Форт-Уорт
1881 г.

Вы знаете, о чём думают люди, когда смотрят в стальную глубину безразличного к их мольбам ствола? Когда ждут свистящего звука последней пули, рассекающий воздух лишь для того, что бы пролетев короткое расстояние вонзиться в их черепную коробку и разорваться внутри, разрушая мозг, по которому проходит последний импульс паники? Когда на их языке образуется металлический привкус смерти, обнимающей обеими руками, благодушно затаскивающей их в рай? Именно в рай, ведь они невинно убиенны. Знаю, в отличие от них, дорога туда мне заказана. Я помогаю им достигнуть рая, сам с каждым шагом, с каждой выпущенной из моего револьвера пулей, с каждой убиенной мною жертвой, – невинной или виновной – не важно, – приближаясь к аду. И знаете, когда придет мое время, я шагну в него с радостью. Я давно уже иду туда, настолько давно, что почти забыл, как именно началась это дорога.
Впрочем, не будем отвлекаться.
Я спрашивал, способны ли вы догадаться, о чём думают жертвы в последние минуты их никчемных и безрадостных жизней. Они могут упиваться собственной значимостью, считать, что они кому-то интересны как личности, хотя их мысли не представляют абсолютно никакой ценности. Так вот, я знаю, о чём они думают. Нет, я не читаю мыслей. Лишь просто смотрю в их расширенные чёрные зрачки, на поверхности которых отражается круглое дуло моего кольта, и понимаю: какие они все эгоисты, от первой минуты рождения до последней секунды жизни, от первого жадного вдоха и требовательного крика до последнего всхлипа и мольбы о себе… не о других... всегда только о себе и лишь о себе...
Покажите мне человека, - разве, что не святого или душевнобольного, - кому другой человек, находящийся рядом, просто проходящий мимо или живущий поблизости или в отдалении будет интереснее его самого. Влюбленные, - скажете вы и... ошибетесь. Любовь - это унижение. Настоящая любовь безответна, она не может быть равной, чья-то чаша весов обязательно окажется переполненной. Так что ни о какой гармонии и речи быть не может. Любя, ты унижаешься, ты просишь, вымаливаешь, а в ответ получаешь подачку в виде искаженного, извращенного чувства и слов: я люблю тебя, - с наивной, глупой приставкой: очень...
Но есть и другой бескорыстный вид любви, к сожалению, не всем доступный...
- Не трогайте её, - рыдала, стоя передо мной на коленях растрепанная женщина. - Убейте меня, только не её, не надо, прошу вас, - голос её понизился, стал практически неразборчивым.
Она попыталась схватить мою руку, чтобы в умоляющем жесте припасть к ней губами, но я отшатнулся, и женщина рухнула на пол, ползая возле моих сапог, практически слизывая с них дорожную пыль и мозги собственного мужа, бесформенной грудой лежащего внизу в гостиной.
Надо отдать ему должное, он был честным и справедливым, но не мог защитить семью. Что способен он предложить против моего кольта, уже практически сросшегося с ладонью? Казалось, за несколько лет кольт стал логичным продолжением моей руки. Не ощущая его веса, я чувствовал, будто меня лишили пальцев.
Руку я вскидывал быстрее, чем мой разум успевал подумать об этом. Я - убийца, и за несколько лет моё тело научилось реагировать на опасность на уровне инстинкта.
Всхлипы женщины перешли в завывания. Обхватив себя руками, она раскачивалась из стороны в сторону.
Краем глаза я наблюдал за маленьким существом, жавшимся в углу. На вид девчонке было лет десять-одиннадцать, слишком маленькая и худая, чтобы определить точнее. Подол аккуратного голубого платья задрался, показывая тонкие ножки-палочки в добротно сделанных тёмно-коричневых ботинках, наиболее подходящих для здешнего климата. Период засухи перемежался с обильными дождями, после которых, пройти по улицам и не испачкаться в вязкой жиже, было практически невозможно. Деревянные мостки по обеим сторонам дороги не спасали от грязи.
