- Выглядишь просто сказочно!

- Доченька, ты такая красавица!..

- О, ты прямо как в кино, только еще лучше!

- Синди, у меня нет слов!

Синтия улыбалась в ответ на все эти похвалы, кружилась перед зеркалом в умопомрачительно красивом сливочно-белом платье, поправляла прическу и фату, а Элис изо всех сил боролась с нелепым желанием залиться слезами. Не то от радости, не от растроганного восхищения, не от зависти, не то от злости на свою собственную жизнь. К счастью, у всех остальных на глазах тоже были слезы, и ей не приходилось никому объяснять, что же именно так ее волнует. Но вот кто виноват в том, что ее это что-то так волнует, она отлично знала. Джаспер.

Синтии, сейчас обнимавшей всхлипывающую маму, было двадцать три года, и в глубине души Элис думала, что это уж слишком рано, чтобы выходить замуж, а про саму себя была уверена, что вообще никогда замуж не выйдет, потому что совершенно этого не хочет, потому что это банально, бесполезно и скучно, ну а если даже и выйдет, то уж явно не в восемнадцать лет. Но пренебрежительная фраза Джаспера о том, что он этого тоже совсем не хочет, грызла ее так яростно и так больно, как будто он отказался исполнить самое важное во всей ее жизни желание, оттолкнул ее в ту самую единственную секунду, когда она не могла удержаться от падения. Он всегда так делал. Всегда знал, где ее слабые места, даже когда сама она о них и не подозревала. От этой мысли желание разрыдаться и заколотить по стене кулаками от неукротимой злости на него сделалось совершенно нестерпимым, и Элис, обнаружив, что стискивает свой букет так, что сочные стебли белых тюльпанов вот-вот сломаются, торопливо отложила его на ближайший стул.

В дверь постучали, и голос папы сказал, что уже пора. Мама бросилась в последний раз поправлять на Синтии фату, прическу, платье и макияж, хотя все и так было безупречно, а Элис вместе с двумя другими подружками невесты взяла свои цветы, вышла из комнаты и спустилась вниз, к дверям зала, где проходило торжество.

Отпраздновать свадьбу у моря Синтия мечтала, кажется, с тех самых пор, как вообще узнала, что такое свадьба, и очаровательный, полный роз и солнца отель на самом побережье, в Астории, как нельзя лучше подошел для исполнения ее мечты. Саму церемонию Элис запомнила плохо - поднявшиеся в ней еще прежде, пока она сидела в комнате сестры, противоречивые и острые чувства дошли до предела и затмили все остальное. Она запомнила только, как вспоминала все описанные в книгах и увиденные в фильмах свадьбы и ощущала себя как будто внутри всех их сразу. Потом все поздравляли новобрачных, вручали подарки и поднимали тосты, а после этого Элис, буквально задыхаясь от желания оказаться в одиночестве хоть на минуту, выскользнула из полного гостей зала на заставленную маленькими круглыми столиками веранду и вышла на пляж.

Солнце садилось, широкая полоса персиково-золотого света на морских волнах слепила глаза, где-то далеко, у самого горизонта, крошечными черными точками кружили чайки, легкий соленый ветерок приятно холодил лицо. Каблуки туфель вязли в песке, и Элис сняла их и пошла дальше босиком, вдоль самой кромки воды, то подползавшей ближе, то возвращавшеся назад. Если бы не вечернее платье, она бы бросилась в море и поплавала, или просто полежала бы на мелководье, чувствуя, как волны качают ее, словно в колыбельке, или может, вообще утопилась бы.

За этими мыслями ее и застала Синтия.

- Эй, ты как? - спросила она, подойдя к Элис с двумя бокалами шампанского в руках и протянув один ей. - Ты сегодня весь день какая-то... сама не своя.

Элис торопливо улыбнулась и взяла у сестры бокал.

- Нет, все в порядке, я просто... - она пожала плечами и глотнула шампанского, надеясь, что это избавит ее от необходимости объяснять свое состояние.

