мне предстояло зачитывать вслух при следующем визите.

Из забытья меня вырвало ведро ледяной воды, вылитое на спину и стекающее по голой заднице. Я заорал, распахнув глаза и осмотрев условия, в которых оказался.

В это время я осознал, как что-то длинное и пластмассовое у меня во рту щекочет заднюю стенку горла. Кляп в виде члена. К губам прижималась кожаная полоска, и я чувствовал замочек на затылке, удерживающий всю конструкцию на месте.

Я ничего не видел, но повязки на глазах не было. Снова издал тихий звук, просто чтобы исследовать окружение. Почувствовался запах дерева. Под плечами у меня ощущалась деревянная поверхность. Моя голова находилась в небольшой коробке, сделанной прямо в полу. Я уже тут бывал, это было одно из изобретений Виктории. Дом не видел моей головы, скрытой в дыре на полу, а я чувствовал спускавшуюся с потолка кожу, обхватывавшую таз и удерживавшую меня на дюйм или два над полом. Полностью обездвиженные ноги, которые я не мог согнуть, были привязаны к чему-то вроде труб, около двух дюймов в диаметре каждая, зад отставлен в воздух. Прямые руки в кожаном рукаве за спиной были чуть приподняты и тоже привязаны к потолку, просто чтобы не давать двигаться и приносить одновременно с этим неудобство.

Черт. Я в выгодном положении для секса. Похоже, медовому месяцу подошел конец.

Большая ладонь ударила по холодной воде на заднице, звук практически эхом прокатился по комнате, а его голос зазвенел вокруг коробки.

— Моя спящая красавица просыпается? — весело поинтересовался он, перемещая воду по левой ягодице, словно гладя меня.

Я зарычал в ответ, пытаясь шевельнуть ногами и скинуть его проклятые руки с себя, но не смог пошевелить ими ни на йоту! Он довольно умело скрутил меня.

— Заткнись там! — он сильно ударил меня ботинком по ноге, прямо под задницей. Было чертовски больно из-за трубы, к которой я был привязан.

Я взревел от злости, тяжело дыша из-за трудностей, которые приносила штука во рту. К счастью, у меня имелся опыт дыхания с таким кляпом. Неопытный саб мог запаниковать и забыть дышать во время сцены, я часто наблюдал такое с сабами, когда мы с ними играли. Как-то мне приказали сделать дыхание рот в рот одной сабочке, чтобы разбудить ее.

— Просто продолжай сосать там этот член! — велел он, вся романтика из его голоса пропала. И я был рад. Ласки и шепотки представляли собой скорее оскорбление, словно я участвовал в этом добровольно. Лучше получить от него ненависть и жестокость. Так проще.

Я рычал и бился изо всех сил. Было приятно делать это. Я всегда вел себя покладисто и послушно. Белла научила меня – бороться, даже если знаешь, что не выиграешь, намного лучше. И она была права.

— Давай, используй последние силы впустую, — бросил сэр Кевин, находясь в паре шагов от меня, а я перестал пытаться шевелить руками. Это приносило лишь больше боли.

— Я говорил серьезно, — судя по звуку, сэр Кевин приближался. — Ты будешь молить меня о моем члене. И тогда я скажу нет. Буду ломаться, пока ты не сдашься. Тебе придется просить и умолять меня принять твое приглашение. Но это произойдет, мой милый Эдвард. Вот увидишь.

— Да пошел ты! — невнятно выдавил я через кляп, но, думаю, он меня услышал.

— Ох, мой бедный милый раб… — печально и разочарованно произнес сэр Кевин. — Не переживай, я тебе помогу. Заставлю снова увидеть красоту жизни сабмиссива.

Я низко выдохнул через кляп, спина уже убивала меня из-за этой уебской позы.

— Хороший мальчик, береги кислород, — сказал сэр Кевин уже дружелюбнее, скользя рукой по моей спине. — Он тебе понадобится, когда начнешь кричать.