Девчонка дрожала, её широко распахнутые тёмные глаза смотрели в одну точку - на мать.
- Пожалуйста, - всхлипнула женщина. - Ведь она ничего не сделала. Это ребёнок. Должно же в вас быть хоть что-то человечное?
- Да что ты знаешь о человечности, - ухмыляясь, тихо произнёс я, взводя курок и наводя ствол на голову её дочери.
- Нет, - взвизгнула женщина, снова бросаясь мне под ноги. - Умоляю вас... - продолжала она твердить словно заведённая.
Не знаю, почему я послушал её, почему поддался уговорам, изменил своим принципам. Может, сегодня выдался слишком приятный вечер? Недельная жара, висевшая над Форт Уортом, спала. Я, наконец, смог выспаться и отдохнуть, и подумать над последним делом, что держало меня в этом маленьком городке.
Чарли Свон - местный шериф, он слишком крепко подсел мне на хвост, а мне не нужны были проблемы, которые он создавал. Поэтому я решил убрать его и его семью. Устраню проблему, и другим назидание будет: что переходить дорогу и чинить мне препятствия не стоит.
Дорога до дома шерифа не заняла много времени. Прежде чем навестить его, я попытался получить максимум информации. Жил Свон в незатейливом доме неподалёку от центра небольшого городка вместе с женой и дочерью. Этот дом сразу поднял во мне волну тошноты. Грубо сколоченная, но функциональная мебель, милые занавесочки на окнах и плетеные салфетки на комодах и столиках, детские рисунки на стенах - всё было настолько приторным и слащавым, настолько дышало счастьем и семейной идиллией, что я лишь сильнее укрепился в своём решении.
Опустившаяся на Форт-Уорт вечерняя жара была необычайно ласкова, на ясном безоблачном небе яркими точками мигали звёзды, из придорожных салунов и публичных домов доносился пьяный смех и задорные звуки расстроенных пианино.
Маленькие двустворчатые двери одного из заведений распахнулись, и двое работников вынесли какого-то перепившего бравого ковбоя. Его ноги, обутые в короткие сапоги из мягкой кожи, волочились по земле, оставляя на пыльной дороге, смоченной вчерашним дождём две глубокие борозды. Он на секунду вскинул голову, напрягаясь, и снова обмяк. Шляпа съехала на затылок и шлёпнулась в пыль.
Потерять на Западе шляпу, всё равно, что потерять достоинство. Неодобрительно покачав головой, я шагнул в тень соседнего здания. Парня уже успели дотащить до коновязи и пару раз макнуть в поилку. Тот дёрнулся и вроде как начал приходить в себя. Один из работников вернулся за упавшей шляпой и, подобрав её, кинул смятый, ставший бесформенным предмет, на грудь мертвецки пьяного мужчины. Отряхнув ладони, они удалились, оставляя бывшего клиента похрапывать под звёздами в опасной близости от лошадиных копыт.
Я докурил свой табак и продолжил путь. В переулке возились щенки, заботливая мать бдительно следила за каждым их движением. Тихо свистнув, я поравнялся с ними и, наклонившись, потрепал суку по загривку. Она приветливо забила по земле хвостом.
Ещё пара улиц, пара поворотов, и я был у цели.
Свон даже не успел отреагировать, почти с порога получив одну пулю в сердце, вторую в голову и третью в шею. Как опрометчиво для шерифа. Он всегда должен быть начеку. Я удручённо покачал головой.
Наверху раздался топот, я неторопливо перевёл взгляд на лестницу. На последней ступеньке застыла моложавая женщина. Схватившись за сердце, невидящим взглядом уставилась на тело собственного мужа. Она пока не плакала. Просто не успела осознать, что происходит.
Медленно, очень медленно женщина сфокусировала взгляд на мне и, вскрикнув, помчалась в одну из комнат.
Стволом пистолета я дотронулся до полей шляпы, сдвигая её на затылок, и отправился следом.
И вот теперь она умоляла меня пощадить её дочь.
- Хорошо, - по слогам произнёс я и, переведя взгляд на девчонку, кинул той. - Выйди и жди меня за дверью.
