Музыка к главе: Marilyn Manson - Seizure of power

____________________



Эта ночь становится самой длинной в моей жизни. Бесконечная гонка переездов и убийств. Нужно закончить до утра, пока другие агенты Бюро не спохватились и не связали воедино череду смертей. Иначе ко всем свидетелям будет незамедлительно приставлена охрана. И тогда мне придется уничтожить вдвое больше людей…

Охранник, лица которого я даже не помню, вышедший покурить на двор… Его девушка спит в доме, в мягкой постели. Уютный дворик едва освещен, поблескивает вода в небольшом бассейне. Тонкий красный ручеек, движущийся по мраморной плитке, к утру окрасит воду в розоватый цвет. Девушка найдет своего спутника жестоко убитым…

Охранник, спящий в квартире на первом этаже, который никогда больше не проснется…

Охранник, услышавший мои шаги, подскочивший и тут же рухнувший обратно с дырой в груди…

Аро ходит со мной, признав, наконец, что человеческие возможности ограничены. Или просто ему надоело возиться, он хочет ускорить процесс. Он вскрывает замки, взламывает оконные рамы, тихонько ведет меня туда, где я просто делаю свою часть работы. Он не вмешивается в сам процесс, но наблюдает очень внимательно, с выражением непреходящего удовольствия на лице.

У нас почти не возникает затруднений, ведь сейчас ночь, и все спят. Аро умеет проникать в квартиры быстро и бесшумно. Главное – просто следовать за ним.

Охранник-азиат становится для меня трудной жертвой. Его квартира пахнет сладкой выпечкой, повсюду разбросаны детские игрушки. Я спотыкаюсь, заметив через полуоткрытую дверь детскую двухъярусную кровать, мои мышцы костенеют, а ноги отказываются вести вперед.

Мы проникаем в спальню, «Глок-19» давно готов и направлен в сторону подушек. Вот только сердце останавливается, когда я вижу, кроме мужчины и его жены, двух спящих между ними маленьких детишек…

Их черные головки лежат на мягких подушках, материнская рука нежно обнимает их тельца. Черные волосы женщины убраны на затылке в пучок, чтобы не мешать.

Мужчина лежит на спине, знакомые черты охранника во сне расслаблены, он не похож на солдата. Здесь он любящий отец и муж.

Его зовут Мин Чан. Я помню его имя.

Опускаю пистолет, ужаснувшись тому, что уже сделала и что еще собираюсь. Сталь словно прибавляет в весе, руки дрожат, а по вискам струится обильный пот.

Аро молча стоит в стороне, ждет и наблюдает. Ничего не говорит, позволяя мне самой сделать очередной чудовищный шаг в ад.

Поднимаю пистолет и опускаю его. Поднимаю снова, но не могу заставить палец нажать. Не могу убить человека, у которого, насколько я успела заметить, четверо детей…

Всхлипываю, с трудом подавляя громкое рыдание, когда замечаю возле большой кровати маленькую розовую колыбель, украшенную атласными бантами. Пятеро...

Что-то ломается во мне…

Я больше не могу стрелять…

Пот едко щиплет глаза. А может, это слезы.

Не могу стрелять. Больше не хочу убивать.

Желаю только одного – стереть из памяти мучительные воспоминания. Стать прежней Беллой, которой я была всего несколько часов назад. Отмотать время вспять и послушаться Эдварда – принять гибель, не сопротивляясь. Потому что сейчас не уверена, что жить дальше с тем, что совершила, есть смысл…

- Быстрее, - тихо поторапливает Аро, и только тогда я вижу, что азиат не спит. Он смотрит на меня.

Его глаза не круглые и не испуганные, он не кричит, не паникует, просто смотрит на меня и пистолет. В полной тишине.

Я поднимаю оружие, целясь ему в голову, но медлю. Не могу нажать на курок. Дыхание то и дело прерывается: сдавленное, сиплое.

Правая рука азиата лежит поверх одеяла. Он осторожно поднимает ее ладонью вверх, как будто призывает меня повременить с убийством. Какой смысл в том, чтобы отсрочить смерть?

- Пожалуйста, не убивай мою жену и детей, - шепчет он безмолвно, я читаю слова по его губам.

Я хочу ответить, но в горле словно застыл комок остро ранящих колючек.

Медленно, не делая резких движений, Мин Чан спускает одну ногу с кровати. Его глаза пристально смотрят в мои глаза, а их выражение остается для меня загадочным. Он словно хочет что-то сказать, но не здесь, в другом месте. Он умоляет меня послушаться его, тихонько, осторожно, чтобы не напугать, указывая на дверь.

Аро молчит, не делая попыток помешать азиату двигаться, не принуждая меня спешить, и Мин Чан благополучно выбирается из кровати. С поднятыми вверх руками, беспомощный и безоружный, он осторожными жестами выманивает нас из спальни вон.

