Дорогие друзья, если бы можно было ставить рейтинг на эмоции, то я бы поставила от 18 лет... В общем, читаем и комментируем, для меня очень важны ваши мысли по поводу моей писанины!

Первым, что привлекло моё внимание, стал выключенный свет на крыльце переднего входа, который всегда включался отцом ровно в десять часов вечера. Тихо открыв дверь своим ключом, я зашла в коридор и так же тихо, чтобы не разбудить родителей, прошла на кухню, чтобы выпить воды и немного успокоиться. Свет включать не хотелось, поскольку комната родителей находилась в нескольких метрах через коридор от гостиной, и это могло их разбудить, а выслушивать нотации было последним, к чему я стремилась сейчас, когда в животе по прежнему порхали бабочки, а на губах до сих пор ощущался аромат вампира. На ощупь, я, придерживаясь левой стены, пошла на кухню, но поскользнулась и упала на входе, подвернув ногу и случайно свалив мамину любимую вазу, подаренную её сестрой на прошлый день рожденье, моментально разлетевшуюся на осколки.
- Черт, - пронеслось в моей голове, пока я тянулась к выключателю света, все равно родители должны были проснуться после такого шума. Я попыталась привстать на коленях, но они продолжали скользить на чем-то липком. С горем пополам дотянувшись до заветного вертеля, я слегка крутанула его вправо, чтобы в комнате зажегся тусклый свет.
Первым, что я увидела, была испорченная белая рубашка, приобретшая странный розовый цвет. Я попыталась выжать её и заметила, что руки у меня так же грязные. Я боялась вести свой взгляд вниз, но всё же заставила себя. Кожаные брюки были, как и рубашка, пропитаны жидкостью, а сама я сидела в луже чего-то красного и вязкого. Резко подсочив, я заметила кухонные бумажные полотенца на столе у микроволновки и пошла к ним, но вновь упала, на этот раз через что-то перецепившись. Резко развернувшись, я увидела, что было причиной моего падения – моя мама. Она лежала на спине, и её желтое платье было пропитано этой непонятной жидкостью, как и моя одежда. Я потормошила её, опасаясь, что она могла сильно удариться головой, когда поскользнулась, но она не приходила в себя. Я начала сильнее её трясти, ожидая минуты прояснения, и она не заставила себя долго ждать. В жизни каждого человека есть секунда, когда все хорошо и обычно она бывает перед тем, как случается что-то ужасное. Это была такая секунда. Всего момент, когда всё было хорошо: Хлоя наконец заговорила с Миком, а Адам, тот самый вампир Адам, который уже не первый день владел почти всеми моими мыслями и фантазиями, меня поцеловал, как вдруг все меняется. Я, наконец, разрешаю себе взглянуть правде в глаза., Осознать, что эта темно красная вязкая жидкость, воняющая намокшей пылью и ржавеющим железом – кровь. И не просто кровь, а кровь моей матери, чьё бедное тело проткнули чем-то острым в области живота и груди несколько раз. Что странные красные узоры на светло бежевых обоях были брызгами её крови, а пульс, который я пыталась нащупать уже больше двух минут напрочь отсутствовал.
Я схватила телефон и дрожащими пальцами набрала номер 911, где мне моментально ответил холодный женский голос.
- Служба 911, что у вас случилось?
- Моя мама, - мой голос был таким тихим и прерывистым, что девушка переспросила. - Моя мама, она не дышит. А везде кровь, всё в крови.
Мой голос дрожал, но слез не было.
- Ваш адрес? – испугано вскрикнул голос на другом конце провода, наверное, такие заявления она не каждый день слышит в нашем тихом районе.
- Истерия Вилс 235, - автоматически ответила я. – Она холодная, может мне согреть её?
- Кто холодная? Тело? – продолжал голос девушки.
- Нет! Моя мама! – выкрикнула я, - моя мама холодная! Мне укрыть её одеялом?
Девушка замолчала, потом более спокойным и тихим голосом продолжила, - Лучше подождите врачей, они уже подъезжают.