Она замотала головой, не отрываясь, смотря на мать.
- Детка, иди, - ласково сказала та, пересиливая собственную панику, и, всхлипнув, добавила более твёрдо. - Иди сейчас же.
Девочка поднялась и на трясущихся ногах направилась к двери, но на полпути, передумав, бросилась к матери и, разрыдавшись, вцепилась той в юбку.
Женщина погладила её по растрепанной головке, поцеловала в макушку, и, что-то прошептав на ухо, подтолкнула к выходу.
Я скучающе взирал на разворачивающуюся передо мной драму.
Наконец, девчонка вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Её мать затравленно взглянула на меня.
- Закрой глаза, - сегодня я не был настроен, угадывать чьи-либо мысли. Женщина охотно подчинилось. Неужели так легче умирать? Не видя пальца своего будущего убийцы, ласкающего курок?
Женщина снова рухнула передо мной на колени. Губы её зашевелились в беззвучной молитве. Разве за всю свою жизнь она так и не осознала – Господь слишком стар и глух, чтобы услышать и спасти?
- Вы позаботитесь о моей дочери? - дрожащим голосом внезапно спросила она.
Пару секунд я помолчал, взвешивая, что мне делать с лишней обузой. На самом деле, убить девчонку было бы наилучшим решением. Но даже такой ублюдок как я умел держать своё слово. Раз пообещал сохранить ей жизнь, надо позаботиться, чтобы она не умерла на первой же переправе.
- Хорошо, - мягким, почти нежным тоном произнёс я.
Женщина передо мной замерла, сжимаясь от страха. Между бровей пролегла глубокая морщинка. Она не понимала, чего я медлю.
Но выстрел - это всегда неожиданно...

***
Мы двигались по грязному, загаженному переулку между домами. Я уже был здесь сегодня.
Сука, узнав меня, радостно завиляла хвостом. Позади неё, в перевёрнутом ящике возились щенки. Маленькое десятилетнее существо, шедшее рядом со мной дрожало и с трудом сдерживало истерику. Крупные слёзы катились из её глаз, и она молча глотала их. И я не мог сердиться на неё, хотя любое хныканье и слабость, обычно сверх меры раздражали меня. И было странно, если бы она не испытывала никаких чувств к убийце собственных родителей, детским умом осознавая, что свою судьбу она контролировать не в силах. Хотя нет, она больше не ребёнок. Я заставил её сегодня повзрослеть, резко и стремительно. Жить ли ей или умереть - зависело от моего настроения. Пока что я пребывал в благодушном.
Я стал перебирать в уме, что мне известно о маленьких девочках, и внезапно понял, что ничего о них не знаю. Дети или бывшие дети, называйте, как хотите,... я не контактировал с ними, вообще никак. Но она будущая женщина, а женщинам надо заботиться о ком-нибудь.
Решение пришло внезапно.
Подойдя к собаке, я проигнорировал её приветственный добродушный лай, аккуратно обходя её и наклоняясь над коробкой со щенками. С пару секунд я смотрел на них, потом потянулся к тому, чья морда мне показалась поумнее и, схватив его за шкирку, забрал от своры братьев и сестёр. Тот сразу почувствовал опасность и заскулил, беспомощно махая всеми четырьмя лапами в воздухе.
Возле моих ног крутилась вмиг обезумевшая мать. Она больше не виляла и не тявкала: будто вытянувшись всем корпусом по земле, прижав уши к груди и оскалив зубы, она зарычала на меня, защищая своё дитя.
Я пошёл прочь, не обращая на неё внимания, а когда она понеслась вслед, просто отпихнул ногой в сторону. Сука взвыла, но попыток догнать не бросила. Тогда пришлось пнуть сильнее. Щенок в моих руках взвизгнул и забился.
На самом деле я испытывал желание вынуть свой кольт и разрядить в эту собаку оставшиеся пули, но, посмеиваясь про себя, подумал, что на сегодня убийства матерей с меня достаточно.
Я уже почти подошёл к девчонке, когда её слова выдернули меня из кокона собственных мыслей.
