Безжалостной, растирающей душу в кровавую кашицу волной обрушились на Аду воспоминания о непростительном зле, совершённом ею, сделавшем её чудовищем, недостойным благ Рая, задолго до встречи с Альсой.

Через пять лет после гибели отца Ады её мама встретила отзывчивого, заботливого, покладистого мужчину – Дмитрия. Их встречи могло и не случиться, но Аду в школе повадилась изводить хамоватая компания, которой покоя не давали её усердие в учёбе и некоторые поблажки со стороны педагогов.

Поначалу издёвки банды малолеток были похожи на глупые шутки, однако уже скоро они стали жестокими насмехательствами. Ада терпела, заставляла себя игнорировать недоумков. Она не желала расстраивать маму, которая крутилась как белка в колесе на двух работах и ещё брала домой заказы на пошив. Татьяна старалась изо всех сил зарабатывать в очень сложные девяностые, терзавшие Россию словно чума средневековую Европу, достаточно денег, чтобы покупать дочери дорогостоящие лекарства, возить её на море в лечебный пансионат, хорошо кормить и прилично одевать. Учителя в школе наверняка видели, что Аду травят, но смотрели на это сквозь пальцы, так как заводилой в компании хулиганов была Элла - дочь местного фермера-барина. Разорившийся после распада СССР совхоз, где он работал главным бухгалтером, мистическим образом возродился уже в виде преуспевающего фермерского хозяйства.

Папочка Эллы не жалел деньжат на подарки педагогическому коллективу, поэтому его обожаемая дочка получала одни пятерки, даже не глядя в книги. Эта пока мелкая гадюка уже была полна яда. Но однажды Элле надоело пользоваться только жалящим языком…

В тот солнечный день Ада попала в больницу с разбитым лицом и подозрением на сотрясение мозга. Официальная версия школьной администрации гласила, что Ада нарушила запрет учителя физкультуры и, как только он отвернулся, полезла по канату. Из-за болезни руки не выдержали нагрузки, и девочка упала. На самом деле Аду избили ногами по лицу прямо в спортзале, пока учитель чёрт знает где шлялся. Элла била её на глазах у всего класса за то, что она отказалась лизать ей обувь.

Мама Ады, естественно, не поверила в бредовую историю с канатом, она знала, что её дочь – крайне исполнительная девочка и к тому же не имеет сил на глупости. В больнице Татьяна потихоньку, без нажима, доверительным разговором извлекла из Ады правду о произошедшем и на следующий день отправилась искать защиты и справедливости в милицию.

Но никто из правоохранителей не желал её слушать, стоило только упомянуть, кто именно виноват в том, что Ада в больнице. Нервы у Тани не выдержали, и она устроила скандал на всё отделение. За что женщине тут же пригрозили арестом на пятнадцать суток, если убраться восвояси подобру-поздорову она не желает. Таня уходила, рыдая и без стеснения проклиная алчных волков в погонах, и на ступеньках встретила Дмитрия.

Он работал оперуполномоченным в соседнем территориальном отделе, имел звание капитана и выслугу восемь лет. В это отделение милиции заехал по служебной необходимости.

Дмитрия ранили её слова о сплошь продажных ментах, и он попросил Таню подождать, пообещав помочь независимо от того, какая беда у неё случилась. Она не поверила мужчине, но дождалась, пока он закончил дела в отделе. К её удивлению, Дмитрий выслушал до конца, что у неё стряслось, и они поехали домой к отцу Эллы.

Сначала охрана особняка послала их куда подальше, но Дмитрий решительно пригрозил вызвать группу ОМОНа и вверх дном все перевернуть, ища наркотики или незарегистрированное оружие, если с ними не поговорит хозяин дома. Через пять минут они уже были в доме, сидели в шикарной гостиной на кожаном диване, а мать Эллы лично хлопотала на кухне, готовя им чай, пока её муж мчался откуда-то домой.

Разговаривал он с Дмитрием один на один в кабинете. После отец Эллы сухо попросил у Тани прощения за безобразную выходку - своей дочери – так он назвал зверское избиение здоровым ребёнком больного. Дал Тане в качестве моральной компенсации и на лечение дочери пять тысяч долларов, жёстким тоном заверив, что более Аду не тронут.

Таня не хотела брать грязные деньги - отступные за молчание - но ради блага Ады положила их в кошелёк и холодно поблагодарила за понимание отца юной садистки.

