Джаспер Уитлок

Я как раз прощаюсь с мамой и нажимаю "отбой", когда Брэйди входит в открытую дверь моей комнаты. На нём шапочка выпускника и чёрная футболка с надписью: "В рот мне ноги". Мы только закончили учиться, и я пытаюсь запастись энергией для пышной церемонии и торжественного вручения дипломов.

Со смехом я киваю в сторону его футболки. — Твоя мама это уже видела?

— Ты об этом? Футболка из частной коллекции. Думаю, придётся переодеться во что—то более представительное к приезду родителей, — отвечает он со смехом. — Не дождусь, когда всё это дерьмо закончится. Я, конечно, и на церемонию так пошёл бы, но не хочу расстраивать маму и видеть её слёзы.

– Она в любом случае будет плакать, это неотъемлемая часть традиции, чувак. Кстати, родители Тассела будут сидеть справа от наших. — Я открываю шкаф, достаю рубашку и брюки и кладу на кровать. — Мои родители и сестра всё ещё в гостинице, но скоро уже будут здесь. Твои ещё не приехали?

— Они тоже уже в пути. Сестра как раз спрашивала, будет ли Люси. Слушай, я вообще зашёл к тебе, потому что у меня нет ни одного приличного галстука, не одолжишь какой—нибудь? Однотонный, желательно. Я вообще их как—то не особо ношу.

Снова открыв шкаф, я достаю чёрный галстук. — Вообще—то необязательно его надевать. Я не собираюсь.

— Знаю, просто в такой важный день надо выглядеть серьёзно. Признаться честно, трудно сдержать себя, чтобы не надеть тот весёленький галстук с рисунком компьютерной клавиатуры. Но всё снова упирается в моё желание не заставлять маму плакать. По крайней мере, не от того, что ей стыдно и грустно.

Покачав головой, я передаю ему галстук. Он кивает в знак благодарности и направляется к выходу. Остановившись в дверном проёме, он смотрит на меня, его лицо приобретает серьёзное выражение. — А ты... Уже знаешь ведь, — начинает он, закрыв за собой дверь и подходя ко мне, — что сестра Пита здесь? В смысле она прямо здесь... в корпусе. Ты уже виделся с ней?

Мне не очень приятно упоминание о ней, но я знаю, почему Брэйди рассказывает это. Он знает, что я говорил с Питером о том, что хочу увидеться с ней, когда она приедет, а также он в курсе того, чем закончился этот разговор. Обошлось без рукоприкладства, но мне было приказано держать дистанцию. Это был мой единственный разговор с Питером с того вечера в баре, и, несмотря на то, что мне чертовски не нравилось, насколько сильно испортились наши отношения, я не мог остановиться и только усугубил ситуацию. Я надеялся, что Питер поостыл и позволит хотя бы поговорить с сестрой, но он отказал. Поэтому, как только Белла появилась в корпусе, я не высовывался из комнаты, уважая пожелания Питера.

Хотя Брэйди, как и, скорее всего, Питер, не знает ничего о голосовом сообщении, которое Белла оставила в начале этого месяца. Если бы что—то из этого получилось, я бы рассказал Брэйди, но когда Белла оставила сообщение, она напилась, даже нажралась, а когда я перезвонил на следующий день, она не ответила и никак не отреагировала на моё сообщение. И хоть это голосовое сообщение и было похоже на пытку, я прослушал его не менее тысячи раз и прислушивался к каждому её слову, каждому вздоху, каждому постороннему звуку.

— Джаспер, привет. Это Белла. Ты, наверное, итак догадался, что это я, просто на всякий случай, вдруг ты удалил мой номер или не был уверен в том, что это и правда я звоню, поэтому и говорю. В общем, да, это Белла... и я просто звоню попросить прощения, что не звоню и сейчас, по идее, звонить не должна, но я просто думала о тебе... и хотела позвонить и... и я скучаю по тебе, и мне жаль, что я не могу поговорить с тобой, но это... Прости, мне кажется, я перепила, Джаспер. Думаю, надо дальше спать... Пока, Джаспер.

