Ты помнишь, как все начиналось?
Как долго, как сладко минуты
С тобою в ночи там тянулись?
Как ласково грели закаты,
Которые мы не забудем?
Как многого нам захотелось,
Лишь так чтобы время подольше тянулось?

Ты помнишь, как все начиналось?
Как встретились мы в первый раз?
Как мне отпускать не хотелось,
Из глаз твоих весь исчез страх?
И как все вокруг становилось,
И так обернулось вдруг в прах?

Ты помнишь, как все начиналось?
Как пахла осенняя ночь?
И листья снаружи шуршали,
Съедая тоску нашу прочь?
Молчишь? Не даешь мне ответа?
Иль спишь, утопая во тьме?

Не сплю. Лишь молчу. Все я слышу.
Но сил нет ответить тебе.
Я помню лишь нежность касаний
И шепот, чуть слышный во тьме.
Я помню лишь яркое солнце
И твой силуэт в темноте.

И то, как ты клялся вернуться,
Как долго ждала я тебя.
Считая минуты, сжигая мосты,
Ломая преграды, надеясь. А ты
Пришел лишь на час. Ушел навсегда.
И лишь говорил мне "Прости".

Я знаю. Виновен. Обидел. Пустил.
Могу исправить? Иль, может, загладить?

Увы, но уж нет. Прости, отпусти нас.
Тебя я ждала и, надеясь, любила.
Молила, пыталась простить и просила.
И знала, что я уж чужое вкусила.

Так помнишь ты, как это все начиналось?

А нужно ли помнить минуты,
Что долго струились для нас?
Закаты, что мерно тянулись,
Как много хотелось тогда?

Ответь на вопрос, умоляю.
Мне нужно узнать твой ответ.

Такое забыть невозможно.
Ни ночь, ни минуты, ни ласки.
Ни первый с тобою рассвет.