И он дважды шлепнул меня по заду, словно говоря: “Ну приступим”.

— Знаком с тростями? — спросил он, и мой желудок скрутило.

Да, я знаю, что такое трости. Длинные деревянные палки. Некоторые толстые, другие очень тонкие. Но все они полная жопа. Тонкие хуже всего. Одного удара хватало, чтобы оставить на заднице глубокий порез. Но Виктория не просто била тростью по жопе. Она заходила на ноги, внутреннюю часть бедер и даже лодыжки. Черт, это погано. От толстых оставались синяки, а при неправильном использовании даже можно было сломать кость. Как-то из-за Виктории у меня появились трещины в двух костях, я думал, хуже боли никогда не испытывал. И она заставила меня выждать два дня, прежде чем показаться врачу, что было еще хуже. Танцевать в клубе и позволять женщинам лапать себя с двумя трещинами совсем невесело, скажу я вам.

— Я понимаю, что ты растерян, но хочу получить от тебя ответ, Эдвард, — заговорил Кевин. — Или мне действительно придется сделать то, чего не хочется, и когда приедет твоя дочурка, мы можем устроить тройничок. Знаешь, что это значит, Эдвард?

Ублюдок.

— Да, — выдавил я, что больше походило на тихое мычание, но судя по его дальнейшему тону, он был доволен.

— Отлично, — сказал он, водя рукой вверх и вниз по моей заднице, я напрягся и снова попытался пошевелить ногами, когда услышал Кевина: — Нет-нет, раб, расслабься.

Я снова сдался, думая о Кэти. Эти ублюдки тронут ее только через мой труп. Поэтому я расслабил ноги, за что получил похлопывание по заднице за старания.

— Хороший мальчик, молодец, — произнес он, и мне захотелось блевануть от того, как он похвалил меня, словно тупое животное.

— Понимаешь, я знаю, что эта девчонка с тобой сделала, — начал сэр Кевин, прикладывая тонкую палку к моим ягодицам, не атакуя, просто касаясь деревом плоти для начала, прикидывая, куда придется первый удар.

— Она заставила тебя думать, будто влюблена в тебя, так? — ласково спросил сэр Кевин, словно жалел меня. — Мой бедный Эдвард. Она не может тебя любить. Ты раб и к тому же шлюха. Это, в свою очередь, значит, что ты не можешь любить ее. Что ты знаешь о любви? Посмотри на себя, ты сосешь пластмассовый член с задницей, отставленной в воздух, и практически умоляешь меня взять тебя.

Теперь я злился. Он не только собирался причинять мне боль и трахать, но еще хотел попытаться отнять у меня Беллу.

Пошел он на хуй. Я не отпущу ее без борьбы.

Я взревел, как разъяренный медведь, на глаза выступили слезы, пока я бился, пытаясь освободиться, но не мог.

— Женщины врут и изменяют, они вырвут тебе сердце, только чтобы положить безделушку в свою шкатулку с дерьмом, — сказал Кевин и через секунду нанес первый удар тростью по заднице.

— М-м-м-мр-р-р-р! — выдавил я, зажмурившись и сдерживая стон, грозящий вырваться из груди. Этого он от меня не получит. Во всяком случае я приложу к этому все усилия.

Кожа пульсировала, практически горела, определенно уже возникал рубец, окрашивающийся в фиолетовый.

— И твоя малышка вырастет такой же, — Кевин практически сердился, говоря о моей дочери, и мне хотелось разодрать ему лицо. — Она будет пользоваться и манипулировать мужчинами, брать их, а затем выкидывать. Будет такой же потаскушкой, как и все остальные, как ее мать.

Яростно заорав, я тут же почувствовал второй удар. Я понимал, чего он хотел добиться своими словами. Он не только собирался нанести мне физический ущерб, но еще пытался ранить меня эмоционально, промыть мне мозги и сломить, заставить присоединиться к нему и его ебнутым мыслям.