- Элис, - с укоряющей улыбкой протянула Синтия, заглядывая ей в глаза. - Врать ты никогда не умела.

- Да, верно... - безрадостно пробормотала Элис, глядя на жемчужные пузырьки в золоте шаманского в своем бокале. - Дело в том, что...

- Дело в том твоем красавчике с гитарой, так?

- Дело в том, что он больше не красавчик и не играет на гитаре, - не сдержав бессымсленного раздражения, сказала Элис, упрямо глядя на свой бокал. - И я в этом виновата. И я... я не знаю, жалею ли я его, или мне настолько стыдно, или я злюсь, или еще что-нибудь. И это... это для меня слишком сложно, все это! Я не привыкла к таким трудностям, не привыкла не знать, кто прав, а кто виноват! Я... я всю жизнь этого избегала, даже книг посложнее всяких сказочек и чиклита не читала и смотрела одни комедии! А теперь вдруг оказалась в какой-то чертовой драме, и... - она нервно дернула плечом и залпом опустошила свой бокал, едва не поперхнувшись. - Я не представляю, что мне делать.

Синтия слушала ее серьезно, но одновременно и немного снисходительно.

- Да, пожалуй, сказок ты перечитала в свое время, - наконец сказала она, - раз до сих пор не знаешь, что идеальных людей не бывает.

- Я знаю! - вскинулась Элис. - Не делай из меня идиотку!.. - нервная злость в ее голосе вдруг сменилась безнадежностью, и она жалко пробормотала: - Хотя я и есть идиотка.

Синтия забрала у нее бокал и обняла ее за плечи.

- Не обзывайся, - мягко сказала она. - Лучше скажи, в чем конкретно ты его - и себя - обвиняешь. Я же юрист, вдруг помогу разобраться?

Элис запротестовала было, но Синтия отмахнулась от всех ее просительных «Сегодня твоя свадьба» и «Тебе нужно праздновать, а не в моих проблемах копаться», и пришлось рассказать ей обо всем. О подслушанном разговоре с Марией, о вокзальном кошмаре, об их встрече в больнице и об издевательской манере Джаспера теперь говорить с ней...

Синтия выслушала ее молча, сосредоточенно нахмурившись и изредка кивая, как будто и впрямь была на судебном заседании и заслушивала свидетельские показания. Затем вытащила из прически шпильку, провела по влажному песку длинную черту и написала слева от нее букву Э, а справа - Дж.

- Так значит, - заговорила она, - он виноват в том, что за твоей спиной спал с этой... Марией, да?

Эта прямолинейная формулировка хлестнула Элис, как кнутом.

- И в том, что сказал, что не знает, зачем встречается с тобой, - продолжила Синтия.

- И в том, что издевался надо мной, когда я пришла к нему в больницу!

Элис смотрела, как сестра пишет на песке эти слова, и в виде таких сухих, запротоколированных фактов они выглядели еще хуже, чем раньше. Она вдруг ощутила, что у нее горят щеки.

- Это все? - спросила Синтия, подняв на Элис взгляд от трех этих написанных на песке обвинений.

- А этого что, мало? - снова поддавшись резко нахлынувшей злости, воскликнула Элис.

- Ну а в чем ты сама виновата? - спокойно спросила Синтия, занеся шпильку над левой половиной своей таблицы, и Элис внутренне съежилась, словно лежа под скальпелем на операционном столе.

- В том, что я... я до сих пор не сказала даже спасибо за то, что он вытащил меня с рельсов, - призналась она со стыдом, чувствуя себя и впрямь на судебном заседании, несмотря на доносящиеся с веранды отеля веселые голоса и музыку, на мирный шелест волн и солнечную сказку морского заката. - И в том, что только два дня назад вообще пришла его навестить, а до этого все через Беллу узнавала. И... если бы я не устроила там, на вокзале, истерику, то ничего бы этого не случилось... - В глазах защипало, и она повернулась лицом к ветру, надеясь высушить непрошенные слезы. - Но если бы он не спал с Марией и знал, зачем он со мной, я бы не устроила истерику, и тогда...

