Я сидела в людном кафе на Парк авеню, выкуривая очередную сигарету. Я немного нервничала перед предстоящим разговором с Элис, но мне просто необходимо было поделиться с кем-то своими переживаниями и мыслями. Я приняла серьёзное решение, в моей жизни случился крутой поворот, и мне просто необходимо было с кем-то поговорить.
Я взглянула на дорогие часы от Armani, подарок Карлайла на День Рождения. Полпятого, как всегда опаздывает. Подозвав официантку, я заказала себе ещё кофе. Голова просто раскалывалась из-за долгого отсутствия сна, точнее, из-за того, что в этих снах я переживала в сто крат больше, чем за всю свою жизнь.
- Прости, Рози! Я так спешила, но на Бейкер-стрит пробка, и я задержалась! – сказала Элис, садясь на стул напротив меня.
- Да, ничего, я не так долго ждала, всё в порядке, - ответила я, вытаскивая из пачки длинную тонкую сигарету, и закуривая.
- Роуз, ты слишком много куришь! – предупредительно взглянув на меня, сказала Элис.
- Хорошо! Даю тебе официальное разрешение, когда я умру от рака лёгких, придти ко мне на могилу и сказать «А я тебя предупреждала!», - раздражённо ответила я.
- Ты нервная, и у тебя круги под глазами. Снова плохие сны? – спросила Элис, отставив меню в сторону.
- Да…
- Слушай, у меня кое-что для тебя есть, но, прошу, не отказывайся сразу! Пообещай мне, что хотя бы подумаешь! Пожалуйста, - канючила она.
- Элис, ближе к делу! – раздражённо ответила я, после чего она полезла в сумку, и достала оттуда что-то напоминающее визитку.
- Эта женщина может помочь тебе… Она профессионал, и я с трудом выбила её координаты, так как она работает не со всеми. Она должна тебе помочь, - сказала Элис, протягивая мне чёрную визитную карточку.
- Ты хочешь, чтобы я обратилась к психологу? – ухмыльнулась я, переворачивая карточку, но моя улыбка тут же сползла, когда я увидела, что на ней написано.
- Гадалка?! – в шоке спросила я, - ты хочешь, чтобы я пошла к какой-то шарлатанке, которая будет морочить мне голову своими сказками, вытаскивая деньги из моего кошелька?
- Нет, Роуз! Ты не права и слишком категорична. Зафрина – потомственный медиум и гадалка, она помогла сестре моей подруги, и, я думаю, что сможет ответить и на твои вопросы, растолковать сны…
- Господи, Элис, спустись на землю и вспомни, сколько тебе лет! – скептически сказала я, вытаскивая из пачки очередную сигарету.
- Просто возьми визитку, так я буду думать, что хотя бы попыталась тебе помочь.
- Ладно! – ответила я, небрежно бросая карточку в сумку, - теперь твоя совесть спокойна?
- Да, спасибо, - улыбнулась она, возвращаясь к просмотру меню, - так о чём ты хотела поговорить со мной?
После её слов между нами повисло молчание. Я не знала, с чего начать, но была абсолютно уверенна, что она осудит моё решение.
- Розали, в чём дело?
- Я… то есть мы с Эдвардом… В общем, мы вместе и планируем рассказать об этом. Я Карлайлу, а он - своей жене, - на одном дыхании сказала я, намеренно избегая её взгляда.
- Т-ты шутишь? Неужели ты действительно способна разрушить не только свой брак, но и его? – с укором спросила Элис, после чего я зло взглянула на неё.
- Да, способна. Я вообще злая, циничная сука. Ты не знала? – с сарказмом спросила я.
- Роуз, мы, чёрт возьми, говорим о серьёзных вещах! Так что засунь свою иронию куда подальше и подумай, наконец, о том, что ты делаешь, и какие это повлечёт за собой последствия! – крикнула она. Я видела её такой впервые.
- А я не хочу думать! Я люблю его, и я знаю, что мне нужен только он, остальное не имеет значсения.
- Имеет, Роуз, имеет! Я… - начала она, но внезапно осеклась, отведя от меня взгляд, - я не хотела говорить тебе, не хотела вмешиваться в твою жизнь, но сейчас, думаю, должна. Я знаю его жену, Роуз, - сказала Элис, после чего я судорожно вдохнула. На меня словно вылили ушат, и я не знала, как реагировать на её слова.
