Carlisle's POV

Спустя полгода после тех майских событий, перевернувших вверх дном мою размеренную, однообразную жизнь, эпидемия «испанки» начала постепенно угасать. В госпиталях становилось тише, работы было все меньше и меньше. Появилось даже то, о чем я почти позабыл за последние 18 месяцев – свободное время. Полтора-два, а иногда и два-три часа в смену я был относительно свободен. Сегодня мне снова выпало ночное дежурство, а это подразумевало наличие у меня уймы свободного времени.
Ночь, как правило, более-менее спокойное время суток, пациентов меньше, чем днем, а времени, которое не на что потратить, в два раза больше. Я ненавидел ночные дежурства как раз по этой причине: приходилось искать способ скоротать время и бездействовать днем, когда моя смена заканчивалась, а количество пациентов увеличивалось.
Так или иначе, впереди меня ожидала очередная длинная ночь.

Листая журнал в ординаторской, я думал о том, что настало время уезжать из Чикаго. Я провел слишком много времени в этом городе, гораздо больше, чем следовало бы, но уехать прямо сейчас я не решался … Конечно же, статья о «революционно новых методах борьбы с волчанкой» пролетала мимо меня, не откладываясь в памяти ни на одну десятую процента. Единственная причина, по которой я не мог покинуть Чикаго, появилась неделю назад в один тихий и, казалось бы, спокойный вечер, когда Бэлла ни с того, ни с сего вдруг ушла из дома, объяснив это тем, что не хочет больше бороться за Эдварда. Ее шокирующее своей неожиданностью и неразумностью заявление стало громом среди ясного неба. Это ее спонтанное решение, которого я совершенно не ожидал от Бэллы, повергло меня в настоящее замешательство.
Я мог предположить, что это связано с ее превращением. В ней многое могло измениться после обращения, и это было в порядке вещей, но могла ли она разлюбить Эдварда? Могла ли ее новая сущность стать достаточной причиной, чтобы она охладела к нему?
Я был более чем просто не уверен в этом. Сложно было поверить в такой поворот событий.
С каждым днем я убеждался все больше в правильности своих предположений. Достаточно было вспомнить, как она вела себя в день своего ухода, и тогда появится много вопросов. По крайней мере, у меня они появились.
Незадолго до того, как Бэлла хлопнула входной дверью, случилась странная вещь. Мы отправились на охоту вдвоем, потому что оставлять ее одну я пока побаивался, хотя к этому времени она вела себя далеко не так, как полагалось новообращенному вампиру. Я все время был неподалеку, присматривая за ней на всякий случай, пока не отвлекся на несколько секунд. Как раз тогда, когда я потерял бдительность, она неожиданно исчезла у меня из виду. Всего несколько мгновений, и Бэллы уже не было рядом. Я окликнул ее, но никто не отозвался, вокруг было тихо, за исключением звуков передвижения животных и шума колыхающихся ветвей деревьев; она должна была бежать со всех ног, чтобы исчезнуть так незаметно. Поиски тоже не дали абсолютно никакого результата. Все, что я нашел, это ее запах, теряющийся где-то в глубине леса, и еще один незнакомый запах, принадлежащий другому вампиру. Я чувствовал неладное, строил догадки, пытаясь понять, что все это значило, но шло время, и ничто не говорило о том, что Бэлла вернется. В итоге я отправился домой один, когда уже порядочно стемнело, и начинался дождь. Я привык к тому, что вокруг этой девушки постоянно вращаются какие-то загадки, но никогда дело не обстояло настолько серьезно и никогда – так непонятно.
На окраине леса я услышал тихие, быстрые, слегка неуклюжие шаги позади себя. Так могла идти только Бэлла, чья неуклюжесть не исчезла полностью даже с бессмертием. Я подумал, что она, вероятно, не смогла совладать с собой и напала на человека, но ее глаза, когда я обернулся и взглянул на нее, все еще были цвета потемневшего янтаря.
- Что случилось, Бэлла? Где ты была? Ты так неожиданно исчезла, ничего не сказав, что я не мог не забеспокоиться. Я даже сомневался на счет того, вернешься ты или нет. Я..., - мне пришлось прекратить свою тираду, когда я разглядел, какими испуганными были ее глаза; в них ясно читалось волнение. – Все в порядке, Бэлла? – спросил я.
Ее беспокойный взгляд быстро перемешался по пространству перед ней, глаза ее лихорадочно бегали из стороны в сторону.
- Да, все хорошо. Я только… немного… там был человек, и я едва удержалась от…, - она говорила сбивчиво, неуверенно. Сначала мне показалось, будто бы она пыталась придумать ответ на ходу, чтобы сказать неправду, однако, ее состояние – растерянность, смятение – убеждало меня в обратном.
- Ясно, Бэлла. Извини, я зря напал на тебя с вопросами. Меня очень обеспокоило твое внезапное исчезновение. Я не знал, что и думать…
- Все хорошо, - она опять настойчиво повторила эту фразу, будто саму себя пыталась в этом убедить.
- Идем домой? – предложил я. Она неуверенно кивнула в ответ и бросилась вперед.