К счастью для меня, я познакомился с доктором Беллой до того, как влип в нынешнюю ситуацию. И держался за все те уроки, которые она преподала мне, о силе и том, как не давать себя в обиду и заступаться за то, что я люблю. Жаль, она не узнает, как помогала мне сейчас, что наше знакомство сделало меня сильнее, жестче. Старый я, не знавший ее, уже бы подчинился с улыбкой, терпел и прикидывался, будто это нормально. Ненавижу старого себя. Одно я знаю точно: этого парня больше нет. Умер. И я рад. Я никогда им не стану. Так сказала Белла. И сейчас я ей верю.

Я быстро захлопнул книгу, дрожа от воспоминаний о боли, причиненной сэром Кевином, после этого. Мне совсем не хотелось в нее погружаться. Лучше остановлюсь тут, где я сильный и решительный, а не слабый и вымотанный, как будет позже.

Многое начало проноситься у меня в голове, нежеланные воспоминания об огромных анальных игрушках, медленно пропихиваемых в меня, пока я орал во все горло, думая, что мой зад разорвется, в то время как сэр Кевин твердил мне расслабиться и затихнуть. Я вспомнил ток, который сэр Кевин пропускал через каждый дюйм моего тела, уделяя особое внимание чувствительным участкам. Как вернулись к играм с огнем в момент моей минутной слабости.

Но лучше всего я помнил, как он пытался заставить меня возненавидеть Беллу и даже мою собственную дочь. Но также в моей памяти сохранилось, что психологически я так ему и не поддался. Ни на секунду не поверил ему. Просто терпел или пытался вынести его игры, и вскоре его слова слились в шум на заднем плане.

А еще я помнил, что ему удалось сломить меня, только воспользовавшись Беллой и Кэти.

Я отложил дневник, не желая больше думать об этом.

Да, я сломался, потому что моим девочкам грозила опасность. Однако я радовался, что в моем сердце жила любовь. Хорошо, что в моей жизни были эти люди, кто-то дорогой, кого никто не смог бы заменить. Кто-то посчитает, что это сделает его слабым. Мне же это придало сил.

Конечно, мне пришлось прекратить бороться и слушаться к тому моменту. Пришлось сосать его скользкий член и глотать мерзкое семя, а затем умолять трахнуть меня. Я пресмыкался, как щенок, целовал и лизал его с головы до ног, соблазняя на секс.

И когда мне уже казалось, что содержимое покинет мой желудок, он согласился.

Правда, я старался вести себя тихо, когда он в итоге проник в меня, но не вышло. Я рыдал и боролся, ненавидя тот факт, что этот кусок дерьма теперь един со мной. А его звуки! Как у любовника, наслаждающегося происходящим и игнорирующим мои болезненные стоны, полные злости и неповиновения.

Мой крик отчетливо отпечатался в памяти:
— Слезь с меня! Блядь, слезь с меня!

Тогда он только замедлил движение, и вскоре я слезно молил:
— Пожалуйста, не надо больше, прошу, сэр Кевин! — я находился тогда у последней черты, умоляя как сучка.

Но ему лишь доставляло больше удовольствия слышать мои плач и крики, когда он задвигался быстрее, сжимая мне зад и целуя мою грязную потную спину. У него вечность ушла, чтобы кончить. А затем, словно мне этого было мало, он перевернул меня на спину и начал облизывать. И сосать. Я был прикован, но все равно вырывался. Но мне ничем это не помогло. Он получил все, что хотел.

За исключением Беллы и Кэти.

Так что когда все кончилось, я тоже получил желаемое. Они были в безопасности. Эта мразь их не тронула. И это единственное, благодаря чему я вышел из произошедшего целым и невредимым в психическом плане.

А теперь маршалы там сидели и допрашивали Беллу о том, что произошло следующим вечером.