- Её зовут Белла, я познакомилась с ней недавно, на благотворительном концерте. Я делала репортаж, а она была воспитательницей в приюте для онкобольных детей. И она замечательная, Роуз, - с грустью и тоской в глазах сказала она, и я вынуждена была отвести взгляд, так как к глазам подступили неведомо откуда взявшиеся слёзы. – Она – самый добрый и хороший человек, которого я знаю, и она безумно любит своего мужа, Эдварда. Она рассказывала мне о нём, как о каком-то божестве. Она живёт ради него, Роуз.
- Зачем ты мне всё это говоришь? – зло прорычала я, часто моргая глазами, чтобы не заплакать. Сердце предательски щемило, я чувствовала сильную злость, но направлена она была почему-то не на Элис, а на меня саму.
- Да как ты не понимаешь?! – крикнула она на весь ресторан, но нам обеим было всё равно, услышат нас или нет. – Ты хочешь просто так взять и разрушить жизнь человека, хорошего человека, который в сто раз… - начала она, но быстро замолчала, отводя взгляд.
- Что «в сто раз», Элис? В сто раз лучше меня, да? Ну что же, может быть, я не спорю! Но то, что она хороший человек, не значит, что я должна жертвовать ради неё своим счастьем! Я даже не знаю её, так почему я должна отказываться от своей любви ради неё?! – прокричала я.
- «Любви»?! – скептически спросила Элис, - да что ты знаешь о любви? Ты никогда не любила никого кроме себя! Карлайл дал тебе всё, прощал тебе всё, дарил тебе всё, Боже, он даже закрыл глаза на то, что ты спишь с художником, которому он заказал портрет в вашу спальню, а ты вот так ему за это отплачиваешь! – сказала она, и я крепко стиснула зубы, чтобы не закричать от боли, разрывающей моё сердце сейчас.
- Хочешь знать правду, Роуз? – спросила Элис, уже более спокойным тихим тоном, - ты не любишь Эдварда, ты это себе просто придумала. Я очень люблю тебя и, не считая Джаспера, ты мой самый родной человек, именно поэтому я вынуждена сказать тебе правду. Тебе 28 лет, в этом возрасте женщины должны быть заняты либо карьерой, либо детьми, иначе они умрут от скуки. Так и ты, тебе стало скучно. Карлайл безумно тебя любит, с этим не поспоришь, но у него нет молодости и красоты Эдварда. Тебе захотелось интриги, приключений, я это понимаю… И я также понимаю, насколько тебя угнетает то, что ты не можешь иметь детей, - очень тихо сказала Элис, и у меня сильнее заболело сердце. Даже спустя столько лет слышать это по-прежнему больно.
- Я знаю, как ты несчастна, но это не повод ломать жизнь другому человеку. Нельзя быть счастливым, сделав несчастным другого. За всё в жизни приходится платить, - сказала Элис, после чего я шокировано уставилась на неё.
О Боже, это те самые слова, моё проклятие из сна… Что за чертовщина…
- Не надо меня лечить! – закричала я, резко вставая со стула, - просто оставь меня в покое, не звони мне, и иди, утешай свою святую Беллу! Просто… оставь меня в покое! Всё, оставьте меня в покое! – закричала я и, игнорируя то, что посетители смотрели на меня как на сумасшедшую, выбежала из ресторана, по пути сбив с ног официантку.
Только когда я села в машину, наконец, дала волю слезам. Сердце болело, голова кружилась, а к горлу подступил неприятный ком.
Откинувшись на спинку сидения, я вытащила из сумочки телефон. Зайдя в фотогалерею, я улыбнулась, с огромной любовью глядя на человека, который был мне дороже всего на свете.
Эдвард…
Бросив мобильный на заднее сидение, я вытерла слёзы и надавила на газ, мысленно проклиная себя и свою совесть за то, что планирую сделать.

- Розали, - счастливо произнёс Эдвард, когда я вошла в его мастерскую. Он попытался поцеловать меня в губы, но я повернула голову, увернувшись от его губ.
Эдвард сразу же нахмурившись, непонимающе взглянув на меня. Он пытался поймать мой взгляд, но я умело избегала его глаза, зная, что, попав в их плен, я не смогу сделать того, что должна.
- Что-то не так? – обеспокоено спросил он.
- Да. Всё не так, Эдвард.
- Что ты имеешь в виду?
- Нас с тобой. То, что мы сделали, и то, что происходит сейчас.
- А что происходит сейчас? – спросил она, обхватив мой подбородок и повернув мою голову так, чтобы я посмотрела ему в глаза.
Обхватив его запястье своей рукой, я убрала его руку, и развернулась к нему спиной, молясь о том, чтобы не разрыдаться.