Отец Эллы сдержал обещанное – банда его дочурки и она сама перестали замечать Аду, будто она сделалась невидимкой. Что Аду более чем устраивало.

Дмитрий стал часто появляться у них дома. Справлялся, как у Ады дела, узнавал у Татьяны, не нужно ли к чему в доме приложить мужские руки, и с радостью выполнял её просьбы. Ада начала частенько замечать, что руки Дмитрий прикладывает не только к протекающему крану, но и нежно прижимает к её матери. Ада не была против их отношений.

Из разговоров мамы с подругой она узнала, что Дмитрий не имел ни единого нарекания по службе, был на хорошем счету у начальства и плохих слухов по сарафанному радио про него не передавали. Два года назад Дмитрий развёлся, детей у него не было, а родители умерли, когда он ещё и школу не окончил. На ноги ему помог встать старший брат Анатолий, в котором Дмитрий души не чаял.

Ада понимала: её маме трудно без сильного мужского плеча рядом. А Дмитрий красиво ухаживал за Таней, существование у неё больной дочери, которой женщина посвящала всю себя, его ничуть не смущало и не отпугивало. Даже напротив, он сам всячески старался показать, что Ада ему как родная и он готов заботиться о ней не хуже Тани.

Примерно через полгода после выписки Ады из больницы Дмитрий стал жить с ними. Он предлагал Тане жениться, но получил деликатный отказ. Ада случайно подслушала их разговор. Её мама аргументировала своё нежелание выходить замуж тем, что душой навсегда останется верной отцу Ады, а Дмитрию может подарить только тело и сердце. Дмитрий с уважением отнёсся к её чувствам и жизненной позиции. Они продолжили жить в гражданском браке.

Когда Аде исполнилось двенадцать, её болезнь показала свой страшный оскал. Девочка, и так бывшая стройной, быстро похудела. Её мышцы стали очень быстро уставать, пройти несколько метров давалось с трудом. О том, чтобы присесть и встать, уже не могло быть и речи. Иногда её ноги внезапно подкашивались и Ада падала, словно подстреленная лебёдушка. Искры каждый раз сыпались из её глаз, вышибаемые ударом головы об пол, асфальт, дерево, мебель… На прочие синяки и ушибы по всему телу Ада не обращала внимания. Плача в ожидании помощи, она с каждым падением всё сильней боялась сделаться идиоткой и всё больше страшилась двигаться без поддержки родных рук. Это ужасно – не доверять своему телу! Ей казалось, что нет на свете ничего хуже.

Через год Ада открыла для себя, что хуже - гораздо хуже - легко может быть. Слабость преследовала её теперь постоянно, поэтому Дмитрий отвозил и забирал её из школы на служебном автомобиле. До класса и обратно доносил на руках. Боже, как же ужасно неловко Ада себя чувствовала, когда взрослый мужчина нёс её – девушку, у которой уже появились небольшие, но заметные груди, - будто маленькую девочку. Нет, ему она была признательна, но взгляды учеников, одноклассников и даже зрелых людей, всякий раз таращившихся на неё, как на экспонат из кунсткамеры, жгли Аду калёным железом. Они морально растаптывали её, принуждали ненавидеть себя, а не их!

Учителя сначала витиевато, потом прозрачно, затем жёстко в лоб намекали: пора бы тебе, Ада, переходить на домашнее обучение, а лучше вообще бросить учёбу. Какой для тебя от неё прок? Ты без пяти минут труп. Не мозоль глаза нормальным людям своим уродством. Не мешай жить здоровым, своим страшным видом пробуждая в них ужас перед смертью! Ада только нахально им усмехалась. Она не собиралась бросать школу ради чьего-то удобства! Ей было для чего учиться и страдать от жестоких взглядов.