- Оставьте его. Вы не видите, он хочет к маме, - тонкий девчачий голосок был на удивление строг и силён.
В эту минуту она словно бы забылась, кто перед ней.
Бледный лоб прорезала недовольная морщинка, растрёпанные волосы, в которых запутались полу развязавшиеся ленты, развевались за её худенькими плечами. Грудная клетка, пока что лишь с тонким, еле заметным намёком на будущую грудь возмущённо и испуганно вздымалась. У неё была тонкая кость. Не удивлюсь, что, даже достигнув половой зрелости, она останется такой же хрупкой и плоской.
Я присел перед ней; теперь наши лица оказались на одном уровне. Её нижняя губа начала подрагивать. Похоже, девчонка растеряла всю свою, не пойми, откуда взявшуюся браваду.
- Как тебя зовут? - ласково спросил я, протягивая руку и поправляя сбившейся в сторону воротничок её незатейливого платьишка. В другой моей руке вертелся и скулил испуганный щенок.
- Белла, Белла Свон, - заплаканные шоколадные глаза серьёзно смотрели на меня. Я мог видеть дорожки от слёз на её побледневших щеках.
- Что ты говорила?
Её ротик приоткрылся, и она храбро начала. - Я говорила вам, чтобы вы отпустили его. Он напуган и хочет к маме.
- Так вот, Белла Свон, - я решил обратиться к ней полным именем. - Запомни, с этого момента, ты - его мать.
С этими словами я сунул извивающегося щенка ей в руки. Она неловко дёрнула ладошками, удерживая, пытающееся сбежать животное, и крепко прижала к себе.
- И тебе надо заботиться о нём, и следить, чтобы он всегда был сыт и... - на этом список её обязанностей вроде как кончался, в голову больше ничего не приходило, поэтому я просто протянул руку и потрепал щенка по гладкой макушке.
Белла так и стояла, застыв, и бессмысленно уставившись на короткую бежевую шёрстку пса. Выражение её глаз медленно менялось, пока мои слова доходили до неё.
- Надо дать ему имя, - наконец, сказала она.
- Дай.
Девочка нахмурилась, щенок заскулил, а она инстинктивно прижала его к себе чуть сильнее.
- Непоседа?
- Ну, если хочешь, чтобы все соседские псы смеялись и дразнили его «маменькиным сыночком», когда он вырастет, называй Непоседой.
Тёмные глаза буравили меня.
- А как бы вы его назвали?
На секунду я задумался. - Аттилой или Троем.
- Мне нравится Трой, - выдавила из себя Белла.
- Ну, тогда пусть будет Троем, а теперь пойдём нам пора уезжать.
Поднявшись, я указал, чтобы она следовала за мной.
- А куда вы едите?
- Белла, мы едем, - поправил я.
- Куда мы едем, - тут же переспросила она.
Глубоко вздохнув, я улыбнулся краешком губ.
- К истокам.
Не знаю, уловила ли она мою иронию. Скорее всего, для неё это были простые, ничего не значащие слова.
Мы уходили.
Белла последний раз оглянулась, чтобы посмотреть на замершую скорбную фигуру собаки, провожающей печальным взглядом чёрных блестящих глаз своё так и не отвоёванное чадо.
Мы все не те, кем притворяемся.
По улице разнёсся тоскливый, жалобный вой.

***

Ланкастер

Я смотрел на белый аккуратный домик. Ровные стены идеально покрашены, стёкла окон сверкают чистотой, небольшой, но пышный садик, начинающийся с правой стороны, слегка разросся с тех пор, как я последний раз лежал в нём под моим любимым вишнёвым деревом, предаваясь глупым юношеским мечтам.
Очень захотелось сплюнуть, скопившаяся во рту горечь, жгла горло.
Ничего не изменилось. Ничего, кроме меня.
