Мать Беллы, Рене, выглядела так, как будто прошла все круги ада. Волосы у нее были темные, как у Беллы, но у корней много седины. Лицо было худое, щеки впалые, и из-за недоедание ярко выражен череп. Кожа неестественно бледная и яркие пятна на щеках. Ее губы были сомкнуты в прямую линию, и темно-фиолетовые мешки под глазами напоминали кровавые полумесяцы.
А ее темно-карие глаза, так напоминающие глаза Беллы, были просто мертвы. Любой клочок жизни уже давно засох в них, как роза в Сахаре. Она была неподвижна, отрезана от мира.
Белла и я стояли на пороге дома, в котором она выросла. Мы только вошли в гостиную, а миссис Дэнверс сразу же пошла к Рене, посмотреть как она.
- Рене, милая, - проворковала миссис Дэнверс, коснувшись худой руки женщины. – Белла приехала к тебе.
Рене не шелохнулась. Ее неподвижность бросала в дрожь, и я с трудом верил, что ей было всего тридцать восемь. Казалось, она была старой, горе состарило её. Я вспомнил, как Белла на карнавале сказала мне, что Рене никогда не плакала, никогда не позволяла страданиям выйти наружу. Страдание съедали её изнутри подобно кислоте, залитой в горло котёнку, Рене вобрала всё свое горе в себя.
- Ты слышишь меня, Рене? – терпеливо спросила ее миссис Дэнверс, указывая на Беллу стоящую рядом с ней. Рене продолжила смотреть в окно, одетая в простую футболку и черные брюки, которые ей не подходили. – Я сказала, что твоя дочь пришла навестить тебя. Посиди тут Белла, она будет в порядке через минутку.
Я не знаю, как долго прошло с прошлой встречи Беллы с ее матерью, но я видел боль, горевшую в ее глазах.
- Мама? – тихо спросила она, глядя с недоверием на осунувшееся лицо Рене. Боль в ее голосе была очевидна. Ее собственная мать отказалась признать ее, даже посмотреть на нее.
Я стоял около двери не в силах сделать так, чтобы не стать свидетелем этого разговора. Гнев медленно пробуждался во мне, задевая гниющие раны. Как мать может не взглянуть на своего ребенка? Особенно, если мать почти требовала, встречи с ребенком. И все-таки Рене игнорировала ее.
Когда Белла снова заговорила, ее голос надтреснул из-за волнения: - Мама?
Я быстро пересек комнату и сел рядом с ней на двойной диван, и взял ее за руку. Не так много я мог сделать, чтобы помочь ей, хоть я этого и отчаянно хотел, чтобы все ее проблемы решились. Ее глаза встретились с моими, глубина шоколадных глаз была заполнена благодарностью, и я улыбнулся ей, и поднес ее руки, чтобы поцеловать их.
Когда я повернулся к матери Беллы, то с удивлением обнаружил, что ее мертвые глаза смотрят на нас, наблюдая наш обмен. Глаза Рене перешли на Беллу, и мне показалось, что я увидел искру жизни в них.
- Я здесь, мама, - негромко сказала Белла, но очень убедительно, как будто боялась разрушить хрупкое внимание матери. – Я здесь. Почему ты хотела меня видеть?
Молча Белла погладила щеку Рене и я почувствовал, что вмешался в личный момент. В течение минуты глаза Рене были не безжизненные. Ее взгляд смягчился, пока она смотрела на нее, и ее снова накрыла боль. Сидя там, я понял, что эти две красивые женщины эмоционально омрачены, и хранят боль внутри себя, боясь ее показать. Я испугался, что Белла будет расти похожая на Рене, и, отреагировав на это, я сжал ее руку. Я хотел защитить ее от такой участи любой ценой.
И тогда Рене повернулась спиной к окну, и я увидел, что Беллу снова покинула надежда.
- Все хорошо, Белла, - заверил я ее. – Она снова вернется.
