Carlisle's POV

Когда слишком долго живешь во тьме, рано или поздно она становиться частью твоей души. Незаметно из года в год по миллиметру она поглощает тебя, как тягучее болото или сыпучие рыхлые пески, затягивает как серебристо-сизые нити клейкой, липкой паутины. Не каждый, живя во тьме, способен сохранить свет внутри себя, когда вокруг черной дырой разрастается с каждым оборотом стрелки часов вечности тьма. И тьма эта – уже не просто отсутствие освещения в темной комнате, Тьма не имеет ничего общего с той темнотой, которой мы боимся, будучи маленькими детьми. Тьма не имеет ничего общего со всеми нашими страхами. Она хуже. Забравшись однажды к тебе в сердце, она остается там, пока не срастется с ним окончательно.
Всю свою жизнь я положил на сохранение в душе света, который другие, такие как я, с легкостью меняли на тьму. Я хотел пронести его через вечность, но уже в который раз я, казалось, терял его.
Прошло три года, но я ни разу не пожалел о том, что обратил Эдварда. Я винил себя за боль и страдания, причиненные ему, за то, что обрек его на вечное проклятье, которое не снять ничем. Но, не прошло и трех дней с того момента, как я укусил Эсми, а я уже сожалел о своем поступке.
Там, в морге, пока она медленно умирала, пока жизнь в ее слабом, хрупком теле угасала, подобно пламени свечи на сильном ветру, я был уверен в том, что поступаю верно. Сейчас же, когда у меня появилось время подумать, взвесить свое решение, все его «за» и «против», я все больше и больше склонялся к варианту, что мне стоило отпустить ее. Переступить через все свои желания и порывы и позволить случится одной из самых естественных вещей на свете.
Жизнь – ценнейшее из всех сокровищ на Земле, я не мог и не собирался спорить с этим, но истинную цену смерти начинаешь понимать только тогда, когда осознаешь, что к тебе она не придет, сколько бы ты ее не звал. И Эсми, видимо, не просто звала ее, а бежала, бежала прочь… Но от чего? От чего могла бежать молодая, красивая женщина, такая, какой она была, такая, какой знал ее я?
- Ты знал ее совсем другую, Карлайл, - выслушав, ответил Эдвард. – Никто не знает, что могло случиться за последнее десятилетие.
Я понимал, что ответы получу лишь, когда пройдут три дня ее превращения, если, конечно, она захочет поделиться со мной, в чем я очень сильно сомневался. Она имеет все права и основания не объясняться с каким-то мной, который для нее ничего не значит, а молча или со скандалом уйти из этого дома навсегда. Это будет ее право, ее решение, ее выбор, и, если она захочет уйти, я отпущу ее.
- А ты сможешь? Просто взять и отпустить. Я сильно сомневаюсь, что ты сможешь сделать это во второй раз, - размышлял Эдвард. Сказать, что он был прав, я не мог, но я не знал, насколько он заблуждался. – Кто знает, как оно будет потом, может быть, она тоже чувствует что-то к тебе, может даже спустя десять лет она помнит тебя. Может она захочет остаться, и у меня, наконец, появиться мать, мы станем полноценной семьей. Подумай об этом, - на губах Эдварда играла едва заметная счастливая улыбка. Он только допускал, но уже вообразил, сфантазировал и спланировал в своей голове, как замечательно все может быть.
Я очень хочу, чтобы все вышло именно так, Эдвард, - думал я. – Иначе, зачем Белле и Элис было отправлять нас сюда. Но, если Эсми захочет уйти, я не стану задерживать ее, она должна сделать выбор сама.
Эдвард согласно кивнул.
- Ты останешься здесь с ней? – спросил он, поднимаясь со спинки дивана, где провел последние минут пятнадцать.
- Да, я хочу дождаться пробуждения Эсми. Я должен быть рядом, когда она откроет глаза, чтобы объяснить ей все, что случилось.
- Не испугай ее, пожалуйста, будь осторожен. Я хочу, чтобы ты, наконец, перестал быть один. Ты заслужил счастья, так не спугни же его, когда оно к тебе так близко.
Я постараюсь.

