Полиция старалась держать в секрете тот факт, что мы были пойманы, но пресса все же подняла шумиху. Несмотря на попытки полиции скрыть меня от них, я видел газеты с нашими с Беллой лицами на первой полосе. Всю нашу историю они преподносили, как трагедию: пропавшие брат и сестра теперь найдены в самом сердце Нью-Йорка. Мы были жертвами.

Два дня я пребывал в заключении, в участке ко мне относились дружелюбно, но осмотрительность витала в воздухе. Через два дня я потребовал встречи со своей сестрой. Отказываясь отвечать на вопросы офицеров, я безмолвно прокручивал в голове начинавший сформировываться план. Я безумно хотел увидеть ее. Я был в ужасе от того, что с Беллой могло что-то случиться, испуган, что ей причиняли боль. Ее лицо постоянно было перед моими глазами: испуганное, на щеках дорожки слез и раскрасневшиеся глаза.

Затем была ненависть.

Острая, мощная, воняющая как глубокая рана, оставленная гнить. Никогда в жизни не чувствовал столь ослепляющей ненависти, даже к отцу. Мы с Беллой были на пике счастья, и полиция разлучила нас, отрывая ее от меня, как ноготь от пальца. Оставляя меня истекать кровью, без способа остановить кровотечение. Я презирал полицейских ненавистью такой огромной силы, что она разрушала мою душу.

Теперь Белла снова в моих руках. Я зарылся лицом в ее волосы, сдерживая дикий крик облегчения, который стремился вырваться наружу. Я вновь вдыхал мучительно знакомый аромат бабочек и солнечного света.

Тогда я подумал о матери, погибшей в автокатастрофе, когда нам было два года. Автомобиль был найден в озере, после того, как она загнала машину в спокойную воду, но тело ее так и не нашли. Самоубийство – причина смерти, в которую я никогда не верил. Она не была человеком, способным покончить жизнь самоубийством.

- Нам надо поговорить, Белла, - настойчиво сказал я, усаживая нас на кушетку. – Это непросто.

- Я так рада, что ты здесь, - неистово прошептала она, прижимаясь губами к моей щеке. Ее губы дарили мне ту ласку, в которой я нуждался эти два дня.

Я отодвинулся, чтобы посмотреть на нее.
– Тебя не кормили, да, Белла? – серьезно потребовал я ответа. Ее кожа была чрезвычайно бледной, как мел, и она была намного худее, чем я помнил. Это причиняло мне боль – видеть ее белую, как бумага и хрупкую от нехватки пищи.

- Я была так встревожена, - мягко ответила она извиняющимся тоном.

- С этого момента ты будешь беречь себя. Независимо от происходящего. Не хочу, чтобы из-за меня ты голодала, - я провел кончиками пальцев по скуле, заправив локон ее каштановых волос на ухо. – Теперь о нашей истории, - начал я, не отпуская ее. – Я раздумывал над тем, чтобы сказать им правду, но что если они обвинят меня в непреднамеренном убийстве, и я должен буду отсидеть срок? Есть шанс, что они отпустят нас, списав на самооборону, но мала вероятность. Поэтому будем придерживаться того, что мы сбежали раньше.

- Они обсуждают нас.

Я прислонился ухом к двери, смотря Белле в лицо, в ее глаза в дюйме от моих. Тонкая дверь никак не могла помешать проникновению звука, и я слышал их, будто они были в этой комнате.

- Ради всего святого, они же дети, - сказала женщина раздраженно. – Если вы продолжите обращаться с мальчиком, как с животным, он будет злиться на вас. Они прошли через травмирующий этап их короткой жизни.

- Мы должны допросить их, мэм, - ответил мужчина-офицер. – Расследование на первом месте. Все еще висит нераскрытое убийство, если вы не помните.

- Хотя бы позвольте им остаться здесь на неделю. Дайте им возможность отдышаться, прежде чем вы подвергните их допросу. Подумайте об эмоциональном стрессе, который они пережили.

- Нет недели. К тому же не я принимаю решения. Я лишь простой исполнитель.