Когда ей хватило сил забраться в змеиное гнездо, только чтобы спасти меня. Я действительно не заслуживал такой женщины, я знал это. Но был рад такому подарку, этой богине, созданной специально для меня. Чем больше я думал о Белле и муках ее детства, потере матери и отсутствовавшем большую часть времени Чарли, о том, как она нашла свое призвание только из-за желания лучше понять отца, тем сильнее поражался. Она не переставала учиться помогать людям, лечить больных и потерянных, а затем наши дорожки пересеклись, будто это было уготовано судьбой.

Белла словно встретила соперника по зубам, закатала рукава и приступила к работе надо мной, а то, что она влюбилась в меня, было просто чудом и одновременно жестокой шуткой над ней.

Но все, что случилось у нее в жизни, походило на тернистый пусть, приведший ее ко мне, будто без этого она бы оказалась с каким-нибудь доктором в Хэмптоне или типа того.

— Не делал он этого! — услышал я крик Беллы и тут же подпрыгнул, уже несясь к ней, даже не успев понять, как ноги коснулись пола.

— Теперь что еще? — нахмурился я на маршала Как-его-там, Белла встала и позволила мне коснуться ее плеча.

Выглядела она разъяренной, совсем не плакавшей, но сейчас она подняла на меня беспомощный взгляд.

— Они пытаются повесить на тебя смерть Виктории, — она практически выплевывала слова, прожигая маршалов взглядом.

— Нет, не пытаемся! — закричала Бенсон. — Мы лишь хотим знать правду, чтобы не оказаться со спущенными штанами в зале суда, когда придут вещественные доказательства! Если нас поймают на лжи, то нам крышка.

— Мы не врем, — возразил я. — Нас похитили, меня подстрелили, как и Чарли! Они собирались изнасиловать Беллу и одному богу известно что еще! Разве это не называется самозащита?

— Да, но сложно в этом убедить, когда жертва в наручниках, — проворчал Моррисон.

— Жертва? — голос Беллы стал пронзительней, а ее глаза округлились. — Виктория! Да ладно!

— Думаю, ребят, вам лучше уйти, — я гладил Беллу по волосам, сердито смотря на них, бросая им вызов.

— Ладно, — согласилась Бенсон, проведя рукой по волосам и собрав папки. — Но вам лучше решить признаться и рассказать нам, что произошло на самом деле. Или вы оба отправитесь в тюрьму. На очень, очень долгий срок.

Когда они закрыли дверь, Белла тяжело вздохнула, дрожа в моих руках. Подняв на меня полные слез глаза, она прошептала:
— Я им расскажу.

— Что расскажешь? — спросил я, смотря на нее, как на безумную.

— Что я это сделала, — моргнув, она отвела от меня взгляд. — Я кинула в нее свечу. Я убила.

— Ш-ш-ш, — на секунду я закрыл ее рот и зашептал: — Они могли оставить здесь “жучки”!

И громко добавил:
— Ты никого не убивала, Белла. Это был я. Мы оба это знаем. Эта мразь годами мучила меня, я хотел ее смерти!

— Эдвард, перестань! — она отпрянула от меня. — Нет тут никаких “жучков”. Но они правы. ДНК, волосы… мой отец коп, я знаю о таких вещах. Рано или поздно они узнают, что это была я. Я не позволю тебе отправиться в тюрьму, защищая меня. Как мне с таким жить? Я должна сказать правду. Может, они смогут мне помочь. Скажут, что это было временное помешательство или типа того. И вместо пожизненного мне дадут всего пару лет.

— Нет, Белла, никаких лет, ничего! — мое сердце разбивалось только от одной мысли об этом… о том, что они уведут Беллу из зала суда в наручниках, пока я буду сидеть и смотреть. При одной только всплывшей картине меня затошнило. — Ты не отправишься в тюрьму, черт возьми! Нет!

