ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

Белла

Мой сон сменяется.

Сначала мне снится Джеймс: что мы снова вместе, а я требую от него ответов и выдвигаю больше обвинений. Он приходит в квартиру Роуз за мной, и его нос все еще кровоточит, кровь капает прямо на ее светло-бежевый ковер, и Розали кричит и угрожает ему вызвать полицию, когда как он загоняет меня в угол, прижимая к стене. Он требует знать, почему я переспала с Эдвардом, а не с ним. Он не открывал для меня двери, пока мы встречались? Разве не водил меня ужинать бесчисленное количество времени?

Затем приходит Эдвард и встревает с Джеймсом в перепалку, но их столкновение недолгое. Джеймс исчезает в пучке дыма, растворяясь в туманном воздухе, окружающем меня.

Внезапно Эдвард рядом со мной, и он извиняется снова и снова, предлагая мне все объяснить, но ничто из этого не имеет смысла. Он продолжает говорить об Урсуле.
– Я сказал Эммету не забирать ее у тебя, – сердито произносит он. – Она была твоим спасательным кругом. Она бы защитила тебя от Джеймса.

Интересно, как бы это могло произойти, мой лоб хмурится от глубокого смятения.

– Но нет, он забрал ее, – продолжает Эдвард. – А все это можно было предотвратить.

Я озадачена его логикой, но решаю не спорить с ним, когда он так сердит.
– Прости, Белла. Прости. Я должен был что-то сделать. Я должен был остановить его.

Его присутствие столь реально; я ощущаю ткань его одежды своими пальцами, чувствую его запах своим носом, слышу его голос собственными ушами. Все мои чувства возбуждены им, простым его естеством, и из-за этого мой сон кажется самым реалистичным на свете.

Я ощущаю, как возвращаюсь назад в сознание, и отчаянно борюсь с этим. Я скучаю по Эдварду, так сильно, что я бы забрала его в свои сны, если это единственное, что я могу получить.

Но мои глаза открываются, и я моргаю. Здесь темно – я ни черта не вижу, пока мои глаза не привыкают – но я все еще слышу его голос; я все еще ощущаю запах моющего средства прачечной, которой он пользуется, и его лосьона после бриться. И кажется, у меня глюки.

– Эдвард? – шепчу я. Я чувствую, как кто-то смещается около меня – кто-то, с кем я позволила себе лишнее, прижавшись к нему – и мое сердце тут же начинает мчаться вскачь.

– М-м? – следует ответ, и я откидываюсь назад, чтобы увидеть его лицо. Его голова поворачивается так, чтобы он мог видеть меня, его глаза драматично расширяются, когда его взгляд встречается с моим.

– Что ты здесь делаешь, Эдвард? – спрашиваю я. Мой голос немного охрипший, не передающий все мои эмоции, что я испытываю. Они переполнены одним преобладающим чувством.

Неверием.

Я все еще сплю?

Я ощущаю, как тело Эдварда напрягается рядом со мной – слышу, как его дыхание сбивается – и знаю, что все это слишком оживленное, чтобы быть сном. Но что он здесь делает? И, боже правый, как он только смог пройти мимо Роуз? Она еще жива?

– Ты проснулась? – осторожно спрашивает он.

Мгновенно я чувствую себя так, словно мною воспользовались. С какого это перепуга он решил, что просто может пообжиматься со мной, пока я сплю? Разве он не в состоянии понять намек?

Он медленно отодвигается от меня, вероятно стыдясь оказавшейся ситуации, и я также стыдливо ощущаю отчаяние во внезапной утрате контакта между нами. Что это со мной за чертовщина?

Однако я не позволю ему это увидеть. Вместо этого забиваюсь подальше от него, желая вызвать в себе каждую унцию гнева, которую могу найти. Но я все еще утомленная от обезболивающего, несмотря на болезненную пульсацию в своем запястье; поэтому я могу только ощутить шок, облегчение и удивление, осознав, что он здесь со мной снова.