Всю ночь того же дня она вела себя странно: молчала, ни с кем не говорила и ничего не делала. По возвращению домой Бэлла заперлась в своей комнате, я слышал беззвучные рыдания, доносящиеся со второго этажа, но на мои расспросы она отвечала нехотя, оправдывая свое состояние тоской по миру, в котором она жила. Что сейчас, что тогда – я все равно в это не верил…
А по возвращению с дневной смены в госпитале, я застал Бэллу в сборах. В тот же день она ушла, даже не позволив мне поговорить с ней и попытаться уговорить ее остаться. Она была полна решимости уйти немедленно, но что какой была за решимость! Когда она сказала, что не хочет больше бороться за Эдварда, ее слова мне более чем просто казались обманом. Я не мог поверить в ее слова, они противоречили всем ее поступкам, которые она совершала ради Эдварда и их любви. То, как она рисковала всем и своей жизнью в том числе, то, как сильно она любила его, то, как говорила о нем – разве все это могло обманывать?
Наши слова и мысли могут лгать, но поступки всегда говорят только правду. Поэтому я чувствовал, здесь что-то неладное. О необходимости своего ухода она говорила очень вымучено, как, если бы речь шла о жизни или смерти, так, как если она должна была уйти по какой-то очень важной причине… По крайней мере, я увидел в ее глазах именно это и сделал именно такой вывод. Ее глаза кричали, это был крик отчаяния – тот самый, что был и в лесу днем раньше. Безысходность, страх… Все это можно было списать на состояние, в которое повергла ее мысль о том, что она больше никогда не будет с Эдвардом.
Но у меня было две причины, это отрицать: ставить крест на их отношениях абсолютно неразумно: далеко не все еще потеряно, чтобы оставлять все как есть сейчас, и чужой вампир в лесу – уже наводит на некоторые мысли. А именно: или Бэлла нашла себе другого или неприятности. Первое нелогично, потому что вряд ли найдется в мире кто-то, способный заставить ее разлюбить Эдварда, а неприятности – это было бы самое то. Такое как раз в ее стиле…

Я положил журнал на прежнее место и уставился прямо перед собой, сощурив глаза.
Где она только умудряется находить столько бед на свою голову? Хотя нет, вопрос надо ставить немного иначе: как она только дожила до своих 18 лет, имея такое сказочное невезение? – думал я.
Напившийся до отвала крови комар пролетел передо мною, громко жужжа, и скрылся у меня за спиной. Я должен был делать что-то со сложившейся ситуацией, возможно, придется вытягивать Бэллу из неприятностей и, вероятно, это займет время, но с переездом медлить больше нельзя…
Надо что-то делать. Я взглянул на часы – до конца дежурства оставалось три с половиной часа. Все-таки время шло, хотя, мне казалось, оно стоит на месте уже целую вечность.

