Хелен нахмурилась: наверняка её редко просили о чём-то подобном.
- Думаю, это можно устроить.
- Зачем тебе это? – спросил Джейкоб, проницательно вглядываясь в меня.
Я сложила руки на груди:
- Он смотрит на нас так оценивающе. Предпочитаю, чтобы его не было там – хотя бы во время премьеры. Признайся, Джейкоб, ты тоже это чувствуешь.
Он с отвращением отвернулся.
- Мы теряем собранность, - объяснила я, и Хелен понимающе кивнула.
- Будет сделано, - она приобняла нас напоследок и, направившись прямиком к Эдварду, отозвала его в сторону.
- Пошли, - пробормотала я, не желая видеть его реакцию.
Мы уединились в той же репетиционной комнате, которую использовали накануне, и начали повторять все элементы наших па-де-де. Приятно было снова оказаться перед зеркалом. На каждое па-де-де мы тратили гораздо больше времени, чем обычно – исправление отдельных движений получалось медленнее, чем раньше. Это напомнило мне работу над плие в первый день моего знакомства с техникой мсье Репина – долгую и трудную. Первым делом мы исправили посадку на плечо, и для этого понадобилось целых полчаса, причём большая часть времени ушла у меня на то, чтобы избавиться от излишнего напряжения мышц тела и позволить себе снова погрузиться в знакомую прекрасную сосредоточенность мыслей. После этого всё пошло легче. Мы танцевали, устраняли недочёты, повторяли элементы снова и снова. Я больше не допускала срывов, и уверенность в себе начала возвращаться.
- Извини за то, что было перед этой репетицией, - сказала я, когда мы укладывали сумки. – Я никак не могла прийти в нужное настроение.
Джейкоб кивнул:
- Просто оставайся собранной. Не говори с кем не следует.
- Знаю, - ответила я. Он был прав: я должна сохранять сдержанность, несмотря на беспокойство о том, как Эдвард отреагировал на моё требование.
Через час должна была начаться последняя генеральная репетиция. Разумеется, она началась с часовым опозданием – неправильно действовал один из прожекторов, и зрителям был виден склеп, которому полагалось быть спрятанным за экраном задника. Потом произошла новая задержка – Джозеф потерял свои рейтузы, а Карлайл захотел пройти несколько па с Элис и Джаспером. Наконец мы начали – но только чтобы через пять минут снова остановиться, во время первой же картины, потому что Джейкоб отказывался продолжать свою вариацию, пока дирижёр не согласится снизить темп. Это действительно было проблемой – дирижёр, похоже, нервничал и поэтому задавал оркестру двойную скорость.
- Истеричка, - пробормотала рядом со мной Розали – я имела несчастье наблюдать за сценой из той же кулисы, откуда должна была выходить она. На ней была рваная коричневая юбка и тугой корсет, который обеспечивал ей настоящее декольте, поскольку среди девушек она обладала самыми женственными формами.
- Он отличный танцовщик, - холодно сказала я.
- Нет, - возразила она. – Это Эдвард – отличный танцовщик. И ты тоже была бы отличной танцовщицей, если бы вернулась к нему.
Заботясь о том, чтобы главная проститутка осталась в живых к своему выходу на сцену, и о собственном рассудке, я отвернулась и пошла прочь, найдя себе место в следующей кулисе.
Я не видела Элис в её красно-чёрном платье с кружевами, пока не стало слишком поздно – я уже стояла рядом с ней. Но у меня, по крайней мере, было что сказать.
- Спасибо, - неловко пробормотала я, глядя, как крестьяне резвятся под прожекторами. - За сегодняшнее утро.
- Я сделала это не для тебя, - спокойно ответила она. – А потому, что Эдвард меня попросил.
- Что ж, - сказала я, поворачиваясь, чтобы уйти. – В любом случае спасибо.
