Я третий день питалась одними пельменями и мне, если честно, уже надоело. Пельмени были, конечно, вкусные, но после двух порций в день их вкус начинал вызывать тошноту. Поэтому в этот вечер я достала из буфета пачку макарон и внимательно вчиталась в инструкцию. Меня переполняла гордость. Я взрослая, самостоятельная девушка, способная позаботиться сама о себе. Я смогу сама сварить макароны. САМА! Я уже положила на подоконник мобильный телефон, чтобы позвонить маме, как только макароны будут готовы и похвастаться. Домашний телефон не работал со вчерашнего дня (какие-то психи украли кабель. Интересно, а как они прогрызли землю, которая промерзла метра на полтора?).
Я внимательно перечитала инструкцию по приготовлению несколько раз. «Изделия засыпать в кипящую воду и варить на слабом огне до готовности. В первые 2-3 минуты варки необходимо перемешивать». Ну, это мы легко. Точно так же все и с пельменями. Но написанное ниже меня насторожило: «На 100 грамм сухого продукта берется не менее одного литра жидкости. Мы рекомендуем на 1 литр добавить 10 грамм соли (1 столовая ложка без горки)».
Последнее, наверно, было уточнено для таких, как я, потому что я начала впадать в панику. У меня были большие проблемы с глазомером, и сделать что-нибудь на глаз я не могла. А если делала, то получался какой-то бред. А что, если я не долью воды? Или перелью? Ведь тогда, наверно, все пригорит… или не проварится. Мамочки, как же все сложно!
Я чувствовала себя полной дурой, когда в панике забегала по кухне в поисках какого-нибудь измерительного предмета. В конце концов, я нашла пустую бутылку из-под минеральной воды. Бутылочка была совсем маленькая – по 0,25 л, и поэтому я, подсчитав, налила в бутылку воды, вылила ее в кастрюлю и повторила эти действия еще 3 раза. Замечательно, теперь у меня есть литр воды. Кастрюля, правда, оказалась наполнена до краев, и я поняла, что она слишком маленькая. Пришлось искать что-нибудь поменьше. Как же мама варит макароны в совсем маленькой кастрюле?
Перелив воду в большую кастрюлю, я задумалась над следующим вопросом. Как мне измерить 100 г макарон? Весов у меня не было, лишь бутылочка из-под минералки, а перевести литры в граммы я не могла. Минут пять я мучилась, но вскоре не выдержала и позвонила маме. Ее телефон был недоступен. Вот не везет…
Вскоре я ужасно проголодалась и, разозлившись на изготовителей макарон, вылила свой литр воды в раковину. На ужин опять буду пельмени!

Вечером папа приехал не один. Вместе с ним к нашему дому подъехала еще зеленая «нива», из которой вылез парень примерно моего возраста и полный мужчина в ярко-оранжевой куртке. Придется сварить еще пельменей. Судя по всему, у нас гости.
Мужчина в оранжевой куртке передвигался на инвалидном кресле – я тут же задалась вопросом кто он такой. Оказалось, что это старый папин друг, которого я видела несколько раз, приезжая в Малую Дубну. Дядя Слава был украинцем - братом по несчастью (по славянскому происхождению то есть). Дядя Слава был просто образцовым украинцем, таких сейчас только в кино можно увидеть. У него был громкий, как у трубы голос, он любил сало (которое, кстати, он в этот вечер привез для меня) и он часто повторял потрясающее «шо». Я плохо помнила дядю Славу, но когда он, притянув меня к себе, расцеловал в обще щеки и зычным басом проговорил «гарна дивчина выросла», я сразу прониклась к нему теплыми чувствами. Было как-то очень приятно думать, что, несмотря на то, что ты здесь никого не знаешь, многие люди относятся к тебе хорошо.
Вместе с дядей Славой приехал его сын – Андрей. Он был высоким темноволосым парнем с наивно-добродушным выражением лица и потрясающими голубыми глазами. Честное слово, я никогда прежде не видела людей с такими ярко-голубыми глазами. Андрей, как мне показалось, немного стеснялся своего отца и его вечных «шо», но меня это даже забавляло. Я провела всю компанию на кухню и поставила на стол большую тарелку с пельменями. Ренат и гости расселись вокруг стола, включили телик и начали лопать. Я распиралась от гордости, чувствуя себя настоящей хозяйкой. Мамочки, я накормила троих человек! Я побила мой жизненный рекорд.
