BPOV

Душ обдавал приятным жаром. Сегодня было не так уж и холодно, но я сделала воду настолько горячей, что моя кожа вся порозовела. Руки Эдварда были теплее прошлой ночью, и я поняла, что если я буду хорошо себя вести, и моя кожа будет теплее, я смогу продержаться дольше, прежде чем начну дрожать, и он объявит, что на сегодня мы закончили.

Чарли собрался спать еще до того, как я заскочила в душ, вытащив толстый флисовый банный халат, который он купил мне на прошлое Рождество. После того как я обтерлась и оделась, я снова завернулась в халат лишь для того, чтобы удержать тепло немного подольше.

Когда я открыла дверь ванной, пар последовал за мной, и я поняла, что начинаю потеть под халатом. Прохлада тела Эдварда будет очень кстати сегодня вечером. Его холодное, твердое, как камень, идеальное тело…

Когда я вошла в свою комнату, Эдвард лежал на спине на моей кровати, его руки были сцеплены за головой.

Мое сердце всегда вздрагивало, когда я видела его там, особенно сейчас, когда я знала, что мое счастливое местечко всего в двадцати шести ночах ожидания. Улыбаясь, я поставила мои банные принадлежности на стол и скинула свой халат. Его глаза немного расширились, и я поняла, что он находит это… привлекательным. Я могла чувствовать, как краснею от этой мысли.

Я продрейфовала к кровати, но Эдвард исчез, как только я села. Я замерла, испуганная, пытаясь понять, что я сделала не так, но он материализовался рядом со мной снова с моей расческой в руках до того, как я начала паниковать.

– Можно мне? – спросил он тихо.

– Конечно, – я немного отклонилась на его грудь, когда он осторожно взял в руку мои мокрые волосы. Это было почти комично - как он осторожен с этой единственной частью моего тела, которую он не мог поранить случайно. Я всегда нетерпеливо, небрежно рвала волосы расческой.

Движения были очень успокаивающими, но я то и дело чувствовала скольжение его холодных пальцев по моей коже, заставляющее мое сердце пропускать удары. Немного расслабившись, я улетела мыслями к историям, которыми моя будущая семья сегодня вечером поделилась со мной: об изменении, о первом годе жизни новорожденного.

Через мгновение он спросил, – О чем ты думаешь?

– О моём сегодняшнем уроке истории. Мне для размышлений нужен и хороший рассказ.
Одно дело было понять, что люди не были вершиной пищевой цепи, но совсем другое - слышать, как Элис и Эсми говорят о людях, которых они убили. Я слышала много вызывающих беспокойство вещей, с тех пор как Карлайл начал свои уроки, но почему-то сегодняшние истории были сами худшими. Мне не нравилось думать так о Калленах. Они не были такими. Я давно бы стала чей-то закуской, если бы они не переросли безумных от жажды новорожденных. Но все равно, этот ментальный образ Элис с алыми глазами на охоте…

Он глубоко вздохнул.
– Приятных историй о вампирах нет. По меньшей мере, с человеческой точки зрения.

– Я вспоминаю одну… из моих поисков в интернете…

– Поисков?

– Когда Джейкоб раскололся о том, кто вы такие.

Он не ответил.

– Была одна запись о ком-то по имени stregoni benefici.

Он начал смеяться.
– Этот кто-то выжил, ведь так?

– Ты никогда не интересовался?

Его смех стал еще громче.
– После нескольких лет поисков среди полного абсурда, который вы, люди, выдумали о вампирах, я больше не интересовался этим за пределами поп-культуры.

– Так за этим есть правда?

– Я не знаю, – засомневался он, – а что конкретно там было сказано?

– Только то, что stregoni benefici были хорошими вампирами, противостоящими злым.

– Нормальным, – исправил Эдвард язвительным тоном.

Я не ответила, только терпеливо ждала. Спокойный ритм движения расчески, проходящей сквозь мои волосы, продолжался без перерывов.

– Я удивлен, что ты до сих пор не догадалась, Белла. Подумай. Кто лучший, самый сострадательный вампир, которого ты когда-либо встречала?

Когда он так поставил вопрос, я почувствовала себя глупо от того, что раньше не сложила два и два.
– Карлайл? Он stregoni benefici?

– Stregone Benefice. Он один из тех, в существование кого люди, кажется, никогда не теряли надежды. Вот интересно, есть ли у газелей такого же рода нездоровое увлечение львами.

Я фыркнула и указала, – Или у львов овцами.

– Туше.

– Так почему я до сих пор об этом не слышала?

– Карлайл слишком скромен, чтобы самому поднимать эту тему, эту историю мне однажды рассказал Елезар. Когда Карлайл жил с Вольтури, Аро попытался излечить его от нежелания проливать человеческую кровь. Сначала он дал Карлайлу… вотчину. Я думаю, это можно назвать и так. Персональные угодья для охоты.

Холодные руки Эдварда быстро скользнули по моей шее, и я вздрогнула. Так вот откуда Карлайл взял идею этой традиции.