Не должна ли я беситься из-за того, что он здесь? Или даже разъяриться? Я так упорно работала над тем, чтобы держаться с ним на расстоянии. Теперь все это без толку.

– Да, проснулась, – отвечаю я. Мой голос все еще хриплый ото сна, и я спешу прочистить горло.

– М-м… ты слышала все, что я сказал? – медленно спрашивает он. Кажется, он нервничает, и он не совсем уверен в своем вопросе, отчего я хмурюсь, задумываясь, не нес ли он ту чепуху про кошку.

– Про Урсулу?

– Что? – Теперь он сбит с толку. – Нет, я не говорил ничего об Урсуле.

– Оу. – Полагаю, что мое подсознание просто само вставило этот фрагмент в его монолог. Я правда скучаю по этому зверю.

– Белла, можем мы поговорить? – отчаянно просит он. – Я просто хочу, чтобы ты знала все. Как только мы закончим, я уйду. Обещаю.

Боже, а он настойчив. Я все еще не совсем уверена, как он вошел сюда. Это будет преследовать меня всю жизнь, если я откажусь выслушать его теперь? Цветы, записки, неожиданные визиты – это его фишка?

Мне нужно больше времени, чтобы подумать. Я все еще не уверена в своих мыслях. Мои чувства к нему слишком сильны. Смогу ли смотреть на вещи объективно и принять разумные решения относительно нас, когда это отчаяние во мне – эта неподдающаяся контролю тоска – умоляет меня выслушать его и позволить ему остаться, исправить все между нами, несмотря на то, чего это будет нам стоить?

– Я поговорил с Джеймсом, – говорит он, прерывая мои мысли. Я напрягаюсь при простом упоминании имени Джеймса. – Белла, ты действительно сказала ему те вещи?

Я колеблюсь, задумываясь, нужно ли мне все отрицать, но из этого и состояли все наши отношения. На лжи и отрицаниях.

– Да, – тихо признаю я.

– Почему ты сделала это, Белла? Он мог что-то тебе сделать…

Он смотрит на мое уродливое посиневшее запястье, которое, кажется, словно собирается разорваться на части с каждой болезненной пульсацией в моей руке. Мне нужно больше обезболивающего, но я не позволю себе принять его прямо сейчас. Нет, если мы собираемся поговорить.

– Я хочу знать, что случилось. – Его слова – слабый отголосок требования. Он знает, что я ни черта не должна ему говорить.

– Я сказал ему, что ты выиграл пари, – наконец говорю ему я.

– Почему?

– Не знаю, – честно говорю я. – Я была просто захвачена врасплох, и я… я ненавижу его, хорошо? – Я хочу сказать, что ненавижу Эдварда тоже, что ненавижу их обоих за это пари, но мои губы не могут даже сформировать эти слова. – Я не хотела, чтобы он победил, несмотря на дурную ставку, которую вы поставили. Не знаю, почему я сделала это, я просто… так сделала.

Он громко вздыхает и потирает глаза пальцами. Жаль, что я так плохо вижу его в этом тусклом свете.
– Прости меня, Белла, – печально произносит он. – Вероятно, это была самая глупая вещь, которую я сделал. Пожалуйста, просто позволь мне объяснить.

Я дарю ему слабую, мрачную улыбку.
– Эдвард, все в порядке. Я тоже проделала несколько дерьмовых вещей. Но я покончила с этим. Мы можем просто забыть об этом и двигаться дальше, – лгу я.

Его глаза широко распахиваются.
– Я не хочу забыть об этом, – говорит он. – Я хочу все объяснить. Я хочу попытаться и все исправить.

– Зачем? – любопытствую я, мой тон жесткий и, может, немного слишком громкий. – Эдвард, ты выиграл. Все кончено. Ты получил то, что хотел.