— Ничего, Эдвард, — Белла посмотрела на меня и грустно улыбнулась. — Я не жалею. После всего, что она сделала с тобой и Кэти… Я рада, что так поступила. Единственное, о чем я жалею, что это не убрало ее из твоей жизни и мыслей. Получись у меня это, я бы с радостью села на три пожизненных. Ты заслуживаешь быть свободным, Эдвард. Во всех смыслах. Наконец-то. Я не позволю тебе снова оказаться в неволе… никогда.

В горле стоял ком, когда я заговорил:

— Пожалуйста, не говори так. Ты меня пугаешь. Ты будто сдаешься. Не ставь на нас крест, Белла, прошу. Борись за нас. Продолжай бороться. Если перестанешь, то какой у меня шанс? А у Кэти?

— Не надо, — заплакала она и попыталась от меня отвернуться, но я резко развернул ее к себе лицом.

— Нет, я не позволю тебе сдаться, — мой голос дрожал. — Ты никогда не позволяла мне это, и я тебе не дам. Ты ничего им не скажешь, слышишь? А если скажешь, я ввяжусь и заявлю, что сам убил Викторию. Переверну историю, скажу, что ты пытаешься защитить меня, мне поверят. Я мерзкая шлюха, а ты студентка колледжа, дочь шефа полиции.

Она со злостью смотрела на меня, понимая, что я прав.

— Пожалуйста, Белла, останься со мной, — шептал я, ведя своим носом по ее крошечному носику и с любовью обхватывая ладонями ее лицо. — Не сдавайся. Положись на меня, как я всегда полагался на тебя. Сейчас я достаточно силен. Благодаря тебе. Я не справлюсь тут без тебя. Пожалуйста, разреши мне. Доверься мне. Я не позволю тебе упасть.

Рыдая, она обмякла в моих руках, всхлипывая в грудь, пока я покрывал поцелуями ее волосы, цепляясь за нее, словно от этого зависела моя жизнь.

— Я так сильно тебя люблю, — все повторял я, давая ей выплакаться. — Жить без тебя не могу. И не хочу. Мне так жаль. Я лишь хочу сделать тебя счастливой. Больше я никогда ничего и не хотел. Прошу, не оставляй нас. Ты моя жена. Мать Кэти. Ты нужна нам, так сильно.

Наконец она затихла и посмотрела на меня с крошечной улыбкой на губах, несмотря на красные и припухшие глаза. Но для меня она все равно была самой красивой женщиной, какую я только видел. И моей. Теперь я ее не отпущу.

— Твоя жена? — пискнула она, едва ли в силах произнести это.

Я улыбнулся в ответ и кивнул.

— В моем сердце так и есть. Но ты куда больше, чем просто жена. Ты мой партнер. Мой друг. Мое все. Ты не можешь оставить меня одного. Без тебя я черти что.

Хохотнув, она всхлипнула, вытирая правый глаз.

— Черти что, это да, — пошутила она. — Только посмотри на себя…

— И не говори, — усмехнулся я, целуя ее в лоб, не отпуская лица. — Так что ты просто обязана остаться и приглядывать за мной. Останешься, так ведь?

— Прости, — она опустила глаза, а затем снова посмотрела на меня. — Сомневаюсь, что смогу уйти, даже если попытаюсь. Я просто так напугана, что…

— Нет, — я поцеловал ее в губы, на секунду заткнув, а затем продолжил с закрытыми глазами. — Не надо больше этого. Нам надо научиться перестать бояться. Мне понравилось, когда ты сказала, что больше не боишься. Это придало мне смелости. Давай не будем возвращаться. Никакого больше страха. Обещай.

Я посмотрел ей в глаза, и она чуть кивнула мне, соглашаясь, будучи психологом, понимающим, что страх может парализовать.

— Никакого страха. Обещаю, — уверенно заявила она, сильнее прижимая меня к себе.