- Элис, - оборвала ее сестра, - избавься от своего максимализма, наконец. - Помимо Великого Зла и Великого Добра есть еще и другие действующие лица. Например это. - Она добавила к своей таблице еще один столбик и подписала его буквой «С». - Случай, например. Или судьба. Ни ты, ни Джаспер не виноваты в том, что ты поскользнулась на платформе. Это была случайность. Ужасная, но только случайность. - С этими словами она вписала в третий столбик «Случай на вокзале» и, передвинувшись чуть в сторону, начертила новую таблицу. - А теперь пришла пора дать слово адвокату! Что хорошего вы друг для друга сделали?

Элис вздохнула и, забыв о своем платье, села на песок рядом с сестрой.

- Он спас меня, - сказала она и, по-прежнему не умея обратить в слова те чувства, состоянии и эмоции, которые переживала рядом с Джаспером, договорила, порозовев: - И... я не знаю... мне с ним было хорошо...

Синтия невозмутимо записала это.

- А что насчет тебя?

Элис уставилась на пустой столбец, озаглавленный буквой «Э», и слезы снова выступили на глазах.

- Знаешь, по-моему у меня аллергия на песок, - всхлипнула она, - или на солнце, или... - Она снова посмотрела на таблицу и выпалила: - А я его люблю.

Синтия засмеялась и хлопнула в ладоши, изобразив удар судейского молоточка.

- Дело закрыто.

Элис помотала головой.

- Но... Да, ты права. Я инфантильная максималистка. Но что я могу с этим сделать, если я такая? Я не хочу всей этой... неидеальности, не хочу встречаться с человеком, который вот так запросто врал мне и предавал меня, который...

- Который вел себя как придурок, но который все равно тебя любит, да, - закончила за нее Синтии, поднявшись с колен и отряхнув с платья песок, и протестующе воскликнула, заметив выражение лица Элис: - Не спорь, ради Бога! Ты не видешь этого, а это очевидно даже мне, хотя я с ним не знакома. А очевидного ты не видишь, потому что оно не такое глянцевое и красивое, как то, о чем ты привыкла думать и мечтать. Но знаешь... Конечно, ничего и никогда не бывает настолько волшебным и прекрасным, как мы себе это представляем и как нам бы хотелось. Но может, оно все равно гораздо лучше, чем мы думаем?

- До этого - ну, до того, как я услышала, что он сказал Марии, - я чувствовала себя особенной, необыкновенной, как будто действительно героиней из сказки, - пробормотала Элис, глядя, как темные волны прибоя медленно подбираются к сделанным Синтией записям. - Мне казалось, что я будто... самая лучшая, самая красивая, самая... ну, раз он так меня любит. А мне тогда казалось, что он меня любил. А теперь я чувствую себя никем. Потому что все это было сплошным враньем!

Синтия грустно улыбнулась и покачала головой.