– Пировать с Вольтури – это великая честь, – сказал он жестко. – Только самые воспитанные могут выдержать присутствие других вампиров настолько близко в момент поглощения пищи, чтобы не закончить уклоном в битву. Большинство визитеров Вольтури получают домен для охоты на время их визита. Аро, конечно, знал с момента их первого соприкосновения, что Карлайл не охотится на людей, поэтому он дал Карлайлу наиболее густонаселенную людьми часть Флоренции для охоты.

– Флоренции? Города?

Эдвард фыркнул.
– Да. Видишь трудность? Карлайл не мог пойти просто поохотиться где-то в другом месте, даже если он охотился бы только на животных, потому что он бы посягнул на чужую территорию. Кроме того, это было бы невероятно грубо, – последняя часть была сказана с той же ожесточенностью.

– Так что же он сделал?

– Он принял угодья. И когда им овладевала жажда, он шел к океану и охотился на бурых дельфинов.

Обычно я сочувствовала дельфинам, но в свете альтернативы…
– А что тогда сделал Аро?

– Он был изумлен, но не очень-то удивился. Несколькими годами позже он попытался притащить Карлайла в башню на праздник. Карлайл, конечно же, не был осведомлен о том, что будет происходить.

Я могла представить это слишком четко – зловещая башня, скрытая угроза, обманчиво-добрая улыбка Аро. А затем я попыталась представить Карлайла в центре всего этого. Молодого Карлайла, который еще не научился игнорировать зов крови. Я представила, как чернеют его глаза, его неподвижную позу, пока он боролся с обжигающей жаждой, печалью и жалостью, заставляющей его брови хмуриться. Он оставался с ними несколько десятилетий. Год за годом он смотрел, как людей стадом загоняли в эти двери, и стоял, пока дюжины вампиров убивали тысячи людей.
– Если Аро делал такие вещи, почему Карлайл оставался там так долго?

– Он хотел изменить Вольтури. Карлайл видел, как цивилизованны они были друг с другом, и как Аро был поглощен человечеством. Он хранил детализированные рассказы о двух мирах: человеческом и вампирском. Карлайл надеялся прекратить бойню. К тому же…

– Да?

– Я понимаю, что тебе это будет не очень понятно, но Карлайл чувствовал себя рядом с ними более человечным.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него с неверием.

– Они ходили в оперу и слушали симфонии, даже мессы. Аро позволял Карлайлу читать эти истории – двадцатипятистолетнее богатство знаний, и он мог говорить с теми, кто собственно жил в это самое время. Они были настоящей общностью. Я не знаю, сможешь ли ты оценить, что это значило, когда он бросил всё это. И что было даже тяжелее для него: бросить надежду привлечь Аро к преимуществам его стиля жизни.

Это было так похоже на Карлайла: видеть так много потенциала в каждом, даже в Вольтури.
– Но как об этом узнали люди?

Эдвард снова принялся расчесывать мои волосы.
– Вообще-то, они и не узнали. В то время, когда Карлайл жил с Вольтури, если он и Аро хотели пообщаться наедине, они шли во Флоренцию и прогуливались, разговаривая и споря на этрусском*.

– Легенды о stregone – буквально «волшебнике» – циркулировали веками. Известный в девятнадцатом веке скрипач Паганини** даже адаптировал элементы легенд, одеваясь как stregone и подпитывая идею о том, что он заключил пакт с дьяволом, чтобы играть так искусно. Они были знаком зла – странники в черных плащах, разговаривающие на каком-то, очевидно загадочном, языке. Смерть, огонь и исчезновения следовали за ними, но с городом не приключалось никакого вреда, если туда заходил молодой, светловолосый мужчина, которого видели идущим среди них. Даже до того как Карлайл уехал в Новый свет, проходя по улицам с Аро и его телохранителями, он слышал шепоток – Lo stregone Benefico – Милостивый волшебник.

Я улыбнулась, представив это – облегчение, которое испытывали люди, видя Карлайла среди демонов. Он сделал больше, чем просто сдерживался от убийства людей, он на самом деле защищал их. Где бы он ни появлялся в эти сотни лет.
– Ты ошибаешься только в одном. Сейчас он уже не одинок. У него есть целая семья stregoni benefici. Да и к тому же я думаю, это очень хорошая история о вампирах, даже с человеческой точки зрения.

Он собрал мои волосы в руку и завязал конский хвост, прижимаясь ледяным поцелуем сзади к моей шее. Мое дыхание сбилось, и спина выгнулась, когда я прижалась нему.
– Я всегда думал, что ты немного безумна, – пробормотал он. Его холодное дыхание струилось по моей коже. Затем он выпустил мои волосы ниспадать на спину и снова принялся их расчесывать.

Не двигаясь, я сидела так одно мгновение, затем попыталась восстановить дыхание. А потом вспомнила, что нахожусь в своей спальне с Эдвардом, и что попытка вернуть дыхание окажется бесполезным упражнением. Или, по меньшей мере, я надеялась на это. Даже не смотря на то, что прошлой ночью Эдвард заставил нас притормозить, он больше часа провел, целуя меня, пока я не заснула.