Белла улыбнулась, но отрицательно покачала головой. – Спасибо, Эдвард, - прошептала она. – Но… Мне еще нужно поговорить с миссис Дэнверс, я на минутку.
Я кивнул, понимая, и она вышла из комнаты.
Я вдруг осознал, что остался один с Рене, в маленькой комнате.
- Не волнуйся, дорогая, - я услышал, как это сказала миссис Дэнверс Белле, где-то в коридоре, и голос их затихал, пока они отходили. – Она не говорит уже шесть лет.
Я откинулся на спинку дивана, смотря в тоже окно, что и Рене. Рене жила на окраине Феникса, ее дом был окружен голой, но скалистой пустыней.
- Вы любите мою дочь.
Ее голос был удивительно сильным, немного тяжелым и властным. Мое удивление дошло до меня только через минуту. Я подумал, а мудро ли лгать такой женщине как Рене.
- Да, - ответил я. – Очень.
- И ваше имя Эдвард… - она многозначительно замолчала.
- Каллен, - ответил я.
- Кем работаешь?
Я поколебался: - В сфере модельного бизнеса и… развлечений.
Она ни разу не посмотрела на меня, ее объектом внимание было что-то за окном.
- Я думал, что вы добровольно немы, - сказал я, глядя на нее.
Уголки ее губ поднялись всего на два мгновения, в подобии улыбки. Но снова она стала бесстрастной. – Это мое наказание, - пробормотала она. – За боль, причиненную Белле.
- Ей еще больнее от того, что вы не говорите с ней.
Она помолчала: - Знаю.
- Тогда зачем продолжать?
Она посмотрела на меня.
– Много лет я жила с осознанием того, что уничтожила детство Беллы. Я была матерью, и я должна была о ней заботиться, а не наоборот. Я по существу, бросила ее, когда она нуждалась во мне больше всего. Чарли умер, и мне было очень сложно хотя бы встать с кровати, а тем уж более, заботиться о подростке. Я никогда не прощу себя за это.
- Вы скорбели.
- Это не оправдание. У меня был ребенок, за которым надо было ухаживать, и ее жизнь зависела от меня.
Тишина повисла в комнате, как толстое и душное одеяло.
- Ваши попытки самоубийства… делают больно Белле.
- Я знаю. И от этого еще хуже. Я знаю это и все равно делаю, - она сделала глубокий воздух. – Его отсутствие до сих пор вызывает боль. Каждый раз, когда я вижу фланелевую рубашку или полицейскую машину – это как нож в сердце. Если это единственный способ быть с ним, я собираюсь так поступить. Я эгоистична.
- Тогда почему вы не говорите ей, что любите ее? Почему бы не поговорить со своей дочерью и объяснить ей все, прежде чем что-то сделать? Пока не стало слишком поздно.
Она колебалась.
– Я боюсь. Все это время… что если она обидится на меня?
- Вы видели ее сегодня, она на вас не обижается, Рене, - сказал я твердо. – Она почти просит о вашей любви. Она так сильно вас любит, и ей в глубине души больно, что вы не говорите ей этого. Ваша дочь уже взрослая девушка, Рене. Вы не можете отложить это навсегда. Уже скоро она сама станет матерью со своей собственной дочерью.
Рене пристально взглянула на меня, как будто видела насквозь, глядела прямо в душу. Я не испытывал неудобства от ее пристального взгляда, скорее воспользовался возможностью понаблюдать за ней. Смотря на нее я вспомнил фотографию голодающих эфиопских женщин.
- Ты мудр не по годам, Эдвард Каллен, - сказала она, тихое уважение сияло в ее глазах. – Если и есть тот, кто заслуживает Беллу – это ты.
- Благодарю вас, мэм, - сказал я искренне. Получить ее уважение это то, о чем я и мечтать несмел. Под ее трагическими попытками покончить с собой, Рене была сильной, независимой и страстной женщиной. Такая же, как и ее дочь. Она сказала, что я заслужил Беллу, она одобрила наши отношения. Я позволил себе подумать об этом на мгновение. Даже если она и не знает, чем я зарабатываю на жизнь, Рене одобрила меня. Означает ли это, что я действительно заслуживаю Беллу?