Я постучал в массивную входную дверь с железной окантовкой и перевёл взгляд на Беллу, стоявшую чуть поодаль и прижимающую к себе Троя. Девчонка почти всё время молчала, по-моему, до неё постепенно начало доходить, что ни мать, ни отца она больше никогда не увидит. И осознание того, что я был их палачом, постепенно обрушивалось на хрупкие детские плечи. За три недели пути от Форт-Уорта до Ланкастера она едва ли произнесла с десяток слов.
Дверь внезапно распахнулась, на пороге застыла приятная моложавая женщина. Скромное бежевое платье, оттеняющее каштановые волосы, собранные в высокую причёску, подчёркивало идеальную фигуру, которую не затронуло рождение двоих детей. Глаза цвета промокшей листвы, не отрываясь, смотрели на меня.
- Эдвард, - выдохнула она, и, было, сделала шаг вперёд, порываясь обнять, но заколебалась.
И правильно. Я сам не уверен, чего ждать от этой встречи. Я не был дома с тех пор, как четыре года назад покинул его, выбрав свой путь - губительный и разрушающий. И я мог бы вспомнить ещё много слов, брошенных мне в спину отчимом, когда уходил, и ведь помнил каждое, как будто они были произнесены вчера.
Женщина тем временем, посмотрела на дрожащее за моей спиной существо, её взгляд стал светел.
- Эй, привет, - тихо, почти шёпотом, произнесла она. - Как тебя зовут?
- Белла, - раздался тонкий голосок, и я еле заметно не вздрогнул, настолько отвык от разговоров за недели её молчания.
- А кто с тобой, Белла? - продолжила женщина свои расспросы.
- Это Трой, - девочка погладила лежащего на её руках щенка, уже заметно подросшего. - Он очень храбрый, - она протянула его вперёд. - Если хотите, можете погладить. Только не пугайте его. Он недавно потерял маму, - на последних словах её голос надломился, и она громко шмыгнула носом.
- Ой, что же я вас держу на пороге, - всплеснула руками женщина и посторонилась. - Проходите в дом.
Я положил руку Белле на спину, чувствуя, как она напряглась от моего прикосновения, и подтолкнул её. - Дамы вперёд.
Девчонка покорно вошла в дом, а я шагнул следом.
- Эдвард, - зелёные глаза с мольбой смотрели в мои, бывшие их зеркальным отражением.
Только я знал, что в отличие от оригинала, в них не было ни мягкости, ни нежности.
- Элизабет... мама, - я протянул руку, и она ухватилась за неё, как за спасательный круг.
Объятие было долгим. Я с наслаждением вдохнул её родной запах. Наверное, только она могла пробудить во мне самого себя, давно забытого и почти умершего.
Надо побыстрее убраться отсюда.
Я деликатно отстранил её от себя.
- Где Карлайл?
Ответить она не успела, в холл вышел Джаспер. Сколько ему было лет, когда мы виделись последний раз? Он сильно изменился. Светлые медовые волосы слегка завивались, зелёные, точно такие же, как и мои, глаза, смотрели настороженно, но тепло. Оттенок радужки - это то общее, что досталось нам от матери. В остальном – мы были абсолютно разными, как внешне, так и по характеру.
Взгляд Джаспера метался между мной, матерью и Беллой, увлечённо гладившей разволновавшегося Троя. Да, из худощавого подростка, Джаспер постепенно превращался в симпатичного юношу. Наверное, ещё пара лет, и все девчонки в округе будут хлопаться перед ним в обморок, чтобы он привел их в чувства, или Ланкестер внезапно охватит эпидемия какой-нибудь неизвестной, сугубо женской болезни. Это в том случае, если его желание стать врачом всё ещё в силе. Сейчас ему, должно быть, уже шестнадцать.
Он замер в дверях, уставившись на меня. Теплота из его взгляда постепенно куда-то испарялась. Конечно, он не мог не знать, чем я занимаюсь. Да, я никогда и не делал тайны из этого.
- Привет, Джас, - растягивая слова, я поприветствовал брата. - Давно не виделись. Всё ещё мечтаешь стать врачом?
- Нет, - холодно отрезал он. - Я стану шерифом, чтобы иметь полное право вздернуть тебя на виселице или пристрелить.