Я согласно кивнула, ненужный жесть при общении по телефону, но на ту секунду я даже не задумалась об этом. За окном послышался сигнал скорой помощи. Я не могла отвести взгляд от матери, пока не заметила, что от проколов верх её платья почти полностью был испорчен, оголяя окровавленную грудь. Испугавшись, что врачи увидят маму в таком положении, за которое ей потом будет непростительно стыдно, сняла свою куртку и накрыла её.
Я услышала, как машина скорой остановилась на подъездной дорожке, и побежала им открывать, параллельно включая свет везде, где проходила. Врачами оказались два молодых парня, лет по двадцать семь. Они оба были темнокожими, примерно одного среднего роста и веса. Я указала им на кухню, и они последовали туда, пока я осталась, чтобы запереть за ними дверь. Мне понадобилась около двух минут, чтобы закрыть дверь на все замки, так как один из них заржавел, которым мы пользовались только в случае длительного отъезда из города. После того, как миссия была преодолена, я медленно развернулась и облокотилась на дверь, так как ноги начали подкашиваться. С кухни доносились звуки искусственного дыхания, пока мой мозг рисовал мне радостные картинки её чудесного спасения, но ничего такого не происходило. Через несколько минут они прекратили попытки, и один из них появился на выходе из кухни, в коридоре. Его белоснежная рубашка была заляпана так же, как и моя. Он соболезнующе на меня посмотрел и отрицательно покачал головой.
- Вы ничего не могли сделать мисс, похоже, она умерла за несколько часов до вашего прихода. – Пробасил второй медработник, так же появляющийся в коридоре, следом за напарником.
Я вдруг поняла, что больше не могу стоять, поэтому медленно скатилась по двери и села на пол. В гостиной, на любимом мамином ковре было такое же грязное пятно и тело моего отца, чьи прозрачные глаза встретились с моими. Я лишь подняла указательный палец и направила его в гостиную, врачи метнулись туда и, заметив отца, повторили все процедуры, которые делали с мамой. Но и в этом случае чуда не произошло. Наверное, сегодня был не мой счастливый день.
Один из медиков вызвал по рации какого-то Свина, который должен был приехать совсем скоро за телами, а меня пока предупредили, чтобы я ничего не трогала. Так же он вызвал милицию, твердя, что произошло ужасно жуткое убийство.
Его напарник вколол мне что-то в руку, и помог дойти до кресла, напротив тела отца. Через секунду они уехали, оставив меня наедине с родителями. Я знала, что это последний раз, когда мы все втроем были дома, и у меня закружилась голова.
Поднявшись с кресла, я побежала в ванную и вырвала. Потом ещё раз. Умывшись ледяной водой, я поняла, что ещё не всё и вырвала снова. Затем снова умылась и вымыла окровавленные руки.
Воздух был пропитан кровью, поэтому я не спешила выходить из ванны, где по крайней мере было чисто. Ещё несколько раз умывшись, стерла потекшую тушь и медленно отворила дверь. Дом был тих и пуст. Всё было как раньше: мама на кухне, а отец в гостиной, только было одно огромное НО – они оба были мертвы. Оба больше никогда не смогут обнять меня или отругать за полученную двойку, не смогут больше улыбаться и доставать меня расспросами о мальчиках.
На ватных ногах я поплелась к входной двери, распахнула её в ожидании полицейских и Свина, который навсегда увезет моих родителей из их собственного дома, присела на верхнюю ступеньку. Только сейчас я осознала, что все мое тело нервно трясется. Я попыталась успокоить руки, но ничего не помогало, даже сжимание их между коленями было напрасно, поскольку они так же дрожали. Я заплакала. Очень громко и отчаянно. Мама раньше повторяла мне, что если поплакать – станет легче, но легче не стало. Я с силой прижила ладони к глазам и продолжила рыдать и дрожать. Вскоре подъехали две полицейские машины и машина скорой помощи. Кто-то укрыл меня одеялом и ещё кто-то что-то вколол в руку, после чего все происходящее стало как в тумане. Я видела, как начальник местной полиции Джон Лин дю Рон осматривает нашу гостиную и кухню, видела, как один из его подчиненных фотографирует моего мертвого отца и того самого Свина, запаковывающего их в целлофановые мешки. Один из полицейских меня допрашивал, но я хоть убейте, не могу вспомнить, что ему отвечала, потом он принес мне горячего чая. Когда последняя полицейская машина выехала с моей аллеи, я медленно поднялась и вошла в дом. Впервые за семнадцать лет моей жизни этот дом оказался пустым и холодным, я больше не чувствовала себя в безопасности. Целенаправленно поднявшись по лестнице, напротив входной двери, ведущей на второй этаж где была моя комната, я вошла и упала на кровать. Заснула моментально, даже не успев снять дорогущие туфли, напрочь измазанные кровью родителей, и такую же одежду, но, скорее всего это просто подействовали лекарства.