- Эдвард, не нужно всё осложнять. Думаешь, я не вижу, как меняется выражение твоего лица каждый раз, когда ты думаешь или говоришь о своей жене? У наших отношений нет будущего!
- И ты хочешь сказать, что это было ошибкой? – спросил он, и его голос слегка дрогнул от напряжения.
- Нет, это ещё хуже… Эдвард, - обратилась к нему я, наконец, решившись взглянуть ему в глаза, - у нас с тобой нет будущего. Надо просто положить этому конец и… жить дальше.
- Как? – такой простой вопрос завёл меня в тупик, а боль в его голосе ещё сильнее усиливала тоску в моём сердце.
- Так, как мы жили раньше, - ответила я, смахнув слезу до того, как она скатилась по щеке.
Эдвард хотел ещё что-то добавить, но я не позволила ему усилить мою боль:
- Ничего не говори, просто… оставь себе мой портрет! – сказала я, быстро вылетая из комнаты, бегом спускаясь по деревянной лестнице на улицу, где я в очередной раз за сегодня позволила своей боли выйти наружу потоком солёных слёз.

~ * ~

Я сидела за столом в кухне, пила кофе и курила сигарету. Прошло две недели с тех пор, как я рассталась с Эдвардом. Они тянулись невыносимо долго, и с каждой минутой без него моё сердце умирало. Впервые в жизни мне не хотелось ничего, ни есть, ни пить, ни видеть солнечного света. Эдвард Каллен, казалось, ушёл из моей жизни полностью. И я хотела бы иметь возможность видеть его хотя бы во снах, но, как назло, он перестал мне сниться.
Мосты сожжены вместе с моим сердцем, и в этом лишь моя вина.
Подойдя к комоду, я открыла ящик и взяла таблетку снотворного – единственного, что могло мне сейчас помочь.
Улегшись на кровать, я устало закрыла глаза, чувствуя, как меня медленно накрывает пелена сна.

Я сидела в тёмной зловонной камере, перебирая в грязных руках чётки с деревянным крестом. Жёсткая скамья и каменные стены уже почти месяц были моим домом, и я привыкла к этому, сейчас пытаясь собраться с мыслями и обрести покой.
Металлический стук по гратам темницы отвлёк меня от молитвы, и я открыла глаза, повернув голову в сторону шума.
Рядом с массивным стражем стоял старый священник в слегка подранной рясе.
- Священник в камеру заключённой! – громким басом, отозвавшимся эхом от сырых каменных стен, крикнул стражник, с грохотом открывая решётку и впуская священника в темницу.
Взглянув ему в глаза, я была удивлена, увидев в них сострадание. Я знала, как, должно быть, жалко выгляжу. Когда-то красивые золотистые волосы были спутаны и грязны, платье ободрано в лохмотья, давече красивое лицо было изуродовано шрамами от многочисленных побоев и пыток. Босые ноги на холодном каменном полу, изувеченные испанским сапогом, были закованы в тяжёлые кандалы и кровоточили. Я была грязная, худая и от меня, наверняка, дурно пахло.
- Бог невидимо стоит, приемля исповедание твое; я же - только свидетель, - начал он, - очисти душу от грехов своих, дитя моё, перед тем, как отправится навстречу Господу, покайся в грехах своих и прости всех обидчиков и недругов своих, ибо лишь прощение и покаяние помогут обрести покой.