– Чтобы вычесать мои волосы до полного высыхания требуется много времени.

– Я могу быть терпеливым, – сказал он, продолжая нежные поглаживания.

Повернувшись, я поймала его руку и бросила расческу на пол. Я села на колени на кровать, глядя ему в лицо.
– Я не могу.

Он своей кривоватой улыбкой снова украл мое дыхание.
– Скажи мне что-то, чего я не знаю.

Я скользнула своими руками вокруг его мраморной шеи.
– Я думала, ты знаешь все.

Дразнящий огонек танцевал в его глазах, когда он наклонился поцеловать меня.
– Почти.

Я рассмеялась против его губ. Его холодные руки покоились на моих бедрах и притянули меня ближе. Я охотно позволила ему это, пока одна из его рук не обвилась вокруг моей талии и подняла меня с кровати. Он просто стоял там, держа меня напротив себя и оставляя дорожки поцелуев на моей шее.

– Чего ты не знаешь? – поинтересовалась я бездыханно.

С неожиданным смешком Эдвард поставил меня на ноги снова и прижался ко мне лбом.
– О чем ты думаешь?

Я помедлила, закусив губу и пытаясь придумать что-нибудь хорошее.
– Ты так и не рассказал мне тогда. Как я тебя соблазняю?

С раздраженным вздохом и любовной улыбкой, он медленно провел пальцем вдоль моей спины.
– Мне объяснить, как ты меня соблазняешь?

Эти самые слова, сказанные тем же тоном, заставили меня потерять сознание в день, когда я первый раз встретилась с его семьей. Но в этот раз я была уже сильнее. Достаточно сильной, чтобы принять его любовь. Хотя мне все еще не хватало воздуха, чтобы ответить. Я выгнула спину, прижимаясь к нему ближе.

Его ледяные пальцы скользнули по моему уху, пока он говорил.
– Ты – каждое мое желание, Изабелла Свон. ТЫ дала мне цель. Нет более необходимого знания, чем твои мысли; нет большего спокойствия, чем твой сон. ТЫ наполнила мою жизнь радостью и пробудила желания, обещающие невообразимое наслаждение. Нет лучших небес, чем твои объятия.

Я сфокусировалась на дыхании, концентрируясь на том, чтобы снова не упасть в оброк. Было ли это тем, что он сказал бы тогда, если бы я не перебила его потерей сознания? Почему я не подумала спросить его об этом раньше? Наверное, потому что опять упала бы в обморок.

Его губы, не торопясь, скользили вдоль линии моей челюсти, еще более затрудняя мое дыхание. Он поцеловал уголок моего рта. Я отбросила попытку концентрации. Его мягкий, серьезный поцелуй выбил почву у меня из-под ног. Буквально.

Конечно, Эдвард меня поймал.
– Почему это заставляет тебя терять сознание? – спросил он, укладывая меня на кровать и укутывая в одеяло.

Я отказалась отпустить его, и он лег рядом. Мне потребовалась минута, чтобы ответить.
– Ты всегда лишаешь меня дыхания. Просто я не всегда стою в этот момент.

Его тихий смех сотряс кровать.
– В этот раз у тебя получилось лучше. Снижение чувствительности идет на пользу и тебе.

Я думала об этом, когда мое дыхание медленно приходило в норму, а сердцебиение успокаивалось. Я тоже снижала чувствительность. Я даже не понимала этого до нынешнего момента. Эта мысль породила страх, который перерос в панику. Каким для меня будет медовый месяц? Станут ли его поцелуи менее властными надо мной? Заставит ли опыт… c Эдвардом моё желание немного уменьшиться? На вечно? Было ли это ошибкой: ждать от него то, что он изменит меня?

Образы последних мгновений жизни Бри загорелись в моем мозгу. Она была схвачена врагами, которые использовали смертельную силу, и всё, о чем она могла думать, была кровь. Если желание выжить было не достаточным, чтобы удержать внимание новорожденной, достаточно ли будет страсти? Я думала о том, что я чувствовала в этот момент с Эдвардом, лежащим рядом со мной в темноте. И всё же, я хотела рискнуть. Что бы я ни потеряла во время этого снижения чувствительности, это все с легкостью будет возмещено удовлетворением этого сильного, иррационального, страстного желания. Это стоит того.

– В таком случае, – пробормотала я, – может быть, нам следует попрактиковаться еще немного.

Он приподнялся на локте, его утонченное, невозмутимо-прекрасное лицо, освещенное белым лунным светом, который был ярче, чем мой ночник.
– Ты такой эксплуататор, – прошептал он, наклоняясь ближе, маленькая улыбка играла на его губах. – Неси кандалы.

________________
* Этрусский язык – мертвый язык, на котором разговаривали этруски, племена населявшие земли современной Тосканы, на северо-западе Аппенинского полуострова, создавшие развитую цивилизацию, предшествующую римской.
** Николо Паганини (1782-1840) – известный итальянский скрипач и композитор.

Спасибо всем, кто прочел. Хотелось бы узнать Ваше мнение о главке.