На следующее утро, когда первая мысль появилась в моей голове, я подумала, что это был просто сон. Что родители уже совсем скоро зайдут в мою комнату, назовут мышонком и крепко обнимут. Я лежала двадцать минут, но никто не пришёл. Только тогда я заставила себя опустить взгляд на одежду, которая испачкала все моё покрывало и подушку кровью. Я очень быстро вскочила на ноги и начала срывать её с себя, порвав несколько пуговиц на рубашке, когда она отказалась быстро покидать моё тело. Ещё через минуту я стояла в душе под напором горячей воды, обжигающей тело. Температура воды должна была причинить мне боль, но я этого не ощущала, поскольку рана от утраты была сильнее любого физического воздействия. Через десять минут я все же смогла заставить себя выйти из душа, одеться в спортивные хлопковые штаны серого цвета и черную футболку с цветными разводами. Потом я минут пять расчесывала мокрые волосы, решаясь спуститься вниз.
Когда я добралась до лестницы, прошло уже больше двух часов с момента моего пробуждения, но мне понадобился ещё целый час, чтобы преодолеть лестницу. Каждая ступенька открывала мне все новый, более ужасный обзор моего дома. Обнажала моему взору многочисленные кровяные брызги на стенах и полу, следы грязи, натоптанные вчерашними гостями медиками и блюстителями закона и порядка.
Я попыталась сохранить всё свое самообладание, чтобы пройти через кухню в кладовую, взять моющие средства и различные тряпки с ведрами. Через несколько часов я управилась с кухней, стерев все следы крови с пола, стен и даже потолка. Теперь она была, как и в любой другой день чистой и светлой. Я перешла в коридор и повторила свои действия там.
Добравшись до гостиной, я поняла, что уже несколько часов подряд звонит телефон, и кто-то стучит в дверь. Дрожащей рукой, я распахнула её настежь без вопросов кто там. На пороге стояли Хлоя и Макс. Лицо девушки было красным и опухшим от слез так же, как и лицо друга. Они, молча, зашли в дом и крепко зажали меня посередине, обнимая. Я не выдержала и расплакалась. Мы очень долго так стояли, сжимая друг друга и плача, пока они не заметила, что мои всхлипы слегка прекратились и я начала успокаиваться. Распустив объятия, мы развернулись к гостиной, и ребята замерли с застывшим ужасом на лице. Это была единственная комната, куда я ещё не успела добраться и выглядела она так же жутко, как и кухня ночью. Лица друзей побелели, Хлоя побежала в ванную, пока Макс послушно взял чистую тряпку и вошел в комнату, помочь мне. Мы свернули ковер и вынесли его на задний двор, чтобы потом сжечь или выкинуть, затем вернулись и принялись вымывать полы и стены. В этой комнате очень высокие потолки, поэтому кровь до них не достала, Слава Богу. Я слышала, как осторожно Хлоя вышла из ванны и подошла к телефону, звонящему не переставая с самого утра. Я продолжала слушать, как она рассказывает о произошедшем и приглашает людей на похороны завтра.
- Похороны, - прошептала я, будто очнулась от кошмара. – Нужно организовать похороны, оповестить людей.
- Не волнуйся, дорогая. Мама Хлои занимается организацией. Тебе не нужно участвовать в этом, – его глаза замерли на моём лице с оттенком испуга. Он очень осторожно улыбнулся мне, чтобы хоть как-то приободрить, но ничего не вышло.