- Простите, отче, ибо я грешна. Я не была на исповеди больше сорока дней. Ровно столько времени я находилась в заключении. Я знаю, это моя последняя исповедь, но я не буду просить покаяния, - сказала я, после чего священник непонимающе на меня взглянул. – Мой грех, причина, по которой я здесь, лишь в том, что я была верна своему покойному супругу, и не предала его память даже после его смерти. Я расскажу Вам, отче, правду, и, возможно, Вы поймёте моё горе, и будете молиться за мою душу. Мой муж был лекарем, талантливым врачом. Он спасал жизни тех, у кого уже не было надежды, но его методы были слишком новаторскими. Он много путешествовал и привозил лекарства с Востока, отказываясь от привычного варварского лечения, как кровопускание или прижигание раскалённым металлом. Люди любили его, у него хотели учиться, и это не понравилось Церкви. Его обвинили в богохульстве и колдовстве, в том, что он желает сравнять себя с богом. Он этого не признавал и готов был на деле показать, что в его действиях нет колдовства, но не успел… Его отравили мышьяком, а я нашла его убитым в нашей кровати. Ту боль, ту всепоглощающую грусть и тоску, что я чувствовала тогда, невозможно описать словами. Моё сердце разрывалось на части, обливаясь кровью, и я не знала, как буду жить дальше. Единственное, что придавало мне сил, не давая совершить смертный грех и лишить себя жизни, было моё дитя, которое я носила под сердцем. Когда боль становилась невозможной, я представляла себе моего малютку. Я хотела сына, чтобы он унаследовал бронзовые волосы, зелёные глаза и немного изогнутую улыбку своего отца. Собравшись с силами, я приготовилась к похоронам, но мне не дали этого сделать. Церковь запретила мне хоронить «сына Сатаны», заставляя подписать бумаги, которыми я признавала, что мой муж был колдуном и безбожником, иначе будут последствия. И вот я здесь… После двадцати двух дней адских безжалостных пыток я, бесплодная, пустая, осуждённая Святой Инквизицией к сжиганию на костре, стою перед Вами на своей последней исповеди, готовясь к смертной казни. Но, видимо, судьба моя гореть в аду. Я не прошу прощения у Господа, я прошу прощения у Вас за то, что не позволила спасти свою душу. Ибо лучше быть отродьем Дьявола, чем дитем Господа, чьи слуги насилуют вдов, безжалостно мучают и убивают, так изощрённо пытают, наказывая человека лишь за то, что он умнее Церкви, а его взгляды отличаются от канонов. На этом моя исповедь закончена, - сказала я, глотая слёзы, пытаясь встать на ноги, - я не прошу у вас благословения, я лишь хотела, чтобы мою боль услышали не только эти стены.
Взглянув на священника, я ожидала, когда он позовёт стражу, но он медлил. Сделав шаг ближе ко мне, он обхватил своей тёплой рукой моё сломанное запястье, а по его морщинистой сухой щеке скатилась скорбящая слеза.
- Я прощаю тебя, дочь моя, я отпускаю тебе грехи твои, и буду молиться за твою вечную душу, - мягким, слегка дрожащим голосом сказал он, перекрестив меня и дав поцеловать крест.
Позвав стражу, он в последний раз взглянул в мои глаза, после чего скрылся из вида. Высокий охранник стремительно направился ко мне и, грубо схватив за сломанную руку, поволок меня к выходу. Мои ноги были закованы в тяжёлые кандалы и переломаны, поэтому я не могла идти так быстро, что особенно раздражало огромного стража. Постоянно ворча «Шевелись, ведьма», он тащил меня за собой, волоча по холодному грязному полу. Открыв дверь во двор, он со всей силы бросил меня на землю. Я упала, замаравшись в грязи и дождевой воде, не в силах подняться на ноги. Он снова подхватил меня, ещё грубее, таща за собой к площади в центре двора. Подняв голову, я увидела столб, обложенный хворостом и дровами, и огромное количество людей, злобно кричащих «ведьма!» и желающих увидеть мою смерть. Они кидали в меня камни всё время, пока я шла к костру. Внезапно, я почувствовала, как большой камень угодил мне в висок, и упала. Публика смеялась, одобрительно кивая в сторону того, кто бросил камень, а тонкая струйка горячей густой крови стекала по моему лицу. Подняться на ноги не было сил, и, схватив за руку, меня поволокли к костру. Припечатав к деревянному столбу, мои руки крепким режущим кожу узлом привязали к нему сзади.
Публика одобрительно кричала, ликуя, когда палач протянул руку с факелом, бросив его в сухой хворост. Пламя разгорелось моментально, окружив меня со всех сторон.
Постепенно, мне становилось всё жарче и жарче. Густой дым разъедал глаза, и мне нечем было дышать. Огонь становился всё ближе и ближе, пока не настиг край моего платья. Оно воспламенилось тут же, прилипая к коже, и сжигая её изнутри.
Я громко кричала от невыносимой боли, желая лишь одного – смерти, а люди вокруг по-прежнему хлопали и смотрели…

- Нет!!! – закричала я, резко вставая с кровати.
Не удосужившись ни слова сказать Карлайлу, я сразу подбежала к зеркалу.
Я всё ещё дрожала, в панике ощупывая свою кожу и глядя на себя в зеркало. Буквально сорвав с себя ночнушку, я оглядела всё своё тело, убеждаясь в том, что нет ожогов. Волосы, кожа, всё цело… О Боже, это уже перешло все границы, так дальше нельзя, нельзя…
Не выдержав, я расплакалась, скатившись вниз по стене. Моё тело сотрясала дрожь, сердце колотилось с бешеной скоростью, и единственное, что я чувствовала, был страх. Мои сны и раньше казались мне явью, но этот был таким пугающе реальным, и, не знаю, смогу ли я пережить нечто подобное снова.