Промозглый ветер с силой дует откуда-то с севера, принося с собою морозный зимний циклон. Волны бескрайнего океана с неистовым громовым раскатом бьются о берег, наполняя воздух щемящей душу свежестью. Я стою на краю обрыва, обхватив себя руками, и смотрю вниз. Я смотрю на то, как с каждой пребывающей волной скалы у подножья океана вновь и вновь скрываются в белой пене. Все чаще мне хочется оказаться там, внизу, среди пенящихся волн. Мне так хочется хоть иногда почувствовать эту приятную невесомость во всем теле и отпустить, наконец, свой разум, избавляясь от всех мыслей разом.
Солнце уже находится на полпути к своему обычному месту на белом сероватом небе. Осенью его лучи практически не греют, и иногда мне хочется забраться повыше, оказаться как можно ближе к небесному светиле, чтобы перехватить хотя бы маленький кусочек тепла. Я уже и забыла, каково это - чувствовать себя согретой.
Он ушел рано, почти на рассвете, опять не разбудив меня. Он всегда говорил, что никогда не видел девушку, которая бы так сексуально выглядела спящей. Но в глубине души я знала, что и этот комплимент всего лишь отговорка. Ему тоже было тяжело прощаться. Ему тоже не хотелось уходить, хотя иногда мне казалось, что он лишь использует меня.
В минуты, когда я оставалась одна, мысль о предначертанном одиночестве не покидала меня. Я обижаюсь на него, я не хочу его видеть, я ненавижу его. Ненавижу, за его тигриные глаза, смотрящие в самую душу, за его улыбку, от которой на щеках появляются небольшие ямочки. Ненавижу его за то, что каждый раз млею от холодного прикосновения. И еще за то, что как бы сильно не пыталась его ненавидеть, я не могла и все равно продолжала ждать.
Очередной порыв ветра срывает камни на выступе обрыва, и они со скоростью света летят в бездонную пропасть океана. А я смотрю на это и понимаю, что и сама бы спрыгнула вниз, лишь бы ощутить свободу от этих невидимых сетей, в которые попала. Но снова меня останавливает мысль о нем. Его образ предстает перед глазами, и я понимаю, что не смогу уйти не попрощавшись. А попрощаться не выйдет, потому что он не даст. Он не отпустит. От ощущения собственной беспомощности я ненавижу себя. Закрыв глаза, я сжимаю пальцы с такой силой, что на руках появляются красные пятна, и кровь под кожей начинает пульсировать.
Зачем? Этим вопросом я задаюсь каждый божий день. Каждую минуту. Каждую секунду. Зачем я встретила его? Зачем он собрал мое сердце по кусочкам, зачем склеил мою душу? Чтобы потом опять растоптать ее, сломать, в очередной раз доказать мою никчемность? Как же я ненавижу себя. Ненавижу за то, что не могу его ненавидеть. Оборотень и вампир... О чем я только думала? Неужели действительно полагала, что он оставит свою семью ради меня, что бросит ее и вернется ко мне?! Более глупой мысли я еще не слышала за всю свою жизнь.
Сзади я слышу неторопливые шаги, и через минуту теплая, даже горячая ладонь ложится мне на плечо. Я знаю, кто в очередной раз пришел, чтобы спросить, как мои дела. А я лишь мечтаю о том, чтобы меня все оставили в покое.
- Привет, - тихо говорит Джейк и встает рядом, почти касаясь моего плеча своим.
Я не отвечаю ему, потому что нет на это сил, и он знает это.
- Ты опять не пришла на патрулирование, - тихо говорит Джейк, и я чувствую, что он смотрит на меня. - Сэм волновался.
- Как это мило, - безучастно говорю я, надеясь, что парень скоро уйдет.
На какое-то время между нами остается только молчание, и я снова слышу биение волн о скалы у нас под ногами, отбивающие один и тот же ритм с моим израненным сердцем.
- Лея, что с тобой происходит? - наконец спрашивает Джейк, избавляя меня от нужды слушать последние новости нашего района. - Ты не ходишь на охоту, не перевоплощаешься со стаей, пропадаешь где-то целыми днями.
Я все еще стою неподвижно и смотрю вдаль, на то, как отблески солнечных лучей переливаются на водной глади. Джейк рядом тяжело вздыхает, а я лишь закрываю глаза.
- Лея, поговори со мной.
О чем? Что я могу сказать тебе, Джейк? Что влюбилась в вампира, как последняя идиотка, а теперь мучаюсь от мысли, что он никогда не будет моим? Что провожу с ним ночи в старом заброшенном домике лесничего в чаще леса и каждый божий день с замиранием сердца жду, когда он вновь придет? Что не охочусь большее вместе со стаей, потому что боюсь, что все вы будете презирать меня? Так оно и будет, если вы узнаете. Так оно и будет.
Джейк продолжает смотреть на меня каким-то умоляющим взглядом, хотя прекрасно понимает, что я все равно ничего не скажу. Я слишком давно перестала изливать душу и не собираюсь что-то менять. В очередной раз тяжело вздохнув, он вновь треплет меня по плечу.
- Если что, я тут.
Я впервые за этот разговор поворачиваюсь к парню. В его глазах я не вижу любопытства, осуждения. Лишь тревога и искреннее желание помочь. Да я и сама не знаю почему, но чувствую благодарность за то, что он не вынуждает меня говорить. Просто он все понимает без слов.