- Он верит в то, на что остальные уже не рассчитывают, - продолжила Элис. Я остановилась и посмотрела на неё. Она продолжала наблюдать за танцующими. – Он верит, что прежняя Белла из
Force ещё существует где-то. – Я увидела, как её губы сложились в лёгкую улыбку. – Он по-прежнему любит тебя, несмотря на то, что ты убиваешь его за это.
- Ему следует сдаться, - сказала я. – У него нет шансов.
- Ты выбрала не самый удачный способ убедить его в этом, - возразила Элис. – Спать в одной постели с ним в ночь перед премьерой, потому что больше ничто не смогло бы обуздать твою нервозность – не лучшее доказательство твоей «ненависти» к нему.
- Замечательно! – огрызнулась я. – Ко всему прочему, у него нет ни малейшего представления о конфиденциальности.
- Он ничего мне не говорил, - холодно ответила она, наконец повернувшись ко мне лицом, выражение которого было странно задумчивым. – Перед первым выступлением в
Force я пробралась в спальню Джаспера, и мы до самого утра цеплялись друг за друга, вспоминая абсолютно всё, что может с нами случиться – от пропущенного шага до ядерной бомбардировки, - она улыбнулась и посмотрела вниз, на свои красные пуанты. – А потом мы, разумеется, проснулись – чтобы обнаружить, что мастер Хайнд и все остальные парни из этой спальни стоят вокруг нашей кровати, уставившись на нас. – И раньше, чем мне удалось подавить предательский смешок, Элис снова отвернулась к сцене.
- В любом случае, - сказала она, возвращаясь к своему невозмутимому тону, - я знаю, что каждый раз, когда ты испугана или взволнована, ты бежишь к тому, кого любишь и кто любит тебя.
Я напряглась. Это определённо не совпадало с моим намерением не разговаривать с кем не следует.
- Мне нужно идти, - сказала я. – Ещё раз спасибо.
/*/
Генеральная репетиция прошла на среднем уровне. Все па-де-де нам удались – и посадка на плечо, к всеобщему неудовольствию наблюдающих, была выполнена как полагается, а значит, они рано радовались нашей неудаче. Мы с Джейкобом исполнители главных партий. Возможно, мы совершаем ошибки, но всё равно мы, вне всяких сомнений, лучшие для этой работы.
Но мои сольные вариации получились не так хорошо. Эдварда нигде не было видно, что меня вполне устраивало, и всё же я по-прежнему не могла достичь необходимого уровня полной собранности. Все мои предыдущие репетиции казались какими-то отдалёнными. Как будто им не хватало дополнительного напряжения настоящего представления. Однако всё должно быть точно таким же. Спектакль ничем не будет отличаться от репетиций. Да, зал заполнится публикой, но ведь зрители не встанут на сцене, мешая мне танцевать. Они будут лишь плохой заменой зеркалам.
После ещё одного долгого сеанса замечаний Карлайла всех на два часа послали отдыхать. Я направилась прямо в студию, беспокоясь о том, что не успею за это время пройти все свои соло. Два часа до гримирования и причёсывания. Три часа до общей разминки. Три с половиной часа до открытия дверей зрительного зала. Четыре часа до поднятия занавеса. И четыре часа двадцать три минуты до того, как я выйду на эту сцену.
Мысль об этом моменте отвлекла меня от репетиции. Я вздохнула, вытирая пот с лица и шеи, и села рядом со своей сумкой, чтобы подложить в пуанты ещё немного овечьей шерсти и попить воды.
Мне понадобилось примерно тридцать секунд, чтобы медленно опуститься на пол и провалиться в блаженный прекрасный сон.
/*/
- Белла? – я сонно заморгала, чувствуя ужасный спазм в шее из-за использования спортивной сумки в качестве подушки. – Ох, слава Богу!
Я подняла голову и увидела вбегающих в студию Дэнни и Аделу, уже одетых в сценические костюмы и загримированных.
За окнами было темно.
- О Боже! – воскликнула я, вскакивая на ноги. – Который час? Что я пропустила?
- Всё в порядке, - сказала Дэнни, а Адела взяла мою сумку. – Оркестр ещё не настроился.