В первый день я не отходил от Эсми ни на шаг, как и во второй и в третий. Сначала я боялся, что опять что-то пойдет не так, как было в случае с Эдвардом, затем боялся пропустить момент, когда она очнется. Я должен быть рядом, когда она откроет глаза и станет испугано озираться по сторонам, не понимая, что произошло, и где она оказалась. Я ждал этой минуты с надеждой и страхом. Так, как, пожалуй, не ждал ничего.
В эти три дня, будто специально, была солнечная погода – мой второй повод оставаться дома. Я сидел у кровати, где лежала Эсми, подпирая руками подбородок, и наблюдал за каждым малейшим изменением в ней, стараясь не упустить ни одной мельчайшей детали, ни одного удара сердца, которое сначала билось невероятно быстро, а ближе к третьему дню его ритм начал сбиваться, некоторые удары выпадали. Кожа постепенно меняла свой цвет на более бледный; становилась гладкой и идеально ровной, как изысканное фарфоровое изделие. Человеческий глаз вряд ли сможет уловить эти пока еще незначительные, только зарождающиеся изменения, но я отчетливо видел, как из Эсми по капле уходило все живое – человеческое.
Ее рука, безвольно лежащая поверх одеяла, дернулась, тонкие пальцы дрогнули, как бы ощупывая пространство вокруг себя. На бесцветном лице с бусинками пота, стекающими по изгибу лба, залегла едва заметная морщинка, а с губ сорвался тихий вскрик. Она постепенно приходила в себя, набиралась сил перед тем, как проснуться совершенно новой. Другой. Я не мог знать наверняка, но я чувствовал, что сознание постепенно возвращалось к ней, а вместе с сознанием проступала боль. Боль, которой она чувствовала слишком много, которую я всем сердцем желал облегчить или забрать к себе. Эсми снова пошевелила пальцами, на этот раз в ее движениях было больше силы, они стали увереннее, резче. Она хваталась за воздух в поисках чего-то, за что могла бы схватиться, и тут ее пальцы нашли простынь, ткань мигом оказалась смятой в ее окрепшей ладони, слишком сильной и слишком холодной для человеческой. Звук рвущейся материи смешался с хриплым стоном, я чувствовал, что она пришла в сознание, но не отпускающая ни на секунду агония, не давала ей ни одного момента покоя. Ужасное чувство: стоит ухватиться за одну мысль, как она тут же ускользает, сознание мутнеет, нет сил сфокусироваться на чем-то конкретном.
Эсми со свистящим шумом втянула воздух через зубы, прижимая руку, сжатую в кулак, с затиснутым между пальцев куском простыни, к подушке. Ее шумное тяжелое дыхание стало прерывистым, ресницы затрепетали, а пальцы по-прежнему искали, за что ухватиться. Я протиснул свою ладонь меж ее пальцев, и она крепко сжала ее, достаточно крепко, чтобы я понял, что до окончания превращения оставалось не так долго.

Esme's POV

Я испытывала ужасную боль. Или правильнее было бы сказать, что не я, а она испытывала меня на прочность? Сначала была холодная тишина – мое спасение. Впервые я чувствовала себя по-настоящему легко и свободно. Спокойно. Перед глазами мелькали какие-то картинки из моей жизни, детство – беззаботное, радостное, легкое. Казалось, это было целую жизнь назад, когда я в последний раз так беззаботно смеялась. До меня долетали обрывки каких-то фраз, клочки воспоминаний – моих воспоминаний. Удивительно, что они больше не вызывали дрожь в теле и заставляли слезы наворачиваться на глаза. Чувства и восприятие вещей теперь стали такими чужими понятиями для меня. Такими безумно далекими.
Краски блекли, воспоминания ускользали от меня, даже те маленькие лоскутики с обрывками разговоров. Какой-то частью души я не могла позволить им исчезнуть, я не хотела отпускать их даже после смерти. Пыталась ухватиться, но напрасно, моя жизнь во всех смыслах и понятиях отдалялась от меня, а, может, это я отдалялась от жизни, падая куда-то в черную-черную яму.