- В любом случае эти дети нуждаются в отдыхе. Это лишь вопрос времени, перед тем как они окажутся под давлением.

Белла едва коснулась моей щеки, обращая на себя внимание. – Женщина – социальный работник. Она навещала меня не меньше трех раз в день, пока тебя не было.

Я услышал шаги и быстро одернул Беллу, направляясь к кушетке, перед тем как открылась дверь. Опускаясь на мягкий материал, я усадил ее рядом с собой. Затем женщина вошла в комнату. Она была молода, где-то двадцать пять лет, и симпатичной: светлые локоны и васильковые глаза. Она добро улыбнулась, держа в руках папку.

- Ба! Вы вдвоем – такая милая картинка, - сказала она, показывая свои отбеленные зубы.

- Вы тоже, - сказал я, нарочито рассматривая ее тело. Я смотрел, пока румянец не расцвел на ее щеках, и уголки губ смущенно вздрогнули. – Слишком симпатичны, чтобы быть социальным работником, - продолжил я.

Белла посмотрела на меня, обида затянула ее глаза. Но я не мог объяснить, что это для нашей общей пользы и никак не связано с женщиной, стоявшей рядом. Она должна быть на нашей стороне, чтобы убедить полицию позволить мне остаться в этом детдоме хотя бы на одну ночь.

- Напротив, я наслаждаюсь своей работой. Кстати, я - мисс Вебер, - она протянула мне руку для рукопожатия. Медленно я взял ее и притянул ее к своим губам, целуя костяшки, прежде чем прижать свои губы к ладони. Когда я поднял глаза, ее симпатичное лицо оказалось алым. Я чувствовал, как руки Беллы сжались в кулаки, и я не мог не ухмыльнуться. Ревность всегда была тем, что я считал привлекательным в своей сестре.

- Знаю, у вас обоих была тяжелая неделя, сначала убийство вашего отца и теперь нахождение здесь, - начала она, пододвигая стул к кушетке, на которой сидели мы с Беллой. Она присела, скрестив ноги, ее светлое платье открыло прекрасный вид на загорелую кожу. – Думаю, лучше сразу перейти к делу. Что случилось в ночь убийства вашего отца? – она сделала паузу, тяжело смотря на нас, ее взгляд внезапно стал холодным.

Когда мы не ответили, она продолжила.

- Понимаете, полиция делает все, что может, чтобы схватить убийцу вашего отца, но вы оба - единственные свидетели. По крайней мере, они считают вас свидетелями, так как вы жили с ним в одном доме. У них есть двое возможных подозреваемых, но ваши показания будут решающим фактором.

Я сжал губы, сопротивляясь желанию провести пальцами по коже Беллы, чтобы успокоиться. Эта женщина была бы недовольна, если бы увидела это. Каждый нерв моего тела вопил, требуя, чтобы я схватил Беллу и бежал… куда-нибудь, куда угодно.

- Вы понимаете, что ваше молчание может быть неправильно расценено, не так ли? – спросила она напряженным голосом. – Как правило, дети хотят, чтобы убийца их отца был найден. Странно, что вы оба молчите…

Дверь снова открылась, и вошел офицер, который привез меня сюда. – Мисс Вебер, мне надо поговорить с вами, - она бросила на нас испепеляющий взгляд, прежде чем закрыть за собой дверь.

- Мы должны уехать, - отчаянно шептал я Белле. – Она знает или хотя бы подозревает. Если мы останемся, они найдут способ, чтобы разделить нас. Единственный выход – бежать.

Ее глаза были широко распахнуты и обеспокоены. – Но на окнах решетки и эта дверь – единственный выход! – шипела она.

- Мы уедем сегодня. Так или иначе, мы уедем.

Я раздражала вся безнадежность нашей ситуации: мне не нравилось чувствовать, что нет никакого способа спастись. Гнев разрывал меня изнутри, я сжал зубы, сжал руки в кулаки. Я зарычал и впечатал кулак в стену, создавая темное круглое отверстие. Я смотрел со свирепым удовлетворением на зияющую темноту, которая очень походила на наше теперешнее существование, лишенное счастья и мира.