- Это, по-моему, самое ужасное из всего, что нас ждет в жизни - необходимость понять, что мы так никогда не перестанем быть... м-м... «никем», как ты говоришь. Мы взрослеем и понимаем, что уже не прославимся на весь свет, что дети по всему миру не вырастут на историях о нас, что не будет у нас миллионов поклонников и никто не будет падать в счастливый обморок, случайно встретив нас на улице. Что не будем мы звездами, просто не будем. Это я о себе, если что! - со смешком уточнила она. - Ты-то как раз запросто будешь! Словом... Это жутко больно, обидно и унизительно даже - наконец с этим смиряться, но в этом и есть смысл жизни - в том чтобы продолжать быть счастливыми, прекрасно зная, что мы не так красивы, как Лив Тайлер, не так знамениты, как Мадонна, не написали таких книг, как Джоан Роулинг, не заставили миллиарды людей плакать и смеяться, слушая наши песни и читая наши книги, но, может быть, обрадовали пару-тройку человек тем, как поем в караоке, и доставили еще парочке удовольствие тем, какие пишем стихи в поздравительных открытках... Подняли настроение папе тем, что можем испечь ему вкусный торт, и пусть вкусно будет только ему, а не всей вселенной, но оттого этот вкус не станет хуже! И зарабатываем мы не по три миллиона долларов в месяц, а дай бог заработаем столько за всю свою жизнь, но и это не сделает нас ничтожествами, а нашу жизнь - бессмысленной. И то, что парень один раз так с тобой поступил, не делает тебя никем. И не делает его законченным подонком. - Синтия жестом остановила возражения, которые Элис готова была на нее обрушить. - Я не оправдываю то, что он сделал, я просто хочу, чтобы ты увидела какой-нибудь другой цвет, кроме черного и белого. Черно-белый - это цвет финала, слова «Конец». А у фильма оттенков намного больше.

Она замолчала. Элис тоже ничего не говорила, молча глядя на прозрачное кружево пены на маленьких морских волнах.

- Пора возвращаться, - снова заговорила Синтия. - А то Стивен решит, что я все-таки сбежала!.. - она протянула Элис руку. - Идем?

Элис покачала головой.

- Приду через пять минут, ладно? - попросила она.

Синтия улыбнулась и крепко обняла ее, а потом зашагала обратно к отелю. Элис проводила ее взглядом и снова повернулась к морю и небу, растворявшихся друг в друге в потоках сияющего золотого света, в смешении воды, облаков и песка. Прибой тихонько подбирался все ближе, смывая сделанные Синтией записи, и, дождавшись, пока от них не осталось и следа, Элис развернулась и вслед за сестрой направилась к гостям, обдумывая неожиданно возникший у нее план.

По дороге достав свой мобильный из крошечной бисерной сумочке, любовно подобранной к нежно-фиалковому платью подружки невесты, Элис обнаружила несколько неотвеченных вызовов от Беллы и сообщение с просьбой перезвонить, но решила отложить это до завтра. Мобильный интернет ловил плохо, и на то, чтобы отыскать там нужную ей информацию, ушло черт знает сколько времени и еще больше времени - на то, чтобы отыскать среди десятков приглашенных отца.

- Пап, сколько денег мне можно потратить на платье для выпускного? - спросила она без обиняков, дождавшись, пока тот отвлечется от беседы с каким-то дальним родственником Стивена и повернется к ней.

Во взгляде отца промелькнула явная озабоченность - наверняка он прикидывал, насколько дороже установленного лимита окажется то платье, о котором Элис наверняка вот-вот заговорит.

- Не больше двух сотен, как мы и договаривались, - строго ответил он, и Элис немедленно изобразила то заискивающе-умильное выражение, которое безотказно срабатывало на протяжении всей ее жизни.

- Мне нужно три сотни... О, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Это платье моей мечты!

Папа укоризненно покачал головой.

- В который раз я это слышу, интересно!.. Ну ладно, ладно, но не больше трех.

Элис с обрадованным возгласом бросилась ему на шею.

- О, спасибо! - поправив немного скособочившийся от ее объятий воротник отцовской рубашки, она снова достала телефон. - Я отойду позвонить, ладно? Возьмешь для меня кусочек торта? А то я его еще не пробовала!

Позвонив и договорившись о доставке, Элис попыталась дозвониться до Беллы, но у той оказался выключен телефон. Звонить Розали, обязанной подчиняться жесткому больничному распорядку, было бессмысленно, и, отправив ей фотографию заката над морем с пожеланием скорее поправляться, Элис вернулась к гостям. Свадебный торт был изумительный, играла отличная музыка, трое друзей Стивена наперебой звали ее танцевать и в двух из них под конец вечера она, кажется, получила поклонников, по просьбе Синтии она вместо тоста спела ей «Listen to your heart» и заслужила бурные аплодисменты - словом, это был чудесный вечер, полный веселья, нежности, шампанского, цветов и соленого запаха моря.