– Не этого я хотел, Белла, – говорит он, а затем стонет. – Я не хотел проиграть, признаю это. Но если ты позволишь мне объяснить, тогда возможно ты поймешь, почему.

– Почему ты так стараешься, Эдвард? Боже мой, я прицепила тебя наручниками к спинке твоей же кровати и оставила там одного, – раздраженно выдаю я.

– Я заслужил это, – быстро отвечает он.

– Никто не заслуживает такого, – возражаю я. Это был столь глупый поступок. И насколько незрело я себя вела!

– Мы можем поговорить об этом позже, если захочешь, – говорит он, явно упуская всю суть. – Просто дай мне пять минут.

Я вздыхаю, поворачивая голову так, чтобы я увидела будильник на тумбочке. На часах восемь двадцать шесть.
– Ладно. Пять минут.

Он облегченно вздыхает.
– Спасибо, Белла. Спасибо тебе больш…

– Ты тратишь свое время, – перебиваю его я, ощущая неловкость от его благодарностей. Я не заслуживаю их. Я должна была дать ему шанс объясниться еще несколько дней назад, если так он этого хотел, особенно после моих сумасшедших трюков с шарадами и наручниками.

– Точно. – Он кивает и откашливается. – Не знаю даже, с чего начать, – нервно говорит он. Я приподнимаю брови, тихо ожидая. – Ладно, ну мы с Джеймсом в средней школе были друзьями. Он был нормальным парнем, пока мы не перешли в старшую школу. Потом он стал… распущенным, можно так сказать. – Его глаза вновь нервно поглядывают на меня, пока он оценивает мою реакцию, но я остаюсь безучастной. – Он всегда был одержим моей сестрой Элис. Он никогда не говорил мне об этом, но однажды она устроила дома вечеринку у бассейна, пригласив туда несколько своих друзей. Она была снаружи в купальнике, и я заметил, как он глазеет на нее. Белла, на его лице отражалось это отвратительное выражение. А ей только исполнилось четырнадцать. Так что позже я открыто поговорил с ним об этом, а он повел себя так, словно не имеет понятия, о чем я. Но когда я сказал ему держаться от нее подальше, он начал защищаться. Он сказал мне, что если она захочет делать с ним что-нибудь, то это будет ее дело, что она уже достаточно взрослая, чтобы принимать подобные решения. Но ей, черт возьми, было только четырнадцать.

Он проводит ладонью по волосам с неприкрытым чувством волнения или отвращения, я не уверена. Он даже не смотрит на меня.
– Тогда в один день я застал ее, флиртующей с ним. Она была такой маленькой, а он был моим другом – она ведь не знала, – говорит он, как будто защищая ее от невысказанного обвинения. – Так что я поговорил с ней, сказал ей не связываться ним. Рассказал ей, какой он и как он обращается с девушками, и, конечно, как только старший брат сказал ей не делать что-то, ей захотелось делать это еще больше.

Он смотрит на меня с молящим выражением на лице, и я ощущаю подступающую тошноту в преддверии того, что он скажет дальше.
– Она пошла с ним на вечеринку за моей спиной, – признается он. – Каждый раз, когда я пытался заговорить с ней об этом, она отталкивала меня и отдалялась. Я попросил Карлайла поговорить с ней, но он отрицал, что что-то здесь происходит. Я неоднократно угрожал Джеймсу. Но у меня не было доказательств, что действительно происходит что-то плохое. Джеймсу тогда было шестнадцать, почти семнадцать…

Он тяжело вздыхает.
– Потом когда-то она пришла домой расстроенной и ушедшей в себя. Она впала в депрессию и не разговаривала со мной. По сей день она все еще не рассказывает мне все. Мне пришлось все узнать от ее парня Джаспера, – горько произносит он. – Джаспер – первый мужчина, которому она доверилась за эти года. Но потом объявился Джеймс, поговорил с Элис и оставил ей несколько угрожающих сообщений с неизвестных номеров. Наконец она послушала нас и получила охранный ордер, но однажды она пришла домой и увидела его в доме. Карлайл и Эсми уехали из города на медицинскую конференцию, а я больше там не жил. К счастью, она сбежала до того, как он смог что-либо сделать, но она в истерике позвонила Джасперу и сказала, что ей страшно жить в с ним поблизости. Что охранный ордер всего лишь кусок бумажки и что он может добраться до нее, если действительно этого захочет.

