Глава 5. Я хочу жить!

Часть первая

Всякая Красота вырождается в Уродство, удел Юности – Увядать, наша Жизнь – медленное Загнивание, мы Умираем каждый День. К счастью, у нас всегда остается Моцарт. Скольким людям Моцарт спас жизнь?
Ф. Бегбедер, «Любовь живет три года»

«Для тебя, Белла, только для тебя…» - прошептал я, слушая, как Карлайл читает доклад в огромной аудитории перед несколькими сотнями придирчивых критиков. Да, мы подвергались риску, поскольку следовало избегать публичности. Но подстроить гибель одного доктора не так сложно. А его ассистент может пожить несколько лет, чтобы продолжать дело великого учителя, прежде чем инсценирует собственную гибель. Для того, чтобы на новом месте начать новую жизнь. Риск стоил того, что мы переживали в эти минуты. Все мое существо переполняла любовь. К Белле. К Чарли. К Карлайлу. Я был горд и счастлив. Как не был ни разу за последние пять лет. В мире нужно равновесие. Гибель одного способна спасти многих.
Кажется, едва ли не впервые в жизни Карлайл был абсолютно счастлив. Я мог лишь стоять рядом, купаясь в лучах его славы.
Восемнадцатый Европейский онкологический конгресс, проходивший в Мадриде, мог поставить жирную точку в борьбе человечества против рака. Или, иными словами, дать начало пути излечения человеческой цивилизации от этого недуга. И Карлайл Каллен, или, как его здесь знали, доктор Карл Монти имел непосредственное отношение к происходящему. Последние пять лет не прошли даром ни для него, ни для меня. На это ушли огромные средства, поскольку, ввиду вынужденной строжайшей секретности, мы не могли раньше обнародовать свои исследования, и не имели возможности получить финансирование от государства. Не вдаваясь в подробности метода Карла Монти, нам удалось успешно осуществить таргетную терапию не только на первой и второй стадии развития болезни, но и на третьей и четвертой. Исследования проводились в шести группах по десять человек, из которых выжили три четверти, несмотря на изнуренность организма другими методами лечения. Конечно, еще многое предстояло сделать, но молекулярная генетика, слава богу, не стоит на месте, а значит, и метод будет развиваться.
Болезнь Чарли Свона послужила в свое время началом для разработок Карлайла. После ухода Беллы я присоединился к нему в его работе, желая отвлечься. А теперь, в качестве ассистента, присутствовал на конгрессе. В Штатах этот метод уже сейчас завоевал определенную популярность. Европа была готова последовать примеру Нового света.
«Я все слышал, - раздались в моей голове мысли Карлайла - про Беллу. Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что нас с тобой она сейчас ненавидит?»
Я отдавал себе в этом отчет. Да. Она нас ненавидит. И мы того заслуживаем. Мы опоздали на пять лет со своими исследованиями. Это всегда было в наших силах. Но мы не спасли того единственного человека, который действительно был важен для женщины, которую я любил. Мы могли спасти сотни тысяч, но не любовь Беллы ко мне. Осталось ли в ней что-то кроме ненависти? Она могла стать чужой, незнакомой женщиной, не желавшей, чтобы ее нашли, чтобы в ее жизнь врывались воспоминания… а возможно, она сама жила в этих воспоминаниях, не мирясь с действительностью.
«Между прочим, - мысленно продолжал Карлайл, продолжая спокойно читать доклад, - перелет от Мадрида до Лондона занимает приблизительно два часа двадцать минут. А с учетом покупки билетов – часа три».
Это я тоже знал и думал об этом.
И знал, что все равно не хватит смелости, а, может быть, наглости, очертя голову, броситься в Англию. За ней. А когда-то я готов был пройти пешком весь земной шар. За ней. Черт дери окаянную гордость! Черт дери врожденную склонность к самокопанию!
Я посмотрел на Карлайла. Тот, продолжая ровным голосом отвечать на вопросы, тревожно поглядывал на меня, словно бы стремился понять, что за внутренняя борьба сейчас во мне происходит.
Я вгляделся в него. Удивительно, что мы не меняемся. После всего, что мы пережили, я чувствовал себя глубоким древним стариком. Карлайл живет несоизмеримо дольше меня. Страшно подумать, что в его душе. И в то же самое время, в нем нет горечи. Он знает, что в зале его ждет верная, преданная, проклятая, венчанная до конца времен Эсме. И они счастливы по-своему. И так будет всегда. Я заскользил взглядом по рядам слушателей, надеясь увидеть свою названную мать, и неожиданно мой взгляд наткнулся на ту, увидеть которую меньше всего я ожидал.
Таня сидела тихо. Не шелохнувшись. Она знала, что я вижу ее. Я чуть заметно кивнул и принялся в общем потоке мыслей найти ее.
«Не спрашивай, как я достала пропуск! - в присущей ей насмешливой манере сообщила она мне, - а впрочем, это все Эсме. Решили сделать вам с Карлайлом сюрприз. Кейт и Кармен с Елеазаром ждут в гостинице и готовят праздник. Это событие нужно, как следует, отметить».
Мне оставалось только улыбнуться. Таня улыбнулась в ответ. Ее взгляд, как всегда, был наполнен нежностью. Единственное существо на свете, готовое вечно ждать меня.
Чуть позже я лишний раз убедился в этом.