Я, словно завороженная, следую за ним, держа его на мушке, а палец на чувствительном курке.

- Не здесь, пожалуйста, не нужно будить детей, - еле слышно шепчет Мин Чан. - Пожалуйста, сюда. - Его спокойный, абсолютно собранный, без признаков паники голос почти гипнотизирует, и мы выходим вслед за ним на улицу, в темную ночь, подходим к двум большим мусорным контейнерам, стоящим возле пустынной ночной дороги сразу за оградой домика.

Здесь можно говорить чуть громче. Здесь мы не разбудим его детей.

Мин Чан опускает руки и стоит, не шевелясь. Я не вижу в его глазах даже следа страха. Только поразительное спокойствие и глубокий ум.

- Это Вольтури? – спрашивает он у меня, осторожно взглянув на моего спутника.

Я мрачно киваю, не в силах ответить вслух. Горло снова жжет кислота. Она жжет и мои глаза.

Я вдруг понимаю, что делает Мин Чан. Оберегает семью от чудовищного зрелища поутру. И чистота его самопожертвования опустошает меня, выворачивает наизнанку, вытаскивает наружу все мои черные деяния и бросает мне в лицо. Мы словно две противоположности, я зло, он – абсолютное добро.

- Пожалуйста, не убивайте жену и детей, они ничего не знают, - шепчет азиат, медленно опускаясь на колени и убирая руки за голову, как на казни. Он так похож на Эдварда в этот момент.

Я не выдерживаю перенапряжения и громко рыдаю, позволяя слезам скатиться по щекам.

- Он никому не расскажет! – Глядя на Аро, я взываю к снисхождению. – Пожалуйста, отпусти его!

Лицо Аро не меняется. Он подходит к контейнеру и откидывает крышку. Смотрит на азиата и равнодушно, непреклонно говорит:
- Полезай сюда.

Рыдания разрывают грудную клетку, хотя я знаю, что нельзя кричать.
- Я не могу, я не могу, - повторяю я, с ужасом глядя, как Мин Чан беспрекословно повинуется приказу.
- Только не убивайте жену и детей, - все время повторяет он.
- Давай, Изабелла, - подталкивает Аро, и я, отчаянно рыдая, поднимаю пистолет, который дрожит так, будто хочет выпрыгнуть из пальцев. Я ненавижу сейчас его грубую стальную силу всей душой.

Мин Чан смотрит мне прямо в глаза, его губы двигаются, словно в молитве:
- Это ничего, Изабелла, главное – не трогай жену и детей! Проследи, чтобы с ними ничего не случилось. Они не должны пострадать. - В глазах нет страха, и это сокрушает меня. Когда он кивает, подбадривая меня сделать то, что должна, я нажимаю на курок…

И отворачиваюсь, чтобы не видеть содеянное…

«Глок-19» с металлическим лязгом падает вниз, а ноги подкашиваются. Крышка контейнера захлопывается, и бесстрастный голос Аро приказывает мне подняться.

- Скоро рассвет, Изабелла, - строго говорит он. – Осталось всего три человека. Ты же не хочешь бросить дело на половине? Где твоя решимость, которая с самого начала покорила меня?

Я безудержно рыдаю.

- Эдвард ожидает тебя, - сурово напоминает мне Аро, тем самым призывая собраться. – Разве не ради него ты все это затеяла? Разве ты передумала и хочешь, чтобы он был наказан за преступление?

Я отчаянно мотаю головой, но не потому, что соглашаюсь с доводами Аро, а потому что прекрасно понимаю: это не обещание пощадить. Это ловкий обман, выдуманный лишь для того, чтобы принудить меня доделать начатое.

Для чего ему это, мне непонятно, ведь самостоятельно он сделает это быстрее, без колебаний и ошибок. Но, вероятно, я отличное развлечение в его скучной жизни, и он не желает так скоро со мной расставаться. Он хочет еще поиграть.

- Убей меня, - прошу я, спотыкаясь, когда Аро ведет меня по улице, грубо держа за плечо.
- Всему свое время, - отвечает он, помогая мне устроиться на сидении автомобиля. Машина с визгом трогается прочь.

Мимо проносятся дома, я бездумно смотрю на них, но не вижу. Перед глазами лицо Мин Чана, до последней минуты защищавшего семью, храбро смотревшего в лицо смерти, погибшего лишь по той причине, что он слишком много знал. Он не молил трусливо о пощаде, не кричал о помощи, не пресмыкался. Не спасал свою жизнь любой ценой, как это делаю я.

Стыд жжет меня, будто кислота разливается по всем внутренностям.