Она влюбилась в голубоглазого шатена по имени Кирилл. Он был старше её на год, но выглядел будто был взрослей на все три. Кирилл и умом значительно отличался от своих сверстников, вдвое превосходил их в интеллектуальном развитии. Беситься, словно в стае обезьян, во время перемен он считал ниже своего достоинства. Мальчик проводил это время за раздумьями, стоя напротив окна с ручкой и блокнотом, ищуще глядя на небо. Он писал стихи. Его душа была покорена творчеством Есенина. Обычно таких романтиков в школах гнобят ограниченные умом, но не обделённые силой и амбициями агрессивные личности. Однако Кирилла задирать опасались, потому что это могло доставить удовольствие лишь приверженцам мазохизма. Кирилл был поклонником не только великого поэта, но и легенды боевых искусств, он боготворил Брюса Ли. Дома усердно занимался ушу по самоучителям и обучающим видеокассетам. В нескольких драках, о которых гудела вся школа, уверенно доказал, что его кумир мог бы им гордиться. Ради того, чтобы хоть мельком видеть Кирилла, а при большой удаче даже заглянуть в его глаза цвета неба, Ада поползла бы по битому стеклу на край света. Кирилл очень скоро заметил её пылкие взоры, и случилось то, о чём Ада не позволяла себе и мечтать во снах.

Он – не обделённый вниманием красивых девушек, причём не только одногодок, но и старшеклассниц, – пришёл на перемене в её класс и, присев на край парты, приветливо заговорил с ней. Сказал, что хочет написать посвящённое ей стихотворение, и для этого ему нужно побольше про неё узнать. Какую музыку ей нравится слушать, какие книги она читает, какое время года больше любит… Ада чуть сознания не лишилась от невероятной радости, взорвавшей сердце! Запинаясь и краснея, она стала отвечать на его вопросы.

И тут Элла прозрела! Ада вновь стала существовать для неё и её яда. Она отпустила злую колкость в адрес Ады: «Твой размечтавшийся об опылении аленький цветочек, чудовище тощее, воняет могилой. Пожалей нас и принца шмеля, сдвинь ноги покрепче, дышать же нечем». Банда Эллы закатилась смехом гиен. Ада же побелела и еле удержала горькие слёзы в потупленных глазах. В эту секунду она захотела умереть – мгновенно, раз и навсегда исчезнуть с Земли. Только бы не услышать, как засмеётся Кирилл, не увидеть холодную, жестокую улыбку на его лице. Однако Кирилла не повеселила бессердечная издёвка Эллы. Он грубо и резко потребовал от той извиниться перед Адой. Элла послала его на три буквы. И Кирилл взбесился. С криком: «Я тебя, сука, научу вежливости!» - он кинулся к ошалело завизжавшей Элле. Её верные кобельки бросились на Кирилла. Их было шестеро против одного. Началась жуткая потасовка. Ада, обезумев от страха за Кирилла, забыв о слабости, вылетела из-за парты и, вопя: «Трусы! Сволочи! Кирилл, беги!», бросилась в гущу драки – как в омут с головой.

Для неё всё закончилось внезапно – словно кто-то щёлкнул неким выключателем в её голове и свет, крики, боль сменились темнотой, тишиной и бесчувствием. Когда Ада пришла в себя на койке в больничной палате, у неё кошмарно раскалывалась и кружилась забинтованная голова, ныл живот и болели рёбра. В сознании всплывали обрывистые картинки. Как она бежит защищать поваленного на пол Кирилла, прыгает кому-то на спину, дерёт чьи-то короткие тёмные волосы, сама уже лёжа на полу, впивается зубами кому-то в запястье. Взлетает, словно пушинка, и резкая боль пронзает ей затылок, порождая в сознании фейерверк многоцветных искр, а затем непроглядная чернота. Зашедшая в палату Таня устремилась к дочери, и пока она её, плача, обнимала и целовала, Ада как заведённая тараторила: «Где Кирилл? Что с Кириллом?».

Мама с плохо скрываемым недовольством сообщила, что он в коридоре и, в отличие от неё, с ним всё в порядке. Тогда Ада на мать даже несколько обиделась за такой неприязненный тон и настрой к Кириллу, лишь через несколько лет она поймёт, что материнское сердце не напрасно волновалось за неё, её первую слепую любовь. Ада не попросила, а потребовала позвать Кирилла к ней. С тревожно-тягостным вздохом Татьяна вышла из палаты, и через несколько секунд в неё зашёл Кирилл. Его голубые глаза гипнотически сияли, вернее, один сиял, второй был скрыт огромным синяком, а разбитые припухшие губы приветливо улыбались. Сердце Ады растаяло, разум окутал сладостный дурман, и она, глупо улыбаясь, уставилась на своего героя.