Он делает паузу, расстроенным взглядом осматривая меня.
– И, знаешь, она права, – соглашается он.

Я чувствую так, словно я замерла, неспособная даже кивнуть.

– Поэтому она переехала в Сан-Франциско. Она сделала это, чтобы сбежать от Джеймса. Она поместила между ними почти тысячу миль – между нами. И Джаспер, благослови его Господь, собрался и уехал с ней.

Все это очень сложно понять. Мне противно, что я позволила этому психопату засунуть язык себе в рот. Но он не казался такой дрянью до самого конца. Фактически он отхлестывал комплименты и даже время от времени был джентльменом.

Но всегда было что-то… не так. И был тот один вечер. Тот один вечер, когда он попытался зайти в наших отношениях дальше, а я остановила его. Он разозлился и рассвирепел, но позже извинился и скинул все это на тяжелый долгий день.

Как я могла быть такой глупой?

– Эдвард, я сожалею, – шепчу я. Я не уверена, как все это связано с пари, но в любом случае они оказались в ужасной ситуации.

Эдвард продолжает объяснять:
– Когда они только начали встречаться, очевидно, он сделал несколько… снимков… с ней. – Он сжимает зубы, выдавливая фразу. – Не думаю, что она как-то задумывалась об этом – может, она полагала, что их у него больше нет? Не уверен. Но прямо перед тем, как она переехала, он кинул их ей в лицо, угрожая разослать их всем и каждому. Когда она рассказала о них Джасперу, он взбесился. И имел на это полное право. То есть, боже, если бы я узнал… – Его голос срывается, но он быстро сдерживает себя и продолжает рассказывать свою историю. – Джаспер пришел к Джеймсу посреди ночи, пока его дома не было, и ворвался к нему. Он перерыл всю квартиру, пытаясь найти их, и в итоге все же их нашел. Слава всем богам. – Он смотрит на меня стеклянным взглядом. – Элис было всего, черт побери, четырнадцать лет, когда он сделал те снимки, – сердито повторяет он.

Я могу только беспомощно кивнуть.

– Видимо, кто-то из друзей Джеймса заметил его, потому что он довольно быстро вычислил, что это был Джаспер. Через несколько дней Джаспера тормознули на дороге. У копа был ордер на обыск его машины, и в его бардачке нашли старинное бриллиантовое ожерелье стоимостью в тысячи долларов.

Я в ожидании задерживаю дыхание.

– Оно принадлежало Джеймсу, – подтверждает Эдвард. – У него были на это документы и прочее. Он сообщил о пропаже ожерелья в день, когда его дом взломали. Конечно же, Джаспера арестовали. Элис в истерике позвонила мне, и нам удалось внести за него залог, так как это было его первое нарушение.

– Он на самом деле не крал его, да? – ошеломленно спрашиваю я.

– Боже, нет! – испуганно выкрикивает Эдвард. – Белла, это была подстава. Джеймс подал в суд. Он сделал это, чтобы добраться до Джаспера. И Элис.

– Джаспера признали виновным?

– Мы все еще ожидаем суда, – отвечает он. – Адвокаты немного растянули дело.

Я киваю, как будто понимаю, ведь на самом деле я только сильнее запутываюсь. Я понятия не имею, как работают эти вещи.