Элизабет всплеснула руками. - Мальчики не ссорьтесь.
Вот оно, возвращение в детство, которое я тут же отторг. Тряхнув головой, я подумал, что надо побыстрее уехать, пока это место не поглотило меня. Я уже давно не мальчик, и не сын этой женщины. По крайней мере, не тот Эдвард, которого она выносила и родила. Его попросту больше не существовало.
- Вижу, мне тут не рады, - не переставая ухмыляться, проговорил я. Мой взгляд не отрывался от Джаспера. Мало ли, что он мог учудить. Юность так идеалистична, наивна и глупа. Мне ли этого не знать? - У меня только одна просьба - позаботьтесь о Белле, - я кивнул в сторону ушедшей в себя девчонки, на которую уже никто из нас троих не обращал внимания. - И я вас покину.
Элизабет повернулась ко мне, беря за руку, грея мою ладонь в своей. - Пожалуйста, останься хоть ненадолго.
- Мне надо ехать, – я перевёл взгляд на Джаспера и добавил. – У меня осталось ещё одно небольшое дельце в этом городе, и я его покину, - тот, ни секунды не доверяя, прищурившись, посмотрел на меня, но я смотрел на мать.
Она на секунду прикрыла веки, борясь с выступившими слезами, а когда распахнула их, глаза были абсолютно сухи.
- Хорошо, - мягко сказала она, - только пообедай, расскажи, как ты и отдохни немного.
Я покачал головой, всё понимая без слов, но не мог ни уступить.
- Хорошо... мама, - почему мне было так сложно называть её матерью?
Подойдя к Белле, она обвила её плечи своими тонкими руками и повела на кухню, попутно подтолкнув Джаса. Каким бы Джаспер не вымахал, для неё он оставался мальчишкой, впрочем, как и я.
Покачав головой, я зашагал следом, молча, любуясь ею и восхищаясь её стойкостью. Элизабет никогда не опускалась до слёз.
Да, она была мягкой и нежной, но ничем не напоминала ту мадам из борделя, где она работала когда-то, и где я рос до пяти лет, пока благочестивый и праведный Карлайл, разъезжавший по всему Западу со своей хреновой миссионерской деятельностью, не решил спасти одну из душ заблудших.
Бедный Карлайл, люди до сих пор не могли забыть, что он, священник, женился на шлюхе и воспитывал сына шлюхи и только рождение Джаспера немного смягчило эту ситуацию.
В этой жизни, если ты хоть раз окунался в грязь, то, как бы ты не старался и сколько бы усилий не прикладывал, уже никогда от неё не отмоешься и не избавишься от запаха.

***
Словно бестелесный призрак я скользнул в тёмный, спящий дом. Быстро оценивая дорогую, вычурную обстановку особняка, я практически не касаясь ступеней поднялся по лестнице. Ни одна половица не скрипнула под моими ногами.
Моей целью была спальня, из-под двери которой пробивалась полоска света.
Ручка поддалась легко.
В кровати лежало двое. Молодая девушка: сероглазая и стройная. Я тут же отметил все изменения, что произошли в ней за прошедшие четыре года. Да, она стала ещё более красивой, более притягательной и, вероятно, более лживой.
Она читала.
Рядом лежал морщинистый иссохший старик. Его рука, по форме напоминавшая скорее когтистую лапу, чем конечность человека, разместилась поверх её колена, лаская его сквозь тонкий материал ночной рубашки.
Если бы я не был тем, кем стал, эта картина, наверняка, вызвала бы во мне смесь боли и отторжения, но я не чувствовал ничего. Ни радости, ни раздражения, ни удовлетворения оттого, что собирался сделать.
Девушка вскинула на меня взгляд и ахнула. Старик рядом с ней зашевелился, так же заметив меня.
- Ты... - удивлённо воскликнула она, слегка задыхаясь от волнения. Казалось, я мог слышать нарастающий ритм её сердца. Она помнила. Конечно, как ей забыть? - Что... что ты здесь делаешь?
