***
Эрик открыл дверь с колокольчиком и вошел в заведение Мартинз Кофе Хаус, куда довольно часто наведывался завтракать и пить кофе, потому что еда здесь была качественная, обслуга любезная, и расположена кофейня была всего в нескольких шагах от его колледжа. Физически Эрик чувствовал себя намного лучше. В то же время минувшая ночь запечатлелась в памяти совершеннейшим кошмаром. А в том месте всей истории, где он убежал от напавших на него двоих в парке, осталось несколько зловещих лакун. Помнил только какие-то стенки с плющом, как свалился вместе со стеллажом для садового инвентаря, и как у него перед лицом лаяла, щелкая зубами, толстая бельгийская овчарка. Эрик собак любил, и вполне признавал за овчаркой право на облаивание и даже на применение силы, но все-таки из чисто эгоистических соображений пнул, иначе оказался бы покусанным в довершение всех несчастий. Нехорошо как-то вышло… Потом были новые стенки, новые плющи, зеленая изгородь, которую он проломил, какие-то подворотни… Действовал Эрик на автопилоте.
К дому номер 13 на Паркер стрит он подошел быстрым нервным шагом, машинально стирая кровь с лица и не понимая, откуда она берется в таких количествах. Руки дрожали так, что он еле-еле справился с ключом. Ворвался в дом, неприлично громко хлопнул дверью. Запер замок, спотыкаясь, дошел до ванной, бросил на пол разорванную и замаранную травяным соком куртку, стащил с себя водолазку, смутно удивляясь тому, что кожа на затылке саднит при малейшем прикосновении. И только собрался сунуть голову под теплую воду, как почувствовал, что теряет сознание. Единственное, что он успел сделать, прежде чем упал, это увернуться от раковины. Но все равно ударился о кафель и разбил бровь.
Очнулся он перед рассветом. Мигрень прошла полностью, как это всегда бывало после обморока, осталось только легкое головокружение и слабость. Полусонный, Эрик влез в ванну, стер остатки грима и смыл с себя запекшуюся кровь. Затылок тоже, оказывается, разбили, хотя Эрик не помнил, когда и каким образом это случилось. После он довольно долго простоял перед зеркалом, мрачно изучая повреждения на лице, пока не решил, что сможет как-нибудь обойтись без швов. Джона было совестно беспокоить. Эрик и без того, по самой своей природе, являлся наибольшим поводом для беспокойства в семье… впрочем, Сэмми, кажется, в последний год решил его в этом отношении перещеголять… Следовательно, выливать на приемных очередную свою неприятность было бы тем более безответственно и несправедливо. Хотя порез на губе зиял довольно глубокий и очень неприятный…
…Вот уроды…
Эрик обработал порезы и ссадины, закрыл их пластырем. Потом вытер пол, сложил стопкой испорченную одежду, после чего дополз до спальни и заснул.
В семь утра его снова разбудили. Пришла хозяйка дома и принялась пылесосить ковер на первом этаже. Эрик давно привык к ее появлениям ни свет, ни заря с пылеуборочной техникой наперевес, и стал, уж было, проваливаться обратно в сон, как вдруг гудение стихло, и послышались осторожные шаги по лестнице.
- Эрик, - дверь в его комнате несмело приоткрылась.
…Ну за каким дьяволом…Что за бесцеремонность, в конце концов…
- У? - он уткнулся лицом в подушку, чтобы миссис Трейтон не разглядела его физиономию в натуральном виде.
- У тебя все в порядке? Там в ванной…
- Я все уберу…- бесцветным спросонья голосом отозвался Эрик.
- Да это ладно… А что случилось-то? Эрик, я ведь тоже волнуюсь и несу за тебя ответственность.
Миссис Трейтон почему-то считала, что несет ответственность за Эрика перед его приемными родителями. Дитю, по совести сказать, было уже двадцать три года. Оно училось и жило - в том числе снимало этот дом - на деньги из собственного небольшого наследства. Дитя также курило, потребляло áлкоголь, часто не ночевало дома и один раз из-за сильнейшей травматической депрессии пыталось покончить с собой, о чем миссис Трейтон, впрочем, было неизвестно. Домовладелице за три года вообще удалось узнать о приемном сыне своих дальних родственников гораздо меньше, чем того требовала неуемная пытливость ее ума. Но она не сдавалась, и чувство родственного долга являлось как раз тем аргументом, который она всегда приводила в борьбе за право оставаться более осведомленной, чем окружающие.
- Кровь носом пошла…- солгал Эрик.
- А куртка порезана? – она просунула голову в щель, не решаясь войти.
… «Надеюсь, что Вы однажды сыграете мою дорогую мисс Марпл», - писала ей Агата Кристи… Еще на сантиметр откроется дверь, богом клянусь, придется отбросить политесы и вас выставить!..
- Завтра все расскажу, но сейчас, будьте любезны, позвольте мне поспать, - вежливо, но уже с резкими угрожающими нотами в голосе отрезал Эрик.
- Может, тебе что-нибудь принести? – слегка устрашившись, промолвила миссис Трейтон. Она хоть и была дамой деловой и оттого напористой, но знала все же, что с приемным сыном ее дальних родственников шутки плохи. Несмотря на то, что с ней Эрик всегда держался идеально корректно, домовладелица его побаивалась. Она бы не смогла с уверенностью ответить на вопрос «Почему?». «В нем что-то такое есть…» - единственно сказала бы она вопрошающему.
