Сегодня я начинаю свой дневник. Я украла его из ларька, так как, несмотря на то, что я много работаю, денег нам не дают. Это обычная голубая тетрадка, в которую я буду писать все, что со мной происходит. Он мне нужен, потому что я очень одинока, и совсем не с кем поговорить, кроме Луизы, но Лу слишком равнодушно и скептически ко всему относится, она тут очень давно, ей уже не страшно. И я подумала… Конечно, это глупо, но я не хотела бы, чтобы после моей смерти меня забыли, как сотни других таких же девочек, я хотела бы, чтобы мой дневник нашли, прочитали, чтобы кто-нибудь узнал мою историю.
Не хочу рассказывать о своем прошлом – что толку, если его все равно не вернуть? Хочу сказать только, что у меня была сестра близнец, ее звали Анна-Лола, она погибла на моих глазах, когда мне было восемь лет. Ее задавила машина. Какое-то время девочка, которой мы прислуживали – ее звали Изабелла, она была немного младше нас, ее удочерил владелец замка Аро – была рядом, но потом наши жизненные пути разошлись. Я попала в ад.
1 декабря 2010 года.
Милый дневник!
У моего личного ада было очень красивое и звучное имя. Каждый вечер оно переливалось алыми огнями на неоновой вывеске – Клуб «Счастье Лолиты».
Я работала в клубе и его окрестностях, продавала наркоту. Экстази, ЛСД, спиды, марихуана, кокаин. Иногда мы с другими торговками сбывали и героин, но не очень часто – у хозяина был договор на продажу героина в Австралию, и мы продавали белую муть, если оставался излишек.
Мы с остальными малолетками жили в тесной каморке в подвале клуба. Были в нашем клубе и шлюхи, но они обитали не в клубе, их привозили сюда охранники посменно. Ходили слухи, будто бы проститутки живут в большом загородном доме с бассейном. Они делились на две категории: те, кто занимается этим уже долго, своеобразные авторитеты среди них, и молоденькие девчонки, все еще вынашивающие планы побега. Они имели отрешенный несчастный вид, таких мы называли «Девочки – Лунатики».
Я любила танцпол. Там все смешивались, и уже непонятно, кто ты – наркоша, торговка наркотой, проститутка, клиент проституток, или же обычный подросток, решивший оттянуться вечерком. Танцевать нам не разрешали – мы должны были работать, а вот проститутки оттягивались – завлекали народ, так сказать. Я все равно ходила через танцпол, а не в обход площадки.
Сегодня вечером я, как обычно, стояла возле стойки и пила мелкими глоточками воду. Нам не разрешали ничего пить, кроме воды, да и на воду были ограничения – не больше стакана в час. Суки, даже в воде нас ограничивают… Скоро выставят лимит на воздух…
Ко мне подходили люди, приобретали товар. Я старалась не смотреть и в глаза, зная, что каждый из них может погибнуть сегодня вечером от передозировки наркоты, которую им продаю Я. Они были разными – ребята с веселыми искорками в глазах, которые только начинали, им еще было весело, были уже те, кому было все равно. Те, кому лишь бы дотянуть до утра, а там уж неважно… Дрожащими руками я приняла смятые купюр из рук крохотной на вид девочки и отсчитала ей две таблетки экстази. Девочка была небольшого роста, на вид ей было двенадцать. У нее были большие доверчивые глаза, светлые пушистые волосы, вся она была такая веселая, предвкушая то веселье, о котором ей рассказывали старшие ребята… Она и не подозревала, что скоро жизнь покажется скучной и ненужной, начнется ломка, она умрет, обычно такие малыши не выкарабкиваются из этой ямы.
Хотелось закричать ей:
«Что ты делаешь, не надо!»
Но за мной внимательно наблюдал бармен, если я начну отговаривать покупателя от наркоты, страшно представить, как разозлится босс.
А девочка тем временем весело упорхнула к выходу из клуба, зажав в крохотном кулачке две розовые таблетки.
Позднее, отработав смену, я думала об этой девочке. Думала я о ней и по вечерам, засыпая в постели, и последующие дни.