Перед тем как попрощаться, она вздыхает, и на этом небольшом "знаке", я построил целый воздушный зáмок. Из—за этого вздоха я иногда вскакиваю с кровати, потому что слышу в нём дикую грусть и тоску. Она извинялась за то, что не может говорить со мной, потому что не должна... и это наводит меня на мысль о том, что это не её выбор, или её подтолкнули, поэтому я и пытался поговорить с Питером... и поэтому я ещё больше настроил его против себя, попросив разрешения увидеться с ней сегодня, поговорить... хоть что—нибудь. Я думаю, по крайней мере, надеюсь, она не перезвонила мне по той же причине, по которой я сейчас стараюсь не светиться в коридорах кампуса со времени её приезда.

Сначала я злился на Питера за всё на свете, но чем больше задумывался, тем больше начинал понимать его поведение. Он узнал о том, что произошло у нас с Беллой в Форксе, возможно, самым худшим способом из всех возможных, и ему пришлось как—то мириться и справляться ещё и с этим, вдобавок ко всему дерьму, которое свалилось на его голову за последнее время. Для меня не секрет, что Питер всегда защищал Беллу, поэтому меня не должно было так сильно удивить то, что он взбесился, узнав о том, что мы сделали за его спиной. Сейчас я на него держу зло за то, что он рассказал Белле о Марии, понятия не имея, о чём вообще говорит, за то, что запрещает Белле общаться со мной, не позволяя и мне приближаться к ней. А ещё я просто злюсь из—за того, что ни он, ни Белла не дали мне шанса рассказать о своей точке зрения, хотя бы, объясниться.

— Неа. Держу дистанцию, как он просил. — Я стараюсь, чтобы голос звучал спокойно, но, думая о том, как она близка ко мне, не могу выдержать естественную интонацию.

— Ну, это только начало дня, пока ещё утро, потом—то ты выйдешь "на свободу". Пойдёшь сегодня отмечать?

— Да, а ты?

— Тоже. На обед съем жирный кусок мяса, чтобы не отрубиться. Пойду я уже собираться, встречаюсь с родителями в общем зале. Найди нас, когда своих встретишь, ладно?

— Договорились, увидимся.

— Ещё раз спасибо, что помогаешь мне с моим приличным видом.

Я смеюсь, а он, помахав рукой, выбегает из комнаты, закрывая за собой дверь. Я быстро одеваюсь и в последнюю минуту тоже решаю повязать галстук. Если уж Брэйди в галстуке, то и мне надо. Я выбираю галстук, который мама купила мне на втором курсе, зная, что она обрадуется, наконец, увидев его на мне. Я разбираюсь с галстуком, мама звонит сообщить, что они уже скоро подойдут ко входу в кампус. Ещё раз взглянув в зеркало, я поправляю волосы и буквально слышу, как мама говорит убрать волосы с глаз и отмечает, что пора бы постричься. И я хотел постричься перед приездом родителей, чтобы порадовать маму, но вспомнил, как Белла сказала, что ей нравятся мои волосы, и подумал, что если я всё—таки увижусь с ней...

Встряхнув головой, я выбрасываю эту мысль, не закончив её. Сейчас я абсолютно уверен, встреча с ней не сулит мне ничего хорошего, даже если ей нравятся мои дурацкие волосы. Прихватит свою шапочку и мантию, я выхожу в коридор. Сначала направляюсь в сторону лифта, но потом торможу и иду в обратном направлении, к лестнице, просто на всякий случай.

Пожарный выход — с правой стороны здания, завернув за угол, я сразу вижу свою семью, сравнительно далеко от входа. По пути я накидываю мантию и внимательным взглядом окидываю толпу. На секунду замираю, увидев спину Питера. Мой взгляд моментально смещается вправо. Я вижу её длинные, тёмные волосы и даже на расстоянии чувствую их приятный аромат, ощущаю их в своих ладонях. Меня очень радует, что она не в чёрном, её по—летнему яркое платье цвета бирюзы отлично сочетается с её кожей и волосами. Кажется, моё воображение быстрее воспроизводит её образ, чем я успеваю рассмотреть. Я так долго рисовал её в воображении, каждый изгиб её тела во всех возможных деталях, что сейчас она, возможно, лишь моя галлюцинация.

