Они ехали по ночному Лондону в молчании. Даже сидели максимально далеко, насколько позволяла это машина. Марисса отвернулась и смотрела в окно, Пабло мучительно хотел что-то сказать, но знал, что она все воспримет в штыки. Он почти не смотрел на дорогу, взгляд как магнитом притягивался к ее лицу. В темной машине на фоне пролетающих огней, ее профиль был четко виден, черты лица казались особенно тонкими, полупрозрачными и особенно красивыми. У него защемило в груди от любви, и в который раз заговорила совесть. Говорят, что если любишь по-настоящему сильно, то отпустишь любимого человека. А если он любит не по-настоящему сильно, а еще сильней, и без нее просто умрет, оправдывает ли его это? А ведь она тоже когда-то его любила… Когда произошел переломный момент? Как он мог его упустить. Ведь все могло быть по-другому…
- Мы улетаем завтра.
Она даже не повернулась.
- Вещи с твоей квартиры собрали.
Снова ноль реакции.
- Ты так и будешь молчать?
Марисса повернула голову, посмотрела ему в глаза и спокойно сказала:
- А что говорить? Слова нам с тобой никогда не приносили пользу. Либо ложь, либо пустота. Так зачем загрязнять пространство звуками? Или тебе хочется поддержать иллюзию? Нам уже давно нечего друг другу сказать.
Каждое слово резало как ножом, он не выдержал и отвел глаза.
- Черт, никогда не понимал, почему у нас всегда все не как у людей? Откуда такая стойкая невозможность понять друг друга? Я же тебя…
- Не говори ерунды, ты любишь не меня, ты любишь выигрывать. А я для тебя трудная задача, а может ты просто сумасшедший сукин сын, а я твоя игрушка. Что нравиться себя ощущать всесильным?
Он усмехнулся, но получилось как-то невесело
- Ну, если тебе так нравиться думать, то - пожалуйста…
- Ну, вот и поговорили.
Она опять отвернулась к окну. Воздух вокруг стал давящим, тишину можно было пощупать руками. За окном скользили, дома, фонари, маленькие улочки и переулки, а ей стало трудно дышать, горло сдавило и ужасно хотелось плакать. Ну, ничего, утешала она себя, это просто все этот холодный, печальный город, он на меня наводит такую тоску, хотя все беременные бабы слезливы, так вроде говорят. Главное не смотреть в его голубые глаза, чтобы не утонуть. Эти три месяца длились как три года. Три года одиночества и тишины. Она боялась признаться даже себе, что трудно представить, что это он рядом. Он сидит в полуметре от нее, казалось – стоит только повернуть голову и он исчезнет, или окажется, что это улыбчивый, спокойный Алекс. Но это был именно он. Марисса ненавидела вранье и не врала даже себе, да, она его любит, слишком сильно и вопреки всему. Даже собственному желанию и разуму. Но только все равно из этого ничего не получиться, он не умеет любить, только приносить боль. Надо бежать от него на край света, но и этого она не может сделать, тогда пострадают ее родные. Значит, выхода нет, придется существовать с этой болью, которая рвет на части. «Я становлюсь сентиментальной», - иронично подумала она и не заметила, как последнюю фразу сказала вслух.
Пабло искоса на нее посмотрел, он замечал за ней, что иногда у нее вырываются мысли вслух. Ему очень хотелось проникнуть в ее мысли. Но она как всегда оставалась для него закрытой.
Когда они приехали в дом, в котором остановился Пабло, Марисса первым делом подошла к нему и протянула руку:
- Дай телефон.
- Ты так беспокоишься за своего дружка? Может он для тебя значил что-то большее?
Она не собиралась отвечать, молча, стояла с протянутой рукой. Пабло дал ей свой мобильник. Марисса набрала домашний номер Рида, ей ответили почти сразу:
- Алло. Алло, я слушаю!
Марисса удостоверилась, что это его голос и бросила трубку, и пошла на кухню. Спустя пять минут до Бустаманте донесся запах кофе, тот усмехнулся, как ему этого не доставало. Он пошел к ней.