***

На лес стремительно опускалась ночь. Все вокруг утопало в надвигающейся темноте, и лишь я все еще стояла на краю обрыва. Когда успела наступить ночь? Как так быстро пролетел день, что я даже не заметила? Мне казалось, что мы с теперь таким близким ветром только лишь два часа провели здесь, так как же я смогла упустить тот момент, когда время начало существовать отдельно от меня?
Я оглядываюсь по сторонам: вокруг невидно практически ничего, и лишь волчье зрение помогает мне хоть немного различать предметы. Я сильнее обхватываю себя руками и снова поворачиваюсь лицом к обрыву. Я смотрю вниз на то, как морские волны постепенно успокаиваются. Мне становится так тоскливо, что хочется заскулить. Сосущее одиночество все это время съедало меня изнутри, убивало сердце и душу, раздирало нутро на клочки, оставляя глубокие кровоточащие раны. Но самое поганое - осознавать, что ты ничего не можешь поделать. Этот гребаный мир крутиться по своим гребаным законам, и что бы ты ни делал, остановить землю и сойти с нее не получиться.
Я в очередной раз бросаю взгляд вниз и закрываю глаза. Голова идет кругом, по телу пробегает шальная мысль: а не послать ли все к черту? Что будет, если я все-таки сумею разорвать этот замкнутый круг, плюнуть на все? Что если я сделаю шаг вперед, окончательно лишаясь опоры, и окажусь там, внизу, на острых скалах? Заживут ли мои кости? Смогу я выкарабкаться из этой трясины? Хотя какая собственно разница, в каком болоте гнить.
Я лишь плотнее закрываю глаза и делаю маленький, ничтожный шажок вперед. Еще один шаг и земля совсем уйдет из-под ног, тогда уже ничего нельзя будет изменить. Интересно, что он подумает, когда меня не станет? Будет скучать? Или забудет? Навряд ли я узнаю ответ на этот вопрос.
- Не боишься сорваться? – раздается тихий бас за моей спиной.
От звука его голоса по телу стремительным потоком проносится кровь, закручиваясь в петлю вокруг моей шеи, стягивая сильнее, не давая дышать. Каждый раз лишь от звука его голоса я впадала в кому, словно меня парализовало. Я останавливаюсь, зависаю над бездной, надеясь, что это лишь галлюцинация.
- Я уже ничего не боюсь, – отвечаю я, и ветер съедает половину моей фразы, унося ее с собой. – Зачем ты пришел?
Сзади неслышно ни звука, и мне на минуту кажется, что все это лишь мое воображение. Но через секунду холодные пальцы смыкаются на моем запястье и аккуратно, но настойчиво тянут мое тело назад. Мгновение я пытаюсь сопротивляться, но довольно быстро понимаю, что это бесполезно. Эммет бережно разворачивает меня к себе, притягивая ближе, а я старательно избегаю его взгляда, потому что знаю – стоит только заглянуть в них, и я уже ничего не смогу сделать. Он почему-то молча смотрит на меня, и я не могу понять, чего ему нужно от меня. Разве мало, что у меня развилась стойкая зависимость от него? Разве ему мало, что я брежу им, что не могу дышать без него? Чего он хочет теперь? Он забрал мое сердце, а теперь пришел за душой? Или за телом? С каждым сделанным мною вдохом я все отчетливее чувствую его запах. Приторный, яркий, с нотками табака. Я до сих пор не могу понять, почему мне не противно находиться рядом с ним, почему он терпит меня. Если бы не вся трагичность ситуации, я бы подумала, что это судьба. От сей мысли на моем лице появляется горькая усмешка, нервный смешок срывается с губ. Я, наконец-то, перевожу взгляд на него. Эммет все еще не сводит с меня глаз, словно пытаясь свести с ума не прикасаясь, не притрагиваясь.
- Зачем ты пришел? – повторяю я вопрос, заданный ранее.
Он легко улыбается своей самодовольной, беззаботной ухмылкой, которая задевает лишь уголок его губ. Очертания ямочек на щеках становятся чуть отчетливее, но совсем немного. А мне и этого хватает, чтобы окончательно свихнуться.