– Но что с фотографиями? – спрашиваю я. – Разве нельзя их использовать против Джеймса? Уверена, если Элис даст показания…

– Фотографий больше нет, – перебивает Эдвард. – Она избавилась от них в момент, когда получила их в руки. И она совсем не хочет выставлять их всем на показ. Она не хочет, чтобы весь город думал об этом, как только они услышат фамилию нашей семьи. И можешь ты ее винить в этом? В тот вечер в клубе я был пьян, Белла. – Его голос полон раскаяния, и часть меня думает, что это не оправдание. Но затем я вспоминаю тот вечер, когда я написалась и позвонила ему, выставив себя полной идиоткой, поэтому я тут же понимаю, что не мне его судить.

– Ладно, – слабо выдавливаю я.

– Это не оправдание, но я тогда правда думал не совсем ясно. Я столкнулся с ним в уборной, и он просто продолжил порождать вражду между нами. Он говорил и говорил о девушке, которая не хотела спать с ним, а я только хотел сбежать оттуда прежде, чем я разукрашу ему физиономию и буду арестован. Но потом он сказал, что наверняка ты не переспишь и со мной. И сначала я его послал, Белла. Клянусь, что сделал это. Но затем он спросил меня, есть ли что-нибудь, что я хотел бы от него, а я мог только думать о том, что хотел бы, чтобы он оставил Джаспера и мою сестру в покое – снял обвинения и никогда больше с ними не контактировал. Я, черт возьми, ненавижу то, что Элис не чувствует себя полностью в безопасности, когда приезжает навестить родителей. Белла, она уже через столько всего прошла. Ей не нужно это дерьмо.

Теперь он злится, его глаза сужены и метают искры. Я замечаю, как его кулак крепко сжимается в тусклом свете комнаты.

– И Джаспер тоже этого не заслуживает. Он хороший парень. Он не сделал бы Элис ничего плохого. Я был пьян, – отчаянно повторяет он. – Он сказал, что та девушка была в клубе. Тогда это мне не показалось чем-то сложным, Белла. Я подумал, что любая девушка, которая обратила внимание на Джеймса – любая девушка, которая часто посещала клубы как этот – вероятно, все равно была гулящей.

Я ахаю, услышав его обвинения.
– Да, и именно такие глупые мысли я ожидала от кого-то, кто заключил подобное пари, – сердито произношу я. – Тебе когда-нибудь приходило в голову, что твоя сестра обратила на Джеймса внимание? И что даже если мы с ним и встречались, то никогда не занимались сексом?

Он вновь проводил ладонью по волосам. Скоро он и вовсе вырвет их с корнем.
– Знаю, – говорит он. – Но я не думал рационально. Я был пьян и не в своем уме. Я жаждал переиграть Джеймса любым возможным способом.

У меня нет слов, поэтому я молчу. И что мне вообще сказать? Что ничего страшного, что он поимел меня, потому что был пьян?

– Знаю, это не оправдание, – снова повторяет он, и я расслабляюсь, слыша, что он согласен. – Но я хотел, чтобы ты, по крайней мере, знала почему. Я никогда бы не сделал что-то подобное за деньги, Белла. Или за любое другое имущественное владение. Если бы я так не жаждал помочь своей сестре, то не сделал бы этого.

Я вздыхаю, поднимая правую ладонь, чтобы смахнуть выбившуюся прядку волос с лица, но ужасная боль пронзает мою руку, когда я это делаю. Я гримасничаю и дергаюсь, чтобы встать с кровати.

– Уходишь? – с тревогой интересуется Эдвард.

– Нет, Эдвард, – говорю я, снова вздыхая. – Моя рука очень болит. Мне нужен хотя бы «Тайленол».

– Я принесу, – быстро говорит он и уходит прежде, чем я могу возразить.

Он возвращается несколько минут спустя с двумя «Перкоцетами» и стаканом воды, но я качаю головой, когда он пытается дать мне их.
– Не хочу, – говорю я. – Я не смогу сосредоточиться.

– Тебе нужно что-то посильнее «Тайленола», Белла, – хмурится он. – И все равно мне осталось немного. Скорее всего, уйду к тому времени, когда таблетки начнут действовать.