– Ну как ты, пантера, жива?! - Кирилл присел на койку и нежно погладил Аду по щеке. Тут она потеряла над собой всякий контроль. Разревелась, мёртвой хваткой вцепившись в его ласковую горячую ладонь. Он молча сидел, задумчиво и тепло глядя на Аду, пока она не успокоилась. Затем с гордостью и весёлой злостью рассказал, что его ставят на учёт в детской комнате милиции, но отец его за это не выпорет, а за настоящий мужской поступок купит мопед. На котором он будет катать Аду – свою кусачую музу. Оказалось, она в пылу и неразберихе драки цапнула парня за руку до крови, когда он вытаскивал её из-под скота, бьющего по рёбрам. Кирилл, смеясь, продемонстрировал ей, смущённой и огорошенной, глубокие смазанные йодом следы её зубов на своём левом запястье. Потом, погрустнев, стал просить у неё прощения, что полностью не смог защитить, что не удержал на руках, из-за чего её сильно ударили головой о край доски. Ада протянула к нему руки, он наклонился, и она как могла крепко обняла его, при этом набравшись храбрости и наглости жарко поцеловать в щёку, словно говоря: «Я прощу тебе всё что угодно, только будь рядом»! Кирилл опять повеселел, с порозовевшим лицом эмоционально поведал, что тот гад, который разбил ей голову, валяется с загипсованными руками и ногами в соседней палате.

Двоим из подлиз хамки Эллы он сломал носы и устроил сотрясение мозга, хотя что в их репах могло сотрястись, лично ему неизвестно. Одному сокрушил несколько рёбер. Другому выбил аж пять зубов. А у шестого из напавших на него гадов вся морда синее баклажана и – благодаря Аде – экстравагантная причёска. Ада долго смеялась вместе с Кириллом, когда он рассказал, с каким перекошенным лицом эта несущая кусок льда в сердце девка пряталась под партой, пока его, грозящегося ей жопу на лоб натянуть, утаскивали из класса директор и учитель физкультуры.

Радость в жизни коротка, как последний луч солнца перед закатом, а грусть, тоска, трудности долги, словно полярная ночь. В школу Ада не вернулась, перешла на домашнее обучение: таково было категоричное негласное требование директора и большинства педагогов взамен на беспроблемную учёбу Кирилла. Иначе они бы его, да и её тоже, затравили двойками и тройками. Ещё бы учителям не лютовать… Элла ведь была отправлена отцом учиться в Краснодар. Барин вновь оплатил лечение Ады и пострадавших в драке, замял тему с постановкой Кирилла на учёт в милиции. Как-то позже мама шепнула Аде, что это произошло благодаря Дмитрию, чем-то он опять припугнул энемского феодала. Учителя к Аде ходили с огромной неохотой и с каждой неделей реже и реже, то ссылаясь на болезнь или на срочное дело, то банально не появляясь без всяких объяснений и предупреждений. А она сидела, ждала, зубрила, старательно выполняла домашние задания… Зачем? Исключительно для себя. Потому что иначе она была бы не человек, а примитивное пресмыкающееся, двигающееся лишь от удовлетворения одной естественной потребности до другой. Спустя три месяца такой самоучёбы Ады директор школы сделал её маме, пришедшей жаловаться на нерадивых педагогов, предложение, от которого нельзя было отказаться, не осложнив себе жизнь. Он сказал, что если Ада не умрёт до окончания выпускных экзаменов, то окончит школу с золотой медалью, но педагоги тратить своё профессиональное время будут исключительно на тех детей, для которых образование есть путёвка в долгую и, возможно, весьма успешную жизнь.

Таня хотела нанимать репетиторов для жаждущей знаний дочери, однако Ада наотрез отказалась. Пустая трата денег на это была ей словно удавка на шее! На её лечение и так уходила львиная доля семейного бюджета. Особенно эта трата была недопустима в мрачном свете происходивших вокруг событий – на Кавказе гремела война, пенсии и зарплаты задерживали по несколько месяцев. Их семья перебивалась бы с хлеба на воду, как многие знаемые ими честные люди, если б не те деньги, которые дважды уплатил Аде за моральный и физический вред отец Эллы.