Возвращение в Форкс на следующий день показалось Элис неприятным пробуждением от разнеживающего и приятного сна обратно к реальности. Наверное, виновата была типичная форксовская погода, особенно противная по сравнении с солнцем и теплом вчерашнего свадебного великолепия, или, может быть, она просто перебрала шампанского. Или очень нервничала... Тряхнув головой, Элис заставила себя отвлечься от этого очередного выбора и сосредоточилась на попытках угадать, что же такое стряслось у Беллы, но вместо этого в голову начали лезть воспоминания о словах на песке, смываемых прибоем, и о том, что Синтия говорила про Джаспера.

- Я выйду здесь, - неожиданно решившись, воскликнула Элис, когда вдалеке между деревьями стали видны белые стены городской больницы. Отец остановил машину, и Элис, крепко стискивая в руках свой бисерный клатч, зашагала к воротам, пытаясь решить, зайти ли сначала к Розали, или даже минута отсрочки очередного взрывоопасного разговора с Джаспером отнимет у нее последнюю решимость. Повернувшись к двери палаты Джаспера, она нерешительно постучала и совсем нерешительно шагнула внутрь.

Джаспер сидел на краю кровати, разглядывая свою левую руку, с которой уже сняли бинты, и, взглянув на дверь и увидев, кто, пришел, снова отвернулся, ничего не сказав. Элис медленно подошла к нему. Проклятые лаковые туфли цокали об пол, как у типичной глянцевой стервы, и Элис морщилась от каждого своего шага, как будто они причиняли ей боль.

- Как дела? - стараясь говорить спокойно, спросила она, и Джаспер снова бегло взглянул на нее.

- А, это ты, - бросил он и снова отвернулся - так, чтобы оказаться к ней спиной.

Стиснув зубы и подавив униженно-гневный порыв, Элис обошла его и снова оказалась у него перед глазами.

- Что же привело тебя сюда на этот раз? - спросил он и поморщился от боли, попытавшись до конца разогнуть непослушные пальцы.

- Чтобы поговорить, - Элис тоже поморщилась, отразив его боль на своем лице, как в зеркале.

- Я слушаю.

И без того истерзанное терпение Элис лопнуло окончательно на этих словах.

- Смени тон, ради всего святого! - воскликнула она. - Или так и скажи, что не хочешь меня видеть и слышать, раз не хочешь!

Джаспер наконец поднял на нее взгляд дольше, чем на секунду.

- А с какой стати мне хотеть тебя видеть или слышать, Элис? - устало спросил он. - Мы что, еще не все сказали друг другу в прошлый твой визит?

- Не все! - воскликнула Элис и, увидев, как Джаспер пренебрежительно качнул головой, вдруг впервые по-настоящему испугалась. Испугалась, что это действительно конец - тот самый черно-белый конец, о котором сказала Синтия. - Я... я...я... - внезапно ей на ум пришло столько всего, что нужно было сказать, а сказать хоть что-нибудь было необходимо так срочно, что все эти слова как будто забили ей горло, и Элис никак не могла произнести ни единого, и вместо них у нее вырвалось, как вода из горла утопающего, одно нелепое и перепуганное восклицание: - О Боже!..

Джаспер поднял свои честные брови.

- О Боже? - сардонически переспросил он.

- Я не поблагодарила тебя! - воскликнула Элис, наконец справившись с собой. - Не сказала спасибо, не сказала, что я очень благодарна тебе - нет, не очень, а настолько, что я не могла даже признаться в этом. И я не извинилась за то, что из-за меня ты оказался в больнице, и за то, что я так долго не приходила, чтобы все это сказать. - У нее кончилось дыхание, и, замолчав, Элис вздохнула, вытерла глаза и обнаружила на руке сероватые разводы туши. - О, ну вот!.. - всхлипнула она, чувствуя себя законченной идиоткой, и выдохнула, не зная, за это ли извиняется: - Прости меня.