Грудь сжимается при мысли об его уходе. Я не могу понять, почему я все еще так сильно жажду его присутствия. Очевидно же, что вместе мы притягиваем неприятности, так почему же мое подсознание постоянно возражает тому, что является правильным решением?

Я неохотно забираю таблетки из его рук.
– Ладно, – тихо произношу я. – Но тебе придется сразу же уйти. Я не могу находиться рядом с тобой под действием таблеток.

Он улыбается, но улыбка исчезает так же быстро, как появляется.
– Прости меня, – говорит он.

– Ты уже извинялся. – Мой тон легкий, немного шутливый, но в сложившейся ситуации нет ничего смешного.

– Не за это – ну, да, за это – но и за все остальное. Я должен был все сделать по-другому. Я лгал тебе целые две недели. А всего лишь я должен был рассказать тебе, но я боялся, ну… всего. Знаю, все так запутанно, но я правда не хотел проигрывать. Я бы отдал Джеймсу все что угодно, лишь бы он оставил Элис в покое. Я не хочу, чтобы она боялась приезжать домой.

– Но как она узнает об этом? – интересуюсь я. – Она все еще будет бояться…

– Я скажу ей, – перебивает он. – Я собираюсь все ей рассказать. Вероятно, она взбесится. Ты ей действительно понравилась. Может, она позвонит тебе, так что можешь не брать трубку.

– Она поверит тебе?

– Наверное, – тихонько выдыхает он, выглядя немного неуверенным. – Белла, мы вместе прошли через многое. Но сейчас мы ближе чем когда-либо. Думаю, она наконец понимает, что я всегда все делаю в ее интересах. Всегда делал. И я никогда не лгал ей…

Он затихает, стыдливо встречаясь со мной взглядом, и не продолжает.
По крайней мере, он всегда был честен с ней, думаю я, но затем стыжусь своих слов. Я была такая же «честная» по отношению к нему.

– Что получил бы Джеймс, выиграй он пари? – спрашиваю я. Миллион тревожных возможностей наводняют мой разум. У меня нет точных идей, какие противные вещи такой ненормальный как Джеймс мог бы возжелать.

Могу только надеяться, что Эдвард не наобещал ему что-то, связанное с Элис.

– Совладение компанией, – бормочет он. – Вообще-то… он хотел владеть контрольным пакетом акций.

Если бы у меня была во рту вода, то я, конечно же, подавилась бы и умерла. Я ощущаю, как один шок сменяется другим.
– Владеть контрольным пакетом акций! – ошеломленно выкрикиваю я. – И ты согласился на это? Что, черт возьми, подумал бы твой отец? Разве это и не его компания?

– Это моя компания, – надменно произносит он. – Уже много лет.

– Думаю, это самая бессмысленная вещь, которую я когда-либо слышала, – говорю я. Возможно, я немного резка, но он определенно заслуживает этого.

– А я и не отрицал. – Его тон звучит так, словно он немного оскорблен.

– Так какого черта, Эдвард? Если бы я не сказала Джеймсу, что мы занимались сексом, он законно бы владел твоей компанией прямо сейчас?

– Ему все еще нужно было бы купить свою долю…

– У меня нет слов, Эдвард.

– Белла, я был пьян. Я отвратителен, когда выпью. Поэтому я редко пью. И я сделал ошибку.

– Это довольно серьезное основание, чтобы делать это официальным соглашением, ты так не думаешь? Соглашение, заключенное по пьяни, действительно особо ничего не значит.

Эдвард фыркает.
– Попытайся сказать это Джеймсу. Если бы я попытался отказаться, наверное, он начал бы приставать к Элис еще сильнее, чтобы только досадить мне.

– Ты не должен был втягивать ее в это, – тихо выдавливаю я, и он стонет, снова потягивая ладонью свои волосы. Теперь на его голове милая взъерошенность.