- Разве это не замечательно? – воскликнула Вебер, когда ворвалась обратно в комнату. – Вы оба остаетесь здесь на три дня! – она заметила дыру в стене, в ее глазах мелькнуло неодобрение. К моему удивлению, офицер Вильямс оставил меня в групповом доме с миссис Вебер и Беллой. Я должен был спать в комнате с темноволосым мальчиком по имени Эрик, у которого было обсессивно-компульсивное расстройство ¹ . Другие дети смотрели на нас с Беллой с отвращением, некоторые - с подозрением.

Сказать, что я потратил большую часть того дня, планируя наш побег, значит ничего не сказать. Я думал только об этом. Мои глаза постоянно блуждали по незарешеченным окнам и дверям без замков. Вебер, наконец, оставила нас в покое, чтобы «пообщаться» с другими несчастными обитателями этой дьявольской дыры.

На обеде, когда приблизительно две дюжины сирот собрались в большой столовой, мы с Беллой сидели в одиночестве в конце длинного стола. Я мог чувствовать из взгляды, будто змея скользит по моей спине. Я сжал зубы, сдерживая желание потребовать ответа: какого черта они пялятся! Белла жадно поглощала перловку, делая паузы, чтобы вдохнуть перед очередной ложкой. Я был рад, что она снова ела – я не хотел ощущать ее кости, зная, что это она из-за меня морила себя голодом.

- Эй, придурки, - произнес самодовольный мужской голос позади нас.

Я проигнорировал его, кем бы он ни был, я поднимаю ложку с брокколи, жалея, что у моих вкусовых рецепторов не хватило любезности отключиться, чтобы не ощущать этого дерьмового вкуса.

Что-то твердое ударилось о мой затылок, и я подавился едой.

- Я сказал «эй», придурки.

Я уронил вилку на тарелку, готовясь встать. Белла смотрела на меня с другой стороны стола, ее взгляд был устремлен на того, кто стоял за мной. – Джаспер, не надо, - предупредила она. – У нас достаточно проблем.

- Правильно, послушай сучку, иди на попятный, - подсказывал голос сзади.

Губы сжались в тонкую линию, я встал и повернулся, чтобы рассмотреть того, кто только что оскорбил Беллу. Он был ниже меня, с торчащими светлыми волосами и светло-голубыми глазами. Его руки были скрещены на груди, когда он смотрел на меня, казалось, его не пугала разница в размерах. Все вокруг наблюдали за происходящим с любопытством, надеясь на драку.

- Ты - кретин, который заколол своего отца, не так ли? – спросил белокурый парень.

- Перестань, Майк, - сказала девчонка с гладкими каштановыми волосами.

- Заткнись, Джессика, - выплюнул он.

- Отвяжись, блондинчик, - пробормотал я, отталкивая его, уже надоела его игра. – Иди поиграйся со своим членом.

- Смелые слова для парня, который трахает собственную сестру, - глумился Майк.

Без промедлений, я ударил его в живот, слушая, как он задыхается, сгибаясь. Мстительное удовлетворение стекало с меня как тягучий мед, отвратительная сладость. – Никогда больше не говори так о моей сестре, - сказал я негромко, мой голос был безжизненным, как пузырьки в кровеносном сосуде.

- Джаспер, - шипела Белла, ее руки сжались на мои плечах. – Хватит.

Будто пелена спала с моих глаз, я дважды моргнул, понимая, что Майк оступился. Кровь стекала по нижней губе и подбородку. Я выбил кислород из его легких? Я уставился на свои руки, смотря на рубинового цвета жидкость, размазанную на костяшках. Медленно я поднял широко раскрытые глаза, чтобы наткнуться на выжидающий взгляд несчастный сирот.

- Что здесь происходит? – потребовал резкий женский голос. Я обернулся и увидел мадам Бовари, хозяйку детдома, шагающую ко мне, будучи убийственно сердитой. Оставляя на моей щеке жгучую пощечину, она подняла Майка на ноги, не обращая внимания на его повреждения.