Но Ада не осталась один на один с учебниками. Кирилл помогал ей. После той эпической драки он и на сутки не расставался с Адой. Каждый день приходил к ней в больницу, потом домой. Он водил её на прогулки. Сочинял и читал для неё стихи. Катал на санках, а в середине весны впервые провёз на мопеде, пристегнув к себе широким кожаным ремнём и уговорив надеть мотоциклетный шлем. Таня ни за что не хотела позволять дочери это крайне опасное безумство, но Ада упёрлась поноровистей барана и закатила целую истерику, разразившись бурной тирадой с лейтмотивом: «Я буду жить оставшиеся у меня дни так, как пожелаю! Беря от них всё, что могу! Я труп, и мне всё можно». Дмитрий поддержал её и сказал: «Катайтесь», - но предупредил Кирилла, что тот головой за Аду отвечает и не дай бог ему её обидеть или не уберечь… Ада, конечно, не удержалась и оставила последнее слово за собой, заметив, что если кто кого и может случайно обидеть, так это она Кирилла своими острыми зубами. Смеясь, они уехали.

Ада была счастлива, и её страшная болезнь, будто дико боясь этого светлого жаркого чувства, словно лёд огня, спряталась глубоко в ней. Ада прекратила медленно и неотвратимо худеть, даже напротив, к своему пятнадцатилетию жутко растолстела, поправившись на целый килограмм и став весить – страшно представить – тридцать шесть килограммов. Только вот чем им с Кириллом было радостней друг с другом, тем сильней тошнило от их счастья окружающих. Соседи грязно судачили о них, капали ядом с гнилых языков на разумы родителей и родственников её любимого парня, её смысла жизни, её живительного лекарства. Приятели тоже начали отдаляться от Кирилла, как от чумного. Но он плевал на сгущающуюся вокруг него грозовую темноту и всё больше времени проводил с Адой.

За неделю до дня рождения Ада нечаянно оказалась незамеченным свидетелем разговора на повышенных тонах между родителями Кирилла с её мамой и Дмитрием. Отец Кирилла требовал, чтобы Таня повлияла на дочь и та, как он выразился, «отцепилась» от их сына, прогнала его. Мать Кирилла причитала, что её мальчику нужна нормальная невеста, могущая родить ей внуков. Слушая этот ужас, Ада беззвучно рыдала, кусая худые пальцы, сжатые в кулаки. Дмитрий, надо отдать ему должное, с красноречием и лукавством Макиавелли отстоял счастье Ады, защитил его, убедив родителей Кирилла, что между ним и Адой лишь крепкая дружба! Таня как могла с отчаянием ему в этом помогала, совершенно завравшись о связывающей Аду и Кирилла платонической любви, зиждущейся на страсти к поэзии, увлечении литературой, тяге к знаниям, схожих взглядах на мир и доброте их сердец. Родители Кирилла ушли растерянные, сгорающие от стыда и бубнящие извинения. Дескать, разумеется, пускай дружат, компания Ады для Кирилла, несомненно, лучше, чем какие-нибудь головорезы, наркоманы, хулиганы. А Таня горько расплакалась на груди у Дмитрия.

Ночью Аде снились чудовищные кошмары. Самым страшным был тот, в котором галантно одетый Кирилл со счастливой улыбкой в золотых солнечных лучах танцевал вальс с ней – оскалившимся скелетом в белоснежном ажурном платье невесты. Весь день она была сама не своя. А вечером, когда Кирилл уединился с ней в садике за домом, Ада с мертвенно-бледным лицом и остекленевшими глазами попросила его уйти и больше не приходить! На его вопрос: «Почему?» - она, выдернув руку из его горячих ладоней, отвернулась и заплакала, выдавила из себя разрывающее сердце: «Ты живой, а я мёртвая». Кирилл, скрипя зубами и натужно дыша, ушёл.

В потянувшиеся как бесконечная жестокая пытка дни Ада ради матери заставляла себя есть, пить, дышать, читать, смотреть телевизор, улыбаться… Делать вид, что всё прекрасно. Про отсутствие Кирилла она безмятежно солгала: он, мол, занят. Какие-то семейные проблемы. Ада тянула время, а оно тащило из неё жилы. Она небезосновательно рассчитывала, что через несколько недель мама и Дмитрий сами поймут, почему не приходит Кирилл. Ада не могла сказать им: «Я отказалась от него! Прогнала жизнь от себя!», - потому как сразу бы истошно закричала «Убейте меня! Умоляю…».