- Ты каждый раз меня об этом спрашиваешь, – говорит он, в его голосе я слышу непонятные мне нотки задора.
Его все это забавляет? Ему нравится смотреть, как я мучаюсь? Боже, как же я хочу его ненавидеть. Хочу, но не могу.
- А ты каждый раз не отвечаешь, – отзываюсь я, скидывая с себя его руки. – Просто берешь то, что тебе нужно, и уходишь.
В моем теле кипит обида, то ли на себя, потому что я такая дура, то ли на него за то, что он самолюбивый сукин сын. Неожиданно появившаяся решительность позволяет мне взять себя в руки и обойти вампира, направляясь к своему единственному убежищу.
Одинокий заброшенный домик стоит посреди леса, с каждым новым днем все больше сливаясь с общей массой деревьев, папоротников и кустов. Его обветшалая крыша в дождливые дни пропускала влагу, маленькие капельки падали на слегка прогнившие полы, а в морозы, она хоть и покрывалась коркой льда, но пропускала промозглый северный ветер. Только я все равно я любила это место, потому что провела здесь лучшие часы за последние несколько лет своей жизни. Здесь все началось. Наверное, поэтому для меня стало таким родным это место. Я подхожу ближе, не оборачиваясь, и открываю скрипучую дверь. Мне не нужно смотреть назад, что бы узнать, идет ли он за мной. Я итак это знаю. Я чувствую. Зайдя внутрь, я толкаю дверь, стараясь как можно сильнее ею хлопнуть. Но Эммет успевает ее перехватить и аккуратно закрыть, заходя внутрь. Я подхожу к полуразвалившемуся камину, кидаю туда пару дров и беру оставленные вчера мною спички. Огонь медленно разгорается, охватывая пламенем поленья, и это зрелище кажется мне самым удивительным на свете. Я встаю на ноги и вновь обхватываю себя руками, пытаясь сдержать рвущийся наружу порыв броситься к нему в объятия. Нет, Лея, ты должна прекратить все это, пока не потеряла последние остатки уважения к себе. Пока еще не потеряла душу.
Холодные пальцы бережно касаются моих рук, проводя кончиками по оголенным участкам кожи. Дыхание сию минуту перехватывает, и я начинаю задыхаться. Опять. Снова. Как всегда. Его нежные руки скользят по коже, даря самые чудесные ощущения , какие только могут быть. Я закусываю губу, чувствуя, как пуговицы на кофте одна за другой оказываются расстегнутыми. Одна... Вторая... Третья... Кофта плавно спускается с моих плеч к локтям, и холодные губы прижимаются к коже, медленно и плавно обводя контур плеч. Я чувствую, как внизу живота образуется тугой узел, а Эммет в это время и вовсе скидывает кофту, целуя шею, спину, лопатки. Он все делает медленно, неторопливо, а я теряю последние капли разума, последние остатки решимости и воли, в очередной раз ненавижу себя за беспомощность.
- Эммет, нет, - делаю я очередную слабую попытку вырваться.
Но он не дает мне, перемещая руку на шею и слегка сжимая ее пальцами. И не смотря ни на что, мне не больно. Я перестаю сопротивляться. Я уже побеждена. Закрываю глаза и чувствую, как рука на шее ослабляет хватку, как она плавно перемещается ниже, поглаживая кожу, лаская грудь, избавляя меня от остатков одежды. Через секунду я оказываюсь на небольшой кровати, а сверху на меня смотрит пара тигриных глаз. По щеке скатывается горькая слеза, и он наклоняется, чтобы стереть ее губами. Его руки блуждают по телу, так властно, так по-хозяйски. Губы скользят по коже, перемещаясь от шеи к ключице, затем к плечам, потом ниже, покусывая нежную кожу. Мои руки судорожно собирают простыню в кулак, сминая ее пальцами. Ногти впиваются в кожу, дыхание давно уже сбилось, а пульс зашкаливает. А он лишь сильнее вжимает меня в матрас кровати, исследуя губами каждый миллиметр моего тела. И сейчас я вновь ненавижу себя за то, что мне так нравится это ощущение, за то, что мне так хорошо рядом с ним. Я знаю, что завтра мне станет еще больнее, когда он уйдет.