Внезапно, я вспомнила кое о чём и, резко подскочив с пола, я изо всех ног побежала в комнату, игнорируя обеспокоенного Карлайла. Вытряхнув из сумочки всё содержимое, я, наконец, нашла то, что искала.
«Блейкен-стрит, 246
646 4325493
Зафрина»
Быстро одевшись, я захватила с собой лишь ключи от машины и кошелёк, и мигом вылетела из дома.
Сейчас я готова была поверить во что угодно, даже в гадалку…

Доехав до указанного места, я ещё раз взглянула на адрес, после чего начала громко стучать в дверь. На часах было всего шесть утра, но мне было всё равно.
Спустя минуту, дверь открылась, и я увидела старую низкую цыганку. Я ожидала, что она начнёт кричать или хотя бы спросит, что привело меня к ней в столь ранний час, но нет. Она пристально взглянула мне в глаза, после чего спокойно сказала «Входи», разворачиваясь и, слегка хромой походкой, пошла внутрь.
Её дом навевал страх и холод своей мрачностью. Она села за стол и указала мне на место напротив себя.
Я села, но она по-прежнему молчала, глядя на меня.
Не выдержав напряжения, я начала говорить:
- Я пришла к Вам в надежде, что Вы сможете помочь… По правде говоря, я никогда не верила в магию и гадания, но сейчас я готова поверить во что угодно. Дело в том, что мне вот уже несколько недель сняться сны. Они кажутся такими пугающе реальными, и все обо мне и о человеке, которого я люблю, и все заканчиваются плохо. Я словно переношусь в другую реальность, живя не своей жизнью. Я всё чувствую, всё переживаю. Я уже смирилась, думая, что это просто злые шутки моей фантазии, но сегодня ночью… Сегодня ночью было не так. Мне снилось, что я была заключённой, приговоренной к сожжению в эпоху Просвещения. И я всё чувствовала. Я чувствовала, как болели сломанные ноги, как пульсировала рассечённая губа, как болело сердце от тоски по убитому мужу и огонь… Господи, я чувствовала, как огонь сжигал меня заживо, как горела кожа и волосы, я чувствовала запах собственного горелого тела! – закричала я в новом приступе паники.
- И зачем ты здесь? – спросила Зафрина.
- Я надеялась, что Вы сможете растолковать мой сон, сказать, что это всё значит, - растерянно ответила я.
- А что тут толковать? Это не сон, а твои воспоминания, картины из прошлой жизни.
- Что? – непонимающе спросила я.
- Ты слышала о карме, Розали? – спросила она меня, - Карма представляет собой совокупность всех наших действий и их последствий как в этой, так и в предыдущих воплощениях, которые определяют наше будущее.
- Так почему мне сняться эти чёртовы сны?
- Влияние кармы очень сильное, но его можно преодолеть. Все наши поступки имеют последствия, и, сделав зло, оно вернётся к нам в следующей жизни в десять раз большее, чем то, что мы причинили. Это накапливается, накладывая отпечаток на все твои жизни и перерождения, но от этого можно избавиться, сделав правильный выбор. Судьба подарила тебе шанс, который даётся не каждому. Она даёт тебе знаки, пытаясь уберечь от неправильных решений. Не упусти его, и твоя душа, наконец, сможет обрести покой.
- Я ничего не понимаю! Вы можете не говорить загадками? – раздражённо спросила я.
- Это всё, что я могу тебе сказать, - тихо ответила она.
Господи, а я, дура, действительно начала верить в то, что она сможет мне помочь.
- Знаешь что, цыганка? – прорычала я, поднимаясь со стула, - мне очень жаль, что я лишний раз потратила время! Всё получилось именно так, как я и предполагала – ты обычная дешёвая шарлатанка, которая зарабатывает, мороча голову тупым людям! Но со мной твои уловки не пройдут, и прежде, чем ты начнёшь предлагать мне снять карму, порчу, или ещё какой-то бред, я уйду отсюда! – сказала я, стремительно выходя из помещения.
Отдалённо, я услышала, как она тихо сказала «Мне жаль тебя, Розали», и только когда я села в машину, то поняла, что не говорила ей своего имени. Откуда тогда она его узнала? Господи, надо перестать думать об этой ерунде, тем более, сейчас я точно знаю, чем вызваны странные сны и депрессия. Это началось с тех пор, как я рассталась с Эдвардом. Боль не покидала меня ни на секунду, даже во снах.
И я точно знаю, что мне нужно теперь, и на всю оставшуюся жизнь, как бы жестоко по отношению к другим это ни было.