- Ничего, - пробормотал я, поворачиваясь к Белле. Я видел в ее темных глазах, что она думала, я совершил роковую ошибку. Что если они разделят нас, потому что я поступил так импульсивно?

- Ничего? – мадам Бовари толкнула Майка на стул и схватила меня за волосы. Я сжал зубы, сердито смотря в ее пронзительные глаза. - Я не собираюсь потворствовать насилию, - твердо сказала она, болезненно сжимая свои пальцы. – Ты думаешь, что лишь из-за того, что произошло с тобой, ты можешь делать что захочешь? Думаю, нет.

Резко она развернулась и двинулась прочь из столовой, таща меня за собой за волосы. Боль, сильная и не проходящая, пронзила мои нервные окончания, начинающиеся в волосах. – Нет, не причиняйте ему боль! - вопила Белла, мчась ко мне, чтобы остановить мадам Бовари. – Пожалуйста, не надо.

Мадам Бовари кинула на нее короткий оценивающий взгляд. – Он получит то, что заслужил. Я не допущу здесь насилия, и любой, кто настолько глуп, чтобы проявлять агрессию, будет наказан.

Белла отчаянно посмотрела мне в глаза, и я взглядом заставил ее не говорить того, что она, возможно, хотела сказать. Мадам Бовари не сможет причинить мне душевную боль, ничто не заставит меня раскаяться. Этот мудак оскорбил Беллу – он заслужил то, что получил.

***

Мадам Бовари втолкнула меня в «мою» комнату и закрыла снаружи дверь. Я оставался там в течение четырех часов, все это время моя ярость и негодование кипели во мне, заполняя все мое тело.

Мы должны бежать сегодня вечером, прежде чем у полиции появится шанс допросить нас, прежде чем кто-либо накинется на Беллу вновь. Мы должны покинуть это место, я должен добиться этого, даже если эту будет стоить мне очень дорого.

Во время обеда, перед тем как Майк делал из себя звезду, я заметил, что на дверях, ведущих на улицу, были лишь замки, которые можно открыть только снаружи. Значит, единственный возможный способ бежать – через окно. Что насчет подвала? Конечно, там были окна, хотя и маленькие, и, может, мадам Бовари забыла их зарешетить.

Этот план был только теорией и в нем было много пробелов, которые могли привести нас в тупик или к еще большему наказанию, но это был единственный шанс к спасению, который мы имели на тот момент.

Мир за моим окном был темным, разбавленным искусственным светом, когда мадам Бовари выпустила меня из комнаты. Ее темные волосы были заправлены в пучок, который немного свисал влево, помада размазана по губам, будто она только что страстно целовалась. И помада явно была не ее.

Она увидела мой критический взгляд и быстро вытерла розовую помаду. – Еще раз выкинешь нечто подобное, наказание будет хуже, понял?

Я кивнул, задумываясь о ее ориентации. Быстро она пошла прочь, информируя, что свет будет выключен в час, и после этого она проверит каждую комнату.

Спускаясь вниз, я заметил Беллу, в одиночестве сидящую в гостиной, уставившись невидящим взглядом в телевизор. Ее волосы были спутаны, и синяк расплывался на ее шее. Быстро я подошел к ней, стараясь пригладить волосы.

- Что произошло, Белла? – спросил я.

Она медленно посмотрела на меня. – Девочка сказала, что ты греховный, безобразный, и что мы отправимся в ад за нашу близость. Я дала ей пощечину, и завязалась драка, - страх был в ее темных глазах. – Мы попадем в ад? Мы совершили грех?

Я сел на диван возле нее, усаживая ее к себе на колени. – Нет, сестренка, мы не попадем в ад. Не позволяй глупым девчонкам сеять ложь в своем разуме; не пускай их внутрь. Они ничего не знают, - обняв руками ее талию, я плотно прижал Беллу к груди. Я провел кончиком языка по нежной коже под ее подбородком, пробуя соль ее кожи.

- Но, Джаспер, - продолжила она, - ты мой брат.