Я никогда не попадала в более темное место. Ни звука, ни шороха, ни проблеска света и один только холод и темнота, которые через некоторое время пронзила яркая вспышка света, как будто кто-то разрезал ножом покрывало из черной ткани. Мне казалось, это должно было что-то значить, за этой вспышкой, я думала, должно было следовать что-то другое, новое, хорошее, но… нет. Она и принесла ту самую боль, самую сильную из всех, что мне доводилось терпеть. Именно терпеть, молча, стиснув зубы, ждать, пока что-то измениться, выносить, крики, ругань, скандалы. Побои. Я надеялась забыть о боли после смерти, но оказалось, что там, куда я сбежала, ее оказалось еще больше. Глупо было надеяться на что-то другое, но я и представить себе не могла, что смерть дастся мне легко. Почему? А может, это была вовсе не смерть, тогда что еще в мире бывает настолько кошмарным? Чувство было такое, словно меня опустили в горящий котел. Ад? Говорят, все самоубийцы попадают туда.
Я пыталась кричать, звать на помощь, но мне никак не удавалось издать хоть какой-нибудь звук. Пытаясь понять, где я и что происходит, я вслушивалась в окружающий мир, но мне не удавалось услышать ничего, кроме ударов своего сердца.
Стоп... Сердца? Глухие удары молотка о наковальню раздавались в груди и эхом отдавались в виски и уши. Значит, я все еще была жива. Меня спасли, но…
- Кто… - почти сама того не осознавая, я начала говорить.
Хотя я не была уверена, в том, что я говорила вслух. Я чувствовала чьи-то прикосновения, очень приятные и такие знакомые. Быть может, в памяти уже не сохранились воспоминания о личности того, кому принадлежали эти нежные руки, но кожа помнила их прохладные прикосновения, только теперь эти руки были не такими холодными. На секунду сквозь плотную оболочку боли в сознание прорвалось яркое, как передержанный в растворе негатив фотопленки, воспоминание. Знакомое до боли лицо, склонившееся надо мной. Где-то я видела его, но только где? И почему мне казалось, что для меня это так важно?
Сейчас я была уверена лишь в одной вещи – меня спасли, но…
- Зачем. Я не хотела. Я не хотела, не хотела, не хотела… Нет! – неразборчиво шептала я, кусая губы до появления солоноватого привкуса, в горле пересохло, а перед глазами стояла кроваво-красная пелена, не позволяющая видеть ничего вокруг.
Кто-то держал меня за руку и тихо нашептывал слова успокоения вперемешку с извинениями. Хотя, нет, извинений было даже больше. Таким невероятно знакомым казался этот тихий приятный голос, нечто забытое из прошлой жизни, очередная тень, призрак или кто-то дорогой для меня в прошлом. Этот шепот был последим, что я слышала перед тем, как темнота поглотила меня во второй раз. Теперь уже стихло все: и голос, и боль, и даже глухие удары пульса в голове. Вероятно, это и есть смерть. Однако сразу затем, как на меня навалилась тьма, в мои легкие будто кто-то вдохнул глоток свежего, насыщенного резкими запахами воздуха, а в глаза ударил невозможно яркий свет.
Я сощурилась, пока глаза не привыкли к свету, что произошло почти мгновенно.
Мир вокруг меня вроде и не изменился, но что-то определенно стало другим. Цвета, формы, четкость, резкость. Все стало каким-то совершенным, не таким, как прежде, и дело даже не в незнакомой обстановке комнаты, где я лежала, а в новом восприятии. Слишком остром и четком, как будто раньше я жила в черно-белом мире, а теперь его раскрасили в яркие краски, в сотни тысяч, миллионы, миллиарды цветов. Я быстро пробежалась взглядом по комнате: богатая обстановка, мягкие пастельные тона и красное дерево, игра солнечных бликов на гладких поверхностях. Я прекрасно слышала разговор в одной из других комнат в доме и не просто слышала, а могла различить каждое слово, даже шум деревьев за закрытым окном был ясно слышен. И это не говоря о невероятно острых запахах: древесины, из которой была сделана мебель, тканей, морской соли в моих волосах. Странным было еще и то, что ушла боль. В теле появилась странная, но очень приятная легкость. Пугающая. Чувствовала я себя на удивление сильной и здоровой, как никогда прежде.