- Дорогая, а ты знаешь, что ребенку твоя кофемания может пойти во вред?
- Нет, врач дал мне таблетки, которые нейтрализуют кофе, могу даже спиртным злоупотреблять, ребенку никакого вреда не будет.
- Смутно верится, ну тебе виднее. Я знаю, ты не станешь рисковать его здоровьем.
Он сел на стол и тоже заварил себе кофе. Им было трудно находится вдвоем, нервы были постоянно напряжены, они скользили по грани.
- Можем поехать к Гвидо.
- Слушаю и повинуюсь – съязвила она.
- Блин, как же ты мне надоела!
- Надоела, так брось меня!
- Не дождешься, дорогая! И только попробуй еще раз попытаться сбежать!
- Что тогда, а? Что?! Будешь шантажировать меня жизнями моих родных, да?
Они, уже не сдерживаясь, орали друг на друга.
- Да хоть бы и так! Мне плевать, я пойду на все!
- Какая же ты все-таки мразь! Как я тебя ненавижу!
Кровь отлила от его лица, глаза приобрели совсем безумное выражение. Ей второй раз за сегодняшний день удалось довести его до белого каления. Он в один миг оказался около нее, подхватил на руки, будто она ничего не весила, и понес ее в комнату. Марисса кричала, вырывалась и била его по всему, до чего могла дотянуться. Не обращая на это внимания, он бросил ее на кровать. Она ударилась, но тут же попыталась встать, он не дал, жадно целуя ее и придерживая ее руки.
- Пабло, пожалуйста, не надо, отпусти меня. Прекрати. Ну, пожалуйста…
Но взглянув в его безумные глаза, поняла, что он ничего не слышит. Это было похоже на ужас. Марисса не выдержала и разревелась, это слегка отрезвило Пабло, его движения смягчились, но он не выпустил ее из рук. А она все не могла остановиться, слезы текли градом, она старалась не всхлипывать.
- Скажи, что любишь меня – наполовину прося, наполовину вынуждая, сказал он.
Она промолчала. Его губы жадно собирали слезы из ее глаз, казалось, что его руки были повсюду. Дикая смесь боли, страха и наслаждения затопила Мариссу с головой.
Когда все кончилось, она отодвинулась на другой край кровати, отвернулась, и пролежала так около получаса. Потом Пабло вроде уснул, а она пошла на кухню, взяла бутылку мартини и пошла на балкон. Там она смотрела на ночные огни Лондона и пила бокал за бокалом. В глазах было сухо, будто туда песка насыпали. Она вздрогнула, когда на плечи ей легло теплое одеяло, не было нужды оборачиваться, чтобы посмотреть, кто пришел. Он сел рядом, молча забрал у нее бутылку и залпом опустошил ее на треть. Марисса опустила голову, и волосы скрыли ее лицо, он одновременно хотел и боялся увидеть ее лицо. Тишина давила, и он решился нарушить ее:
- Я сожалею…
- Не притворяйся, зачем? Я же для тебя кукла, полностью под твоим контролем. Зачем интересоваться моими чувствами. Это лишнее…
- Нравиться выставлять меня садистом-тираном? все в твоих руках, захоти ты, все было бы по-другому.
- По-другому это как? – с сарказмом донеслось из-под волос.
- Мы могли бы быть счастливы, помнишь, так было когда-то…
- Да, пока ты успешно притворялся, а я не знала какая ты на самом деле сволочь. С таким я никогда на свете не смогла бы быть, уж лучше сдохнуть. Я тебя ненавижу, чертов папенькин сынок!
Волна ярости захлестнула его, снова захотелось ударить ее, чтобы она почувствовала хоть сотую часть той боли, что раз за разом она причиняла ему.
- Когда-нибудь ты доведешь меня, - очень медленно и раздельно проговорил он – и я убью тебя.
Марисса поняла, что это не пустая угроза.
- Или я тебя.
Пабло внимательно посмотрел на нее, и согласился:
- Или ты меня.
Немного помолчав, он добавил:
- Иногда мне этого даже хочется. Что бы все, наконец, закончилось.
- Нет.. – сказала Марисса непонятно к чему, а может она просто его не слышала.