- Публика уже в зале? – взволнованно спросила я. Мы торопливо шли по коридору. Как я могла уснуть? Как это вообще было возможно? – Я не размялась, не готова, не отрепетировала, ничего!..
- У тебя всё ещё достаточно времени, чтобы одеться и загримироваться, - сказала Адела. Мы преодолели крутую лестницу, спеша изо всех сил.
- Не говорите Карлайлу! – пропыхтела я.
- Как? – спросила Дэнни, врываясь вместе со мной в лабиринт коридоров первого этажа. – Он уже послал всех искать тебя.
- Скажите ему, что я репетировала и потеряла счёт времени, - мы достигли знакомой территории, и моя грим-уборная была прямо перед нами. – Не говорите никому, что я уснула.
- Я помогу тебе переодеться, - предложила Дэнни.
- Спасибо! - если бы я меньше волновалась, это прозвучало бы так искренне, как мне хотелось – ведь я действительно была им благодарна. Они чем-то напомнили мне Элизу и Виолетту.
Едва войдя в грим-уборную, я начала стаскивать с себя леотард, а Дэнни сняла с плечиков моё бальное платье.
- Карлайл сердился? – спросила я, натягивая на ноги первые попавшиеся белые колготки.
- Нет, - ответила Дэнни, держа для меня платье раскрытым, чтобы я могла надеть его. – Скорее беспокоился, чем что-то другое.
- Держу пари, Тане не терпится занять моё место, если я не появлюсь.
Она засмеялась:
- Наверняка.
- Все занятые в первой картине первого действия – на сцену! – Мы обе вздрогнули, когда в громкоговорителе раздался голос помощника режиссёра. -
«Все занятые в первой картине первого действия – это ваш последний вызов». Я посмотрела на Дэнни:
- Ты должна идти.
Она явно колебалась:
- Но ты ещё не готова…
- Тебе нельзя опаздывать к своему выходу! Со мной всё будет в порядке!
- Ладно, - выдохнула она и торопливо вышла из комнаты.
«Не нервничай, - сказала я себе, услышав, что оркестр заиграл увертюру. – Даже не думай об этом…»
Стоя посреди пустой грим-уборной, я посмотрела на себя в зеркало. Это была всего лишь я. Одна. Джейкоб, должно быть, в кулисах. Все мои друзья тоже там. А Эдвард… я почувствовала острую боль в груди: где он? Наверное, тоже один где-то.
«Грим!» - приказала я себе. Преисполнившись решимости думать только о прямизне линий подводки и моих вариациях, я схватила косметичку и начала накладывать на своё усталое лицо тональный крем и румяна. Глаза были важны – их нужно было увеличить с помощью продления каждой линии густой чёрной подводкой.
Оркестр закончил увертюру.
«Поднять занавес!» И балет начался.
«Дыши глубже!» - я распустила волосы и начала заплетать их, пытаясь справиться с дрожью в пальцах.
Джейкоб уже, должно быть, на сцене. И Эммет, и Розали, и Дэнни. Счастливые – им некогда было так ужасно нервничать.
С причёской было покончено. Я снова посмотрела на своё отражение. И едва узнала себя под гримом. Я выглядела просто… как развалина. И чувствовала себя так же. Вымотанной… невероятно усталой.
Я резко встала и вышла, не желая больше ни секунды смотреть на себя.
Что я делаю? Как я могу сделать это? Я была настолько погружена в свои страхи, что налетела на кого-то, идущего навстречу.
- Извините, - пробормотала я, и в этот момент меня поразил этот запах. Я шагнула назад и просто… замерла с открытым от изумления ртом.
Он был… потрясающим. Чёрный смокинг идеально облегал его стройную фигуру и выгодно оттенял бледность безупречной кожи. А его зелёные глаза… смотрели на меня оценивающе, как и я на него. Я почти засмущалась, когда он оглядел мой костюм, переходя от пуантов к мерцающему светло-золотистому платью, а от него к моим волосам, заплетённым и завитым – к тому, как они были заколоты вверх, оставляя открытой шею. Он только на мгновение задержался на моих накрашенных губах, а потом наши взгляды встретились.