– Не знаю, зачем я сделал это, – говорит он. – И я не ожидаю, что ты поймешь. Но я подумал, стоит попытаться. Думаю, ты заслуживаешь все знать.

Кажется, он искренен. На этот раз я не сомневаюсь в его искренности.

Но что теперь? Он все мне рассказал. Я знаю всю историю. И в то время как она не настолько плоха, как первоначально думалось, между нами все равно нет ничего, кроме двух недель, построенных на лжи и обмане.

Я бы хотела забыть обо всем и начать все заново. Я хотела бы провести ладонью по его волосам, избавить его прекрасное лицо от хмурой маленькой полоски беспокойства между его бровями. Я бы хотела провести с ним ночь, а потом дни и день за днем.

Но я все еще не знаю, хорошо ли это для меня – хорошо ли для нас. И что еще более важно, я даже не знаю, хочет ли он этого. Из того, что все мне говорили, он не вступал в серьезные отношения уже несколько лет. С чего бы ему теперь меняться?

– Полагаю, мне пора, – говорит он со вздохом. – Знаю, наверное, ты устала.

Но когда он встает, чтобы уйти, мое тело действует без моего ведома, и внезапно я отчаянно хватаюсь за его руку. Его удивление отражает мое собственное, и несколько мучительных моментов мы просто смотрим друг на друга, оба пытается выяснить, что за херня происходит между нами.

– Я… – Я пытаюсь сказать хоть что-то, но слова полностью покинули меня. Я выпускаю его руку. – Прости, – бормочу я.

– Не надо, Белла. Хочешь поговорить о чем-то еще?

Он смотрит на меня с испугом и надеждой.

– Нет, – говорю ему я. Мое сердце несогласно, но оно неспособно помешать словам, вылетающим из моего рта. – Эдвард, мне нужно подумать обо всем какое-то время. Но спасибо за то, что все мне рассказал. Я верю, что теперь ты честен со мной… – Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я быстро перебиваю его: – И спасибо за это. Я тоже не была с тобой честна. Я была глупа. Я просто должна была сказать тебе, что обо всем знала, как только узнала об этом, но у меня появилась эта гениальная идея, что я могу повеселиться все это время. И это было тоже неправильно. Прости меня.

Он печально мне улыбается. Но могу сказать, он оценит то, что я только что сказала.
– Спасибо, Белла. И ты прощена.

Я изумлена его словами. И я жажду больше всего на свете, что я могла бы сказать то же самое в ответ – что я могла бы так легко простить его.

Но он рассказал мне так много; мне нужно все обдумать. Сейчас я не могу размышлять обо всем. Он все еще мне нравится – бесспорно, очень сильно – но я даже не уверена почему. Я не могу объяснить это неоспоримое притяжение к нему.

– Спасибо, Эдвард, – шепчу я.

Он наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня в лоб, касание столь легкое и невесомое, что я задумываюсь, не почудилось ли мне это. Так же быстро, как мои глаза закрылись, момент закончен.

Следующие несколько секунд – те, за которые он выходит из комнаты – кажутся самыми весомыми в моей жизни. Прежде у меня никогда не было такой болезненной, неприятной пустоты в груди. Потому что вот оно – больше у него нет причин связываться со мной. Записки, звонки, сообщения и цветы пропадут.

Может, я никогда не увижу его снова, и этого достаточно, чтобы заставить меня открыто рыдать в темной комнате.

Наконец забегает Роуз и робко предлагает мне ужин. Я отказываюсь, рассеяно задумываясь, захочу ли я когда-нибудь снова такие приземленные вещи как еда.

Я просто лежу, благодарная за то, что Эдвард все же убедил меня принять «Перкоцет». Таблетки устраняют боль, позволяя вместо нее появиться оцепенению. Они позволяют мне уснуть задолго до того, как у слез появляется возможность высохнуть на моей коже.

Перевод: Rob♥Sten