Но кроме обостренного слуха, обоняния и зрения, кроме странной легкости в теле было еще кое-что, чего я не могла знать наверняка, но что чувствовала неким шестым чувством, которого раньше в себе не замечала. Все время, пока я разглядывала неизвестную комнату и осознавала изменения в себе, я стойко ощущала чье-то присутствие. Я села на кровати, отметив, как легко мне далось это движение, повернула голову налево и задохнулась. Вернее, я должна была задохнуться, если бы мои легкие нуждались в кислороде, а я совершенно не чувствовала такой потребности, хотя не дышала я уже прилично долгое время.
Это было он. И пусть разум говорил мне обратное, пусть сбитый с толку последними событиями и переживаниями мозг пытался доказать, что такое невозможно, глаза подсказывали, что передо мной именно он. Передо мной был тот самый Карлайл Каллен, который десять лет назад лечил мой перелом после глупого падения с дерева. Я не могла спутать ни с чем его бледную кожу, прекрасное лицо и добрые глаза цвета полированного золота. Мне было шестнадцать, ему на вид не более тридцати трех, он был молод, обаятелен и красив, а я была наивна и инфантильна, еще совсем глупа, и полна юношеских фантазий, но я и не думала, что судьба сведет нас снова. Особенно при таких обстоятельствах.
- Эсми.
- Не может быть, - разве это был мой голос? Такой красивый, звонкий, чистый... Не знаю, чего в тот момент я испугалась больше: странного звучания своего голоса или ничуть не изменившегося за последние десять лет доктора Каллена. Он был так же прекрасен, как и во время нашей первой встречи, если не еще красивее.
- Может, - убедительно кивнул он. – Позволь я объясню тебе, Эсми.
- Не может быть… - снова пробормотала я, недоверчиво прикасаясь к его плечу, будто желая убедиться, что человек, сидящий передо мной, реален. Человек ли? Десять лет прошло, а он ни на йоту не изменился. Сознание, слишком быстро прояснившееся после пережитого потрясения, подсказывало, что передо мной сидел не человек. Но тогда кто? – Это невероятно, вы... Я… не понимаю, что случилось?
- Я реален, Эсми, и, если ты успокоишься на минуту и послушаешь, я все тебе объясню, - осторожно начал он, тщательно подбирая слова, чтобы не испугать меня, но я уже была испугана и сбита с толку настолько, что сомневалась, пойму ли я хоть что-нибудь из его объяснений. Я четко помнила свой прыжок со скалы, бурлящую, мутную от волн воду океана и каменистое дно, холод, сковывающий все тело, потом огонь, резкую боль в шее, стремительно распространяющуюся по всему телу... Я закрыла глаза и задержала дыхание, отсчитывая секунды.
Теперь все встало на свои места.
- Я умерла? Это и есть смерть? – шепотом спросила я, держа глаза закрытыми. Было страшно открывать их, страшно узнать правду. Мысленно я твердила себе: «Ты ведь этого хотела?»
Вопрос звенел в голове без ответа.
- Нет, ты не умерла.
- Значит, я жива? Но это невозможно! Вы не можете оставаться тридцатитрехлетним, спустя десять лет и выглядеть точно так же, а я не могла поправиться так быстро и чувствовать себя, как никогда хорошо. Так не бывает! – я не ожидала от себя такого длинного монолога. Казалось странным, что у меня вообще были силы разговаривать и мыслить логически. Я не видела никакой логики в том, что происходило со мной.
- Эсми, позволь мне объяснить тебе ситуацию, - терпеливо выслушав мою пламенную речь, мягко сказал Карлайл, его голос звучал виновато, в нем было столько раскаяния и сожаления, что я послушно замолчала и приготовилась слушать. Я догадывалась, что объяснения будут непонятным и, без сомнений, долгими, но желание знать правду перекрывало в этот момент любой страх.
- Скажите, я действительно не умерла?
Он кивнул, опуская глаза.
- Но…, - он сделал паузу, собираясь с мыслями, - но это и не жизнь. Я не надеюсь, что ты сможешь понять меня и простить мне то, что я сделал с тобой, Эсми. Ты можешь злиться, ненавидеть меня, только выслушай сначала, - он тяжело выдохнул, поднимая на меня виноватый взгляд, который был красноречивее любых слов.
