…Listen to your heart when he's calling for you
Listen to your heart, there's nothing else you can do
I don't know where you're going and I don't know why
But listen to your heart before you tell him goodbye…
Roxette «Listen To Your Heart»

Гарри ничего не соображал. За полчаса, проведенные в пабе «Маркиз Энглси»* (у завзятых театралов, вьющихся в нем стаями, в ходу было другое название — «Розовая таверна»), он так ни к чему и не пришел, а расспрашивать было... неудобно, что ли. Да и что бы он спросил? «Кэссиди, а вы правда магла? Или, может быть, сквиб? А давно это у вас с Гермионой? Какие планы на будущее?..» Бред, Мерлин, это какой-то несусветный бред.
Гермиона тоже молчала, отделываясь кивками и односложными «да» и «нет» в ответ на реплики обнаглевшего Малфоя. Может, это побочные эффекты передозировки Многосущного? Четвертый фиал, прихваченный ею на непредвиденный случай, — как оказалось, не зря, — конечно, уберег их от немедленного разоблачения, но как перенесет это его организм? Гермиона не знала, как реагировать на это опасно непредсказуемое создание, сидящее рядом в красном платье и курящее одну за другой душистые сигариллы. Откуда вылезло это пошлое «Герми», эта развратная походка и прочие замашки ночной бабочки? «Кэссиди» откровенно заигрывала с Гарри, который, похоже, ничего не понимал, но никогда не был дураком. Гермиона заметила, как он таращился на ее ухмыляющуюся «подругу» еще в переулке, и ставила десять к одному, что Гарри вспомнит, кто из его знакомых так ухмылялся. Малфой оставался слишком собой, даже будучи упрятанным в совершенно чужое тело. Она должна все объяснить Гарри сама, но без Малфоя. И она продолжала молчать, поглядывая на стрелки часов, неумолимо пожирающие время, отпущенное бывшему Пожирателю смерти для прогулки по Лондону.
Малфоя несло: он не мог сдерживаться, не мог — и не хотел. Понимая, что ходит опасно близко к краю, он упивался вседозволенностью — пусть временной, но его устраивали и эти минуты. Ему нравилось играть: дразнить и дергать за усы спящего тигра. Они уже не были с Поттером врагами, Драко к тому же был обязан ему жизнью, но это не добавляло в душу гармонии. Напротив: Гарри был символом — знаменем новой системы, развевающимся над руинами мира Драко Малфоя. И этого он Поттеру простить не мог — и не сможет никогда, он это знал. От Поттера у него горчило на языке и мутилось в голове.
А еще, в отличие от Гермионы, Малфой видел в глазах Гарри что-то темное — из глубины — о чем тот и сам не подозревал.
Будучи мужчиной, заключенным в женском теле, красивом и сексуальном, Малфой правильно понимал этот взгляд.
Однако, как ни увлекательна была эта неожиданная игра, раскрывать карты раньше времени Малфой не хотел.

— Ах, друзья мои, как ни жаль, но мне пора, — пропела «Кэссиди» своим многослойным голосом, изобразив на лице искреннюю печаль. — Герми, сокровище мое, до встречи... — томный взгляд и нежный поцелуй в губы заставил Гермиону встрепенуться.

— Я тебя провожу... Кэсс, — она поспешно выбралась из-за столика.

— Гарри Поттер, — нараспев произнесла «Кэссиди», посылая Гарри воздушный поцелуй.

Гарри вяло махнул рукой, провожая обеих долгим взглядом.

— Ох, Драко!.. — Гермиона не находила нужных слов, чтобы передать пережитое за последний час.

Малфой сгреб ее в охапку и, прижав к себе с удивительной для хрупкой Кэссиди силой, впился в ее губы. Гермиона дернулась, что-то промычала и обмякла, притиснутая к стене кабинки туалета. Наконец Драко оторвался от нее, тяжело дыша.