Джаспер молчал очень долго, снова бросая на нее эти короткие взгляды, вспыхивающие и гаснущие быстро, как спички, и Элис ощутила себя как в тот предрождественский день, когда не знала, что делать, не понимала, в чем виновата и почему он так ведет себя с ней, и видела, что ей теперь осталось только ждать, хоть и неведомо чего.

- У тебя есть бумага? - вдруг спросил Джаспер, оглядев свою палату и не обнаружив ничего подходящего.

- Нет... - удивленно ответила Элис. - Зачем она тебе?

- А ручка? Хоть что-нибудь пишущее?

- Нет! - Элис посмотрела на свою крошечную сумочку и, вдруг вспомнив кое-что, раскрыла ее и вынула из ее шелковых недр маленький черно-серебряный флакончик. - Есть подводка для глаз...

Джаспер взял у нее подводку и вдруг потянул Элис за руку, заставив сесть рядом с ним на край кровати. Она вздрогнула от его прикосновения, но он сразу же отпустил ее и попросил:

- Можешь закатать рукав?

- Зачем?.. - окончательно перестав что-либо понимать, спросила Элис, но выполнила его просьбу.

Джаспер взял ее за запястье непослушной левой рукой и повернул ее кисть ладонью вверх.

- У меня было много свободного времени, пока я тут валялся, - сказал он, и, подняв на Элис по-прежнему тяжелый и усталый взгляд, договорил: - И я сочинил для тебя песню.

Элис уставилась на него. О каких песнях речь? Она только что извинилась за все, что только могла, а он не сказал даже, что прощает ее, ни за что не извинился сам!.. Первым ее порывом было встать и уйти, но почему-то она этого не сделала. Наверное, даже теперь, после всего, что Джаспер сделал с ее мечтой о нем, она все равно где-то в глубине души оставалась наивной романтичной дурой, выросшей на сказках и неспособной уйти даже ради спасения собственной жизни, когда ее отравленный реальностью вымысел посвещает ей песню.

- Похоже на урок японской каллиграфии, - пробормотал Джаспер, посмотрев на кисточку с подводкой, и осторожно провел по предплечью Элис длинную черту, затем еще одну, и еще... Стало немного щекотно и почему-то неловко, Элис чуть поежилась и увидела, как кожа буквально на глазах покрывается мурашками. Оглядев получившийся у него неровный нотный стан, Джаспер старательно нарисовал возле ее локтя скрипичный ключ, а затем всего несколько нот, и закрыл баночку с подводкой. Элис посмотрела на получившуюся запись, но в своем состоянии не смогла даже представить, как звучит эта коротенькая мелодия.

- На чем это полагается играть? - спросила она, просто чтобы нарушить тишину.

Джаспер усмехнулся.

- Думаю, лучше всего это звучит на бумаге.

- То есть?..

- Но можно и на скрипке. Я не знаю, - почему-то занервничав, пояснил Джаспер и, наверняка только для того, чтобы сменить тему, сказал: - Ты бы навестила Железную деву. Ей, кажется, похуже, чем мне.

- Кого?.. - не поняла Элис.

- Розали.

- Почему ей хуже? - испуганно спросила Элис, приподнявшись с кровати, но Джаспер ее успокоил.

- Мне просто так кажется, - сказал он.

Возможно, он заговорил про Розали, чтобы поскорее избавиться от Элис, но она и сама не чувствовала больше сил для того, чтобы говорить с ним.

- Ну тогда... тогда до завтра, - скомканно попрощалась она, медленно пятясь от Джаспера к двери и почему-то не решаясь повернуться к нему спиной.

- Прямо до завтра? - с неожиданно вернувшейся насмешливостью спросил Джаспер, прищурившись. - Ты необычайно добра.