Я лишь согласно кивнула, благодаря про себя эту женщину и продолжила вымывать. За час мы управились с залом, пока Хлоя обзвонила всех друзей моих родителей и родственников. Многие из них, как и я, не могли поверить в то, что случилось вчерашней ночью. Хлоя предложила мне переночевать у неё, но я отказалась, так же, как и отказалась оставить их у себя. Пусть это не совсем гостеприимно, но без посторонних глаз мне было легче не думать о трупах и лужах крови. Так как завтра похороны были назначены на три часа дня, ребята обещали забрать меня вполовину и отвезти в церковь.
Закрыв за ними дверь, я обошла дом в поисках недовымытых следов, но ничего не обнаружила. За окном начало темнеть, когда я поняла, что с самого утра ничего не ела. Засыпав остатки любимых хлопьев молоком, я добавила их в список покупок, которые мама производила раз в неделю. Они оказались третьими, под записанными маминым подчерком салатом и макаронами. Секунду я смотрела на лист бумаги, прицепленный на холодильник старым магнитом с непонятным цветком и начала плакать. Я не могла понять, как теперь мне жить. Не знала, как пережить эту утрату и чувствовала, что волна паники окунает меня с головой. Никогда раньше я сама не заботилась о себе, не сталкивалась с проблемой, где взять деньги на еду. Это стало последней каплей в сегодняшнем дне, поэтому я оставила нетронутые хлопья на столе и пошла к себе в комнату.
Проворочавшись около часу, я так и не смогла уснуть, чувствуя себя одинокой и брошенной, поэтому укуталась в своё одеяло и спустилась с ним на первый этаж. Медленно, будто боясь кого-то спугнуть, я пересекла коридор и коснулась ручки в комнату родителей. Она была в полтора раза больше моей. В этой комнате давно не делали ремонт, но выглядела она безупречно с ярко коралловыми стенами и ламинатом, под цвет красного дерева. Я медленно вошла и оглянулась по сторонам. Возле окна стояла широкая высокая кровать с персиковыми покрывалами и белыми подушками, справа на небольшой тумбочке стояла завядшая роза из нашего сада. Я осторожно взяла вазу обеими руками и направилась в ванную, присоединённую к комнате. Это была та самая ванная, в которую можно было войти и с коридора, просто для мамы было удобней сделать проход ещё и отсюда. Выкинув цветок, я вернулась назад и еле забралась на высокую кровать. В нос ударился запах белья, пахнувшего родителями. Больше всего я боялась забыть этот запах…

На следующее утро я проснулась от резкого стука в парадную дверь. Осторожно и очень медленно, будто при замедленной съемке, я подошла к двери и распахнула её. На меня смотрели несколько заплаканных глаз двух тёть, маминых сестер, и безразличная физиономия папиного двоюродного брата. Они по очереди обняли меня и вошли в дом, осматривая его на предмет луж крови или ещё каких-либо следов убийства. Так как я пошла открывать сразу, как раскрыла глаза, перчатки надеть не успела, поэтому пропустила через себя все их картинки. Мамина старшая сестра Мария Алиса думала, как было бы чудесно переехать в этот дом со своей семьей и обдумывала варианты разговора со мной, чтобы поменять свою двухкомнатную квартирку в Новом Орлеане на мой дом. Ей казалось, что это будет легко сделать, ведь здесь погибли мои родители, и я вряд ли захочу оставаться в нем. Средняя Каролина вчера очень сильно поругалась с мужем, когда заявила, что возьмет меня жить к себе и не знала как сказать мне, что она не сможет этого сделать. Папин брат Томас, живущий в небольшом городке за несколько километров от Спрингфилда, был очень замкнут, как и всегда. Он был одним из тех дядюшек, с которым в принципе не о чем поговорить. Нас связывал с ним только отец и теперь, когда его не стало, Томасу не придется больше сюда приезжать.
От потока мыслей я невольно задрожала и быстро поднялась на второй этаж, чтобы привести себя в порядок и одеться. Это не заняло больше пятнадцати минут, поэтому, когда я вышла в кружевном черном платье до колена и черных перчатках, была снова окружена вниманием родных. Им всем было что-то нужно или от меня, или от моих покойных родителях, что слезы и злость в момент взяли надо мной вверх. Я не стала кричать, просто закрылась в своей комнате на втором этаже и никого не впускала.