— Прости, Грейнджер, не сдержался. Интересные побочные эффекты Многосущного... и твоя сногсшибательная сексуальность, конечно, — он ухмыльнулся, отступая, и тут же сквозь зубы чертыхнулся, споткнувшись о корзинку с Оскаром.

— Ты сумасшедший, — прошептала Гермиона. — Остается пять минут, пора!

Она крепко обняла «Кэссиди» за талию, и, вцепившись в ручку корзинки, они аппарировали прямо из кабинки.

— Мерлин, все целы?! — воскликнула Гермиона, поднимаясь с травы, и бросилась к лежащей на боку щенячьей корзинке. Оскар, по-прежнему под Усыпляющими чарами, даже не вывалился наружу, мирно посапывая в одеяльце. У дерева скорчился Малфой, возвращаясь к своему облику: многострадальное красное платье трещало по швам, туфли валялись рядом, красиво контрастируя с зеленой травой. Гермиона вернула корзинку в правильное положение и, спотыкаясь, подошла к Драко. Найдя по дороге лаковый черный клатч, она превратила его обратно в чемоданчик.

— Драко... сейчас, сейчас... вот, — она отыскала в своей сумочке пару фиалов и протянула полуголому Малфою. — Выпей это прямо сейчас, потом вот это, — и прошептала, нежно убирая волосы, упавшие ему на глаза: — Я сейчас вернусь, подожди. Я быстро...
И, сосредоточившись, исчезла с легким хлопком. Возникнув в следующий момент в закоулке неподалеку от Министерства, Гермиона со всех ног бросилась к перекрестку, где несколько часов назад игривый таксист подобрал пассажирку в красном платье.
Когда спустя пять минут она вышла из туалета, озабоченный мужчина, озиравшийся по сторонам, с удивлением уставился на серебристую кабинку, будто она выросла из-под земли, и радостно к ней заспешил.

Снова появившись на опушке у Малфой-мэнора, Гермиона обнаружила, что Малфой, навертев вокруг бедер остатки платья, мрачно курит у корзинки с Оскаром. Невольно улыбнувшись, она подбежала к ним и вытащила из своей заколдованной сумочки черные одеяния Драко, которым тот несказанно обрадовался.
Наблюдая, как он одевается, Гермиона с сожалением вздохнула.

— Драко, мне нужно вернуться в кафе. Гарри уже начал беспокоиться, точно.

— А может, к черту Поттера? — Малфой подмигнул ей, застегивая ремень, впрочем — без особой надежды.

Гермиона нахмурилась.

— С ума сошел... Я и так не знаю, что ему говорить. А объяснять все это придется.

— Ну, исходя из главной цели нашего плана, все прошло как надо, — ухмыльнулся Драко. — А это было забавно — познакомиться с Поттером еще раз...

Гермиона бросила на него гневный взгляд.

— Это мы еще обсудим. А сейчас мне пора бежать, — она взмахнула палочкой, снимая с корзинки Маскирующие чары, а с Оскара — Усыпляющие.

— Грейнджер, ты сегодня просто превзошла себя, — восхитился Малфой, наблюдая за ней. — И, кстати, спасибо за зелья. Значительно полегчало.

— Вот и славно, — Гермиона поцеловала тонкие — уже не накрашенные, уже его — губы, а он обнял ее за талию и ласково погладил по волосам. Оскар требовательно тявкнул, пытаясь выбраться из корзинки, и Гермиона с Драко отпрянули друг от друга.

— Тебя зовут, — негромко сказала она с улыбкой и спохватилась: — Чуть не забыла! — порывшись в сумочке, выложила на траву пакеты с кормом, а пачку пергаментов и колдографию красавца-дирхаунда сунула в руки обалдевшему Малфою.

— Все, разбирайтесь. Я побежала, — обняв его за шею, Гермиона шепнула: — С днем рождения. Пришли мне филина в полночь, — и аппарировала в Лондон.