- Прости, - тихо сказал он. – Я не должен здесь находиться.
- Эдвард! – сказала я, не успев подумать. Он нахмурился, увидев мои трясущиеся руки. – Я не знаю, что делать…
Помедлив, он шагнул ко мне и взял за руки, глядя на меня своими глубокими изумрудными глазами:
- Прекрасно знаешь, Белла.
Я покачала головой:
- Я не хочу так танцевать, Эдвард. Ты понимаешь, что я не хочу.
Он пристально посмотрел на меня – с грустью, которую я не могла себе позволить. Наконец он вдохнул и нежно прикоснулся к моей щеке:
- Тогда тебе придётся пойти туда и сделать то, на что ты потратила каждую секунду репетиций с того момента, как приехала сюда, - он опустил руки, лишая меня своего тепла. – Просто сосредоточься. Не позволяй чему-то ещё проникнуть в твою голову.
- С чего бы тебе так говорить? – прошептала я. – Ты ведь ненавидишь, как я танцую.
Эдвард опустил глаза, его чёрные ресницы закрыли их от меня.
- Я хочу, чтобы ты была счастлива, Белла, - он поднял голову, теперь выражение его лица стало решительным, хотя он глядел мимо меня. – Тебе пора.
И он повернулся, чтобы уйти. Моё сердце заныло.
- Эдвард…
Он оглянулся на меня уже у самого выхода:
-
Merde, (Прим. пер.: Дерьмо – фр.) Белла!
И он ушёл, оставив мне это традиционное французское ругательство, которое полагается услышать каждому балетному танцовщику перед выходом на сцену.
«Занятые во второй картине, это ваш последний вызов! «Просто сосредоточься» С усилием расправив плечи, я поспешила к служебному входу.
Меня окружили темнота и громкая музыка. Приглушённый шёпот рабочих сцены и танцовщиков. Отблеск прожекторов. Тихий гул, который, казалось, доносился из зрительного зала. Возможно, зрители не шумели, но всё равно чувствовалось их подавляющее, оценивающее присутствие.
Я прошла вперёд, сердце оглушительно билось в груди. Краем глаза я видела из каждой кулисы вращающихся и прыгающих на сцене танцовщиков.
«Просто сосредоточься» Музыка смолкла. Аплодисменты.
Рабочие установили новые декорации, двигаясь, словно тени, каждый со своим фрагментом обстановки или предметом реквизита, чтобы разобраться с ними на месте. Заднюю часть моей спальни опустили, вкатили кровать. Поставили кресло с лежащим на нём плюшевым мишкой.
Я едва ли могла связно мыслить. Стиснув зубы, я неровно дышала.
Сосредоточься. Сосредоточься. Просто сосредоточься. Прожектора стали ярче.
Зазвучала музыка, светлая и радостная.
Я легко выбежала на сцену.
Движение, казалось, в конце концов включило мой мозг. Внезапно остались только я и мои пуанты, словно в пустой студии, и каждое па ощущалось во всей его полноте. Мысли проносились привычным вихрем, проверяя снизу доверху моё тело десять тысяч раз в секунду, исправляя, подстраивая, устраняя недочёты…
Но исправлять приходилось не слишком многое – вся работа, все эти долгие часы репетиций теперь окупались. Я знала, что устраняемые мной недостатки даже не заметны зрителям. Они этого не поняли бы. И всё равно каким-то образом оценят это, я знала.
Появилась Леа. Я начала танцевать вокруг неё с игрушечным медведем в руке.
Элис и Джаспер вышли на сцену – как всегда величественные и любящие. Они представили мне Джозефа, который был одет в белый дублет и трико и, похоже, неплохо привёл себя в порядок. Даже в нашем с ним коротком па-де-де я сумела остаться на верном пути. В танце с этим парнишкой, конечно, чего-то не хватало – его поддержки были всё ещё нестабильными. Но я? Я на всём протяжении па-де-де оставалась сильной: мышцы брюшного пресса в тонусе, носочки оттянуты, выворотность на уровне.