- За что я должна злиться на тебя… - быстро спросила я, не слушая и не думая, что говорю, но тут же, мысленно отругав себя за «хорошие» манеры, исправилась, - на вас? Извините…
- За что? – Карлайл горько усмехнулся. – Это я должен просить у тебя прощения. Скажи, Эсми, что ты чувствуешь?
Растерявшись, я ответила первое, что пришло на ум.
- Пить очень хочется, а в остальном я чувствую себя великолепно, - я оживилась, говоря с каждым словом все громче и громче. – Это все так странно!
- За это я и должен просить у тебя прощения, - он выдержал паузу, перед тем, как продолжить, подбирая слова, словно оттягивал неприятный момент. - Скажи, тебе что-то известно о вампирах?
- Я… - мысли разбежались в разные стороны, как голуби при появлении человека.
Я задумалась, лихорадочно соображая, пытаясь думать над двумя вещами одновременно: почему он спрашивает об этом и что мне известно о вампирах. Карлайл терпеливо ждал, хорошо заметное напряжение отражалось на его лице в небольшой складочке на переносице.
«Ты отвлеклась, Эсми», - напомнила я себе, пытаясь возвратить мысли в прежнее русло. Вампиры…
- Бледнокожие, бессмертные, пьют кровь… - бормотала я, скользя взглядом по деревянному полу в спальне.
Я начинала догадываться, почему он спросил о вампирах и, кажется, начинала понимать, что со мной произошло. Вспомнилась адская боль в шее, разносящаяся по всему телу, жар и учащенное сердцебиение, которое со временем погасло. Я перевела взгляд на Карлайла, внимательно рассматривая его лицо, будто выточенное из белого мрамора, с гладкой, фарфоровой кожей без единого изъяна и малейшей неровности, насыщенного цвета губы и золотистые глаза, цвет которых не мог быть у человека, и, конечно же, молодость – первое, что бросалось в глаза и наводило на определенные мысли. Он ни капли не изменился за последние десять лет, по-прежнему молод и красив.
- Вы – вампир, – догадалась я. Внутри все сжалось, как в ожидании чего-то плохого, я притянула колени к подбородку, обхватив их руками, тело непроизвольно напряглось.
- Да, Эсми, я - вампир.
- Это значит, что я тоже стала… - я шумно сглотнула, испугавшись такой правды. Сомнений больше не было: он обратил меня в вампира, когда я пыталась… В сердце защемило от внезапно нахлынувших воспоминаний о последних днях моей жизни, вернее существования, в которое она превратилась после того, как моего маленького мальчика не стало… Впервые я могла спокойно думать об этом. Не верилось, неужели я так быстро приняла его смерть, неужели смирилась? Я попыталась прислушаться к сердцу, но оно молчало…
- Все верно.
Я закусила губу, с ужасом понимая, что уже ничего не смогу изменить. За меня решили, что я буду жить. Пусть так, но буду.
- Почему? – слова давались мне необыкновенно тяжело.
Меня переполняли противоречивые чувства: с одной стороны хотелось уткнуться в подушку и зарыдать от собственного бессилия, от понимания того, что я настолько никчемна, что даже не могу нормально, как все люди, умереть. Мне хотелось жалеть себя, проливая слезы, и закрывать глаза на то, что в этом нет никакого смысла. А с другой стороны было какое-то непонятное желание, почти необходимость знать, зачем он обратил меня. Ведь он запросто мог позволить мне умереть, но нет, он спас меня от смерти, пускай таким диким способом. Почему? Неужели я для него - нечто большее, чем просто бывшая пациентка?
- Мне очень жаль, Эсми, я знаю, ты хотела умереть, а я не мог позволить этому случиться, - Карлайл виновато посмотрел в мои глаза, поглаживая меня по плечу. – Прости, я поступил эгоистично, низко, подло, в конце концов. Я не должен быть решать за тебя, Эсми.
- Я не держу на тебя зла. То есть на вас, - я в очередной раз одернула себя, теребя в пальцах край одеяла.