Гарри посмотрел на часы: Гермиона не возвращалась уже двадцать минут. Вроде бы пора забеспокоиться, но перед глазами стояла картина из переулка — и он чувствовал, как начинают гореть уши. Может, они там прощаются в туалете, тролль их разберет... Гарри буквально чувствовал, как закипает мозг, пытаясь уложить сегодняшнее в голове. Тонкие руки с ярким маникюром на спине Гермионы — по-кошачьи выгнутой. Ее нога, закинутая на бедро, обтянутое красным платьем. Наглые черные глаза — как две воронки, затягивающие в опасную темноту. Чувственные губы, оставляющие следы помады на фильтре сигариллы. Хрипловатый смех, кривая усмешка. Кэссиди. Кэссиди и Гермиона. Мерлин, мир опять перевернулся, а он и не заметил.

Гермиона, запыхавшись, влетела в паб и увидела Гарри с бокалом чего-то золотистого — в глубокой задумчивости. Кофейных чашек на столике не было, зато стояла бутылка с черной этикеткой. Гермиона сделала глубокий вдох, резко выдохнула и пошла к столику, стараясь сохранять на лице подобие невозмутимости.

— До дома подругу провожала? — резко спросил Гарри и тут же пожалел: ведь собирался быть деликатным. — Извини...
Гермиона присела напротив Гарри и повернула к себе бутылку: «Джек Дэниелс». Единственный магловский аналог огневиски, который признавал Гарри. Она вздохнула и с немой тоской посмотрела на друга. Гарри молча налил в бокал на два пальца виски и подвинул ей. Она еще раз вздохнула и глотнула, поморщившись. Виски ударил сразу в голову и под дых: она закашлялась, согнувшись, на глазах выступили слезы. Зато дышать стало легче.

— Гермиона... если не хочешь ничего говорить — ничего не говори, — негромко сказал Гарри, глядя ей в глаза — а казалось, прямо в душу. Она открыла рот, собираясь возразить — и снова закрыла. Меж двух огней, подумала она, медленно впадая в отчаяние. Признаться Гарри в тайных встречах с Малфоем казалось таким же невозможным, как придумывать историю мифической любви к Кэссиди Кларк.

— Послушай, — он накрыл ее пальцы теплой ладонью, — я любой твой выбор приму, каким бы он ни был. У тебя есть полное право быть с тем, с кем ты хочешь.

Гермиона видела, с каким трудом Гарри давались эти слова, а ведь он имел в виду Кэссиди. Не любой, с горечью думала она, нет — не любой. Знай он правду — говорил бы тогда о «любом ее выборе»?

— Гарри... — она погладила его руку и несмело заглянула в глаза. — Не говори, пожалуйста, никому. Я сама... потом. Если будет нужно.

Гарри внимательно посмотрел на нее и кивнул. Плеснул себе виски, выпил залпом, закурил, сделал пару глубоких затяжек и тогда лишь спросил:

— Не отвечай, если не хочешь, но... это — любовь?

Гермиона прислушалась к себе — сердце замерло в ожидании: пришло время ответить на этот вопрос — не Гарри, самой себе. Она прикрыла глаза.
Алые лепестки роз. Острые плечи в проеме окна, подсвеченные солнцем. Горький свежий запах парфюма под дождем. Исписанные пергаменты в ее старой шкатулке. Едва различимая татуировка — от впадинки локтя к голубой жилке у ладони. Сухие губы, пахнущие корицей и сигаретным дымом. Та незнакомая песнь — о свободе, — звучащая в каждой клетке ее тела, распластанного в луговой траве.
«Если хочешь...»
Она хотела. И у нее было достаточно сил, чтобы не врать себе.

— Да.