…

Дома меня ожидала очередная неожиданность. Вокруг царила идеальная тишина, из дома не доносилось ни звука, никаких разговоров, никаких музыкальных этюдов в исполнении Эдварда – совсем ничего. Я не знал, было ли это хорошо или плохо, но, стоило мне пересечь порог, как все изменилось.
Сначала мне показалось, что в доме устроили настоящий погром: некоторые картины на стенах перекосились, диван был перекинут, в паркете не хватало некоторых половиц, и местами тянулись ряды царапин; ваза с цветами, стоящая на журнальном столике, разбилась в дребезги, но осколков было слишком много, как для простой вазы. И тогда я увидел причину этого беспорядка. Прямо посреди гостиной, за перекинутым диваном с одной отломанной боковушкой, завернувшись в дорогой персидский ковер, лежали Эдвард и Клаудия. На них не было одежды, и выглядели они так, будто…
- О, черт вас..! – я закрыл глаза руками и завернулся к ним спиной, желая провалиться сквозь землю. – Неужели вы не могли найти другого места?
- Прости, мы… - Эдвард пытался оправдываться, но его оправдания звучали настолько жалко, что я решил избавить его от этой необходимости.
- Я буду снаружи, пока вы... приведете себя в порядок, - сказал я и, выходя за дверь, добавил. – И соизвольте, пожалуйста, прибрать после себя самостоятельно.
Я вышел на крыльцо, глубоко вдыхая свежий воздух, влажный от тумана, и присел на самую нижнюю ступеньку, положив голову на руки.
«Какая наглость! В моем доме, зная о том, когда я должен прийти из госпиталя…, - я надеялся, что Эдвард услышит мои мысли и это немного пристыдит его.
Разумеется, я понимал, что он находился как раз в том возрасте, когда гормоны бушуют вовсю, но это не значит, что можно вести себя так бесстыдно и неуважительно по отношению ко мне, как это делал он. Это во-первых. Во-вторых, меня задевало то, что это были именно Эдвард и моя сестра. И то, что он изменял девушке, которая так сильно любит его… Хотя кому я врал? Настоящая причина моей злости крылась совсем не в этих причинах. Они имели место быть, но в главной причиной все же был я сам.
Я и мое одиночество.
В том «счастье», которое я имел возможность наблюдать в гостиной, я видел только очередную насмешку над собой. Меня сильно задевало то, что даже Эдвард – этот еще совсем «зеленый» малец - в плане отношений переплюнул меня. Меня задевало то, что даже у него был кто-то, кто мог дарить ему нежность в его 17 лет, а я в свои 284 был совершенно одинок. Казалось бы, есть Эдвард, была Бэлла, теперь есть и Клаудия; каждый день я общаюсь с большим количеством людей: коллеги, пациенты и так далее… Я почти ежедневно вращаюсь в больших компаниях людей, и по определению не могу жаловаться на одиночество. Но почему тогда я чувствую себя, как последний человек на планете и не могу даже за сына порадоваться? Почему нахожу в себе только зависть?
Потому, что я все-таки одинок. Эти люди – я совсем их не знаю. Они приходят в мою жизнь однажды лишь затем, чтобы вскоре уйти из нее – случайные попутчики. Я не могу, я не имею права привязываться к ним. Я не один из них, мне нельзя пускать корни, и я не имею права на привязанность ни к кому из них.
Моя вечность – одиночество... Похоже, что да.

Вскоре я вернулся в дом. Эдвард и Клаудия со слегка пристыженными лицами (причем в большей степени неловко себя чувствовал только Эдвард) приводили гостиную в относительный порядок. Я молча поднялся к себе в кабинет, не обмолвившись ни с кем из них ни единым словом. Разговаривать не было как желания, так и необходимости. Уверен, что он слышал каждую мою мысль, пока я сидел на крыльце. Я полагал, этого будет вполне достаточно для него, чтобы избежать любых разговоров. В любом случае, сейчас я хотел побыть наедине с собой. Никого не видеть, ни с кем не говорить...