Картина закончилась. Я убежала со своим плюшевым мишкой.
О, это было так приятно! То удовлетворение, которое приносил мне каждый шаг…
- Хорошая работа, Белла, - прошептал кто-то, хлопая меня по плечу, когда я, запыхавшись, снова оказалась в кулисах. Я улыбалась, принимая всё новые поздравления, но быстро нашла более уединённое место, чтобы снова сосредоточиться. На этот раз без нервозности: она была совершенно излишней.
Я не видела Джейкоба до сцены бала. Он появился из-за спин других танцовщиков на середине моей вариации, и я почти не обращала на него внимания, пока не настало время для нашего первого па-де-де. Тогда он оказался передо мной, протягивая руку.
Я приняла её, и мы начали. Это было волнующе – наши па-де-де были самыми отрепетированными и взлелеянными фрагментами во всём балете. Двое танцовщиков, оба использующие технику мсье Репина, работающие в идеальной и прекрасной синхронности друг с другом. Я надеялась только, что публика сможет заметить это.
Быстро подошла балконная сцена – последняя в первом действии. Было даже лучше остаться на сцене только вдвоём с Джейкобом, танцуя па-де-де, к работе над которым мы приступили больше месяца назад, когда я только начинала открывать своё реальное мастерство. Теперь же это па-де-де было чистым и точным. О, конечно, мы время от времени допускали незначительные недочёты, но без этого не бывает.
Джейкоб плавно опустил меня после заключительной поддержки. Мы рука об руку шагнули вперёд, а потом повернулись друг к другу лицом.
Идеально попав в такт с музыкой, Джейкоб положил ладонь мне на талию, и мы поцеловались.
Но что-то было не так. «Всё в порядке, - сказала я себе, проверяя свою позу, линию отведённой назад ноги. – Даже наклон головы». И всё-таки… у меня возникло то же чувство, что появлялось при каждой мелкой ошибке. Просто отклонение от идеала оказалось немного больше положенного… к тому же это был всего лишь поцелуй. Отнюдь не самое трудное наше движение.
«Просто сосредоточься», – сказал мне Эдвард. И ирония заключалась в том, что, когда поцелуй подошёл к концу, именно его лицо внезапно возникло перед моим внутренним взором и моя сосредоточенность разлетелась вдребезги.
Наступила пауза. Я целую секунду смотрела на Джейкоба, отставая от музыки.
Он быстро взглянул на меня.
Я сглотнула.
А потом танец продолжился.
Я побежала к балкону. Он взобрался на решётку, чтобы в последний раз «спеть мне серенаду».
После этого сцена закончилась: он тянулся вверх, а я – вниз. Занавес закрылся, отсекая авансцену, раздались короткие аплодисменты.
- Извини! – прошептала я, спустившись по лестнице в кулисы, когда он вышел туда же.
Он кивнул, но не выглядел слишком обеспокоенным:
- Мы всё сделали хорошо, Белла.
Я улыбнулась ему и подарила целомудренный поцелуй в губы:
- Жду не дождусь стоячих оваций.
- И приглашений сняться в фильме, - сказал он со смехом.
Антракт длился двадцать минут, и в это время все бегали взад-вперёд, поздравляя друг друга и надевая свои костюмы. Оживлённо переговаривающиеся участники кордебалета выстроились в коридоре от самого служебного входа. Карлайл, одетый в смокинг, который напомнил мне, что когда-то, и даже, безусловно, не очень давно, этот человек, как и Эдвард, был «золотым мальчиком» балета, расхаживал за кулисами, позволяя взволнованным танцовщикам набрасываться на него с вопросами о его мнении. Он казался очень довольным. Но со мной не разговаривал. Когда наши с ним взгляды встретились, он тут же обернулся к тому, с кем только что беседовал.