Нарцисса сидела на ковре, играя с Оскаром и тихонько смеясь, когда щенок дотягивался до ее лица и радостно лизал в нос. Он оказался удивительно ласковым, этот комок клочковатой шерсти, и очень любопытным. Еще и дня не пробыв в мэноре, он уже заставил эльфов сбиваться с ног, бегая за ним по всему дому. Наверх забраться он еще не мог, но и на первом этаже вполне хватало причин для беспокойства.
Драко сидел в кресле, скрестив вытянутые ноги, и довольно смотрел на возню матери с собакой. Он устал: от впечатлений, от напряжения, от Многосущного. И карусель мыслей, крутящаяся в голове, не думала останавливаться. Прямо как этот магловский аттракцион — Мерлин, только Грейнджер могла додуматься затащить его туда! Он невольно ухмыльнулся, вспомнив свой панический страх, когда кабинка медленно ползла — тролль знает, на чем держась, — вверх. А потом вдруг оказалось, что это красиво... Он так давно не поднимался в небо.
Грейнджер... Как она набросилась на него в переулке — похоже, ее не смущала его внешность. Похоже, она все равно видела в нем — его. И он сам забыл, кто он и где — под таким напором, и были только ее горячие губы, и сладкое дыхание, и нежная кожа под его чужими пальцами. Пока не появился Поттер.
Малфой скривился, вспоминая обалдевшее лицо со знакомым шрамом. Ее лучший друг. Его бывший враг.

— Драко, — голос Нарциссы вывел его из оцепенения.

— Да, мам? — отозвался он, нехотя открывая глаза. Нарцисса, поглаживая угомонившегося щенка, внимательно изучала его лицо. — Прости, что ты сказала?

— Я хочу увидеть Люциуса.

Вот так. Плевать она хотела на строгий режим и запрет на свидания. Драко вздохнул.

— Мама, ты же знаешь — нас никто к нему не пустит. Может, после амнистии смягчат режим, тогда и...

— Я не хочу ждать амнистии. Я хочу его увидеть. Мне нужно его увидеть, — в твердом голосе матери Драко услышал жалобные нотки, — у меня... плохое предчувствие...

Малфой опустился на пол рядом с ней и обнял за плечи.

— Ну что ты, мама, успокойся, — он осторожно погладил ее по волосам. Оскар почувствовал неладное, завозился на коленях Нарциссы, фыркнул и принялся слизывать слезы, закапавшие на руки. — Мам... прошу тебя. Я постараюсь что-нибудь придумать, обещаю.

Нарцисса судорожно вздохнула и вытерла глаза.

— Прости... слезы в день рождения, — виновато улыбнувшись сыну, она встрепенулась. — Мой подарок. Я хотела тебе его отдать в конце дня. Когда мы останемся вдвоем. Акцио, кольцо Люциуса, — она взмахнула палочкой, и в ее руке появился перстень.

— Знаешь, отец почему-то хотел передать тебе это кольцо, если что-то случится... Что-то плохое. С кем-то из нас, — она протянула перстень Драко. — Я никогда не видела, чтобы он им как-то пользовался — он вообще почти его не доставал. Но один раз объяснил мне, для чего хранит — незадолго до твоей Метки, — последнее слово прозвучало с отвращением. — А как оно работает — я не знаю, увы. Но это кольцо он хранил для тебя — пусть твоим и будет.

Драко разглядывал почерневшее от времени серебро, осторожно касаясь темно-синего камня, который удерживался на кольце шестью лапками. Он не боялся: ведь отец хранил артефакт специально для него, а вот зачем — вопрос.

— Спасибо, — надев перстень на палец, он поцеловал мать и заглянул в ее лицо. Она уже совладала со слабостью, но улыбка ее оставалась печальной.

«Предчувствие, надо же...» — неприятно толкнулось слово где-то в груди, и Малфой поморщился. Будто он сам не ломал ночами голову, бегая по кругу, как цирковая лошадь и не приходя ровным счетом ни к чему: Азкабан оставался неприступным, а отец — недостижимым, хоть убейся.