Ближе к середине дня людских голосов внизу стало больше, я молилась, чтобы Хлоя и Макс быстрее приехали.
В половину третьего старенький грузовик Макса подъехал на мою дорожку, и я удовлетворенно поднялась с кровати. Моя прическа успела порядком разполстись, поэтому я подошла к зеркалу и взяла расческу. Только сейчас я ощутила жгучее желание спрятаться под кроватью и никуда не ехать. Мне казалось, что стоит мне похоронить их, увидеть, как они будут закопаны в землю, я их навсегда потеряю, а к этому я ещё вовсе не была готова.
- Ева, нам пора, - позвал высокий голосок Хлои, стоящей за дверью.
- Я не поеду, - выкрикнула я вполне спокойным голосом.
- Что?
- Я не поеду.
- Откроешь? – отозвался Макс, стоящий рядом с подругой. Его голос был совершенно спокоен, поэтому, недолго поразмыслив, я, не выпуская из рук расчески, открыла им дверь. Макс был в темных джинсах и черном свитере. Хлоя была в темно фиолетовом брючном костюме, в котором я её никогда не видела. Они молча окинули меня взглядом и вошли в комнату. Подруга сразу же выхватила у меня из рук расческу и стала помогать, пока Макс рассказывал о том, сколько народу собралось у церкви. Все любили моих родителей, но нашлись люди, которые вонзили им нож в грудь, подняли его и снова вонзили.
- Я не могу, - прошептала я, - если я поеду, выходит, я смирюсь с тем, что их уже не вернешь! А я не могу смириться! Понимаете? Я не смогу жить зная, что они больше никогда не войдут в эту комнату, чтобы поцеловать меня на ночь!
Впервые за два дня я кричала. Впервые я вообще говорила то, что чувствовала и, на момент мне даже стало легче. Жаль, что всего на момент.
- Если ты не проводишь их в последний путь, будешь очень жалеть об этом потом, - очень спокойно сказал Макс, смотря мне прямо в красные от слез глаза. - Ты должна им это.
Через несколько минут молчания я кивнула, мы спустились по лестнице и, подождав пока все выйдут из дома, заперли его и поехали на кладбище.

Был очень солнечно и ясно. Птицы, сидевшие на широких, ветвистых деревьях громко чирикали. День был бы просто замечательный, если бы мы сегодня не хоронили моих маму и папу.
Возле старой церкви собралась большая часть города. Все кивали и обнимали меня, забывая о том, что клялись себе когда-то больше никогда ко мне не прикасаться и вообще обходить десятой дорогой. Так же было много зевак и репортеров, решивших сделать материал о серьезном двойном убийстве, потрясшим город своей жестокостью. Из речи девушки я успела отметить, что вчера ночью нашли в своем доме задушенную Дину Монре, официантку «Трика». На её шее были следы укуса, но на телах моих родителей следов вампиров не было, поэтому эти убийства связаны не были.
После небольшой церемонии их гробы понесли к ямам, чтобы закопать. Это были мои последние секунды с ними, последний взгляд на их лица. Я старалась сохранить их улыбки в своей памяти, казалось, что как только перестану их видеть, сразу забуду. А потом… потом люди начали поднимать небольшие кучи земли и кидать их на опущенные гробы. Я хотела прыгнуть к маме, но Макс крепко обнимал меня со спины, пытаясь унять начавшуюся истерику и вскоре никого кроме него, меня и Хлои не осталось.
Прошло, наверное, уже больше двух часов, но я не могла пошевелиться или уйти. Мои ноги, казалось, приросли к земле. Мама всегда говорила, что дом там, где семья. Выходит мой дом теперь здесь, между их могилами. Я хотела чтобы друзья оставили меня на время в одиночестве, поэтому попросила их поехать ко мне домой и проследить, чтобы до моего приезда никого из родственников уже не было, ведь знала о чем они хотят поговорить. Они пообещали сделать все возможное и ушли, оставив меня наедине с моей семьей. Я не плакала, казалось, все слезы уже давно высохли, а сердце превратилось в камень. Мне не было холодно, хоть и стояла я в одном кружевном платье и пиджаке Макса (свою любимую кожаную куртку я выкинула… она перестала быть любимой, когда пропиталась кровью матери…). Я не шевелилась и постоянно напоминала себе не забывать дышать. Когда солнце село, одной из моих рук коснулась прохладная мужская рука. Она очень крепко сжала мою ладонь, а её обладатель встал рядом со мной у могилы родителей.