- Да все равно, будь я мадам Бовари во плоти. То, что мы делаем не неправильно. Так что не позволяй другим говорить обратное, - мой взгляд упал на ее спутанные волосы. – Сегодняшний вечер может быть единственным, когда у нас будет шампунь под рукой, поэтому предлагаю тебе искупаться, прежде чем выключат свет. В два часа утра жди меня на кухне на нижнем этаже, хорошо? Поскольку у нас нет вещей, это может быть нам на руку, - я поднял ее со своих колен и поставил на ноги.

- Тогда в два, - сказала она, смотря на меня сверху.

- Да, в два часа утра на кухне. Мы возьмем немного еды и уйдем. Теперь поспеши принять душ.

Остаток ночи проходил мучительно медленно. Я принял душ и захватил один из рюкзаков Эрика, запихнув его по кровать, я воспользуюсь им этим вечером. Надеюсь, он не заметит его пропажу. Я намеревался взять рюкзак, когда мы с Беллой убежим сегодня ночью.

***

Большой дом был тих и темен, когда я осторожно открыл дверь спальни, обернулся на Эрика, чтобы убедиться, что он все еще спит. Он, свернувшись, лежал на своей кровати, сладко обхватив руками подушку. Ухмыльнувшись, я проскользнул в коридор, пустой рюкзак Эрика был за моей спиной. Мы с Беллой на мели, наше конфискованное имущество еще не возвращено. Мы должны достать где-то денег и как можно скорее.

Ковер в коридоре приглушил мои шаги, делая меня незаметным. Интересно, была ли Белла уже на кухне, ожидая нашего побега. Надеюсь.

Глухой стук в конце коридора заставил меня остановиться на полушаге, вслушиваясь в тишину. Тогда я услышал причмокивание губ, будто кто-то прервал страстный поцелуй. Медленно я двигался к концу коридора, где находилась лестница, ведущая на первый этаж. На сей раз прозвучал более тихий стук, приглушенный стон вторил ему. Когда я заглянул за угол на звук, я увидел двоих, сплетенных в страстном объятии. Предметы одежды лежали на полу, яркие полоски красного на унылом деревянном полу. Я нахмурился в замешательстве, было слишком много волос. Женские волосы: длинные и гладкие. Затем, один человек отступил и начал двигать губами по шее другого, и я увидел причину своего смущения.

На мадам Бовари были только прозрачные розовые трусики, когда она посасывала девчачье горло. Я узнал девушку по имени Оливия, ее рыжие волосы спутаны, рот открыт в экстазе. Дрожь отвращения прошла по моему позвоночнику, и я быстро отвернулся, выжидая, когда они зашумят, чтобы быстро прошмыгнуть вниз по лестнице. Я запретил себе думать о том, является ли то, что они делают, законным. Оливия еще несовершеннолетняя, ей шестнадцать, и мадам Бовари была хозяйкой этого приюта, любезно названного групповым домом. Они даже не заботились о том, что могут быть застуканными, хотя они были в пределах досягаемости спальни мадам.

На кухне царила тишина и темень, но я видел фигуру, присевшую в углу.

- Белла? – прошептал я как можно тише.

- Джаспер? – она подбежала ко мне и крепко обняла за талию. – Как мы собираемся выйти?

- Через подвал. Надеюсь, что они не зарешетили те окна. Но сначала мы должны заполнить его, - я показал ей рюкзак Эрика и подошел к шкафам, бросая нескоропортящиеся продукты в сумку. Крекеры, арахисовое масло, бутылки с водой, запакованный тунец. Все, что не должно было испортиться через несколько часов, было помещено в черный рюкзак; я не задумывался, понравится ли нам то, что я беру.

Наше время истекало. Если кто-то войдет на кухню для полуночного перекуса, то нас скрутят. Когда я закончил, и ничего уже не помещалось в сумку, я взял Беллу за руку и вывел ее из кухни.