Домой Гарри с Гермионой брели пешком. Торопиться не хотелось ни ему, ни ей. Гермиона пребывала в странном отупении к концу этого сумасшедшего дня, а Гарри... Гарри напрочь забыл о квиддичном матче, куда Рон собирался привести новую подружку — Памелу Купер. Друг, называется, вяло думал он, чувствуя, как угрызения совести мешаются с возмущением: а кто бы не забыл — увидев такое?.. Вместо новой подружки Рона — новая подружка Гермионы, извольте любить и жаловать... Ох, Джинни ему голову снесет за отсутствие, но что сделано, то сделано. Точнее — не сделано. Тем более домой они, скорее всего, тоже заявятся втроем — там и познакомятся. Все это вкупе с исходом матча волновало Гарри куда меньше, чем Гермиона. Он покосился на подругу, с отсутствующим выражением лица идущую рядом, и почувствовал щемящую жалость. Он, Гарри, знает, каково быть изгоем — никогда он не позволит ей почувствовать то же. По крайней мере — приложит все усилия, чтобы ее защитить. Если понадобится. Пусть хоть с... Малфоем встречается — ведь это Гермиона, и всегда ею останется. Мысль о Малфое вызвала усмешку, но отчего-то царапнула краешек сознания — тот самый, который задела ранее ухмылка Кэссиди. Гарри внезапно ощутил страшную усталость: от этого дня, от груза чужой тайны — опять! — от нескончаемого хоровода мыслей.

— К черту, Гермиона, у меня ноги отваливаются — давай домой, а? — он махнул в сторону закоулка, ныряющего в сторону шагах в десяти. Гермиона безучастно кивнула, Гарри бережно взял ее под локоть, и вскоре они уже поднимались по ступеням дома номер двенадцать.

Записку... да нет, пожалуй, письмо Грейнджер Драко писал, лежа на кровати. Рядом возился Оскар: нападал на его вытянутые ноги и требовательно тявкал, призывая немедленно все бросить и поиграть с ним.

— Еще более забавный подарок, — подал голос профессор Снейп. — Позвольте, угадаю, от кого, — вопроса в голосе не звучало.

Малфой взглянул на портрет поверх пергамента.

— Угадали, профессор. Помните отцовскую свору? Вот и этот красавцем вырастет, — он ласково потрепал насторожившегося щенка по голове, и тот моментально перевернулся, подставляя розовый живот.

— Забавно... м-да. Кстати, о вашем отце, мистер Малфой... — бывший декан замолк, выдерживая многозначительную паузу.

Драко вздрогнул и, отложив пергамент с пером, сел на кровати.

— Что — о моем отце?!

— Вы прожжете глазами дыру на моей мантии, мистер Малфой, а она у меня одна, и вообще — дорога как память, — сказал Снейп, разглядывая кольцо на пальце Драко. Тот пропустил ядовитую фразу мимо ушей и повторил вопрос:

— Что вы хотели сказать о моем отце, профессор?

— Видите ли, Драко, — сдался тот, — вот эта занятная вещица на вашем пальце — редчайший и весьма серьезной силы артефакт, — профессор почесал длинный нос и задумчиво протянул: — Значит, Люциус все-таки уберег его для вас...

— Расскажите мне, профессор, что это? Зачем отец хранил его для меня? Что я должен с ним делать?

Драко весь обратился в слух, не сводя глаз с портрета — даже нос хищно вытянулся, как у гончей, взявшей след. Снейп молча раздумывал, словно сомневаясь: достоин ли Малфой владеть тайной кольца, ему же предназначенного. Драко безмолвно ждал — его глаза говорили больше, чем могли сказать все доступные ему слова.

— Что ж, раз Люциус так решил, значит — был уверен, что вы сделаете правильный выбор...

— Да уж наверное, — не выдержал Малфой, ощерившись, как пес, — наверное, уверен, раз оно у меня на пальце. Так, может, перестанете, наконец, кокетничать и объясните, для чего оно мне?

Снейп сверкнул на него глазами, но осаживать, как ни странно, не стал.