- Нет, спасибо, - опять отсек молодой человек. Чувствуя, что хозяйка все еще колеблется, он, наконец, не выдержал и попросил тихо ледяным тоном: – Будьте так добры, выйдите из моей комнаты.
- Все, ухожу, спи.
…Извольте, матушка…
Последней мыслью у него в голове была мысль о потерянной гитаре.

С тем же размышлением Эрик проснулся поздним утром в довольно скверном расположении духа. Гитару было невыносимо жаль.
На первом этаже опять кто-то ходил, а потом тонкое тихое пение, довольно складное, донеслось из сада. Миссис Трейтон его караулила, делая вид, что обрезает кусты, хотя Эрик по ее же просьбе эти кусты обрезал неделю назад. Эрик встал у окна, понаблюдал за ней с минуту, задернул занавеску. Сколько раз он просил ее не приходить до обеда и после ужина? По-разному просил, и по-хорошему, и, как ему лично показалось, не вполне по-хорошему, однако эффект получался лишь временный: однажды она все равно возникала в доме именно в тот момент, когда Эрик при всем желании не мог ее принять. Как добиться взаимности от этой милой женщины? Повышать децибелы или применить физическое насилие? В любом случае, подобного рода безудержное любопытство заслуживало того, чтобы оставить его неудовлетворенным.
Миссис Трейтон так и не заметила, что Эрик неслышно проник на первый этаж, умылся и привел себя в относительный порядок, после чего вернулся наверх, в свою комнату. Там он собрался, взял книги и курсовик, открыл окно, посмотрел на безлюдную с тюремно-серыми домами улицу, на шпиль собора, на тусклое небо. Потом он встал на подоконник и мягко спрыгнул со второго этажа на мостовую. И ушел в университет.

Все утро, сидя в библиотеке, он методично обдумывал возможности возвращения инструмента. Хотя бы теоретические. Начал с того, что обзвонил всех известных ему торговцев винтажными инструментами и попросил немедленно ему сообщить, если принесут желтый «Гретш» 1964-го года выпуска. Обещал золотые горы. Но надежда все равно оставалась весьма слабой.
Теперь, когда его голова окончательно прояснилась, Эрик начинал приходить к убеждению, что проявил вчера непростительное малодушие, не прибив нападавших на него бандитов. Во всяком случае, милосердие, выказанное в отношении первого парня, оказалось именно той роскошью, которую Эрик не мог себе позволить. Пришлось расплатиться за нее головой, если точнее, затылочными костями черепа. Овада-сан всегда говорил, что к противнику следует питать уважение, но не жалость…впрочем, у жизненной философии сенсея в свое время было множество весьма спорных положений. Эрик уже в довольно юном возрасте осознал, что их с Овадой разделяет неодолимая пропасть культур, воспитания и образа жизни, и, в соответствии с этим открытием, положил немало сил на то, чтобы не попасть под влияние учителя. Черт его, знает, правильно ли Эрик все-таки поступил, однако рисковал очень серьезно…
Происшедшее ночью, если строго разобраться, не поддавалось никакому логическому объяснению. Судя по тому, как американцы дрались, оба являлись профессионалами высокого класса. Их изначальные намерения были вполне ясны: окажись на месте Эрика кто-то другой, сегодня весь университетский город уже стоял бы на ушах из-за убийства студента. Второй бандит пытался поразить его ножом в грудь, и Эрик мог бы не подняться больше с газона в парке. Данная мысль доставила ему какое-то горькое, ядоносное удовольствие тем, что этого не произошло, равно как и тем, что это вполне произойти могло. А вся энигматичность поведения бандитов могла быть сведена к вопросу: почему сначала хотели прикончить без разговоров, но не сделали этого, когда могли? Если же нападавшие были все-таки грабителями, то зачем убивать, люди добрые? Ведь не скрипки же Гварнелли Эрик был обладателем! Мелькнуло даже подозрение: а не обознались ли мальчики в темноте? В любом случае, появился повод снова начать носить очки и внимательнее поглядывать по сторонам…
От всех этих раздумий на еженедельной понедельничной встрече с супервайзером Эрик был не то чтобы рассеян - рассеянность была ему вообще мало свойственна - но как-то отстранен. Старенький профессор, преподававший курс древнескандинавской литературы долго слушал его четкую правильную речь и, наконец, не выдержал, спросил:
- Мистер Стентсон, у вас что-то случилось?
- Простите? – Эрик посмотрел на него поверх очков.
- Я говорю, у вас что-то случилось? – повторил профессор, подпирая ладонью подбородок.
- Так видно?
- А вы как думали, сэр? – строго сказал профессор. – На вас живого места нет. Вы ведь подрались, так? – профессорские брови вздернулись вверх и морщины на высокоученом лбу сложились гармошкой. В тон он вложил все удивление и негодование, которое мог в себе найти. - Мистер Стентсон, вы очень респектабельный, очень умный и очень талантливый молодой человек. Но время от времени у вас бывают срывы…
…Понеслась…Опять пересудов не оберешься …Что вы, сэр, вообще знаете о том, какие у меня время от времени бывают срывы…
- Вчера ночью у меня украли музыкальный инструмент, который мне был очень дорог, - холодно прервал его Эрик и посмотрел ему в лицо твердо и прямо. Взгляд, от которого всем всегда делалось не по себе. Иногда Эрик этим пользовался.– Вы считаете, мне не стоило рискнуть физиономией, чтобы хоть как-то побороться за собственность?
- Боже мой! Вы уведомили полицию? – воскликнул профессор, смешавшись.
Эрик сказал, что уведомил, хотя предпочитал в полицию не обращаться.