Элис резко отвернулась, открыла дверь и уже шагнула было в коридор, когда он окликнул ее.

- И Элис... Попробуй сыграть мою песню.



Розали повидать не удалось - она уже спала. Но возвращаться домой не хотелось, и Элис, вспомнив о том, что так и не дозвонилась до Беллы, решила навестить ее.

Мистер Свон явно удивился, когда, открыв дверь, увидел ее на пороге.

- О, Элис!.. Давненько ты не показывалась. Проходи. Белла, кажется, в ванной. Подождешь ее?

- Да, конечно.

- Как поживаешь? Как сестра? - спросил Чарли, проводив ее на кухню и усадив на самое почетное - его собственное - место за столом.

Элис рассказала ему о свадьбе и о своих экзаменах, похвасталась приглашением на собеседование в колледж, о котором мечтала, а затем, наконец, на лестнице зазвучали шаги, и появилась Белла, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем. Заметив Элис, она на секунду замерла на ступеньке, как будто испугавшись, а затем улыбнулась и жестом позвала ее подняться к ней в комнату.

- Что у тебя случилось? - спросила Элис, поднявшись вслед за ней наверх. - Я звонила тебе, но ты была недост... - Тут она увидела на столе телефон Беллы - со снятой крышкой и вытащенной батареей - и перевела на его хозяйку непонимающий взгляд.

Белла пропустила сквозь пальцы мокрые волосы и, вздохнув, села на кровать.

- Я звонила тебе, нужно было поговорить. Но потом поняла, что ни с кем больше говорить не хочу, и вот... - она взглянула на свой разобранный телефон.

Элис села напротив нее на стул.

- Что случилось? - обеспокоенно спросила она. - Вы с Эдвардом поссорились?..

Белла невесело усмехнулась и опустила глаза.

- Нет. Мы, скорее всего, вобще не заговорим больше, а значит, и не поссоримся, - сказала она и, зажмурившись, покачала головой. - Я так хотела тебе рассказать! - Она с тревогой и какой-то болезненной надеждой посмотрела на Элис, а затем снова взглянула на свой разобранный мобильник. - А теперь... не знаю... это... если бы ты только была там! Хотя нет, тебе повезло, что тебя там не было.

Элис занервничала уже всерьез.

- Белла, ты меня пугаешь. Что случилось? - взволнованно спросила она, вглядываясь в лицо подруги в попытке догадаться, что же стряслось за те три дня, что ее не было в Форксе.

- Виктория, вот что случилось, - коротко ответила Белла. И рассказала о происшествии во время школьной фотосьемки, которое Элис пропустила, потому что слишком рано ушла из-за сборов на свадьбу Синдии.

- Там не только про меня было, но и про тебя, и про Розали, - сказала Белла после нескольких секунд молчания. - Все, что мы наговорили на моем девичнике. Но из нас троих я была там одна, и... Они все смеялись, и спрашивали, правда ли это, и... - Она растерянно покачала головой, как будто все еще не веря, что это действительно произошло. - Эдвард пытался со мной поговорить, звонил... - она снова посмотрела на свой телефон, - даже приходил сюда, но я его не впустила.

- Но почему? - опешила Элис. - Он же хотел помочь, поддержать тебя, поговорить!..

Белла вновь покачала головой.

- Я не хочу, чтобы со мной говорили, понимаешь? У меня такое ощущение, как будто меня ободрали до костей, вырвали из меня все, что только можно, и я не хочу, я... я не вытерплю, если еще кто-то ко мне притронется. Мне пока еще плохо.

- Но Эдвард... - начала Элис, но Белла не дала ей договорить.

- Я и тебе не стала бы рассказывать, если бы тебя это тоже не касалось, - глухо сказала она. - В общем, будь готова - завтра в школе будет весело.

Элис рывком поднялась на ноги.