- Где подвал? – спросил я, настороженно продвигаясь по лестнице, надеясь, что мадам с Оливией уже не в коридоре

- Сюда, - сказала она, быстро таща меня через гостиную к двери, которую я никогда не видел открытой. – Здесь сушилка со стиральной машиной, - дверь беззвучно открылась, за что я был благодарен, но старые ступени, ведущие в подвал, скрипели. Я съежился, ожидая сирену и крики в любой момент. – Смотри, - прошептала Белла в темноте, когда мы стояли на холодном бетонном полу подвала. Она указала на единственное окно, через которое я мог увидеть яркий далекий свет ночной жизни Нью-Йорка.

Окно было высоко, близко к потолку, и единственный путь дотянуться до него – встать на стиральную машину, которая стояла под ним. Я забрался на холодную белую пластмассу и сосредоточился на окне.

- Слава богу, - пробормотал я, легко открывая его. Я пристально смотрел на маленькое отверстие открытого окна. Достаточно ли его, чтобы мы пролезли через него? – Поднимайся, Белла, - прошептал я, - ты идешь первой, - когда она оказалась возле меня на стиральной машине, я перекинул сумку за окно. – Тебе придется сильно пригнуться - отверстие очень маленькое.

Белла проскользнула в окно без каких-либо затруднений и спустилась на землю снаружи. – Давай, - шипела она, оглядываясь вокруг, не смотрит ли на нас кто-то из окон. После нескольких минут стараний вылезти, я сполз на жесткую траву, тяжело дыша, прежде чем повернуться и тихо закрыть окно. Затем я посмотрел в глаза Беллы, она торжествующе ухмылялась.

- Мы сделали это, Джаспер, - шептала она. – Мы выбрались.

- МЫ еще не в безопасности, Белла, - пробормотал я, закидывая рюкзак за спину и оглядываясь. – Как только у нас будет машина, я расслаблюсь.

- И где мы возьмем ее?

Медленно я осмотрел свою младшую сестру: ее гибкое тело и гладкую кожу, большие глаза и темные волосы. Она была искушением для любого. – Что ты скажешь на предложение быть приманкой?

- Прости?

- Ты будешь останавливать машины, стоя одна на обочине, и когда автомобиль притормозит, мы вытолкнем водителя и заберем тачку, - я закинул волосы ей за спину и приподнял ее лицо. Она приняла душ этой ночью, как я посоветовал, и приятный аромат шел от ее тела. Наклонившись, я провел губами по ее лбу, улыбаясь. Я повел ее к деревьям за групповым домом, моя неловкость исчезла, когда мы оказались вне поля видимости.

- Что ты делаешь? – потребовала она.

- Раздевайся, - приказал я. – На тебе есть что-то помимо этой трикотажной кофты и джинсов?

- Только майка.

- Прекрасно, разденься до трусиков и лифчика, затем надень эту маку, - я порылся в сумке, которую она принесла, доставая из него голубой топ.

- Что? – завопила она. – Я не собираюсь ходить здесь в твоих трусах и майке.

Я обнял ее лицо ладонями. – Знаю, что ты не хочешь, Белла, но ты должна. Это повысит вероятность того, что человек остановится и предложит тебя подбросить, одну, и в машине, которую мы возьмем, не должно быть более одного парня, - я пристально смотрел на нее, закипая от мысли, что придется делить ее с кем-то, даже если этот кто-то не будет ее трогать. – Мне претит даже мысль об этом, Белла. Но ты должна сделать это. Никто не сможет противиться тебе, если ты так оденешься. Тебе будет холодно некоторое время, но как только какой-нибудь кретин решит тебя подбросить, ты сможешь снова одеться.

Неохотно она сняла свои джинсы и толстовку, протягивая их мне. Ее кроссовки, правда, не подходили к ее новому откровенному виду, но я полагал, что все будут смотреть на ее замечательную задницу и упругую открытую грудь.

- Что думаешь? – повернулась она ко мне с надеждой.

- Чертовски хороша, - сказал я негромко, мой взгляд блуждал по ее телу. – Любой, кто откажется от тебя - точно гей, - я обнял ее одной рукой за талию, и мы пошли по направлению к шоссе. Получить автомобиль –. наша главная цель. Тогда мы смогли бы добраться куда захотим – Финикс, Сиэтл, Чикаго, да куда угодно. До тех пор, пока полиция не прекратит преследовать нас.