- Можешь звать меня на «ты», - он улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку, но улыбка получилась слишком горькой, натянутой и не совсем естественной.
Я кивнула и, набравшись смелости для очередного мучительного вопроса, который не давал мне покоя с самой первой секунды, как только я осознала свою новую сущность, спросила.
- Мне придется пить кровь? - я старалась делать свой голос ровным и уверенным, но он предательски дрогнул. Одна лишь мысль о том, что мне придется убивать людей, заставляла меня дрожать и снова желать смерти.
- Придется, - Карлайл тяжело выдохнул; похоже, что и ему слова дались не так легко.
- Я не хочу убивать людей, - я чувствовала, что со стороны выгляжу жалко и может даже смешно, комично. Теперь я стала убийцей, а мысль о предстоящих смертях по моей вине пугала меня хуже, чем попадание в ад.
В какой-то степени, это и было адом.
- Убивать людей не обязательно, есть и другой способ выживать. Я и моя семья живем за счет животной крови, она неплохо утоляет жажду, хотя не приносит такого насыщения, как человеческая кровь.
- На ней можно прожить?
- Конечно, можно, но это требует особой силы воли. Довольно сложно отказывать себе в том, что, по сути, является основным источником питания. Я верю, что ты, Эсми, справишься… Если захочешь выбрать этот путь, - добавил он после небольшой паузы.
- Спасибо… - я вздохнула с облегчением. По крайней мере, убивать было не обязательно, а к остальному, думаю, я привыкну.
А куда я денусь с подводной лодки?
- Мне жаль, Эсми, я не хотел заставлять тебя страдать, но ты слишком... – он неожиданно замолчал, словно чуть не сказал что-то не то и поспешил поправить себя, - ты не заслуживаешь смерти. Прости, если я вмешиваюсь не в свое дело.
- Ты хочешь знать, почему я это сделала?
- Только если ты захочешь поделиться со мной. Я не настаиваю. Я понимаю, у тебя была очень веская причина, чтобы поступить так, - мягко сказал Карлайл. - Ты потеряла кого-то?
Я с трудом могла найти в себе силы, чтобы сказать несколько слов, которые причиняли мне несоизмеримые ни с чем на свете мучения.
- Сына. У меня был ребенок. Всего две недели, да и то я почти не видела его и не держала его на руках. Он родился раньше положенного срока из-за того, что в начале беременности мой… муж… - по телу прошла крупная дрожь, когда я вспомнила о столь ненавистном мне Чарльзе Эвенсоне.
- Он бил тебя?
Я кивнула в ответ, стараясь прогнать из памяти непрошеные воспоминания. Краем глаза я уловила, как Карлайл сжал руки в кулаки, и на его лице проступила ледяным инеем злоба.
- Он ненавидел детей, а я всю жизнь мечтала стать матерью.
- Как ты могла выйти замуж за такого человека, Эсми? – ужаснулся Карлайл
Я горько усмехнулась.
- Дело в том, что я не знала, какой он на самом деле до тех, пор как мы переехали в Огайо, да и кто спрашивал, хочу ли я замужества? Никто. На мне изъявил желание жениться сын друзей моих родителей, отец посчитал его хорошей партией для меня, и почти насильно выдал замуж за Чарльза. До свадьбы он был милым, вежливым, обходительным – ничего не выдавало его, как бездушного тирана. Даже в первые месяцы замужества он оставался прежним собой, каким я знала его раньше, но спустя год я стала замечать перемены в нем. Мне показалось, что у него была любовница. Я чувствовала, что он больше не любит меня, но не могла доказать этого. Однажды на рынке мне стало плохо, я потеряла сознание, и очнулась уже в больнице. Там мне сказали, что я беременна. Я была без ума от радости, думала, что эта новость вернет мне прежнего Чарльза, однако стоило только поднять тему о ребенке, его как будто подменили. Он стал ужасно относиться ко мне, иногда не ночевал дома, приходил или пьяный или под утро, иногда от него пахло чужими женскими духами. После того, как я забеременела, он стал относиться ко мне еще хуже, чем прежде. Я понимала, что не могу принести своего ребенка в этот дом, поэтому у меня не было другого выхода, кроме как убежать. Некоторое время я жила у подруги в соседнем городе. У нее была своя семья, муж, дети, совсем другая, счастливая жизнь. В ее доме, несмотря на то, что и Кристина, и Гарри относились ко мне очень хорошо, я чувствовала себя лишней, мне было неудобно стеснять их. Вскоре я съехала и отправилась сюда, в Коламбус. Кое-как мне удалось устроиться школьной учительницей; я думала, что жизнь постепенно налаживалась, но не тут-то было. Мой малыш родился раньше положенного срока, он был очень слаб и всего через неделю после рождения его не стало… У меня не осталось совсем ничего, за что стоит держаться.