В день её пятнадцатилетия погода выдалась солнечная и очень жаркая. Вечером у её семьи намечались тихие посиделки. Это она попросила маму не устраивать настоящего торжества. И по глазам без возражений согласившейся матери Ада поняла: той так же больно, как и ей, что Кирилл очень-преочень занят… Однако вечер пошёл совсем не по плану! Когда они, сидя в узком семейном кругу во дворе за скромно накрытым столом, подняли фужеры с тёмно-алым виноградным соком, собираясь осушить их до дна за предательски изменчивое здоровье Ады, чтобы оно стало верным и крепким, на улице с визгом затормозила машина. Через мгновение во двор влетел с охапкой красных роз Кирилл. С лихорадочно блестящими глазами, взбудораженно дышащий, он вручил букет окаменевшей Аде, сыпля жемчужным бисером благих пожеланий. Затем подхватил её на руки и, тараторя, сбивчиво пояснил недоумевающим Тане и Дмитрию, что отец дал ему машину, у него для Ады шикарный сюрприз, тут недалеко, утром они вернутся, волноваться не о чем, про ответственность головой он помнит… Пулей вынес Аду со двора и усадил в автомобиль, пристегнул. Крикнул выскочившей на улицу Тане: «Всё будет хорошо! Я обещаю!», - сел за руль и погнал как сумасшедший.

Ада, зарывшись лицом в красные бархатные душистые бутоны, разревелась. Кирилл не проронил ни слова, пока они не приехали на Октябрьское водохранилище и не остановились в красивом укромном уголке – охраняемом высокими деревьями, густым кустарником и плотными зарослями камыша пятачке изумрудной травы, прилегающем к серебристо-синей глади искусственного озера. Тогда он хрипло сказал: «Я люблю тебя! И не оставлю… Сиди, жди», - и вышел из машины. Кирилл разбил палатку, расстелил цветное покрывало у самой кромки воды, разместил в его центре тарелки с бутербродами, шоколадный торт, пару упаковок сока, два бокала и бутылку шампанского. Затем он открыл пассажирскую дверь и взял прижимающую к взволнованно вздымающейся груди цветы Аду на руки. «С днём рождения!» - дрожащим севшим голосом сказал он, проникновенно смотря ей в глаза, и его горячие сухие губы прижались к её влажным устам. Как-то сам собой язык Ады скользнул в рот Кириллу, и их сначала робкий и нежный поцелуй вспыхнул дикой страстью. Ада отшвырнула цветы и обвила шею любимого одной рукой, другую жадно запуская в его мягкие волосы. Кирилл, бурно дыша носом и ненасытно вкушая пламенным поцелуем губы и язык трепещущей в его объятиях Ады, опустился и сел на пятки. Его освободившаяся от задачи держать девушку под колени обжигающе горячая рука заскользила по бедру Ады, устремившись под её лёгкое летнее платье, к худеньким ягодицам. Ада застонала. Неожиданно Кирилл прервал алчный поцелуй, убрал руку из-под платья и с испугом в затуманенных возбуждением глазах прошептал:

– Прости!

– За что? - со смущением, жадно дыша и гладя его лицо, спросила Ада и добавила: – Ты же меня любишь! А я люблю тебя!

– Люблю! Я клянусь быть с тобой вечно! Клянусь здоровьем мамы, что не оставлю тебя, как бы болезнь ни изменила твоё тело, что бы с тобой ни случилось, мы будем вместе всегда! Моя любовь сотворит чудо, и ты будешь жить долго, очень долго… Мы состаримся вместе. А наша любовь останется бессмертной и юной! Я люблю твою яркую как солнце душу! – сказал Кирилл, запустив пальцы ей в волосы и жарко дыша на её зовущие приоткрытые губы.

– А тело? Ты не хочешь меня? – произнесла Ада с навернувшимися на часто моргающие глаза слезами, с порхающим в груди сердцем.

– Глупенькая… Безумно хочу! Ещё с того дня, когда ты меня чуть не загрызла! – глухо простонал Кирилл, покрывая её лицо поцелуями. – Но мы несовершеннолетние… и наши родители…

– И что?! – взорвалась Ада. – Джульетте и Ромео тоже не было восемнадцати! Родители… плевать! Никто не узнает! Я хочу жить, а не ждать! Чудо нужно творить, а не верить, что оно свершится само! Ты обещал мне больше, чем мужчина обещает женщине, беря её в жёны! Если ты действительно меня так любишь… - она взяла его руку и решительно завела под подол платья, себе между разведённых ног, прижала дрожащие пальцы Кирилла к хлопковым трусикам, таящим её горячую и влажную женскую суть, требующую смелой ласки.

– Я люблю тебя! – хрипло прошептал Кирилл и накрыл её губы сладким поцелуем.