Моё сердце колотится, как бешеное, я ощущаю пульс даже в кончиках пальцев. Галстук вдруг начинает душить, а мантия тяжелеет и кажется слишком тёплой. Я смотрю на Питера, который всё ещё смотрит в другую сторону, разговаривая с родителями Илая и Брэйди. А это позволяет мне посмотреть на Беллу ещё какое—то время, хоть я и пытаюсь сдвинуть себя с места и направить в правильном направлении — к семье. Мне просто необходимо увидеть её лицо, прикоснуться к ней, и я стараюсь найти в себе остатки силы воли, чтобы не ринуться к ней. Запас воли, спасавшей меня с момента приезда из Форкса, при виде Беллы неожиданно иссякает. Я смотрю на свою семью, мама и сестра улыбаются мне и машут, как будто стараясь привлечь моё внимание, наверное, думают, что я их ищу в толпе.

Их счастливые и взволнованные лица придают меня сил, в которых я так нуждаюсь. Полностью сконцентрировавшись на них, я ускоряю шаг, но по моим ощущениям, я словно пробираюсь по болоту, думая о том, что тропинка к Белле вымощена камнем. Я хватаюсь за голову, и вот уже стою напротив мамы, и она тянется обнять меня. Наклонившись, я заключаю её в объятия, а когда отстраняюсь, она с улыбкой смотрит на меня.

— Смотри—ка, какой красавец! Люси, сфотографируй его.

Я пожимаю руку отцу, надеясь, что он не расстроится из—за того, что у меня такая слабая, холодная и влажная ладонь. Он большой любитель крепких рукопожатий, но может он подумает, что я нервничаю из—за церемонии. Мама встаёт рядом со мной, чтобы сфотографироваться, но я оборачиваюсь и смотрю на Беллу, не желая потерять её из вида надолго, опасаясь, что она снова исчезнет. Для этого я выбираю самое неподходящее время и встречаюсь взглядом с Питером, кажется, его это совсем не радует. Какое—то мгновение мы смотрим друг другу в глаза, затем он отворачивается.

— Джаспер, когда фотографируют, надо смотреть в камеру, — ноет Люси.

Я оборачиваюсь, но не уверен, улыбаюсь ли, хотя она делает снимок и не предъявляет никаких претензий.

Папа что—то говорит, а мне кажется будто я под водой, потому что не могу и слова разобрать. Снова обернувшись, я вижу, как Питер и Белла уходят во двор; она еле поспевает за братом, который держит её за плечи. Не знаю, уводит он её или мне просто так хочется думать — хочется верить в то, что она не хочет уходить от меня. Я смотрю на то место, где они только что стояли, Брэйди смотрит в мою сторону. Не знаю, что он пытается сказать мне этим выражением лица, всё, что я ощущаю — только чувство злости и гнева, которое растёт во мне.

— Джаспер, ты хотел пойти пообщаться с друзьями? Я думала, Питер подойдёт, поздоровается. Хочешь пойти к нему?

— Я... нет, мам, я... — Не знаю, что ещё отвечаю маме, потому что моё внимание приковано к Питеру и Белле, и Брэйди. Когда это становится совсем невыносимо, я успокаивающе глажу маму по плечу и делаю шаг назад. — Я сейчас вернусь, — говорю я, направляясь в сторону Питера и Беллы. Мама кивает, но выглядит озадаченно. Нет времени что—то объяснять, поэтому я просто указательный палец, давая понять, что буду через минуту, разворачиваюсь и несусь в сторону двора.

Питер и Белла успели уйти достаточно далеко, но они просто идут, а я бегу, поэтому почти догоняю их, когда кто—то вцепляется мне в плечо, оттаскивая назад.

— Полегче, Уитлок. Сейчас не время, — говорит Брэйди, усиливая хватку до тех пор, пока не заставляет меня остановиться.