Интересно, узнали ли ее родители о том, что их дочь пробовала дурь? О, надеюсь, что узнали и задали ей хорошего ремня! Только бы она не пришла снова, только бы не купила таблетки во второй раз и не подсела!
2

2 декабря 2010 года
Дорогой дневник!
Сегодня я работала на улице. Было очень холодно, и мы с остальными торговками очень продрогли. Было легче сосредоточиться на холоде, и не замечать выражения глаз клиентов, когда отдаешь им дурь. Я не хотела их запоминать, не хотела, чтобы они являлись мне по ночам. У меня и без этого трудностей хватает, а наркотики – это их выбор.
Сегодня к нам привезли новенькую, она тоже будет продавать дурь взамен Кайлины – ее убили наркоманы за то, что отказалась дать им в долг наркоты. Новенькую зовут Синди, она сидит на дури. Босс будет ей уделять наркоты, чтобы избежать ломки Синди, но он боятся, что Синди будет мало той дозы, которую ей будут выделять. Поэтому босс приставил к Синди меня – я буду следить за товаром, чтобы весь товар был на месте, до последнего грамма. Если буду следить хорошо, мне обещали сократить часы продажи на холодных улицах. Если буду халтурить, босс разозлится и убьет меня.
Синди была мулаткой с дредами. В ее волосы были вплетены различные красивые ленты, и одеваться Синди старалась в этническом стиле. Мы с остальными торговками обычно прятали товар в потаенные кармашки, Синди же просто клала нычку в сумку. Она была странной, но не агрессивной. По ее взгляду было видно, что Синди от завтрашнего дня уже ничего не надо, лишь бы дозу подкинули, а там уж, возможно, еще сутки протянет до следующей дозы…
Сегодня был наш первый совместный рабочий день. Мы стояли в квартале от клуба, между гаражами и площадкой. Я ежилась от ветра, пробирающего полы моей курточки, Синди же и носом не повела. Она не предпринимала попыток залезть в сумку и принять дозу, предназначающуюся для клиентов, босс зря опасался на ее счет. Клиенты приходили, получали дурь, завернутую в пакетики, и уходили. Разница между ними составляла примерно полчаса-час. Я подсчитала прибыль, прикинула время, и приуныла: до конца рабочего дня оставалось еще пять часов. Если бы мы продали всю дурь, то смогли бы идти в клуб, а не стоять на улице. Но оставалось еще порядочное количество пакетиков – примерно двадцать таблеток экстази, пять граммов героина, три пачки спидов, десять косяков травки и восемь жевательных резинок с добавленной кислотой. Об уходе с поста не следовало даже думать…
- А ты, значит, правильная девочка? – неожиданно спросила Синди насмешливым тоном. Голос у нее оказался не хриплым и безжизненным, как я себе представляла, а очень красивым – глубоким и низким.
Да, я отношусь к категории правильных девочек. Продавая всякую дрянь, я испытываю по отношению к товару стойкую неприязнь и отвращение, и ни разу в жизни не пробовала наркоты. Поэтому босс спокоен за меня – я не трону его товар. Он, конечно, мог бы расстрелять всех торговок-наркоманок, набрать новых, чистых, но… пройдет месяц-максимум, и девочка, торгующая наркотиками, подсядет на наркоту. Она захочет попробовать, почему столько людей, зная, что это опасно, продолжают покупать и принимать наркотики. Все, кто имеют дело с наркотой, обязательно подсядут, это лишь вопрос времени – день, два, неделя… Так что босс предпочитает знать, кто употребляет, а кто – «правильная девочка», которой можно доверять. Кстати, сам босс тоже употребляет. В основном, как сообщают слухи, он предпочитает легкие наркотики – травку, кислоту, особенно уважает спиды.
- Да, я правильная девочка! – гордо ответила я на вопрос Синди.
- Зря… Многое теряешь.
- Ага, ломку! – с сарказмом воскликнула я.
Мы обе замолкли, потому что к нам подошла девушка в мини-юбке и тихо спросила, продаем ли мы. Синди ответила утвердительно, и девушка попросила кислоты.