«Никакая страсть не стоит того, чтобы ради нее убивать». Теперь я понимаю истинное значение этих слов. Теперь я на одной стороне с Эдвардом. Я больше не боюсь. Не хочу спасать свою жалкую, пустую, непримечательную жизнь за счет убийства невинных людей. Эта цена слишком высока, и очень жаль, что я не поняла этого прежде, чем взяла в руки пистолет и направила его на агентов.

Не представляю, как посмотрю в глаза Эдварду, когда вернусь… Что теперь он обо мне подумает?

Если случится чудо и Аро отпустит нас, я никогда себе не прощу того, что совершила…

Если стану вампиром, мне снова придется убивать? Я этого не хочу…

Не понимаю, что произнесла это вслух, до тех пор пока Аро не отвечает мне, наклонившись к уху:
- Ты переменишь свои взгляды, Изабелла. Тебе понравится убивать. Я вижу потенциал. У тебя даже сейчас неплохо получается.

Я с отвращением гляжу на него. Линзы исчезли, и на меня смотрят алые глаза монстра. Я вижу свое отражение в них, как будто моя крошечная копия купается в море крови. Так символично. Я тоже монстр. Чувствую себя испачканной прикосновением к этому плотоядному миру. Хочу все забыть. Умереть.

- Еще не время, - повторяет Аро, и я понимаю, что он слышит мои мысли через прикосновение: его холодные пальцы крепко держат мое запястье. – Остался агент Доурси. Совсем чуть-чуть до конца.

Я приободряюсь. С одной стороны, нет смысла больше соглашаться на то, что делаю: Аро все равно убьет меня. Так пусть сам свершает свое несправедливое правосудие, я подожду в машине. С другой, я настолько опустошена, что действую будто робот. Отчасти это обусловлено бессонной ночью и тем, что я почти сутки не ела и не пила, - человеческие возможности ограничены, усталость дает о себе знать.

Молча выхожу и будто в коме следую за невозмутимым Аро. Сумочки давно нет, я потеряла ее. Рукоять пистолета нагрета теплом моих пальцев и словно приросла, став продолжением моей руки.

Что чувствуют солдаты, вынужденные ежедневно стрелять во врага? В людей, которые по другую сторону баррикады, у которых есть дети, семья. Привыкают ли они к убийствам настолько, что начинают воспринимать их как обыденность? Я чувствую себя именно так: мне все равно. Еще один или два человека не сделают меня хуже – я и так обеспечила себе горячую путевку в ад.

Дом Сэма Доурси стоит на окраине и обнесен глухим металлическим забором. Это богатый особняк, наверняка оснащенный охранной системой сигнализации и камерами слежения. Алек и Джейн исчезают в ночной тишине, и вскоре замок на резных воротах с тихим металлическим звуком открывается.

Окна небольшого двухэтажного домика темны. Дорожка вымощена тротуарной плиткой, я слышу запах цветов: розы и шиповника. Спотыкаюсь о тело и вздрагиваю, когда вижу лежащего мертвого человека в форме: это охранник. Агент Сэм Доурси, руководитель охраны Отдела расследований, полковник, военный, умеет защитить себя.

Мы беспрепятственно проникаем в дом, поднимаемся по винтовой лестнице в спальню. Бесшумно входим, и несколько секунд я растерянно смотрю на пустую кровать. А затем спальня резко освещается, и я слышу щелчок взведенного курка. Висок ощущает холодную сталь…

- Проникновение со взломом, а я-то пол ночи думал, кто так поспешно убирает свидетелей. Никак не ожидал, что это ты! – Голос ровный, со сдержанным гневом.

Агент Доурси делает шаг, появляясь в поле моего зрения и аккуратно держа меня на мушке: суровый, внушительный боец. Он смотрит прямо в мои глаза, которые слезятся от резко включенного света.

- Я ждал тебя, так что ФБР уже в минуте отсюда, - предупреждает Доурси, - советую бросить оружие.

Холодный пот выступает на всем теле. В голове все спонтанно перемешивается…

Хочу жить, несмотря на то, что несколько минут назад мечтала об обратном. Выжить, даже понимая, что заслужила смерть.
Хочу, чтобы Доурси нажал на курок и быстро прервал мои сомнения. Это просто, мне нужно всего лишь поднять свой пистолет, и все будет кончено в мгновение, - он вынужден будет выстрелить первым. Но я не могу заставить себя сделать это…
Презираю себя за слабость.
Ненавижу себя.