- Карлайл, милый, у тебя же глаза голодного зверя! - прошелестела Кейт с порога. Она была права. Карлайл почти две недели не был на охоте. К сожалению, жизнь в большом городе накладывает некоторые ограничения. Мне оставалось лишь удивляться, как он умудрялся держать себя в руках и, более того, откуда у него вообще были силы.
- Я думаю, вас можно поздравить с успехом, Карлайл, - весело спросил Елеазар.
- Я тоже так думаю, - в тон ему ответил Карлайл.
- Что за ужасное имя ты себе выбрал – Карл Монти? – спросила Кармен.
- А, по-моему, неплохо – доктор Монти, - весело засмеялась Эсме.
- И в самом деле, ужасно, - согласился с Кармен Карлайл, - а позвольте узнать, где моя собственная семья? Где эти мелочные эгоисты? Вы не привезли их с собой?
В глазах Карлайла плясали лукавые искры.
- Подготавливают вампирскую вечеринку, - ответила Эсме.
Карлайл усмехнулся.
- И что вы подразумеваете под этим? Вампирская вечеринка… надо же!
- Они сняли охотничий домик в горах и, ожидая нашего приезда, ушли в разведку на местную дичь.
- Звучит заманчиво.
- И еще более заманчиво выглядит, - улыбнулась Кейт.
«А мы с тобой остаемся. У меня особое задание от Элис для тебя!» - с загадочным видом подумала Таня.
Мне оставалось лишь пожать плечами.