Я просто стою и смотрю, как Белла одёргивает Питера, и они тоже останавливаются. — Он ведёт себя как полный мудак. Хотя сейчас он и есть мудак, Брэйди.

— Знаю, но сейчас лучше оставить всё как есть, Джаспер. Ты же не хочешь закатить сцену, это только расстроит Беллу. Это ведь и выпускной Питера... просто успокойся на время.

Я пытаюсь отдышаться, наблюдая за их разговором, затем Питер оборачивается и смотрит на нас с Брэйди. Белла следит за взглядом брата, и все крупицы силы воли... несмотря на все попытки противостоять, контролировать себя... просто испаряются. Впервые за долгое время я вижу её лицо, и это убивает меня, в то же время заполняя пустоту в моём сердце. Брэйди пытается успокоить меня, но, как и несколькими минутами ранее, я не могу разобрать слов.

Мой взгляд путешествует по её телу, пока не утыкается в руку Питера, ухватившего её за локоть. Я смотрю на её лицо и не могу поверить, что мне может просто показаться то, что я вижу в её глазах. Не могу понять мольба это или, может, она просит прощения, да что бы это ни было, это точно не "держись от меня подальше". Я чувствую, как начинаю злиться, потому что это всё так нелогично. Её действия, а точнее полное их отсутствие, последние восемь месяцев противоречат тому, что я вижу в её глазах. И тут я вспоминаю её голосовое сообщение.

Голос Питера становится всё громче, а я совсем не обращаю на него внимания, затем бросаю взгляд в его сторону и хмурюсь, потому что он реально начинает выводить меня из себя. Я смотрю на Беллу, мне нужно поговорить с ней, услышать, что она хочет, чтобы я подошел. И я ощущаю, как поддаюсь вперёд, готовый сделать первый шаг, когда она оборачивается к Питеру.

— Эй, мужик, стой. Чёрт возьми, твоя семья здесь, и они всё видят. Как ты им объяснишь это? Не сегодня.

Брэйди прав, знаю, но я просто грёбано от всего устал. Я исчерпан, нет сил бороться. Просто хочу сдаться, и чтобы она сдалась, тоже хочу, и меня больше ничего не колышет. Белла оглядывается через плечо, и мой пульс моментально реагирует, но этот взгляд такой мимолётный, и вот она снова поворачивается к Питеру; они отдаляются.

Я ощущаю руку Брэйди, вцепившегося в мой бицепс, пытающегося оттащить меня к семье. – Ну, пойдём же.

И я сдаюсь, позволяя ему увести себя, а через секунду, скидываю его руку. – Всё в порядке. Я иду. Отцепись уже. – Быстро пробегая мимо него, я не оглядываюсь. Это дерьмово – выливать на него моё раздражение, тем более, он просто хочет помочь, и я понимаю это, но не хочу, чтобы кто—нибудь вообще сейчас касался меня или разговаривал. Единственное моё желание – быстрее получить свой диплом и на хрен уехать из этого грёбанного Вашингтона.

Когда я возвращаюсь к родителям и сестре, замечаю, что мама ещё больше сбита с толку. Люси закатывает глаза, понимая всё по—своему, на подростковом уровне, а отец делает шаг мне навстречу.

— Всё в порядке, сынок? – В его тоне нет озабоченности. Он не справляется о моих чувствах и не ждёт объяснений. Просто говорит «соберись».

— Да, прости, это лишь недоразумение, пап, — оправдываюсь я; выходит немного неубедительно.

— Так мы можем теперь идти? – спрашивает мама, вроде как успокаиваясь.

— Да, пойдёмте.

По дороге на площадь, я оглядываюсь и вижу Брэйди с семьёй. Он коротко улыбается мне и, кажется, вовсе не обижен на мою минутную вспышку раздражения. Прикладывая усилия, я возвращаю улыбку, а затем отворачиваюсь и просто иду вперёд.