Но, прежде всего, необходимо поговорить с Карлайлом…

~ * ~

Я сильнее надавила на газ, до боли сжимая руль.
Всё, что я сейчас хотела видеть – Его лицо.
Всё, что я сейчас хотела слышать – Его голос.
Чувствовать его запах, тепло его рук и жар губ, смотреть, как он проводит рукой по волосам и слегка потирает переносицу, когда о чём-то думает. Я хочу чувствовать на себе взгляд его изумрудных глаз. Сейчас… Всегда…
Сама не понимаю, как могла так быстро доехать до его дома, ведь я даже не следила за дорогой. Поспешно выбежав из машины и даже не закрыв дверцу, я практически побежала к двери.
Как всегда не заперто…
Быстро поднявшись по лестнице, я встала у перил, залюбовавшись им. Эдвард стоял у мольберта, разводя краску на палитре. На нём, как обычно, были потёртые джинсы, сидящие низко на бёдрах и серая майка, испачканная краской. Эдвард был сосредоточен, его брови были сдвинуты к переносице, а губы слегка выпячены вперёд, словно прося о поцелуе.
Внезапно он остановился и резко повернул голову в мою сторону, глядя мне в глаза.
- Розали, что ты здесь делаешь так поздно? – спросил он, отставив палитру в сторону и вытирая руки полотенцем.
Не говоря ни слова, я подлетела к нему, бросившись на шею, запуская руки в мягкие бронзовые волосы. Инстинктивно он обвил меня руками, и я всхлипнула.
- Что с тобой? – обеспокоено спросил он, но я не ответила, - Розали, что…
- Я люблю тебя, – сказала я, посмотрев ему в глаза.
Эдвард изменился в лице, нахмурив брови, словно ведя тяжёлую внутреннюю борьбу.
- Я люблю тебя! – громче сказала я, – больше жизни, больше всего на свете. И я устала это скрывать!
- Розали…
- Нет, не перебивай меня, не нужно! Я слишком долго хранила это в себе, чтобы теперь молчать. Сегодня я сказала Карлайлу, что я не люблю его, что я люблю другого мужчину, и что ухожу, - Эдвард хотел сказать что-то в ответ, но я остановила его. - Я знаю, что поступила жестоко. Я знаю, что он меня очень любит и, что я не заслуживаю ни капли его любви, но я ничего не могу поделать. Я люблю тебя и хочу быть только с тобой.
Несколько минут Эдвард просто молчал, глядя мне в глаза. Это молчание убивало и резало сердце без ножа.
- Почему ты сделала это, Розали? – тихо спросил он. – Почему сейчас? Не так давно ты сказала, что надо положить конец нашим отношениям, поставить точку и жить так, как мы жили раньше. Так почему сейчас ты передумала?
- Потому что устала. Устала прятать свои чувства. Устала бороться сама с собой. Устала плакать по ночам в подушку. Устала от навязчивой любви мужчины, которого я не люблю. Устала ночами представлять тебя с другой женщиной. Устала скучать по тебе. Устала лгать тебе, себе и другим. Я устала! – я даже не заметила, как отошла от него на шаг и перешла на крик.
- А что будет, если ты устанешь и от меня? – напряжённым тоном спросил Эдвард, когда одинокая слеза скатилась по моей щеке.
- Не говори так, ты знаешь, что этого не будет, - всхлипывая, ответила я.
- Откуда? Откуда мне знать? Откуда мне знать, что я не твой очередной каприз? Что, наигравшись вдоволь, ты не побежишь обратно к своему мужу? Не скажешь, что сошла с ума, уходя от него, что каешься и любишь лишь его? Ведь он простит… Он всегда тебя прощал, - сжав челюсти, сказал Эдвард, и лишь боль в его глазах давала мне надежду.
Не в силах держать боль и отчаяние в себе, я расплакалась.
- Этого не будет никогда, слышишь? Никогда! Я люблю тебя, я всегда тебя любила. А ты любил меня! Единственная ошибка в том, что мы всегда, всегда, встречаемся слишком поздно! – кричала я, размахивая руками. – Но это не имеет значения. Ничего не имеет значения, кроме того, что я люблю тебя, а ты любишь меня, – сказал я, подходя ближе к нему, но Эдвард остановил меня.
- Я женат, Роуз. А ты замужем, – с болью в голосе сказал он, и я заплакала ещё сильнее. – Белла любит меня, и…
- Она никогда не будет любить тебя так, как я! – закричала я так громко, как могла, вырывая свои запястья из его рук, – Никто не сумеет любить тебя так, как я! И ты никого, кроме меня любить не будешь! – кричала я, до крови впиваясь ногтями в ладони.