Я думал о том, как трагедия отразилась на Рене. И какой выросла Белла, ведь она женщина достойная большего, чем может дать ей Земля. Белла была отмечена жизнью, но и я тоже. А разве не каждый? Разве это делает нас идеально подходящими друг другу, поскольку мы понимали боль друг друга?
Я услышал шаги и обернулся, чтобы увидеть Беллу идущую в комнату с храброй улыбкой на лице.
Я надеялся на то, что Рене поговорит с Беллой.
Поймав взгляд Рене, я знал, что она хочет, чтобы я покинул их, чтобы они могли поговорить наедине.
- Я буду на кухне, - пробормотал я, прижимаясь губами ко лбу моего ангела.
И я ушел, чтобы она смогла исцелить раны без свидетелей, так чтобы мать могла ответить на вопросы дочери и попросить прощение.

Позже, когда мы ехали в отель, Белла, наконец, рассказала мне, что произошло между ней и ее матерью.
Я медленно скользил по дороге. Белла провела два часа вместе с Рене в гостиной, пока я и миссис Дэнверс пили горячий чай на кухне. Я никогда прежде не пил горячий чай. Интересно, а мисс Дэнверс, случайно не англичанка.
- Мама извинилась, - тихо сказала Белла, смотря в свое окно. – Она сказала, что знала, что сделала, когда я была ребенком, и знает, чтобы была неправа, но было слишком поздно что-то изменить. Знаешь, несколько лет я ненавидела свою мать. Она не говорила со мной, и ничего не делала для меня, и это меня злило. Я знала, что ей было больно, но и мне было больно. Мой папа только что умер, и никто не мог утешить меня.
Заезжая на стоянку отеля, я остановил машину и стал ее слушать.
- Я спросила ее, почему она пыталась покончить с собой, - начала Белла. – Я уже знала, почему, но я все равно спросила ее, – когда она повернулась ко мне, ее глаза большими и влажными от эмоций. – Я думаю, что она попробует еще раз в ближайшее время. Она практически мертва внутри, Эдвард.
- Я знаю, Белла, - сказал я, взяв ее руку в свою. – Она прошла через многое, как и ты. Единственное исключение – она не может измениться. Она не починится. Может быть, она думает, что это предательство перед Чарли, забыть и двигаться дальше по жизни.
Слеза скользнула по ее щеке.
- Это несправедливо, что она пережила столько боли. Она стала просто оболочкой самой себя.
Не выдержав вида ее слез, я посадил ее к себе на колени, спиной прижав к рулю. Я обхватил ее лицо руками, чувствую под своими ладонями мягкость ее кожи, и приподнял ее лицо, чтобы она могла посмотреть в мои глаза. Слезы застыли в потемневших глазах, в которых плескались грусть, страх и сожаление. Ей было больно видеть свою мать, но когда она поговорила с ней, Белла уже не чувствовала былой обиды. Вместо этого она почувствовала сострадание к собственной матери. И любовь. Жалость и любовь.
- Все наладится, - заверил я ее. – Хоть это и клише, но все уляжется само собой. Ты можешь взять все эти болезненные переживание и повернуть их в лучшую сторону. Я знаю, сейчас тебе это не поможет, но у тебя же есть интеллект и сила, твоей матери.
Она слабо улыбнулась и опять расплакалась. Я поцеловал каждую ее слезинку, стекающую по щекам.