Наши колени соприкасались.
Ее веселый хрустальный смех наполнял тишину комнаты. Тишину моего собственного мира. Мне казалось, что она здесь только для того, чтобы разрушить последние барьеры, еще связывавшие меня с окружающей напряженностью.
- Она так и сказала? – спросила Таня, - нет, в самом деле, она сказала тебе, что ты зануда?
Я утвердительно кивнул.
«Она неправа» - подумала Таня, но не озвучила этого. Старая игра.. Она любила не договаривать, ясно давая понять, какого мнения придерживается, внешне сохраняя все в рамках приличия.
- Ты считаешь иначе? – поинтересовался я, - по-твоему, я не старый башмак, способный только скорбно, но поучительно скрипеть?
Таня иронично приподняла брови и засмеялась.
- Ты же знаешь, что я думаю о тебе, Эдвард. Ты какой угодно, но только не зануда.
- Ты меня плохо знаешь, дорогая.
Таня потянулась и по-кошачьи прищурила глаза.
- Боже, как же я соскучилась по вам по всем!
«И особенно по тебе» - мысленно добавила она.
- Не моя в том вина, что последние десять лет вы не бывали у нас.
Таня улыбнулась.
- Не твоя. Это все Кармен. Неугомонная. Последние лет десять таскала нас из Африки в Южную Америку, по дороге заезжая на экзотические острова. Ей почему-то стукнуло в голову, что мы слишком давно по-хорошему не охотились. Ей тигров подавай.
Я поймал себя на том, что улыбаюсь. То есть, не растягиваю губы в улыбку по зубам, а именно улыбаюсь, совершенно не контролируя собственные мышцы. Это открытие меня немного ошеломило. Последние два с лишним года улыбки мне приходилось выдавливать из себя. И то в исключительных случаях.
- Что хотела от тебя Элис? Ты говорила о поручении.
Таня загадочно улыбнулась.
«Она просила передать тебе, что ты идиот» - подумала она.
Я улыбнулся. Второй раз за вечер. Удивительная веселость.
- Это она каждый раз передает мне через разных людей.
Таня нахмурилась.
- Почему вы больше не живете вместе? Ты отдельно с Рене в Портленде, Карлайл с Эсме – в Вашингтоне, Элис и Джас в Милане, а Розали и Эммет в Париже. И съезжаетесь ненадолго в знаменательные моменты.
- Иногда семьи устают друг от друга, - нехотя протянул я.
«Только не ваша, Эдвард» - был ее мысленный протест, а вслух она сказала:
- Умирает любовь от усталости, а хоронит ее забвение.
- Жан Лабрюйер, - автоматически назвал я автора цитаты, - в его случае это значило немного иное.
- То же самое, Эдвард.
Она замолчала. А мне хотелось, чтобы она сказала хоть что-то еще. Чтобы обличала. Чтобы заставляла меня расколоть скорлупу, в которой я оказался.
Когда молчание стало невыносимым, я заставил себя приблизить к ней лицо и спросить, глядя в глаза:
- Как ты живешь?
Таня покачала головой.
- Счастливо. А иногда нет. Иногда готова умереть. А в следующее мгновение смеюсь. Я люблю солнце, но предпочитаю дождь. Он дает свободу. А солнце дает счастье…
Ее слова что-то зародили вдруг в моей душе. Мне стало и странно и трепетно. Я впервые видел не пустышку Таню Денали, женщину с таким же цветом глаз, когда-то влюбленную в меня, как кошка, а умную смелую девочку, которой она, вероятно, была на самом деле.
- Откуда в тебе силы так жить?
Неожиданно она воскресила в памяти ту памятную ночь на Аляске, когда я, впервые увидев Беллу Свон, и почувствовав ее запах, попытался сбежать от зверя, спрятанного в глубине своей сущности. Ту ночь, когда мы впервые по-настоящему объяснились. И поставили точку в предполагаемом романе, который даже не мог начаться. Я не любил ее. Она любила меня. Я сделал ей больно. Черт! Я почти убил ее своей вежливостью и отчужденностью! В ту ночь Таня Денали ненавидела меня. В ней было столько боли и обиды, что теперь, даже столько лет спустя, эта боль по-прежнему отдавалась в ее душе. Хотя значительно более приглушенно. Но тогда я убил ее. А она нашла в себе силы жить дальше. Жить. И пытаться вернуть к жизни меня. Таня любила меня. И по-прежнему оставалась одна. Даже без надежды когда-нибудь заполучить желаемое. Если вампир влюбляется, то это уже навсегда. Мы оба это знали. У нее не было шанса быть со мной. А у меня не было шанса не причинять ей боли. Даже теперь.
- В том-то и дело, Эдвард, что я живу, – ее голос прозвучал резко, - а ты нет. И не жил никогда по-настоящему.
- В моей жизни было пятнадцать лет счастья, - с раздражением ответил я.
Головокружительного. Упоительного. Нереального. Невозможного. Была Белла.
А теперь ее нет. И, возможно, уже никогда не будет.
Эта мысль своей неожиданностью поразила меня. Я впервые осознал это по-настоящему. Невозможное счастье. Которого не должно было быть. И больше не будет. Это как удар под дых.
- Пятнадцать лет? – спросила Таня, - пятнадцать лет упоительного сна, Эдвард. Но сон, наверное, закончился. А ты не хочешь в это верить. Не хочешь двигаться дальше. Даже не пытаешься жить.
- Это то, о чем просила Элис?
- Это то, что было, есть и будет. Прошло два с половиной года после ее ухода. А ты все еще там, в вашем домике в Форксе. И наверняка замираешь часами у телефона. Не решаясь позвонить.

Флэшбэк
Возьми трубку, прошу тебя. Возьми рубку… Где бы ты ни была. Живая. Чужая. Родная. Пока не услышу твой голос, не поверю. Белла, возьми трубку… Белла, Белла, Белла…

Она знала, кто звонил. Нет, номер в телефон она не заносила, потому что не хотела… Но это все равно. Все равно. Давно уже все равно... Магические цифры, которые на всю жизнь врезались в память… Просто услышать голос, от которого так бросало в дрожь. Услышать, раствориться, не отпускать и отпустить…
- Алло…
На другом конце мира молчали.
- Алло… говорите… я вас слушаю…
Молчание…
- Говорите же…
Говори! Слышишь! Говори!
- Ну?... Что же вы… Вы…
Не решалась позвать его. Не решалась и ненавидела себя. Почему ты звонишь? Зачем? Тревожишь. Не отпускаешь. Не даешь жить дальше….
- Молчите? Ну молчите дальше… И я помолчу…

Не решился сказать ни слова. Не решился и ненавидел себя. Зачем она все просит говорить? Неужели поняла, кто? Поняла… Ты сама себя выдала… Но почему? Почему не можешь позвать? Почему? Почему не подпускаешь? Почему не позволяешь? Тревожишь. Не отпускаешь. Не даешь жить дальше…

… Он звонил ей каждую ночь. Поначалу она пыталась выяснить, кто говорит, хотя выяснять надобности не было. Она знала. Но нужно же было что-то говорить! Целую неделю она не ложилась спать до полуночи, ожидая звонка. И звонок раздавался. Потом она просто молчала. Произносила заветное «алло» и молчала. Слов было не нужно. Все было предельно ясно.
А потом она сменила номер.