Нежно-розовый закат, звёздную знойную ночь и алый чувственный рассвет они провели, наслаждаясь любовью друг друга, отдаваясь ей без остатка, не раз доходя вместе до неземного исступления и переносясь в благоухающий райский сад, почти теряя сознание от волшебной эйфории безграничного счастья.

Вернувшись домой, Ада с Кириллом застали Таню и Дмитрия с нервными серыми лицами, отяжелёнными тёмными мешками под красными уставшими глазами. Они явно не спали всю ночь, места себя не находили, тревожась за неё. Ада взахлёб стала рассказывать им о чудеснейшем сюрпризе – пикнике под россыпью мерцающих звёзд, – что подарил ей прекрасный друг Кирилл. Дмитрий искренне поблагодарил за восторженную радость, доставленную Аде, багрового, что варёный рак, засмущавшегося Кирилла, и крепко пожал руку юноше, словно взрослому мужчине. Таня была сдержанна. Взволнованно смотря на светящуюся изнутри, кипящую фееричными эмоциями дочь, она лишь сказала Кириллу скромное: «Спасибо, что вернулся…» - и через маленькую, но красноречивую паузу закончила: «Вовремя». Кирилл, кивнув, нежно поцеловал Аду в щёчку и, невнятно проговорив, что ему пора, однако вечером он непременно придёт, покинул дом. Ада, ещё эмоционально порассказав о живописном закате и умопомрачительном рассвете, что наблюдала, отправилась спать. А разбудил девушку он – её Ромео – тихим постукиванием пальцев по стеклу. Ада вихрем оказалась у окна, распахнула его и жадно впилась в губы мигом забравшегося на подоконник Кирилла. Вот в этот момент непоколебимая вера Ады, что любовь излечит её, окрепла до истинного знания. «Я сейчас где-то на полчасика уйду, а как вернусь, соглашайся со всем, что бы я ни спросил!» - Кирилл погладил её по щеке, озорно подмигнул с таинственной полуулыбкой и спрыгнул во двор. Прошептал: «Люблю тебя, мой невесомый ангел!» - и крадучись, пригибаясь, скрылся с искрящихся отрадой глаз Ады. Она же, прикрыв окно, отправилась в ванную.

Ада не чувствовала слабости ни после пяти, ни после десяти шагов… За её спиной были раскрывшиеся крылья, делавшие её лёгкой, как пушинка! Покидая ванную комнату, освежённая и сияющая, она натолкнулась на маму. Таня была напряжена, что пружина. «Ты почему одна ходишь? И тем более купаешься сама? Я же дома! - мама приобняла её и добавила: – Куда тебя проводить?» Ада, поцеловав мать в щёку, отстранилась от неё со словами: «Я могу сама! Мне лучше! У меня есть силы! Много сил!» – и торопливым шагом направилась к себе в спальню. Ей нужно было успеть до возвращения Кирилла избавиться от простенького халатика, надеть яркое, привлекающее мужские глаза платье, привести в порядок волосы и сделать лёгкий макияж.

Когда Ада уже переоделась и заканчивала делать немудрёную, но изящную причёску, в спальню зашла Таня и, усадив дочь на кровать, вложила Аде в руку гирлянду презервативов, дрожащим взволнованным голосом сказав: «Следи, чтобы он о них не забывал. Буду давать тебе по столько же каждую неделю, если понадобится больше, скажешь. А то кровь у молодых мальчиков горячая! И если размер нужен другой или спросить что-нибудь захочешь, не стесняйся, говори!». Ада с пылающими ушами и пунцовыми щеками обняла мать, уткнувшись лицом ей в шею, и прошептала: «Спасибо, мамочка! Я люблю тебя»!

Тут в дверь постучали. Дмитрий, стоявший за ней, сказал, что пришёл Кирилл и хочет о чём-то спросить Аду. Таня ответила: «Пускай подождёт». Помогла разволновавшейся пуще прежнего дочери завершить причёску, наложить лёгкий макияж и напомнила ей взять с собой средство контрацепции, уже спрятанное в косметичку.