Во время церемонии я периодически вглядываюсь в толпу в поисках Беллы, но не могу найти её среди кучи народа: родителей, друзей и прочей родни. В конце нашего строя я вижу, как наклоняется и многозначительно смотрит на меня Брэйди, так что я сдерживаю себя, хоть и с трудом, и больше не верчу головой. Но я не могу подчинить разум своей воле, и он раз за разом воспроизводит ту немую сцену между нами. Я как раз пытаюсь представить, что случилось, если бы Брэйди не удержал меня, когда слышу, как называют фамилию «Свон», и всё моё внимание теперь приковано к сцене. Я наблюдаю за тем, как Питер поднимается на возвышение, выражение его лица разительно отличается от выражений лиц наших однокурсников, выходивших перед ним. Декан жмёт ему руку, слегка наклоняется, его губы двигаются быстро, произнося какие—то слова. Питер кивает и моргает несколько раз, и я понимаю, как должно быть невыносимо труден для него сегодняшний день, и в этом момент, я рад, что Брэйди удалось остановить меня.

Через несколько минут наш курс подзывают ближе к сцене, затем начинают выкрикивать имена. Кто—то слева толкает меня, возвращая к реальности, шепчет, что меня вызвали и пора идти. На сцене, принимая пустую обложку от диплома и пожимая руку декану, я физически ощущаю на себе взгляд единственной пары глаз. Быстро осматриваю толпу, пока спускаюсь с возвышения, но опять не могу найти её. Стараясь не нервничать, я пытаюсь сосредоточиться на оставшейся части церемонии, и в конце, когда все подбрасывают шапочки в воздух, я продираюсь через толпу студентов в чёрных выпускных мантиях к главному зданию, чтобы уже там получить подлинник диплома. Я прилично оторвался от остальных и иду далеко впереди, когда слышу тяжёлые приближающиеся ко мне шаги.

— Джей, погоди, — зовёт меня Брэйди. Я останавливаюсь и оборачиваю, так что он быстро догоняет меня. – Слушай, прости, ну, насчёт того, что было. Просто я…

Прежде чем он успевает сказать хоть что—либо ещё в своё извинение, я обрываю его. – Не надо, всё в норме, Брэйди. Я просто нереально тебе обязан и рад, что ты меня остановил. Я… Я вообще не в себе был.

Он кивает, и мы идём к зданию, правда, намного медленнее, чем ранее. – Ты будешь пытаться встретиться с ней сегодня?

Я вздыхаю и потираю локоть, напряжение, скопившееся за день, ещё более ужесточается и становится болезненно ощутимым. – Я не знаю. Я… Я не думаю, что буду искать встречи, по крайней мере, не специально. Насколько бы сильно я не был взбешён из—за Питера, я просто… я не могу поступить так по отношению к нему. Этот грёбанный день для него особенно тяжёлый, не хочу делать ещё хуже. Всё, вероятно, может вызвать ответную реакцию. А у неё есть мой номер, она может позвонить, если захочет увидеть меня. Всё зависит только от неё, как и прежде.

Не знаю, сколько правды в моих словах, действительно ли она вольна набрать мой номер, но по—любому, сегодня мы оба не хотим огорчать Питера.

— Наверное, это хорошая идея, хоть тебе и сложно. Мне очень жаль. Джей, я даже не подозревал, насколько всё серьёзно.

— У меня такое ощущение, что я тоже этого не подозревал. Сегодня первый раз, как я вижу её, с того самого дня в Форксе.

Он кивает, мы почти достигли той точки в наших отношениях, после которой на обсуждение подобных этому дерьму тем, накладывается строгое табу, так что мы просто идём молча; в главном здании я направляюсь к комнате, на двери которой висят листы с буквами « С, Т, У», чтобы в этой комнате забрать подлинник диплома. Получив бумаги, я жду Брэйди, мы выходим и возвращаемся к остальному народу.

Прежде чем разойтись, Брэйди хлопает меня по спине и убирает руку. – Поздравляю, Уитлок, мы сделали это. Попытаемся просто получать удовольствие. Ты пока не знаешь, может, Питер и придёт в себя, когда всё это безумие стихнет. Дай ему ещё немного времени.