— Эта вещь, мистер Малфой, называется Кольцо Желанной Встречи. Его создал ваш далекий предок Сигфус — большой был затейник, как рассказывал ваш отец, — Снейп поморщился, будто далекий предок Малфоев лично ему чем-то крупно досадил, и продолжил: — Это кольцо завязано на родовую магию: оно работает только для прямых потомков, и работает редко — всего лишь раз в три года.

Драко насторожился еще больше, продолжая пожирать глазами бывшего декана.

— Не знаю, — протянул тот с сомнением, — какая причина подвигла его создать вещь такой силы... видимо, Малфои во все времена умели находить неприятности.

На скулах Драко заиграли желваки, но он промолчал.

— Кольцо способно переносить вас к тому, в ком вы остро нуждаетесь, или кто нуждается в вас, — неожиданно коротко сказал Снейп и взглянул на оторопевшего Малфоя. — Во сне.

У Драко отвисла челюсть.

— То есть как... во сне?

— Вы способны появиться во сне человека, встречи с которым жаждете, где бы тот ни находился. И помешать ей не сможет никто.

— А как я узнаю, спит ли он? А если его разбудят? Или меня? — Малфой силился вникнуть в суть задумки далекого искусного предка.

Снейп покачал головой.

— В этом преимущество родовой магии, мистер Малфой. Кольцо само позовет вас в нужный момент — когда он настанет. И вы будете готовы, уж поверьте. — Подумав, он добавил: — А безопасность встречи гарантирована принципами замкнутых временных петель и двусвязного пространства** — они же используются при создании Хроноворотов... впрочем, вряд ли вы поймете, Драко, — снисходительно усмехнулся профессор, — да это и не столь важно. Думаю, вам нет резона подвергать сомнению мои слова. Тем более иных вариантов у вас немного.

— Ну один-то точно есть, — заметил Малфой, поднимая бровь, — хотя вы правы: не вижу смысла вам лгать мне, — он пожал плечами и поднес к глазам кольцо, завороженно разглядывая древний синий камень. Если верить Снейпу — а он верил, — механизм уже запущен: кольцо у него на пальце. И он был уверен: долго ждать не придется.
В голове всплыло лицо Нарциссы с полными слез глазами, вызвав минутное колебание, которое он решительно отбросил. Отец оставил кольцо ему, значит, двух мнений быть не может.
С трудом оторвавшись от глубокой синевы, засасывающей взгляд, Малфой поднял глаза на портрет.

— А почему он вам все это рассказал?

Настала очередь профессора Снейпа поднимать брови.

— А почему, мистер Малфой, ваша мать в свое время взяла с меня Непреложный обет охранять вас ценой собственной шкуры? А Альбус Дамблдор предпочел принять смерть от меня, чтобы вам не пришлось убивать, если помните, — Снейп сложил руки на груди, мрачно буравя Драко черными глазами. — Даже мисс Грейнджер принесла мой скромный портрет вам. Считайте, что все они просто доверяли мне, мистер Малфой, и ваш отец — не исключение. До-ве-ря-ли, — задумчиво повторил зельевар, словно пытался разобрать слово на вкусовые оттенки, — м-да. Жизнь причудлива, Драко, и весьма непредсказуема, как ни банально звучит. На вашем месте я следовал бы примеру талантливых предков — и был готов ко всему. С открытыми глазами не так больно падать...

Письму для Грейнджер суждено было стать горсткой пепла — а черный филин унес в ночь короткую записку, набросанную нетерпеливой рукой.
Летняя ночь любовно нарядила Малфой-мэнор в темную мантию, под складками которой отливала синим новорожденная надежда.

* Паб «Маркиз Энглси» (Marquess of Anglesey pub, первоначальное название Will's Coffee House) — известное богемное кафе неподалеку от Ковент-Гарден, также называемая Розовой Таверной (Rose Tavern).
** профессор Снейп абсолютно «чист» — вольное и неверное употребление физических терминов исключительно на совести автора:)

---