Вопрос Кирилла огорошил бы Аду, не будь она предупреждена согласно кивать головой, ни во что не вникая. Он спросил, не хочет ли она поехать с ним и его друзьями из класса – парой девочек и парнем – на ночную рыбалку? Отец дал ему машину. До этого момента ловля рыбы в сочетании с кормлением комаров Аду совершенно не привлекала и абсолютно не интересовала. Смутило её, конечно, что у них будет компания из незнакомых ей людей, несколько испугало, как они к ней будут относиться, но в конце концов она наплевала на всё, Кирилл ведь не даст её в обиду. И Ада с нетерпением завизжала «Хочу!», - и, жутко покраснев, засуетилась, тараторя: «А что мне нужно взять? Лопату – червей копать? И у меня удочки нет. А как одеться»?

Кирилл, невольно смеясь, успокоил её, заверив, что одета она подходяще – будет рыбу своей красотой, как фонарём в потёмках, привлекать; рыбацкие снасти и приманка разная у него есть, провиант он также взял с лихвой, и друзья тоже. Ей, Дюймовочке, копчёной колбасы с варёной картошкой, помидорчиков, огурчиков, зелёного лучка и бородинского хлеба хватит, чтоб на год вперёд наесться! Потом добавил, посерьёзнев и смотря на Дмитрия: «Мы будем ставить палатку, разводить костёр. У меня с собой ещё есть утеплённый плащ. Не волнуйтесь. Я не дам Аде замёрзнуть»! Лицо Тани после этих двусмысленных слов Кирилла нужно было видеть. Ада вцепилась в своего словоохотливого Ромео и потащила его к выходу из дома, пока он ещё что-нибудь этакое не ляпнул Дмитрию и не лишился затем головы. До Кирилла явно тут дошло, что он сболтнул лишнее. Зардевшись, он подхватил Аду на руки и, декламируя бессмертные строки, рождённые гением великого поэта:



вышел во двор. Идя на улицу, он громче, чтобы следующие за ним Таня и Дмитрий чётко услышали, продолжил:



Кирилл широко улыбался, а Ада дышать перестала, вытаращилась на него с диким ужасом. Он ловко открыл калитку и, шагнув со двора, возвышенно закончил: «О плотва, любовь всей жизни ты моя!» Тут Ада заржала как сумасшедшая и стукнула самодовольно улыбающегося Кирилла кулаком в лоб.

«Здорово сказал! Настоящий рыбак!» - восхитился Дмитрий. Таня нервно засмеялась. Посадив Аду в машину, в которой никакими друзьями даже не пахло, однако на заднем сиденье лежали полные хозяйственные сумки и несколько сложенных телескопических спиннингов, Кирилл раньше, чем его спросили, пояснил: «За друзьями я должен заехать». Садясь за руль, он предупредил, что с рыбалки они вернутся после обеда. Дмитрий пожелал им ни хвоста ни чешуи! Таня со смешанным выражением на лице тревоги, радости, заботы и протеста сказала: «Если будет хороший клёв, можете и послезавтра утром вернуться»! Ада с выступившими слезами на счастливых глазах молвила: «Спасибо, мамочка»! Кирилл с радостью выпалил: «Хорошо! Уверен, клёв будет что надо! Новичков рыба любит!» И они уехали.

Разумеется, ни за какими выдуманными друзьями Кирилл не поехал, а погнал сразу на водохранилище, на их сказочный изумрудный пятачок. Помимо упоительных многих минут занятий любовью они купались, наслаждались задушевными разговорами у костра, дурачились и на самом деле ловили рыбу. Эти две ночи и один день Ада словно провела в Эдеме. Вернулась она домой со скромным уловом, но бесценным, богатым багажом прекраснейших эмоций, чувств, воспоминаний, чудеснейших впечатлений. Несколько часов она с улыбкой от уха до уха, энергично жестикулируя, рассказывала Дмитрию и маме, как потрясающе провела время, поведала о её с Кириллом невинных весёлых рыбацких приключениях, парой слов вскользь упомянув про якобы бывших с ними друзей, что они скучные и неудачники оказались. То ли дело они – озорные фартовые рыбаки. И щука у них метровая с крючка сошла у самого берега, и рак огромный злющий за указательный палец Кирилла тяпнул, и она сотню жирных окуней наловила, да жалко их стало, таких красивых, полосатых, и отпустить решила, и много ещё чего приключилось… С той поры Ада сделалась заядлой поклонницей рыбалки в компании Кирилла – мастера прикорма. Пока не начались холода, они каждую неделю, как по закону, на двое суток пропадали, сбегая от всего мира в свой райский уголок. А в январе Аде, парящей в небесах, одно крыло подрезал Дьявол…

---

Бета: Lisbet_Salander