***

Мы оба лежим на спине, совсем рядом друг с другом и смотрим в потолок. Прохудившаяся крыша начинает гнить изнутри. Я своим идеальным зрением вижу все трещинки на ее поверхности, все дыры, всю черноту и гниль, которая так сейчас похожа на мое сердце. Вокруг ни слышно ни звука. Только мое дыхание. И сама не знаю почему, но спустя секунду я слышу, как из-за горизонта медленно поднимается солнце. Рассвет. Я ненавижу это время суток. Потому что с рассветом пропадает то волшебство, что было ночью. С рассветом пропадают те чувства, что я испытывала. С рассветом исчезает он. Он растворяется в лучах восходящего солнца, он тает в уплывающей дымке густого предрассветного тумана. С рассветом исчезают его черты, наши силуэты, его запах в моих волосах. В памяти еще какое-то время держатся картинки прошлой ночи, наши тела, прижатые друг к другу, наши губы, двигающиеся в ритм. Но к вечеру мое сознание забывает его, время неумолимо все стирает, оставляя после себя в памяти лишь пустоту.
- Я думаю, ты права, – наконец тихо говорит он.
В этот момент все внутри меня обрывается. Потому что я знаю, что он хочет сказать. Я говорила об этом долгие часы, минуты, секунды. Все эти дни. А теперь об этом хочет сказать он. Но как же я молила небеса, чтобы он не слушал меня, чтобы не соглашался, что бы приходил ко мне снова и снова. Плевать на все. Плевать, что там, в большом доме посреди леса его ждет она. Плевать, что и мне и ему приходится скрывать свои мысли от близких. Без него я не смогу дышать. Мои пальцы сжимают простыню, собирая ее в кулак.
- Ты права, нам нужно прекратить все это, – таким же тихим, спокойным голосом говорит он и поворачивается ко мне. – Лея?
Его рука касается моей, проводя подушечками пальцев по коже. Он хочет взять меня за руку, но зачем? Какой смысл? Я отдергиваю руку. Он тяжело вздыхает и снова смотрит в потолок.
- Она слишком много сделала для меня, Лея, – еще тише говорит он, и меня удивляет, что я не слышу в его голосе облегчения. – Я не могу просто так уйти.
- Конечно, – сквозь слезы отвечаю я. – Не можешь.