- Прости, не мог появиться раньше, - прошептал Адам. – Я очень нервничал, когда ты вчера не пришла, думал, что ты просто передумала, а потом узнал и… - его голос поник ещё больше. – Как ты?
- Я отказалась её обнимать, - прошептала я голосом, лишенным всяких эмоций.
- Что? – он развернул меня к себе лицом и поднял подбородок, чтобы его глаза могли полностью рассмотреть моё лицо.
- Мама, - тихо сказала я. – Вчера она попыталась меня обнять, а я увильнула, так как была без перчаток. Я могла предупредить их…
Непонятно откуда взявшиеся слезы нахлынули потоком, и я бы упала на землю, если бы Адам не схватил меня на руки и не прижал к себе. Я не могла успокоиться, продолжая плакать, пока он нес меня в свою машину и вёз домой. На подъездной дорожке он остановился и внимательно посмотрел на меня. К тому времени слезы прекратились, и я уже почти перестала всхлипывать.
В моём небольшом двухэтажном доме не было света, чем он казался ещё более одиноким и пустым.
Я повернулась, чтобы выйти из машины и через секунду Адам был уже там, чтобы помочь мне сделать это.
- Когда ты в последний раз ела? – осторожно поинтересовался он. Казалось, боялся, что любое его слово может вызвать новую волну слез, но ничего не произошло. Я была высушена.
- Не помню,- прошептала я, поднимаясь по ступенькам, и отперла дверь. Войдя внутрь, я включила свет в коридоре и повернулась посмотреть, почему Адам не идет за мной.
- Ты должна пригласить меня, - осторожно сказал он.
- Да, конечно, я разрешаю тебе войти в мой дом Адам Томсон.
Он криво улыбнулся и закрыл за собой дверь. Я сказала, что мне нужно переодеться и поднялась по ступенькам в свою комнату. Подойдя к комоду, мне стало больно видеть всю мою ненужную коллекцию перчаток. Если бы я относилась к своим способностям иначе, если бы не жалела себя, отказываясь видеть картинки, что люди показывают, мои родители были бы живы. Одним рывком я потянула выдвижной ящик на себя, пока он с грохотом не ударился об пол, а перчатки не рассыпались по всему ковру. Через секунду Адам уже был здесь. Он насторожено замер в дверях, не зная что сказать, но решил промолчать, заметив мою окоченелость. Я так устала, что сил делать что-либо просто не было. Я сильно напрягалась, чтобы просто дышать, не говоря уже о выборе одежды и самом переодевании.
Вампир подошел ко мне и достал с полки теплую махровую пижаму, подаренную мне мамой на новый год. Очень осторожно, будто боясь поранить, он поднял мои руки над головой и стянул с меня ненавистное черное платье, чулки и туфли. Мне было наплевать, что он увидит меня раздетой, ведь в этом моменте не было совершенно ничего сексуального, хоть я и стояла перед ним в одних трусиках и лифчике. Так же молча, он надел на меня штаны, а потом и свитер с пижамы, поднял на руки и спросил куда нести. Я махнула на лестницу, и он осторожно спустил
меня на первый этаж и уложил в комнате папы и мамы, моей комнате. Он собирался уйти, но я схватила его за рукав и подтянула к себе. Адам лег рядом, крепко обняв меня со спины, и я прижалась к нему всем телом. Сегодня он был более холоден и бледен, чем позавчера… два дня назад моя жизнь была подобно пудингу с вишней, а завтра… завтра наступит моя новая, взрослая жизнь. Развернувшись в объятьях вампира, я уткнулась лицом в его грудь, и он подтянул одеяло повыше, чтобы я не замерзла.