Она, наконец, подняла глаза, откинув голову на холодную стену. Его взгляд метнулся к ней, и тут же, пожалев об этом, отскочил. Ее лицо блестело от слёз в свете луны. Он протянул руку, повторив пальцами путь соленой дорожки.
- Ты плачешь…
- Не обращай внимания, это пьяные слезы.
- Смешно, но до сегодняшнего дня я думал, что ты не умеешь плакать. Ты всегда была такой сильной…
Холод медленно забирался под кожу, замедляя дыхание и мысли. Теперь молчание приобрело новые оттенки: к горечи и застарелой боли примешалась жалкая толика ломающей вены ностальгии. Говорить ей не хотелось, просто чтобы он был рядом, не ища заведомо тупиковых выходов и ответов. Нельзя постоянно рваться в закрытой комнате, всем когда-нибудь надоедает, всякая сила воли ломается рано или поздно. Остается пустота, гулкая и равнодушная, тянущая душу. Но и с ней привыкаешь жить. Она вспомнила, как Сантьяго рассказывал о людях, которые лишились руки. Сначала они не могут привыкнуть к отсутствию такой необходимой и привычной части тела, и возникает синдром, который называется «Фантом». Часто, особенно по ночам, когда мы не можем себя контролировать, им кажется, что у них очень болит несуществующая рука. Но самое страшный тот момент, когда они просыпаются и, не обнаруживая источник боли, вспоминают, что той самой руки –то уже нет. Некоторые не выдерживают и сходят с ума, другие сводят счеты с жизнью, а третьи привыкают и живут с этим, смиряясь с физической пустотой. Пабло прервал поток ее мыслей:
- Скажи, ты любила когда-нибудь меня? – Марисса вздрогнула от такого вопроса.
- Ты знаешь.
- Нет, я уже ничего не знаю. Скажи, мне очень нужно – он даже придвинулся, жадно ожидая ответ – Только не ври, ты же никогда не любила ложь.
Она ответила, не меняя положения:
- Любила, люблю и сейчас, хуже того, это не лечится, не слабнет и не пройдет – он вздрогнул, боясь, что ему это послышалось, посмотрел на нее одновременно радостно и недоверчиво. Но продолжение его просто убило. - Но это ничего не меняет… Мы оба давно уже не верим в иллюзии. Ни тебя, ни меня уже не переделать. Так что не надо лишних слов, продолжаем играть по правилам.
С каждым ее словом из него уходила надежда, оставляя за собой тягостное чувство обреченности. Рыпаться не хотелось. Зачем куда-то рваться, что-то доказывать? Она права, ничего уже не изменить, тупик без выхода, и они там застряли вдвоем. Вдвоем, но не вместе… А она просто как всегда оказалась умнее и поняла все первая.
- Пусть будет так. Но я тебя прошу, притворись на одну ночь. Притворись что все по-другому, тебе это ничего не будет стоить, а мне это необходимо. А завтра мы опять будем играть по правилам, ненавидеть, делать друг другу больно и играть заранее отведенные роли.
Марисса повернула голову к нему и долго вглядывалась, ничего не говоря, потом молча, кивнула. Он оперся спиной о холодную стену и прижал ее к себе, укрыв их обоих одеялом. Сразу стало тепло, Марисса, будто специально была создана под него, контуры ее тела повторяли его. Но даже их любви не хватало для счастья, а может именно из-за того, что она была слишком сильной и поэтому не могла быть счастливой. Обычно такие истории как их, заканчиваются печально. Они молчали, каждый думая о своем, и об одном и том же одновременно. Слова тут явно были лишними, все было ясно и без них. Оба смотрели в холодное небо, выбрав из миллиарда звезд одну и ту же. Горькая ирония.
- Знаешь, может в следующей жизни все будет по-другому?…Вот бы…
Марисса молча согласилась, чуть слышно прошептав «Скорей бы»…

Эту главу я посвящаю fenix9889, тебе Ольчик, за твой невероятный фанф Сломленные, после которого мне пришла в голову идея этого фанфика) Спасибо!

Форум