Как оказалось, дядя Слава и Андрей жили в деревне неподалеку. Я даже запомнила название этого места – Поточино. Поточино, судя по рассказам, было еще большей деревней, чем Малая Дубна, зато там можно было купить свежее молоко, яйца и «а шо, у нас и сало скоро свежее будет, ты только попроси», как сказал дядя Слава. В Поточино жило неисчисляемое количество родственников дяди Славы и Андрея. Можно было подумать, что сюда переехала вся их украинская родня. Когда отец и дядя Слава отправились в гостиную смотреть хоккейный матч, мы с Андреем остались на кухне одни. Я мыла посуду, а он вытирал ее. Моя самооценка резко поползла вверх. Я не только прекрасный кулинар, но еще и слежу за порядком в доме. Эх…
Оказалось, что мы с Андреем вместе играли в детстве, когда я приезжала к отцу, и теперь я начала припоминать, что какой-то темноволосый мальчишка один раз высыпал мне на голову ведерко песка и отобрал мою красную лопаточку. Уж не Андрей ли это был? Я напрямую спросила у него, он ли так бессовестно поступил со мной, и парень, задорно засмеявшись, подтвердил мои опасения.
- Только ты почему-то забыла, что за пять минут до этого ты дала мне в глаз этой самой лопаточкой, - улыбаясь, добавил он.
Уехали они, когда было уже довольно поздно. Дядя Слава долго уговаривал меня приехать к ним на неделе, и не успокоился, пока я не принесла торжественное обещание навестить их на выходных. «А шо, если папка занят будет, так ты на автобусе приезжай. Тут остановка недалеко. А Андрей тебя в деревне встретит. Тут через одну остановку всего».

В школе меня появились поклонники, причем сразу несколько. Первым из них был Сережа, который, несмотря на мои протесты (может, мне стоит как-нибудь прихватить с собой в школу веревку, связать его и оставить там?) каждый день провожал меня до дома.
- Да я не заблужусь, ты не боись, - не выдержав как-то, сказала я, но он, кажется, юмора не понял.
Вторым моим воздыхателем был Леня Кравцов. Честное слово, я даже толком не говорила с ним, но он почему-то решил, что я в него влюблена. Леня был долговязым парнем, а его лицо представляло собой биологическую катастрофу. Чернобыль по сравнению с этим был сказкой на ночь.
Третьим – и, слава богу, последним – был Ашот, подозрительное лицо кавказской национальности.
Мне поклонники не приносили ничего, кроме проблем, потому что мои одноклассницы возненавидели меня всей душой, когда на завтраке в столовой Сережа и Ашот десять минут толкались, борясь за свободный стул рядом со мной. Выглядело это забавно, но жалко. Я готова была под землю провалиться, когда это происходило, а девчонки сжигали меня взглядами, полными зависти и ненависти. Господи, я попала в дешевый бразильский сериал! Честное слово, я не понимаю, почему на моей скромной персоне сосредоточено все внимание местных парней. Мне этого совсем не нужно.
Толкотня у стула закончилась, когда прозвенел звонок на урок, и нам пришлось уходить из столовой. При этом у Ашота было такое лицо, что мне казалось, он сейчас схватит ложку (благо, вилок и ножей нам в столовой не выдавали) и закричит «Зарэжу!!!». Заметив, в каком он состоянии, я подошла и посоветовала не нервничать. «От нервов классно галстуки помогают, - посоветовала я. – Пожуй и успокойся».
Ашот тоже не понял моего юмора. Я начала задумываться над тем, что у меня его просто-напросто нет.
Почти сразу после начала занятий в новой школе я заметила, что Насте нравится Сережа, и она порой ведет себя как полная дура, лишь бы понравиться ему. Она смеялась над его шутками (даже если они попахивали нафталином), соглашалась со всем, что он скажет, и каждый удобный случай использовала, чтобы выразить ему свой собачий восторг. Глупо. Глупо и нелепо.
У Ашота тоже была воздыхательница, но она в отличие от Насти не хотела со мной общаться и каждый раз, когда я оказывалась невдалеке, поспешно уходила, бросив мне напоследок презрительный взгляд.
На физике я теперь сидела одна, потому что Эдвард с понедельника не приходил в школу, хотя его родственники ни разу не пропустили уроки (я следила за ними каждый день в столовой). Я даже начала скучать без Бероева, но, если честно, больше была рада тому, что он не приходит. Мне не хотелось вновь ловить на себе его взгляд полный ненависти. В общем, жилось мне без него куда спокойнее.