Когда мы вытащили наши чемоданы из машины, я пошел к стойке регистрации, чтобы забрать ключ от нашего забронированного номера, и пока я шел, я понял, как прокололся. Мое решение не показывать Белле никаких романтических чувств, разлетелось в пух и прах. Пока мы ехали в лифте, я думал, а так ли уж плохо сказать Белле, что я люблю ее. Да, это не правильно. Но почему? Я больше не думал об этом. Все, что я знал, так это то, что надо закалить свое сердце, чтобы работать дальше. Честно говоря, я боялся. Это будет неизведанная территория. Я вспомнил слова Рене, она сказала, что если кто-то и заслуживает Беллу, так это я. Прокрутив у себя в уме, что она сумасшедшая, я стиснул зубы и стал ждать, когда же двери лифта откроются, чтобы я смог выйти. Выйдя из лифта, я пошел, а Белла шла позади меня, отставая, и со спутанным выражением лица.
Я знал, что собираюсь сделать ей больно, и ненавидел себя за это.

BPOV

Я не знала, почему он так резко переменился. В машине он был таким милым, любящим, целовал мои слезы.
А теперь…
Теперь он был холоден.
Я бежала, чтобы не отставать от него, пока мы шли по коридору к нашему номеру. Эдвард так крепко сжимал ключ в руках, что его пальцы побелели, а потом он остановился перед дверью. Я ударилась о его спину, и немного отшатнулась, начиная немного краснеть.
Он даже не оглянулся, просто вставил ключ-карту в замок и открыл дверь.
Разочарование поселилось внутри меня, и я вошла в гостиничный номер после него, хлопнув позади себя дверью. Но он опять не оглянулся.
- В чем твоя проблема, Эдвард? – потребовала я, положив чемодан на единственную кровать в номере. Он с силой кинул свою сумку на пол и зажег лампу, висевшую рядом с кроватью.
- Уверяю тебя, я не знаю, о чем ты говоришь.
- Нет, знаешь, - я начинала закипать. Я почувствовала внезапное и быстрое отстранение. Он так заботился обо мне в машине, а теперь он действует так, как будто я отталкиваю его, как будто я прокаженная. Что я сделала не так? Это все из-за того, что я сказала в машине? Смехотворно появились слезы в моих глазах, но я быстро вытерла их.
- Нет, я не знаю, Белла, - он отпирался, включая телевизор с помощью пульта.
Я быстро подошла к нему, и вязала пульт из его рук, бросая его на тумбочку. – Почему ты это делаешь? – спросила я, и мой голос надорвался в конце. Я глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Отказ был слишком болезненным, чтобы проигнорировать его, и специально сделать вид, что ничего не произошло. Мне было больно, как бы я не пыталась это отрицать.
Его зеленые глаза смотрели в мои не больше минуты, а потом он встал и подошел к окну, опершись руками на подоконник, он начал смотреть в окно на темную ночь, освещенную яркими огнями Феникса. Его спина была напряжена, интересно, это было из-за молчания, или он просто не хотел больше со мной говорить.
- Потому что, так лучше, - слабо произнес он, смотря в окно.
От его слов по моей спине прошелся озноб, потому что я догадывалась, что он имел в виду.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я, дрожащим голосом. Я быстро села на кровать, потому что мои ноги вдруг ослабли.
- Знаешь, через неделю нашего знакомства, я понял, что ты глубоко вошла в меня, - скромно сказал он глубоким пропитанным воспоминаниями голосом. Вдруг он резко рассмеялся, резким и болезненным смехом. – Так что я поклялся себе, что сохраню наши отношения на профессиональном, деловом уровне, потому что так и должно быть. Эти чувства не должны были появиться. Лилиан угрожала уничтожить меня, если я появлюсь на ее пути, ведь я по сути проститутка. Моя жизнь не для тебя, Белла. Я не для тебя. Было бы лучше, если бы я сделал вид, что ничего не происходит между нами, так было бы гораздо лучше, если бы я держал свои чувства при себе. Но я этого не сделал. Я допустил ошибки, и теперь все стало еще хуже, чем было раньше.
Я молчала, смотря на его спину. Окно показывало мое отражение, как ужасное темное зеркало, отражающее ужас. Черное отражение в стекле, смотрело на меня, как на незваного гостя.