- А что если я не смогу дать тебе то, что давал Карлайл? Ты не думала об этом? – закричал Эдвард. – Ведь я не смогу молчать, когда ты раздражена и срываешься. Я не смогу мириться с тем, что ты ночами гуляешь в клубах с подругами! Меня будет бесить, что твоё платье слишком коротко, а на лице слишком много макияжа! Я буду злиться на тебя каждый раз, когда ты улыбнёшься другому мужчине. И никогда, слышишь, никогда не прощу тебе измены!
- Так измени меня! – сквозь слёзы закричала я. – Укроти меня! Сделай меня только своей! Привяжи меня к себе! Не отпускай меня в ночные клубы, сделай так, чтобы я не красилась, запрети общаться с друзьями, которые тебе не нравится и наплюй на то, что меня это бесит! Не прощай меня за мои ошибки, а сделай так, чтобы я их не совершала! Верь мне, потому что, если ты всё сделаешь правильно, мне незачем будет тебя обманывать.
Слёзы всё ещё продолжали литься по моему лицу, а между нами повисло молчание. Мы просто смотрели друг другу в глаза.
Он говорил, что мои глаза, словно аквамарины, его же были изумрудами…
- Я люблю тебя. Но, наша любовь так жестока к другим, к людям, которые любят нас не меньше. Карлайл и Белла… – тихо сказал Эдвард, с болью глядя мне в глаза
- Ты прав, – сказала я, делая шаг к нему, – прав во всём. Мы любим друг друга, тем самым, причиняя боль тем, кто любит нас. Но я не могу иначе… Просто поглощать любовь для меня муке подобно, – тихо сказала я, подойдя вплотную к Эдварду и нежно проведя кончиками пальцев по его щеке, наслаждаясь дрожью, которую вызывают в нём мои прикосновения.
- Если не хочешь быть честным и жестоким, как я, ладно. Будь лживым и благодетельным. Не говори ничего Белле, будь с ней, а я буду твоей любовницей, – сказала я, проведя большим пальцем по его губам, наслаждаясь их мягкостью. Эдвард моментально изменился в лице, сдвинув брови к переносице, а я грустно улыбнулась.
- Не смотри на меня так, я отвечаю за свои слова. Знаю, женщины такого не предлагают, но у меня нет другого выбора. Ведь мне многого не надо, Эдвард. Я хочу, чтобы ты просто был рядом, или хотя бы близко, не обязательно со мной. Близко, но не рядом, как иронично сказано, правда? – горько усмехнулась я. – Я хочу просто иметь возможность видеть тебя, просто стоять в сторонке и смотреть на тебя, когда ты будешь чем-то занят. А потом ты, почувствовав мой взгляд или запах моих духов, обернёшься и посмотришь на меня… как сегодня. – Тихо говорила я, продолжая пальцами повторять черты его лица. Внезапно, Эдвард схватил мои запястья, крепко сжав их своими руками. От неожиданности и боли я слабо вскрикнула, посмотрев ему в глаза. Его челюсти были плотно сжаты, жилы на шее натянуты, плечи напряжены, а зелёные, изумрудные глаза блестели от застывших в них слёз. Эдвард плотно зажмурил глаза, чуть отворачивая от меня голову.
- Не нужно скрывать слёзы, любимый, – чуть слышно сказала я, – этого не нужно стыдиться. Стыдиться нужно бессердечности.
Эдвард распахнул глаза, и в них я увидела злость, панику и любовь. Он сжал мои руки сильнее, и я всхлипнула. Когда мои кисти почти онемели, я больше не могла терпеть.
- Эдвард, мне больно… – всхлипнув, сказала я.
- Мне тоже, – сквозь стиснутые зубы ответил он, и, отпустив мои руки, резко повернулся ко мне спиной.
На моих запястьях остались красные следы, которые всё ещё ныли лёгкой болью. Я слегка потёрла ушибленное место и медленно подошла к Эдварду.
Положив руки на его плечи, я нежно поцеловала его шею. Когда я переместила губы к его уху, слегка коснувшись его языком, он судорожно вдохнул, сжав кулаки. Резко повернувшись, Эдвард притянул меня к себе, прижав руку к моим волосам и приникнув губами к моим губам.
Мы оба старались вложить в этот поцелуй всю страсть и желание, которые чувствовали. Прикосновения губ, рук, ласки языков порой говорят лучше любых слов. В этом поцелуе так же ощущался наш страх, паника, ненависть к самим себе за то, что делаем больно другим, и безысходность… Безысходность и отсутствие выбора. Это и есть любовь.