Повисла тишина, даже разговор в соседней комнате прекратился. Я хотела спросить, кто еще кроме нас находился в доме, но у меня не оставалось на это сил. Внезапно нахлынувшие воспоминания выжали из меня все соки.
Первым молчание нарушил Карлайл.
- Не могу даже представить, что тебе пришлось пережить, - после продолжительной паузы сказал он, его голос был полон сочувствия и сострадания. – Я не хотел заставлять тебя снова переживать это.
Я кивнула.
- Когда-нибудь мне все равно пришлось бы рассказывать.
Карлайл собирался что-то сказать, но его взгляд переместился на дверь, по ту сторону слышались две пары шагов. Спустя всего одну секунду в дверь постучали и, не дождавшись ответа, в комнату вошли двое молодых... вампиров. Они были одинаково бледные и красивые, их глаза, как и глаза Карлайла, были золотистого цвета. Первой шла невысокая темноволосая девушка, следом за ней – удивительной красоты юноша с бронзовыми кудрями. И хотя они оба были самыми красивыми созданиями, которых я когда-либо встречала (не считая Карлайла, он был вне конкуренции), я не могла найти подходящих слов, чтобы описать его красоту. На его лице появилась странная улыбка, когда я мысленно сравнивала его с Карлайлом.
Первой заговорила девушка, она говорила так, будто мы уже были знакомы.
- Привет, Эсми, а так рада видеть вас.
- Мы зашли поздороваться, не помешаем? – спросил юноша; все это время он держал девушку за руку. Через их переплетенные пальцы, через то, как девушка держалась за него, я сразу догадалась, что он – это все, что у нее есть. Их мимолетно брошенные друг на друга взгляды, в которых была отчетливо видна вся глубина их чувств, казались зеркальным отражением друг друга.
- Моя слегка невоспитанная семья, - пояснил Карлайл. – Белла и Эдвард – мои дети, если можно так сказать; на вид они достаточно взрослые, но если пожить с ними бок о бок, то станет ясно, что на самом деле, те еще дети, - он укоризненно посмотрел на Эдварда, и тот пристыжено ухмыльнулся, будто между ними состоялся мысленный диалог.
- Так и есть, - неожиданно сказал, Эдвард, Белла легонько ткнула его в бок, уловив замешательство на моем лице.
- Это был ответ на вопрос Эсми, - сказал он.
- Но я не задавала никаких вопросов, я только…
- Подумала! – закончил вместо меня Эдвард с довольным выражением на лице.
- Да, - я совсем растерялась. «Выходит, Эдвард читает мысли, интересно, остальные тоже так умеют?»
- Нет, в нашей семье талантом обладаю только я.
Он снова испугал меня, ответив на мои мысли. «Господи, к этому невозможно привыкнуть!»
- Возможно, Карлайл уже привык, хотя и ему поначалу было сложно, - улыбаясь, сказал Эдвард и затем быстро добавил уже серьезным голосом, когда заметил негодование на лице Карлайла. – Я только лишь пытался разрядить обстановку.
- Говорю же, - обратился ко мне Карлайл, - им не помешает несколько уроков хороших манер, ведут себя совершенно непозволительным для общества образом.
- Но ведь мы дома, дома можно, - улыбнулся Эдвард, за что получил еще один недовольный взгляд Карлайла.
- Вот так мы и живем уже почти три года, - сказал он.

Как и обещала - новая глава! Очень надеюсь,что вы порадуете нашего автора своими впечатлениями на Форуме!