***

Я не знаю, как он так быстро собрался. Я не помню момента, когда он ушел. Я сидела на самом краешке кровати, наблюдая краем глаза за тем, как еще искрятся обугленные дрова в камине. Несмотря на то, что за окном начался кровавый рассвет, заливающий небосвод алым цветом, внутри заброшенного домика царит полный мрак. Наш домик.
Когда он успел уйти? Попрощался ли со мной? Я не помню. Я была слишком занята тем, что пыталась научиться самостоятельно дышать. Ведь как я жила до него я уже и не помнила. Встав с кровати, я накидываю на себя лишь вязанную кофту и, запахнув ее полы, выхожу на улицу.
Босыми ногами ступая по мокрой земле, я чувствую, как кожа расползается словно треснутая по швам ткань. В воздухе чувствую запах солоноватой ржавчины, или это запах моей крови? Боль заполняет меня медленно, с головы до ног, но она куда слабее, чем та, что рвет сейчас на части кусочек невидимой материи у меня в груди, который мне все-таки удалось сохранить. Я думала, что он забрал только сердце. Что лишь его он поставил у себя в комнате как трофей на полочку под стекло. Но на самом же деле, он забрал у меня куда больше, чем просто маленький бьющийся комочек. Он забрал мою душу. Вынул, вытряс ее, забрал у меня в подтверждение своей победы, унес вместе с сердцем. Но мне все-таки удалось сохранить ничтожный кусочек души, который я берегла внутри себя как единственное, что еще поддерживало мою жизнь.
И вот он ушел, и то единственное, что осталось у меня теперь разорвано на клочки, как ненужная вещь, как тряпка. Я продолжаю идти, уже не обращая внимания на боль от того, что ноги стираются в кровь. Время сливается с окружающим миром, я перестаю чувствовать воздух вокруг себя, и даже тишина на мгновение пропадает. Я ощущаю лишь всепоглощающую пустоту, которая съедает меня изнутри. Медленно, неторопливо, почти как любовь к нему. Иногда мне хочется заплакать от боли, а иногда просто упасть на колени и не двигаться. Потому что каждое гребанное движение доставляет адскую боль.
Я дохожу до обрыва и встаю на край, совсем как вчера. Его больше нет. Со мной его больше нет. Он ушел, извинился за то, что вторгся в мою жизнь, но зачем мне его изменения? Я хочу ходить с ним по лесу, держать за руку. Хочу видеть его улыбку, и сама хочу смеяться, над каждой пошлой глупостью, которую он отпускает в мой адрес. Хочу пить кофе и смотреть, как он недоверчиво морщится от его запаха. Хочу, что бы он держал меня в своих объятиях так крепко, что в глазах запрыгают мошки.
Но я не могу. И это самое отвратительное ощущение: понимать, что ты ничего не можешь сделать. Совсем ничего. Понимать, что он не придет больше вечером и не возьмет тебя за руку. Понимать, что больше не увидишь эти ямочки на щеках и то, как заливается его кожа алмазными искрами от солнечных лучей.
Я любила в нем все. Его надменный взгляд и эту дурацкую привычку опираться о косяк, скрещивая руки на груди. И то, что он мало разговаривал, но всегда по делу. И даже то, что он умел лучше кого бы то ни было вывести меня из себя всего лишь одним взглядом. И, о Господи, как же я хочу научиться его ненавидеть. Почему я будто утратила эту возможность? Ведь теперь, когда он сделал мне так больно, я должна его ненавидеть всеми фибрами своей души, так почему я не могу? Ах да, он же забрал ее. Забрал душу.
Я стою на краю и чувствую, как мое тело качается от легких порывов ветерка, и как развиваются мои волосы. А время медленно течет, снова выветривая из сознания его образ. Он растворяется в звуках вокруг, и я вместе с ним исчезаю. Исчезаю насовсем.
Прошла еще одна секунда, болью напомнившая о себе где-то там, где было мое гребанное сердце, и я понимаю, что больше не могу терпеть. Я больше не могу.
Закрываю глаза, постепенно расслабляю мышцы своего тела: шею, плечи, руки, - а когда эта волна дойдет до ног, я упаду вниз, как те камни с утеса. От этой мысли я улыбаюсь. Какой смысл жить без сердца, без души? Без него? Да, я забуду его со временем, но в тот же момент, когда последняя черта его лица растворится, исчезну и я сама. Исчезнет все, что когда-то было мной, что осталось от меня. А осталось лишь пустая оболочка, внутри которой одна звенящая пустота. И вся проблема в том, что я не смогу забыть тех минут, проведенных вместе. Я буду помнить фразы, места, события, но не буду помнить его, себя, нас, словно это не мы, там, в моих воспоминаниях. Я снова улыбаюсь и делаю шаг навстречу свободе. Тело начинает наклоняться, достигая точки равновесия и пересекая ее. Руки устремляются вперед, словно я специально выставляю их перед собой, а потом и все остальное начинает заваливаться навстречу еще одной пустоте, которая скоро поглотит мою. Но в тот момент, когда я почти срываюсь, чья-то рука перехватывает меня за локоть и резко дергает назад. Из легких вырывается стон от новой боли, и я не знаю от физической или душевной.
- Нет, – шепотом произношу я, потому что на крик у меня нет сил.
Я кричу внутри себя, разрываясь на части.
- Дура, что же ты творишь? – кричит кто-то мне на ухо, горячие руки прижимают меня к такому же горячему телу.
Джейк. Из глаз льются слезы, которые так давно просились наружу. Чувства, толпящиеся внутри, больше не могут уместиться, и поэтому оболочка моего тела разрывается, эмоции выплескиваются через слезы. Джейк. Пальцы сжимаются на его коже, я замечаю, что цвет ее почти такой же, как и у моей. Джейк. Он все понимает и так. Не могу сказать, почему я так уверена, но я знаю, что он в курсе всего. И сейчас мне плевать, что обо мне подумают. Я чувствую странное облегчение, словно тело скинуло оковы, словно вырвалось из клетки, которая все больше и больше сжимала меня.
- Я помню, – шепчу я, чувствуя, как разум подкидывает воспоминания.
Моей жизни. Как мы первый раз встретились. Как впервые он остался в проклятом лесном домике. Как я ждала его. Как он приходил все реже. Я помню его черты. Глаза, отливающие янтарем. Улыбку, притягивающую взгляд. Ямочки на щеках, боже, я помню эти ямочки. И руки. Я помню его руки на своем теле. Помню каждую мельчайшую подробность и обещаю себе: ничто не ускользнет больше. Я поднимаю полные слез глаза на Джейка, который с сочувствием смотрит на меня, гладя по волосам.
- Я помню…