Я вынула жевательную резинку с кислотой, взяла деньги и отдала девушке. Та быстро скрылась в ближайшем переулке.
- Ты говоришь, как моя мамочка! – раздался над ухом шепот Синди, ухо опалило ее лихорадочное дыхание. – Весь этот бред придумали отсталые людишки, чтобы как-то утешиться, ведь в некоторых странах сложно купить дурь, представляешь?
В глазах Синди застыл ужас. Я кивнула: действительно, в Америке было почти невозможно достать выпивку, но очень легко купить наркотики. Фактически везде, даже в школе, были наркоторговцы, наркотики распространялись и в младших классах.
- Синди, я не хочу подсаживаться. Не надо говорить, будто можно в любой момент отказаться от этого. Я знаю, что это не так. Все, кто покупает у нас наркотики, не могут уйти. Они могут продержаться месяц, два без дозы, но потом срываются, некоторые умирают от передоза, у других крыша едет от галлюцинаций.
Синди обрывает мою пламенную речь взмахом смуглой руки:
- Я все это знаю, я и не пыталась обмануть тебя, ты – одна из самых «старых» торговок, и знаешь про наркоту все.
Это была правда, пока я торгую, успело смениться не одно поколение торговок. Они либо сгорали за наркотиками, либо пытались бежать - в случае удачи они исчезали, а в случае неудачи их убивали на месте. А некоторые пытались обворовать босса. За это тоже – расстрел. Я продержалась за счет того, что не подсела на товар, да и сбегать охоты не было – мне некуда бежать, а в клубе есть хотя бы крыша над головой, тепло и сухо, и кормят хорошо, чтобы мы могли хорошо работать.
- Синди, я не буду принимать ЭТО. – твердо сказала я.
Мне уже предлагали поймать кайф, и неоднократно. Некоторых раздражал мой образ жизни – то, что я была свободна, а не жила от дозы к дозе, пробуждало зависть.
- Хорошо, ты отказалась. Сейчас я вернусь к работе, и обе мы забудем про этот разговор, – заговорила Синди. – А вечером мы ляжем спать, утром проснемся, будем продавать наркотики, живя среди проституток и бандитов, надеяться, что нас не грохнут наркоши за пакетик дури, вечером после рабочего дня снова придем в клуб, ляжем спать, проснемся… И так из года в год. Потом я умру от наркотиков - или меня пристрелят за воровство, кто знает? – а ты останешься работать даром на босса. Рано или поздно ты захочешь уйти вслед за мной, задумаешься, но отгонишь эти мысли прочь, и будешь продолжать влачить свое жалкое существование…
Синди передохнула, и продолжила:
- И вот однажды очередная партия торговок, как всегда, вечером будет травить байки и принимать дозу, и разговор зайдет про тебя. И никто не сможет вспомнить, откуда ты, и кто ты, пройдет так много времени… - Синди приблизилась ко мне, и произнесла последние слова, заглядывая мне в глаза. – И ты взглянешь в зеркало и поразишься: ты увидишь сорокалетнюю женщину. А может быть, это будет сорокалетняя девушка – ведь ты у нас правильная девочка, а правильные девочки оставляют все неправильное удовольствие плохим девочкам. И ты поймешь, что молодость провела, торгуя наркотиками, что вся жизнь прошла даром.
Синди отошла в сторону и прислонилась к гаражам.
Я дрожащими пальцами перебирала мелочь в кармане.
А вечером, когда Синди заснула на своем новом месте – матрасе справа от моего матраса – я долго не могла уснуть и размышляла над ее словами.
3
3 декабря 2010 года
Дорогой дневник!
В словах Синди был резон. Я провела тут почти все детство, с девяти лет торговала дурью. Очевидно, проведу в этой сфере и молодость. Почему бы не попробовать чего-нибудь легкого? Того, на что нельзя подсесть с первого раза? Например, почему бы не курнуть травки? Хотя нет, травку курить в клубе запрещается из-за запаха, а на улицу мы выходим только для работы. Да и не хотелось бы, чтобы Синди думала, будто бы меня так легко сломить…
Нет, мне нужно было что-нибудь очень легкое. Мне нужен такой допинг, чтобы эффект от него был фактически незаметен.