Чуть отстранившись, рвано дыша, Эдвард сказал:
- Белла сегодня осталась с матерью в больнице, так как она её единственная родня и у Рене больше никого нет. Я поговорю с ней завтра и расскажу о нас. И мы будем вместе, Розали, как бы жестко это не было… – сказал Эдвард, проведя языком по моим губам, и я сделала то же самое.
- Люблю тебя… Хочу тебя… – сквозь поцелуи прошептала я, отбрасывая плащ на пол и расстёгивая шёлковую блузку…

~ * ~

Тишину комнаты разрывали телефонные гудки. Нажав сброс, я снова стала звонить ему. Взглянув на часы, я начала беспокоиться ещё сильнее. Было почти час ночи, а Эдварда всё не было. Сегодня он должен был заехать за Беллой и рассказать ей о нас. Что же могло произойти? Неужели, он передумал и решил остаться с ней? Нет, невозможно, он любит меня, любит и не откажется, - повторяла я себе, выкуривая очередную сигарету.
Время тянулось невыносимо долго, а он по-прежнему не брал трубку.
Внезапно, у меня зазвонил телефон, и я тут же резко подскочила со стула и ответила, даже не взглянув на экран дисплея, в надежде услышать голос любимого.
- Розали? – спросила Элис, заставив меня слегка растеряться. Со времени нашей ссоры в ресторане мы не разговаривали, и очень странно, что она решила позвонить мне сегодня, да ещё и в столь поздний час.
- Да, что ты… - начала я, но, услышав громкий всхлип на другом конце телефона, обеспокоено спросила, - Элис, в чём дело? Что с тобой? Ты плачешь?
- Ты включала телевизор, Роуз? – спросила она, по-прежнему рыдая в трубку.
- Нет, а что?
- Там, по новостям… Господи, как же это сложно, я так соболезную тебе, - рыдала она, и моё сердце опустилось, а к горлу подступила тошнота.
- Что случилось, Элис?
- Эдвард… он… Боже, мне так жаль!
- Что с ним? – спросила я, не заметив, как слёзы начали скатываться по моим щекам.
- Он погиб, Роуз, погиб в автокатастрофе вместе с Беллой. В его машину врезался грузовик, и они оба разбились насмерть. Роуз, я очень… - начала она, но я не стала слушать дальше, нажав на кнопку сброса.
Сердце, казалось, вот-вот разорвётся от боли, а по щекам беспрерывно текли слёзы.
Собрав волю в кулак, я подошла к ноутбуку, набрав в поисковик «автомобильные аварии в Нью-Йорке».
Увидев последние новости, я громко застонала, чувствуя, что моё сердце разбилось на тысячу осколков.
«Эдвард и Белла Каллен разбились в автокатастрофе, столкнувшись с грузовиком. Выживших нет…», дальше читать я не стала.
Вытерев с глаз слёзы, я встала из-за стола, и взяла бутылку виски, направляясь в спальню.
Тихо открыв дверь, я вошла в тихую мрачную комнату, и подошла к комоду. Взглянув на себя в зеркало, я вспомнила каждый сон, каждую жизнь, которую мы любили друг друга, пусть и не долго.
Это моя карма, от этого не уйти…
Открыв глубокий ящик, я достала оттуда снотворное и, открутив круглую крышку, высыпала все без остатка таблетки на лоснящуюся столешницу комода. Набрав жменю белых таблеток, я запрокинула голову, раскрыв ладонь, и высыпала все до единой в рот, после чего жадно запила их тёплым виски.
Ещё раз взглянув на себя в зеркало, я смахнула очередную слезу и легла на кровать. Устало откинув голову на подушку, я взглянула на портрет женщины лишь в белой простыне, висящей на стене напротив. Её волосы – золото, глаза её – аквамарины, кожа её – фарфор, а губы – роза. Она светилась, так как позировала художнику, которого любила так же сильно, как он её, - не за, а вопреки, бесконечно, бессмертно, вечно.
Я чувствовала, как моё тело расслабляется, веки тяжелеют, а земля и реальность становятся всё дальше, и, думаю, я больше никогда не увижу кошмаров.
Я совершенно не боюсь смерти… Мне не страшно умирать, потому что у меня впереди ещё не одна жизнь.
Возможно, у меня будет другое имя.
Возможно, у меня будет другая судьба, характер, нрав.
Возможно, я даже буду выглядеть иначе…

Нет, мне не страшно умирать, потому что в следующей жизни, мы снова встретимся с тобой, любимый, и наша любовь погубит нас… Снова…