- Мы все сказали друг другу, - сухо ответил я Тане.
- Естественно, - недоверчиво ответила она.
Снова замолчали.
«Я не могу требовать, чтобы ты забыл ее. Но я имею право просить тебя жить. Хотя бы ради Рене».
-Я живу ради Рене.
- Кажется, мы уже определились, что то, что с тобой происходит, жизнью не является, - почти презрительно хмыкнула Таня.
Я встал и отошел к окну. Шел снег. Как тогда… На Аляске. Снег. И миллионы звезд на небе, не видные человеческому взгляду из-под туч. Но для меня они сияли ярко…
- Я хочу жить, - прошептал я, глядя на звезды, - черт побери, я так хочу жить, Таня!
- Ты еще играешь? - вдруг спросила Таня.
Я кивнул. И ноги невольно понесли меня к роялю. В углу комнаты стоял прекрасный белоснежный рояль.
Пальцы погладили клавиши. Холодные. Гладкие. Знакомые.
Я начал забывать, что это такое.
Моцарт. Двадцать третий концерт для фортепиано с оркестром. Адажио. Любимая часть Беллы. Свет и печаль. Лед и хрусталь!
Господи, какую же душу надо иметь, чтобы писать такую музыку?
Господи! Какие же силы надо иметь, чтобы вынести эту грусть и боль!
Господи! Спасибо тебе за Моцарта!
Господи! Спасибо тебе за то, что она была в моей жизни!
Таня подошла ко мне со спины и прикоснулась рукой к плечу.
Я обернулся, прервав игру.
Клавиши резко замерли, отдаваясь в моих нервах, натянутых до предела. Если бы я мог плакать, я бы рыдал.
«Либо ты едешь за ней и забираешь раз и навсегда, не слушая возражений… Либо идешь дальше…» - подумала Таня.
Я обернулся. В ее прекрасных глаза застыл немой вопрос. И нежность. И любовь. Такая любовь, что я едва не задохнулся.
- Зачем ты это делаешь, Таня?
«Потому что я люблю тебя. Потому что готова на все, чтобы ты снова стал тем Эдвардом, который когда-то встретил Беллу Свон. Живым. Влюбленным. И сильным. Любой ценой. Даже когда у меня совсем нет надежды, что ты выберешь меня. Ведь выбора никогда не стояло. Была только она».
Я невольно притянул ее к себе и обнял. Крепко. Хватаясь за нее, словно за саму жизнь. А Таня только смотрела на меня своими печальными живыми глазами.
«Я хочу жить, хочу жить, хочу жить!» - раздавалось в моих мыслях. Да я хотел жить. Я хотел быть собой. И я хотел бы забыть Беллу Свон.
Но не смог бы. Никогда.
- Мне пора, - прошептала Таня, - иначе мы оба будем сожалеть о случившемся.
Вместо того чтобы отпустить ее, я наклонился к ее губам. В ее мыслях вспыхнул целый фонтан эмоций. А у меня ничего. Я коснулся губами ее губ. Каменных. Ледяных.
И Вселенная не взорвалась мириадами сверхновых звезд.
Таня отстранилась. Взяла со стола свою сумку и быстро вышла из комнаты.
Я остался. Мне оставалось лишь доиграть концерт. И тогда я был бы жив.
Я захлопнул крышку рояля.
_________________________________________________________________________________
Примечание к началу главы
Английское слово «таргет» (target) означает мишень. Поэтому направленное на мишени лечение часто называют таргетной терапией. Терапия основана на иммунологических принципах – получение человеческих антител к мишени, т.е. какому то гену или его белковому продукту, определяющему рост и прогрессирование опухоли. Внедрение таргетной терапии стало возможным благодаря успехам молекулярной генетики, открывшей основные факторы, определяющие возникновение, развитие и прогрессирование опухолей.
_________________________________________________________________________________
Саунд: Моцарт. 23 концерт для фортепиано с оркестром. Часть вторая. Адажио. - для прослушивания обязательно!