Я разочарованно поцокал языком и покачал головой. - Эх, Кейт, а ты продешевила. Могла бы продать своё юное тело подороже.
- Зачем ты пришёл? - дрожащим голосом спросила она.
Вынув кольт, я неторопливо взвёл курок.
- Вижу, старик всё никак не подохнет, - ухмыльнулся я.
Кейт, натянув на себя одеяло, прижалась к спинке кровати. Её престарелый муж потянулся к прикроватной тумбочке. Видимо, где-то в ней он прятал револьвер. Странно, что за свои восемьдесят, или сколько там ему, он так и не понял, что на Диком Западе разумнее спать с оружием в обнимку.
Убивать я его не собирался, но он всё-таки добрался до своего оружия и наставил его на меня.
Кейт завизжала, когда я, следуя своим правилам, отправил три пули в старика. Капли крови брызнули на белую простынь, которой она прикрывалась.
Она всё ещё визжала, когда я подошёл и, сдёрнув её с кровати, потащил вниз по лестнице в столовую.
Скрутив в кулаке её длинные русые волосы, другой рукой смёл расставленную на большом дубовом столе посуду. Толкнув Кейт, уложил её лицом на этот стол.
- А теперь у меня есть желание немного развлечься, - равнодушно взирая на её затылок, начал я, мыском сапога слегка ударяя по одной лодыжке, затем по другой. Она тут же покорно развела ноги. Рука потянулась к её центру и пальцы надавили на точку в месте соединения бёдер.
Господи, - богохульствовал я про себя, - я только что пристрелил её мужа, а сучка так и текла от желания.
Что ж, я никогда не насиловал женщин, и в этот раз обойдусь без принуждения. Задрав подол ночной рубашки, я провёл пальцами по её входу, влага оросила мои пальцы.
Расстегнув штаны, без всяких предварительных ласк я врезался в её тело.
Она раскинула руки и попыталась приподняться, но я лишь сильнее надавил ей на голову, прижимая к столу. Тонкие руки взметнулись, обхватывая меня за запястье руки, держащей её в плену.
Кейт застонала и шире развела бёдра, выгибаясь подо мной, дёргаясь всем телом с каждым ещё более глубоким толчком.
- Ненавижу тебя, - шипела она, извиваясь на столе, в то время пока я трахал её.
- Ненавидь, я разрешаю.
К тому времени, как я излился в неё, она уже успела кончить несколько раз, и теперь просто лежала, обмякнув и приглушённо постанывая.
Я поспешил выйти из неё, находиться внутри этого тела, ласкать это тело, доставлять удовольствие этому телу, я не был намерен.
Она обернулась растрёпанная, с обезумевшим от нашего дикого соития взглядом и... потянулась к моим губам, намереваясь поцеловать. Я отпрянул от неё, как от зачумлённой.
Прекрасное фарфоровое лицо тут же перекосилось от злости.
- Эдвард Каллен, - яростно выплюнула она, поправляя подол и отталкиваясь от стола. – Убирайся из моего дома.
Я смотрел на неё и чувствовал отвращение к ней, к самому себе, к этому городу и ко всему миру. Судя по её порозовевшему лицу от прошедшего по венам оргазма, она уже и думать забыла о своём убитом престарелом муже, чьё тело медленно остывало наверху в спальне. Она действительно должна быть мне благодарна за избавление от такой обузы. Видимо, за прошедшие четыре года старик так и не удосужился подохнуть, как она планировала. А помочь ему отправиться на тот свет, у неё не хватило смелости. Теперь Кейт станет завидной, разбитной вдовушкой... вполне обеспеченной, с многозначным счётом в банке, полным денег.
Ах да... деньги…
Вынув из кармана куртки толстую пачку, я кинул её под ноги Кейт. Бумажки хаотично разлетелись по полу.
- Это за услуги, - бросил я, пожимая плечами.
Неужели я когда-то любил её?

***
Я уезжал из города, не оглядываясь... Так же как и в прошлый раз. С единственной лишь разницей - тогда я не знал, куда приведёт меня моя дорога. Что ж, я стал тем, чем я стал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