Когда мы оказались на шоссе, я стался в тени деревьев, идя параллельно Белле. Она шла по краю шоссе, ее ноги побелели под бледным светом полной луны. Ее волосы поднялись от ветра, и она задрожала, ее темные глаза обратились ко мне, ища утешения. Я задумался, кто будет рогатым самаритянином, предложившим помощь полуголой девушке, идущей по шоссе.

Показались фары, сияющие на скудно одетом теле Беллы, и я уже перестал думать. Черный Порше замедлился, опуская стекло. Я подполз к задней части автомобиля, удостоверяясь, что водитель не видел меня. Я услышал его первые слова.

- Что такая красивая особа как ты делает на шоссе? – его голос был полон самодовольства. Я мог слышать похотливость в его голосе. О боже, ему было около семидесяти. Отвращение заполнило меня, гнев вспыхнул в венах.

Белла медлила, и я понял, что мы не придумали объяснение тому, почему она так выглядит. – Мне так жаль, что побеспокоила вас, сэр, - застенчиво произнесла она, скрывая свое отвращение. – Думаете, сможете мне помочь? Я направляюсь на Запад.

- Конечно же. Джентльмен всегда помогает леди. Садись, - моя ярость пульсировала все сильнее, и Белла открыла дверь, залезая на переднее сидение Порше. Я быстро оказался на заднем сидении, закрывая вторую дверь, она сделала все так, что у мужчины не возникло никаких подозрений. Его глаза задержались на длинных ногах моей сестры, скользя к груди под закрытой майкой.

Затем он подмигнул ей. – Могу ли я где-нибудь трахнуть тебя, детка? – я быстро расшнуровал свою обувь, переполненный до краев своим гневом. Я намотал концы шнурка на кулаки. – Да, убери свой похотливый взгляд от моей сестры, - прорычал я, стягивая шнурок на его горле. Он задыхался, хватаясь за веревку ногтями, но я уперся ногами в спинку сидения, стиснув зубы.

Белла задыхалась на месте пассажира. – Не убивай его! - шипела она.

- Не буду, - рыкнул я, отдергивая шнурок, когда мужчина корчился на своем месте. – Я просто жду, пока… - затем мерзкий тип резко сник на водительском кресле, - пока он упадет в обморок, - закончил я. Быстро я проверил его пульс. Он был слабым, но все же различимым. Вытолкнув его из автомобиля, я покатил его по траве к деревьям в сторону от шоссе, я прошелся по его карманам, вытаскивая бумажник. Тогда я помчался обратно к водительскому месту, забираясь в автомобиль.

- Он умрет! – кричала она напугано.

- Белла, все будет отлично, - ответил я спокойно. – В конечном счете, его кто-нибудь найдет, да и к тому же, он лишь в обморок упал, - вернувшись на трассу, я увеличил скорость до восьмидесяти, мчась прочь от того кошмара, в который превратились наши жизни. Смотря в зеркало заднего вида, я тихо надеялся, что он, блять, умер. Ему было почти семьдесят, и он смотрел на мою семнадцатилетнюю сестру с желанием, похотью. Видения, заполнившие мой разум, обжигали меня, как соль на открытой ране. Я увеличил скорость, сжав зубы, бросая бумажник мужчины на ее колени, говоря ей проверить его.

- Я больше никогда не хочу видеть Нью-Йорк, - выплюнула она, гладя в окно.

Удивленный я повернулся, чтобы посмотреть на нее. Я никогда не слышал, чтобы моя сестра говорила с таким презрением и отвращением. Случившееся после смерти отца изменило нас обоих, заставило нас осознать истинное значение голода и страха. Я боялся, что, несмотря на то, что я сделал для того, чтобы сохранить чистую душу Беллы, наша жизнь изменит ее, делая более жестокой.

Ее невинность была потеряна.

¹ При ОКР у больного невольно появляются навязчивые, мешающие или пугающие мысли (обсессии). Он постоянно и безуспешно пытается избавиться от вызванной мыслями тревоги с помощью столь же навязчивых и утомительных действий (компульсий).