- Я… - я остановилась, голос был слаб. – Я не понимаю.
Но я понимала. Еще как понимала. Вот почему я чувствовала, как будто мое сердце разбивалось и взлетало одновременно.
- Наши отношения не те, которые задумывались, - сказал он грубо, не сдвигаясь с места у окна. – Я все испортил, Белла. Я испортил и твою и свою жизнь.
Он сказал, что все это было ошибкой, что вся наша забота друг о друге – ошибка. Или, в крайнем случае, он сказал, что его любовь ко меня – ошибка. Я испортила его жизнь. Вот что он сказал. У меня похолодели руки, и тело налилось свинцом.
- Ты ненавидишь меня, - сказала я без эмоций.
Он повернулся.
– Нет, нет, конечно, нет. Как я могу ненавидеть тебя, Белла? – своим периферийным зрением, я увидела, что его глаза расширились от ужаса, когда он посмотрел на меня.
Я продолжала смотреть в пол. Я не думала, что смогу посмотреть на него прямо сейчас, даже если захотела бы. Я боялась увидеть что-то в его лице, если присмотрюсь. Так что я смотрела в пол. Пол был безопасный, нормальный, бесстрастный и равнодушный.
- Но ты сказал, что я испортила твою жизнь, - прошептала я.
Он прислонился к окну, на этот раз, смотря на меня. – Нет, Белла, я сказал, что испортил Твою Жизнь. Я испортил наши жизни, своим поведением. Я должен был отстраниться от тебя с самого начала. Вместе этого я запутал все еще больше. Я уйду, когда закончиться двадцать дней.
Внезапно, что-то вспыхнуло во мне. Я встала с кровати и посмотрела на него, но он смотрел в пол, как я раньше. – Ты уйдешь? Почему?
- Потому что это не правильно.
Мое негодование одолело потерю, отказ и даже боль.
– Это не так? Это ложь Эдвард, и мы оба это знаем. Почему ты уходишь? – настаивала я на своем.
Он зарычал от отчаяния, и его злые зеленые глаза встретились с моими, его челюсть была напряжена.
- Я сказал тебе, что это все неправильно.
- Хватит врать мне Эдвард Каллен. Это не так, дело не в правильности или не правильности, я хочу знать правду! – Мое сердце бешено билось, и мой голос поднялся до крика. Я сдерживала слезы, которые так и хотели вырваться наружу. Я хотела знать, почему он так сильно этому сопротивлялся. Почему он так отчаянно хотел покончить со всем и уйти.
Его глаза были дикими, наполненными разочарованием и ненавистью к самому себе. Он подошел ко мне и остановился в шаге от меня, и я увидела в его глазах гнев. Но странно, он, казалось, был направлен не на меня. Это было похоже на то, что он был зол сам за себя, потому что собирался что-то сделать. – Потому что я чертовски сильно люблю тебя, довольна?
Я замерла, не в силах дышать.
Вот в чем дело.
Слова, которые я мечтала услышать из его уст в течение нескольких дней, прозвучали сейчас. Но почему они так сильно ранили меня? Мне казалось, что к моему горлу прижали лезвие, и перерезали мои голосовые связки, не давая возможности мне говорить. Его грудь вздымалась, и я могла почувствовать разочарование, слетающее с него. Вместо воображаемых мною признаний, его слова прозвучали жестоко и грубо. Неужели так ужасно, любить меня?
Глядя в его глаза, я увидела свое отражение в его бесстрастных, равнодушных глазах. Отсутствие эмоций поразило меня, и я опустилась на пол в оцепенении, не в силах больше стоять.

Итак, Эдвард, наконец, сказал Белле, что любит ее, но не так, как вы, вероятно, думали. Как вы думаете, как Эдвард выйдет из такого затруднительного положения? Не забываем заходить на Форум! и писать свое мнение! Ведь, мы уже приближаемся к концу истории