Мне нужно подумать, а пока пора вставать с матраса, прятать дневник и приступать к работе.
Дорогой дневник!
То, что сегодня произошло, не поддается никакому описанию.
После торговли на улице я пришла в клуб. Босс остался доволен нашими с Синди успехами, и разрешил нам в вечернюю смену поработать в теплом клубе.
Клуб только открылся, как со мной произошло то, чего я опасалась.
Помнишь ту девочку, о которой я рассказывала? Ей всего двенадцать, я продавала ей экстази.
Та самая девочка влетела внутрь клуба и заметила меня. Признав во мне ту что продала ей экстази, она вцепилась в рукав моей рубашки и начала хныкать. Она была такой крошечной, и из ее глаз текли слезы. Из бессвязного бормотания малышки я поняла, что она благодарит меня за экстази, что она приняла таблетки, что было очень здорово, но теперь мир кажется тусклым и ненужным, и она просит еще таблеток. Девочка конкретно подсела.
Как она умудрилась подсесть с первой дозы? В первый раз это почти невозможно. Но девочка была такой крошечной, что даже одной таблетки оказалось достаточно…
Она выглядела ужасно – круглое бледное личико, мешки под ввалившимися глазами, а глаза были уже не такими добрыми и веселыми, как в нашу первую встречу. По фигуре девочки казалось, будто вся тяжесть мира взвалена на эти сутулые плечики, прежними остались только светлые пушащиеся волосы.
Мне пришлось продать ей товар, ведь за мной внимательно наблюдал босс. Девочка принесла с собой огромную сумму денег, этих денег хватило на три пачки по двенадцать таблеток. Тридцать шесть таблеток. Ей хватит на месяц.
Знаешь, дневник, мне стало так гадко после этого. Я подсадила двенадцатилетнего ребенка… Она уже не человек, она уже не будет той, что прежде никогда.
От этой мысли у меня случилась истерика. Я плакала в туалете, размазывая тушь, минут пять, а потом так и не смогла выкинуть этого ребенка из головы. И, знаешь, что самое страшное? Девочка на следующий день привела ко мне крохотных близнецов лет тринадцати, мальчиков. Они с серьезным видом попросили у меня кислоты. И опять пришлось продать наркоту детям, потому что рядом облокотился на стойку проклятый бармен – осведомитель босса.
Я решила никогда не употреблять наркотики, а сама мысль о подсевших детях была невыносима, дика, причиняла боль, чувство вины не давало покоя.

ОТ ЛИЦА БЕЛЛЫ

Рука страшно болела, на ладони остался алый отпечаток. Надеюсь, пузырь не вскочит…
Представив, как я буду выглядеть с обваренной и опухшей лапой, я содрогнулась.
А за окном близился полдень. Без Эдварда мне было скучно. Задания по урокам, которое оставил мой парень, делать не хотелось, благо, отмазка от уроков в данный момент страшно саднила на обожженной ладони.
Я с тоской взглянула на безымянный палец. Без обручального кольца палец совсем не смотрелся. Ах, как бы мне хотелось, чтобы Эдвард надел мне обручальное кольцо!..
Мы не были бы красивой парой: божественный парень и человеческая сломанная девушка. Больше всего на свете хотелось избавиться от своих страхов, стать вампиром и составить Эдварду компанию на века. Смотря через сколько утихнет его страсть – через несколько лет, или через век, до этого времени мы будем вместе.
Нет, я не подвергаю сомнениям его любовь, но любовь не бывает вечной. Со временем это чувство утихает, например, у стариков оно не выражается. Моя семья крепится не на любви, а на узах.
Розалии и Эмметта связываю я, их дочь. Думаю, маме тяжело примириться с тем, что у нее не будет внуков, ведь я бесплодна теперь.
Карлайла и Эсми связывают дети и внучка, то есть, опять-таки я.