В пятницу вечером отец вернулся домой крайне раздраженный. Как оказалось, «какой-то козел на серебристом вольво» снова сбежал от гаишников. Отец не выдержал и решил устроить за ним погоню, но из-за жуткого мороза машина не желала заводиться. Ха, наша доблестная милиция снова проявила себя в геройском предотвращении возможной аварии!
- А номеров у этого вольво, что, нет? – спросила я, решив посочувствовать Ренату.
- Были бы, я этого козла давно нашел бы, - папа пробурчал несколько нецензурных слов себе под нос и, вспомнив обо мне, в очередной раз извинился. – Ничего, не долго ему осталось ездить мимо моего поста безнаказанно!

А в субботу в школу заявился Бероев. В этот день у нас как раз была физика, поэтому, увидев его в коридорах школы, я замерла на месте и несколько секунд не двигалась. Я внимательно смотрела на Эдварда, но он даже не взглянул на меня. Может, он все-таки не из-за меня не ходил в школу. Но я слишком хорошо помнила его взгляд, полный ненависти и презрения… никогда не забуду тот урок… Настя смотрела на меня, как на психопатку.
- Эй, ты чего? – спросила она.
- Иди без меня, я чуть-чуть задержусь, - сказала я и быстро побежала в кабинет ОБЖ. У меня был план. Как говорится, лучшая защита – нападение.
На физику я вбежала со звонком. Бероев уже сидел за партой и на меня не смотрел. Пристроившись рядом, я выложила свои учебники на парту, повесила сумку на стул и, достав из нее небольшой красный пакет, открыла его.
- Эдя, у меня для тебя подарок! – промурлыкала я Бероеву. Он повернул голову в мою сторону и, вытаращив глаза – типа «это еще и разговаривать умеет»?! – уставился на меня.
- Ну, Эдя, примерь! Уверена, тебе понравится! – сказала ему я. В руках у меня была ватно-марлевая повязка.
Эдик смотрел на меня, как будто я восстала из мертвых: это было смешение ужаса и недоверия. Странный он какой-то.
Некоторое время мы оба молчали. Он не знал, что ответить, а я наблюдала за его реакцией. Приторно-сладкая улыбка на моем лице постепенно исчезала, а глаза гневно сощурились.
- Ну что, мне освежитель воздуха притащить, или тебе и ватно-марлевой повязки хватит? Ты не стесняйся, обращайся, если что. Я и противогаз тебе могу достать, - сквозь зубы процедила я.
Бероев не отвечал. Кажется, никто еще с ним так не обращался, поэтому он не знал, как реагировать. Он молча смотрел на меня, и постепенно взгляд его из удивленно-недоверчивого становился холодно-презрительным.
- Давай помогу, - я протянула руки вперед, намереваясь завязать ватно-марлевую повязку вокруг головы Эди так, чтобы он задохнулся. Вот бы затянуть как можно туже…
Но Бероев в ту же секунду отпрянул от меня, и, резко вдохнув, отрывисто проговорил:
- Не. Приближайся. Ко. Мне.
Я сжала кулаки, пытаясь успокоить себя. Самовлюбленный, напыщенный баран.
- Что Эдя, боишься маникюр испортить, общаясь с простыми смертными? Ну, простите, ваше величество, что не угодила вам.
Он, как мне показалось, готов был убить меня. Эдвард смотрел на меня с такой ненавистью, что мне стало страшно. Тут к нам подошла учительница и поставила на парту банку с водой и стеклянную трубочку, полую внутри. С одной стороны трубочка была закупорена пластилином. Меня всегда восхищают приборы, используемые в российских школах при написании лабораторных работ (а как оказалось, мы должны были написать лабороторку, предварительно измерив давление, его влияние на воду и что-то еще. Я не особо парилась).
Заметив учительницу, Эдвард почему-то решил остаться на месте. Я отвернулась от него, открыла свою лабораторную тетрадку и принялась медленно выводить на полях сегодняшнюю дату. Бероев тем временем придвинул к себе банку и, опустив в нее трубочку, стал ждать, когда в нее наберется вода. На мой взгляд, так абсолютно бестолковое занятие. Физика – это бред! Скажите, где вам в жизни пригодится знание закона Клаперона-Менделеева?
Я уже в третий или четвертый раз обводила ручкой сегодняшнюю дату в тетради, когда Эдвард пододвинул мне банку.