Я сел за свой письменный стол, предварительно открыв настежь окно. Ветер колыхал занавески, наполняя помещение холодным осенним воздухом, которого я даже не ощущал. Я уставился на ряды книжных полок, пытаясь понять, что в них смущает меня. С виду все было с ними в порядке, только местами корешки слегка запылились, но не это привлекло мое внимание. Его привлекла одна единственная книга, которая стояла боком. Горизонтально. Я никогда не оставлял свои книги в таком положении, а кроме меня никто не мог брать справочник по фармацевтике.
Но кто-то его все же брал.
Зачем?
Я поднялся из-за стола и пересек кабинет. Остановившись возле нужной мне полки, я убедился, что кто-то действительно брал книгу: она не только была оставлена в неправильном положении, но и стояла на полке, где располагалась исключительно художественная литература, среди книг Артура Конан Дойля и сборника трагедий Шекспира. Странное место, как для справочника.
Взяв с полки книгу, я пролистал несколько страниц, сам не зная, зачем. Когда я был примерно на середине, из последних страниц с шелестом выпал небольшой клочок белой бумаги, свернутой пополам.
Справочник по фармацевтике послужил курьером?
Я положил книгу обратно на полку, сейчас странная записка интересовала меня куда больше. Разворачивая листок, я краем уха уловил, как за Эдвардом громко захлопнулась входная дверь. Теперь, кажется, они поругались – эта сладкая парочка.
Я вернулся назад к записке в своих руках.
Сбивчивым и местами едва разборчивым почерком было написано:
«Надеюсь, Элис не ошиблась, и вы, действительно это прочитаете...
Я думаю, вы догадались на счет того, что я солгала вам об истинной причине своего ухода. Конечно, то, что я сказала, это гнусная ложь, но у меня не было другого выбора. Актриса из меня всегда была никудышная… Мне очень жаль, но даже сейчас я не могу рассказать вам всю правду. Обещаю по возвращению все подробно объяснить. А сейчас я должна попросить вас об одном очень важном одолжении. Ничего не предпринимайте и не пытайтесь влиять на Эдварда и его решения. Все должно случиться так, как он хочет, никто не должен стоять у него на пути, иначе случится ужасная вещь. Аро не должен узнать о нем. Вы все поймете, когда придет время. Просто плывите по течению. И вот еще. На случай, если я не смогу вернуться в скором времени, летом 1921 года вы должны быть в Коламбусе, штат Огайо. Это очень важно именно для вас.
P.S. После прочтения – сжечь.
P.P.S. По поводу Огайо… просто следуйте велению сердца. Оно не обманет»

Скучаю, Б.С.»

Я еще раз перечитал записку, в поисках хотя бы прозрачного намека на то, почему все же Бэлле понадобилось разыгрывать представление неделю назад, но так и не нашел ничего толкового. Я понял только одну вещь – это как-то связано с Вольтури. Значит, все плохо. Настолько плохо, что ей понадобилось прибегать к таким методам.
Что такого должен сделать Эдвард?
Откуда появилась Элис?
Какую на сей раз опасность для Эдварда представляет Аро?
И что должно случиться в Огайо?
Слишком много вопросов, как для одной записки. Но, по крайней мере, теперь я знал, кого Бэлла встретила в лесу – это была Элис. Одной причиной для беспокойства стало меньше, теперь я знал, что хотя бы Бэлла была в безопасности рядом с этой девушкой. Все мои знания об Элис сводились к тому, что она в будущем как-то связана с нами и еще я знал, о ее способности к прорицанию. Значит, это именно она предостерегла Бэллу о какой-то опасности, исходящей от Вольтури… Следовательно…
Мне захотелось немедленно найти эту Элис и выяснить у нее, что происходит, но вместо этого я пошел на кухню за спичками.

Дорогие читатели , пожалуйста забегайте наФОРУМ