Эллис и Джаспер вместе, потому что они слишком долго ждали друг друга, и не станут терять друг друга из-за глупости. И они – идеальная пара, понимают друг друга с полуслова.
А нас с Эдвардом не связывает ничего. Насколько я помню, в детстве я фактически не общалась с ним – он всегда был таким прекрасным, подобно античной статуе, я просто стеснялась подойти к нему. Потом я попала к Вольтури, выросла у них, потом Эдвард вытащил меня оттуда. Вот, собственно, и все. У нас даже предпочтения в музыке разные!
Итак, наша любовь недолговечна. Нужно смириться…
- Белла! Я дома!
За размышлениями день прошел быстро, и Эдвард уже вернулся в номер.
Ура!

Я с разбегу запрыгнула на него, обхватив его талию ногами и обняв его за шею. Эдвард засмеялся, но ответил. Я с упоением прижималась к холодному телу.
Боже, как я по нему скучала! Каждый час без него подобен самому страшному ужасу.
- Такой прием мне нравится! – замурлыкал он, наклонившись ко мне. – Тем более что я принес радостную новость: наш домик готов, и завтра мы переезжаем!
Наш дом. Это звучит, как будто мы – молодожены, решившие начать семейную жизнь в небольшом уютном домике. Правда, насчет небольшого я сильно сомневаюсь, зная любовь своей семьи к роскоши.
Где-то я читала, что мужчина похож в чем-то на щенка: он с радостью делает ради своей хозяйки приятные мелочи вроде ношения тапочек, но взамен обязательно нужно его вознаградить ласковым словом или поцелуем. Для него очень важно, чтобы любимая не забывала о награде!
Конечно, будь я нормальной, то вознаградила бы любимого по-другому, но что делать?
- Эдвард, ты такой молодец! – выдохнула я на ухо любимому.
Эдвард приосанился и гордо заулыбался. Я поцеловала его, прильнув к ледяным губам…
Странно, вампиры вроде питаются кровью, значит, и изо рта у них должно пахнуть кровью, а наш с Эдвардом поцелуй должен был стать со вкусом крови. Но от него пахло морозной свежестью, а его губы на вкус как мята. Обожаю мяту.
Я прижалась к нему еще сильней. Эдвард заключил меня в кольцо холодных рук, с упоением целуя.
Я выдохнула ему в губы и набрала еще немного воздуха. Эдвард продолжил меня целовать, только теперь он переместился на шею.
- Эдвард… - прошептала я, чувствуя знакомый, поднимающийся откуда-то из глубины сознания, страх. – Нам нельзя… Я не готова…
Он тут же оторвался от меня и с сожалением опустил на пол:
- Прости.
- Не твоя вина, что – долбанутая на всю голову. – вздохнув, я прикоснулась к его руке.
Эдвард сердито взглянул на меня:
- Никогда не говори так! Ты отлично справляешься. Карлайл говорит, даже слишком хорошо. Твой страх затаился где-то в глубине твоей души, и лишь изредка напоминает о себе.
- Что?! – задохнулась я от возмущения. – Ты советовался с дедушкой об этом?! Ты в подробностях описывал ему наши поцелуи?
Это было слишком неправильно. Это же наши личные, только наши, моменты! Наши маленькие интимные секреты! Не могу поверить, что он выставил это на всеобщее обозрение!
- Белла, я всего лишь сказал, что ты пугаешься поцелуев. Карлайл говорит, что, скорее всего, нам нужно либо обниматься, либо целоваться. Все вместе – слишком много для тебя. Карлайл видел того вампира, который сделал с тобой ЭТО. Я очень похож на него телосложением, так говорит отец. Ты поэтому пугаешься – мы слишком похожи. У нас похожие черты лица, телосложение, голос, даже походка! Удивительно, что ты меня почти не боишься.
- Не боюсь, потому что люблю! – вырывается у меня.
«- Очень романтичное признание в любви! – язвит Сука. – Дубина, ты же планировала по-другому!»
Вот черт! Я все испортила! Эдвард удивленно приподнял идеально очерченные брови:
- Белла, у тебя такой вид, будто ты только что призналась в убийстве.