- Да, будет. Особенно Виктории! - воскликнула она. Она плохо помнила, что говорила на том девичнике, внезапно ставшем достоянием гласности, и почему-то ее совсем не волновала мысль о том, что ее сокровенные мысли и чувства, малопонятные и смущавшие ее саму, теперь известны еще сотне людей. - Мы с ней поквитаемся, не сомневайся. Завтра же!

Белла подняла на нее взгляд, каким последние выжившие в фильме ужасов смотрят на прилижающегося к ним маньяка, и тихо, умоляюще и упрямо сказала:

- Я не пойду завтра в школу!..

Элис захотелось взять ее за плечи и встряхнуть, заставить очнуться от этого эмоционального ступора, прийти в себя.

- Нет, пойдешь! - воскликнула она. - Потому что если не пойдешь, то Виктория решит, что победила, а это...

- Мне плевать! - вскрикнула Белла, и в ее перепуганно расширившихся глазах заблестели слезы. - Я не пойду!

- Но... - Элис хотела было снова начать спорить, но вовремя поняла, что сейчас это бессмысленно, и, замолчав, села рядом с подругой на кровать.

Белла повернулась к ней и со слабым интересом спросила:

- Что это у тебя на руке?

Из-за всего только что услышанного Элис успела забыть о странной песне из пяти нот, написанной у нее на руке.

- Это от Джаспера, песня в мою честь... - Элис закатала рукав, и Белла с недоумением уставилась на немного размазавшиеся нотные значки.

- И что это должно значить?.. Коротковато для сочиненной в честь любимой девушки баллады, - недоуменно протянула она.

- Скорее похоже на рингтон для мобильника, - фыркнула Элис, пытаясь не подавать виду, что на самом деле ей вовсе не смешно.

Белла с неожиданным воодушевлением схватила со стола листок бумаги и подняла руку Элис к самым глазам.

- Что ты... - начала было Элис, но подруга перебила ее.

- Какая первая нота?

- Фа. Что ты собираешься делать?

Белла написала на своей бумажке букву F.

- Что дальше? Что это за ноль?

- Это ля, целая нота, поэтому ее пишут как пустой овал. - Джаспер действительно изобразил ее похожей скорее на ноль. - Хотя может это ноль и есть, проставленный рядом с фа, - мол, нота играется на открытой струне. Кто их знает, с этими гитарами...

За нотой-нулем шло пустое место, над которым было написано Rit.

- Ритенуто, замедление, - пояснила Элис что-то писавшей на своей бумажке Белле. - Что замедлять-то, если под ним ни одной ноты?.. Затем соль, а после нее латинская четверка - играть на четвертом ладу, видимо... Затем нота ми. И затем аккорд ми минор. Полный бред!

Белла закончила записывать, и Элис, опустив руку, взглянула на получившийся у нее набор букв и цифр.

F 0 (A?) Rit G (IV) E Em. Полный бр

От обиды и раздражения Элис захотелось выругаться во весь голос. Она ожидала, что после сегодняшнего их разговора что-то переменится, что Джаспер скажет или сделает что-то важное, что эти его ноты значили хоть что-то, а он просто снова насмехался над ней, как и раньше!.. Она уставилась на запись. Что все это значит, в конце концов? Как должен звучать этот нелепый набор нот и музыкальных обозначений, на чем его нужно играть?.. «Я думаю, лучше всего это звучит на бумаге», вспомнила она загадочное заявление Джаспера. Элис нахмурилась, вгляделась пристальнее, пытаясь одновременно расслабить взгляд, как будто смотрела на оптическую иллюзию и старалась увидеть за этой картинкой какую-то совсем другую.

F 0 (A?) Rit G (IV) E Em...

Как в «Коде Да Винчи», буквы словно закружились у нее перед глазами, и Элис прочитала вслух:

- Forgive me.

___________________________
Forgive me - "Прости меня". Подобрать элементы этого ребуса по-русски у меня не получилось, пришлось оставить английский вариант:)