Одновременно я не могу понять, почему Аро молча стоит рядом и ничего не предпринимает? Все еще проводит свой тошнотворный эксперимент? Наблюдает, ему любопытно, чем все закончится? Ему все равно, кто умрет первым, я или другой агент? Конечно, ему безразлично, какая разница, в каком порядке умирают свидетели…

Все меняется за одно мгновение, в которое я решаюсь, послушаться Доурси и бросить оружие или спровоцировать его на расправу. Аро делает один короткий шаг в сторону от меня – должно быть, открывает себе наилучший обзор. Или не хочет пачкаться в моей крови…

Агент Доурси допускает ошибку, резко переводя пистолет на Аро…

В ту же секунду, - не отдавая себе отчет в том, что делаю, действуя спонтанно и интуитивно, - я поднимаю свой ствол и нажимаю на курок, превращая голову Сэма Доурси в кровавую бесформенность. Его лицо перекашивается, отображая шок. Несколько секунд он балансирует на одной ноге, тщетно пытаясь поймать меня на мушку. А затем кулем падает вниз, так и не выстрелив. Его пустеющий взгляд упирается в потолок.

- Молодец, - с уважением хвалит Аро, глядя на меня.

Слышу сдавленный крик и быстро поворачиваю голову в сторону шкафа. Аро уже там, распахивает дверь: на нас смотрит шесть испуганных пар глаз. Женщина, плача, прикрывает собой двух маленьких детей. Она неотрывно смотрит на тело агента Доурси и качает головой из стороны в сторону.

Мои руки бессильно опускаются, когда Аро вытаскивает кричащую и сопротивляющуюся женщину из шкафа на середину спальни. Она в одной сорочке, - видимо, нападение застало семью в постели, - но отважно сражается, царапая твердую кожу вампира слабыми человеческими ногтями.

Аро ногой захлопывает шкаф, и я благодарна ему за то, что дети не увидят творящегося здесь безумия.

Несколько секунд Аро, невзирая на отчаянное сопротивление и беспомощные угрозы женщины, держит ее за горло. А затем отпускает, и она падает вниз. Я послушно поднимаю пистолет, хотя мое нутро отчаянно протестует.

- Не нужно, - тихо говорит Аро, пальцем аккуратно направляя ствол вниз. – Она ничего не знает. – И скользит мимо меня к выходу из спальни.

Мы с женщиной смотрим друг на друга. Она не двигается, но тяжело дышит, из-под спутанных темных волос ее глаза с ненавистью буравят меня. Складывается ощущение, что она собирается наброситься, словно дикая кошка, и растерзать меня в клочья. Она борец, я ясно вижу это. Застыв, не могу заставить себя повернуться к ней спиной.

В момент, когда ее мышцы напрягаются, - хотя я не знаю, для чего, чтобы вцепиться мне в лицо или чтобы просто подняться, - я резко вскидываю «Глок-19» и стреляю. С коротким криком женщина падает рядом с мужем. Из дула пистолета выходит струйка дыма, подчеркивая драматичность ситуации.

Аро моментально образовывается рядом, с изумлением смотрит на меня. Сама не понимаю, зачем я это сделала. Последние часы моей жизни стали походить на мощеную ошибками феерическую дорогу в ад. Одна или две новых не исправят ситуацию.

- Она слишком много видела, - говорю я, разворачиваясь и уходя с места преступления. – Твои глаза, - поясняю я все еще ничего не понимающему Аро.
- О, - говорит он удивленно и, когда мы проходим мимо высокого зеркала в просторном холле, бегло заглядывает в него, рассматривая свои глаза. Он делает это настолько обыденно, как будто не присутствовал только что при смерти двух человек. Впрочем, он-то к такому зрелищу давно привык.

И снова в его взгляде восхищение, когда он смотрит на меня, даже сильнее, чем раньше. Но я больше не пытаюсь произвести на него впечатление ради того, чтобы выжить. Вместо этого я испытываю странное облегчение оттого, что скоро умру.

Дверь автомобиля захлопывается. Я думаю об Эдварде, когда мы отъезжаем. Боль жжет изнутри, я не уверена, что справлюсь с этим подавляющим чувством стыда, когда мы встретимся. Но я хочу увидеть моего вампира еще раз. Испытываю освобождение оттого, что все наконец закончилось, и мне больше не придется убивать. Это как сбросить с шеи тяжелый груз. Воспоминания навсегда останутся со мной, но самое страшное позади. Ничто не может быть страшнее того, что уже было. Даже собственная смерть не так пугает, как воспоминания.

Вижу знак выезда из города и удивляюсь, так как мы едем по шоссе, ведущему в Саффолк. Ничего не понимаю.

- Разве мы не вернемся к Эдварду? – испуганно спрашиваю я у Аро, и сердце замирает от мысли, что Эдварда, возможно, уже нет в живых.
- Не сейчас, - кратко говорит Аро. – Еще не время.
- Куда же мы? – недоумеваю я, и сердце проваливается в черную, проглатывающую бездну мрачного предчувствия.
- Ты забыла, Изабелла, - снисходительно улыбается Аро. – Свидетели. Остался еще один.