Мне было всё равно. Главное – чтобы нас с Джейкобом одобрили критики. Я добралась до своей грим-уборной и начала готовиться ко второму действию.
/*/
Мы справились с этим. Вариация следовала за вариацией, па-де-де за па-де-де. Сцена в спальне, сцена с ядом, сцена дня свадьбы – всё было исполнено именно так, как мы надеялись. Когда мы наконец достигли заключительной сцены в склепе Капулетти, я была усталой, но очень довольной и знала, что Джейкоб чувствует то же самое. Эдвард и Карлайл, возможно, были «золотыми мальчиками», но каждое па, выполненное Джейкобом, доказывало, что он точно так же хорош. «Даже лучше», - сказала я себе, лёжа неподвижно на надгробии. Это был единственный раз, когда я позволила себе на сцене думать не о движениях, а о чём-то другом. Я слышала звуки приземлений Джейкоба и Джозефа, когда они бились друг с другом – по сравнению с Джейкобом, с его лёгкими, продуманными прыжками, Джозеф топал, как слон.
Джозеф
наконец-то умер, и Джейкоб снял меня с надгробия, начав наш заключительный танец, в котором я изображала покойницу. Это было трудно. Мне ужасно не нравилось то, что нельзя открывать глаза – очень дезориентирует, когда кто-то забрасывает тебя на плечо и вращает, после чего целует, а ты ничего не видишь.
Было большим облегчением наконец-то получить возможность очнуться и заколоть себя. Упав на холодную поверхность надгробия, на сей раз действительно мёртвой, я почувствовала острое волнение: это всё! Занавес и вызовы!
Как только занавес закрылся, мы с Джейкобом вскочили, спеша уйти в сторону, чтобы не мешать заднему ряду кордебалета, который выбегал на сцену. Занавес открылся, на сей раз были включены не только прожекторы, но и свет в зале. Оркестр играл, когда кордебалет вышел на поклоны, потом настала очередь полусолистов вроде Дэнни. Я громко аплодировала, стоя в кулисе, и очень волновалась. Следующими на поклон вышли Леа и Джозеф, одинаково угрюмые.
- Он облажался, пока ты лежала мёртвой, - тихо сказал мне Джейкоб. – Оказался не на той стороне сцены и вынужден был убить себя сам.
- О Господи, - пробормотала я, хотя ничто не могло меня расстроить. – По крайней мере, мы молодцы.
Шум в зале – свист и оживлённые аплодисменты – стал громче, когда Джаспер, джентльмен как всегда, вывел на авансцену Элис. Каждому из них пришлось поклониться дважды, пока публика позволила им занять свои места в первом ряду кордебалета.
- Пошли… - прошептала я Джейкобу, сжимая его руку.
Глубоко вдохнув, он вывел меня на сцену к последнему ряду труппы. Наши коллеги-танцовщики расступились ровно посредине, чтобы пропустить нас. Мы вышли на авансцену, и я с улыбкой шагнула вперёд, чтобы поклониться публике.
И только преклонив колено в реверансе и описав широкий круг руками, чтобы затем скрестить их на груди, я поняла, что никто не кричит «браво». Никто не свистит. И никто не встаёт. Я поднялась на ноги чуть быстрее, чем нужно, с трудом сохранив равновесие. С улыбкой, ставшей теперь до боли фальшивой, я протянула руку в сторону Джейкоба, чтобы он вышел вперёд и поклонился. Он тоже не выглядел счастливым. Аплодисменты начали стихать.
Мы отступили в передний ряд танцовщиков и взялись за руки, а потом прошли вперёд все вместе для общего поклона.
Аплодисменты стали немного громче, но к моменту, когда все должны были уйти в кулисы, оставив нас, исполнителей главных партий, для вызовов, зрители встали, чтобы разойтись. Никто больше не аплодировал.
... что 
...что в 
0
прощается перед гастролями, что ль...
Спасибо за продолжеие!