- Подержи пока трубку, я посмотрю давление, - выдавил он.
Я подняла голову и посмотрела ему в глаза… они были карие… но я очень хорошо помнила, что они в прошлый раз были черными.
- Что с твоими глазами? – неожиданно даже для самой себя, спросила я. Вопрос вырвался у меня случайно, я не собиралась заговаривать с Эдвардом.
- А что с ними? – кажется, этот индюк тоже испугался.
- Они карие!
Эдвард был в смятении, и я не могла точно сказать, что его больше удивило: то, что я с ним говорю, или то, что его глаза карие.
- А какими они еще должны быть? – он судорожно вдохнул. У него что, астма? Так я могу ему на следующий урок еще и кислородную подушку притащить. Я уже живо представила, как я заставлю Эдю сесть в инвалидное кресло (можно будет одолжить у дяди Славы. А шо, жалко ему шо ли для доброго дела?), привяжу его к спинке, надену мешок на голову и спущу с лестницы до первого этажа. Может, если он полетает, то добрее станет, гуманнее. Сотрясение мозга и перелом парочки десятков костей может здорово изменить мировоззрение.
- Твои глаза были черными.
Бероев замялся. Кажется, он «не знал, что соврать», как сказала бы мама.
- Это… это флюоресценция, - произнес он.
Я вытаращила на него глаза, как свинья на мясорубку.
- Че-че? Не надейся, что я отвяжусь от тебя, услышав бред сумасшедшего из палаты номер шесть. Говори русским языком.
Я часто стараюсь быть грубее, чем я есть. Или же я думаю о себе лучше, чем я есть, поэтому порой люди смотрят на меня так, как смотрел на меня сейчас Эдвард. Это был взгляд из разряда «а это, детишки, свинкохрюк обыкновенный из семейства пупырчатых осьминогорогов».
- Ладно, соври, что у тебя линзы, - посоветовала я. Эдвард не двигался уже секунд пятнадцать, уставившись на меня.
- У меня линзы, - моментально произнес он. Странно, сейчас я почему-то совсем не ненавидела его, хотя все еще презирала. Ну не могу я хорошо относиться к высокомерным людям!
Эдвард протянул мне стеклянную трубочку, которую он все это время держал в руках, и я при этом случайно дотронулась до его руки. Бррр! Да он еще холоднее, чем наша морозилка! Не понимаю, как вода в банке до сих пор не замерзла?!
Эдвард отдернул руку, встал из-за парты и направился к барометру, который висел в другом конце кабинета.
Больше мы не разговаривали. Бероев только сказал мне, какое давление в комнате, и больше не произнес ни слова. Мы отвернулись друг от друга, и каждый упорно смотрел в свою тетрадь для лабораторных работ.
Когда прозвенел звонок, Бероев поспешно смылся из класса, сперев мою ватно-марлевую повязку. Так он еще и клептоман! Я хотела догнать его, но подумала, что, возможно, он просто все-таки не против носить повязку, но стесняется. Посмотрим на следующем уроке, надо будет захватить с собой фотоаппарат. Эдя в повязке – зрелище уникальное. Лучше – только Эдя в противогазе.
Вернувшись домой, я обнаружила, что Ренат уже вернулся. Странно, чего это он так рано?
- Саша, иди сюда! – крикнул он мне с веранды (а что это он делает на моей территории?).
Отец стоял рядом с оранжевым чудовищем, который пережил свои лучшие годы во времена всемирного потопа.
- Смотри, что тебе подарил Славка, - похвастался Ренат. – Конечно, не новый, но все еще в хорошем состоянии. Шины целые – я проверял. И звонок работает, - отец расплылся в улыбке.
Я осмотрела отцовское приобретение. Интересно, а зачем мне зимой велосипед?

Как я и обещала, в выходные я поехала в Поточино. Промерзнув полчаса на остановке (папа, конечно же, дал мне неверное расписание) я, наконец, села в автобус со зловещим номером 29. Номер, может быть, был и не зловещий, но вот автобус ехал через немогу. В воскресенье, видимо, узнав, что я поеду в соседнюю деревню, начальство автовокзала города Орехово-Зуево выделило самый дряхлый автобус из своего ассортимента. Я всю неделю видела, как по шоссе мимо Малой Дубны проезжал хороший новый автобус, но именно сегодня его заменил дряхленький пенсионер.
Через одну остановку (вся дорога заняла у меня не больше десяти минут) я вышла в Поточино. Мда-а-а… я, оказывается, жила в мегаполисе.
Деревня была довольно миленькая, но, если в Дубне можно было встретить трех-четырех этажные здания, а деревня между моим поселком и Поточино была застроена нехиленькими домиками, на которые мне пришлось бы копить несколько жизней, то Поточино было деревня деревней.
На остановке меня встретил Андрей. Увидев меня, он заулыбался, показывая мне челюсть.
- Привет, - он помахал мне рукой, когда я выходила из автобуса. – Я, если честно, не ожидал, что ты приедешь.
- Почему? – не поняла я. – Я же обещала.
Андрей улыбнулся, но не ответил.
- Как тебе папин подарок?
- Классный велик, - кивнула я, искренне надеясь, что мое лицо не выражает глубочайшее презрение. Мне? Велосипед? Зимой? Да я даже летом сломала бы его и свои ноги в первый же день, а сейчас-то он мне на кой сдался?
Андрей снова засмеялся.
- Он старый, конечно, но очень прочный. Его хоть камазом сбивай – ни царапинки не останется.
- Да не, камазом не надо, - я судорожно сглотнула, представив себе эту сцену. – А то от меня ничего не останется.
Дядя Слава и его многочисленная родня (слава богу, пришли не все жители Поточино, а лишь человек двадцать (наверно, четверть населения) ждали меня у дома. Все они окружили меня, как только я приблизилась. Если честно, мне стало страшно. Меня вертели из стороны в сторону, передавали из рук в руки (причем легко держали меня не только мужчины, но и женщины), дергали за волосы, щепали за щеки и периодически расцеловывали в обе щеки. Один озабоченный подросток (надо будет потом его найти и хорошенько всыпать), втеревшись в толпу взрослых, даже пытался поцеловать меня в губы, за что получил от своей матери взбучку.
Никого из присутствующих я, конечно, не знала, но все между тем знали меня. Как так получилось, я до сих пор не поняла. Минут через десять терпение Андрея иссякло, и он выдернул меня из плотного кольца деревенских жителей.
- Спасибо, - прохрипела я. – Ты меня спас.
Андрей снова засмеялся.
- Это ты еще не видела, что было, когда к нашим соседям сын из армии приехал.
- И, слава богу, что я этого не видела! – воскликнула я. Свой собственный опыт достаточно испугал меня, чтобы я больше никогда не приезжала на праздники в эту деревню. Что же здесь происходит на Новый год, или чей-нибудь День Рождения?!
Жители деревни постепенно расходились, и Андрей провел меня в дом, чему я была несказанно рада, так как мороз на улице опять усиливался.
Дядя Слава был несказанно рад меня видеть. Я поблагодарила его за велосипед и села вместе с папиным другом и Андреем пить чай. Пока мы чаевничали, Андрей успел похвастаться, что он неплохой механик и к лету наверняка закончит собирать трактор. Я уважительно покачала головой, говоря тем самым «да ты крутой, как вареное яйцо, Андрей», а сама в очередной раз спросила у небес, за что они со мной так поступили. Трактор… ик… ик… кажется, у меня и вправду нервный тик… точнее ик.
Заметив, что я икаю, дядя Слава велел мне попить.
- Промочи горло, и сразу пройдет. А шо, я всегда так делаю.
Я не стала спрашивать, чем именно он мочит горло, и послушно выпила еще кружку чая. Какая это уже? Третья? Четвертая? Скоро я раздуюсь, как шарик.
После еще одной кружки чая (откуда у них столько кипятка? У этого чайника есть дно?) я и Андрей отправились в гараж, где и стоял восхваляемый моим новым знакомым трактор. Скажу так, эта махина меня впечатлила. Я смогла бы только нанести краску.
- И это ты все сам? – не поверила я. Трактор, может, и не самое лучшее средство передвижения, но трудов стоит не меньших, чем простой автомобиль. Жигули Эдика Бероева даже рядом не валялись.
- Угу, - довольно закивал Андрей. – Но вообще я мечтаю о чем-нибудь… нормальном. Один парень из города обещал мне весной продать старый внедорожник, так что, если за лето еще поднакоплю, то за следующую зиму соберу неплохой автомобиль.
Уезжала я из Поточино, снаряженная как в месячный поход. Дядя Слава всучил мне банку со свежим молоком, пакет домашнего творога и кусочек сала. Против последнего я ничего не имела – то, что привозили несколько дней назад, я вчера доела. Сало и пицца для меня – особый вид наркотика.