Я киваю, хотя с каждым прожитым днём мои призрачные надежды тают всё сильнее. Тем более, скоро я отправляюсь в Техас на несколько недель, привести всё дерьмо в порядок, да побывать на школьном выпуске Люси. – Да, Брэйди, и я тебя, чувак, поздравляю. Расслабься и наслаждайся происходящим. Я позвоню.

— Позвони. Мы собираемся вечером упиться в усмерть. Гарантирую, после этого точно полегчает.

Я смеюсь, а затем возвращаюсь к своей семье. Некоторое время я провожу с ними, а потом, извиняюсь, и иду в общежитие, чтобы переодеться, а затем пойти пообедать. Когда я возвращаюсь, лужайка всё ещё усыпана людьми, они просто шатаются туда—сюда, разговаривают. Как заправский мазахист, я снова выискиваю её взглядом, но тщетно, может, мы ещё и увидимся, но сейчас они с Питером вне поля моего зрения.

Два дня спустя я стою в аэропорту Сиэтла, сейчас десять утра, я с похмелья, и чувствую себя так, словно пил, не просыхая, на протяжении последних четырёх лет. После вручения дипломов я больше не видел Беллу, зато твердил себе, что на самом деле и не ждал встречи, хотя объём выпитого показывает, что, скорее всего, я просто лгал самому себе. Изучая табло вылетов и выискивая свой рейс, я ощущаю что—то вроде надежды, может, расстояние между мной и Вашингтоном поможет не думать о Белле и обо всей этой фигне с Питером.

Я поправляю рюкзак на плече – единственное, что есть у меня из багажа – все остальные вещи распиханы по коробкам и утрамбованы в мою машину, которая сейчас стоит в гараже у Брэйди. Я нахожу на табло Даллас – Форт Уэрт и запоминаю номер терминала. У меня час между пересадкой в Далласе на Техасский Киллен Форт—Худ, надеюсь, мне удастся вздремнуть хоть немного во время долгого перелёта. Я снова смотрю на табло, взгляд невольно останавливается на перелёте до Вашингтона, округ Колумбия, и я вспоминаю, что Белла вскоре должна переехать туда, если уже не переехала. Изо всех сил я стараюсь подавить эмоции, распирающие мою грудь, сильнейшая из которых – волнение, как она справляется с самостоятельным переездом через всю страну.

Это ужасно неправильно, но я могу лишь надеяться, что такое колоссальное расстояние между нами упростит мою потерю. Может, то, что быть вместе для нас просто невозможно, послужит каким—то утешением, облегчающим боль. И я продолжаю твердить себе это, пока иду до терминала, с нетерпением ожидая того момента, как окунусь в тепло и солнце Техаса – это будет для меня некой отсрочкой от возвращения в дождливый, невыразительный климат Тихоокеанского побережья.

Как я и надеялся, мне удаётся проспать почти весь полёт до самого приземления в Далласе. Перекусив, я иду на пересадку. Самолёт до Форт—Худа намного меньше лайнера, на котором мы прилетели, и почти всё время в пути я ощущаю турбулёнтность, а затем мы садимся на неровную взлётно—посадочную полосу. Подходя к багажной ленте, я чувствую себя чертовски вымотанным, единственное желание – быстрее добраться до кровати. Первое, что я замечаю – кроме того, что нереально устал – воздух здесь пахнет иначе, даже в помещении. Он мягкий, но не такой влажный, как на севере, я почти могу ощутить, как пахнет солнце. Оглядываясь, я смотрю, как пассажиры разбирают свой багаж, и вижу маму, она неистово машет мне, словно не видела целую вечность, хотя мы расстались всего пару дней назад. Они были вынуждены уехать утром после церемонии – у отца работа, у Люси – школьные заморочки, но я задержался ещё на пару дней, чтобы упаковать вещи и всучить их Брэйди.

Я иду к семье, обнимаю маму. Киваю Люси, которая не особо впечатлена моим возвращением, хотя про себя радуется – приятно иметь кого—то в доме, кто не был бы твоим родителем и чей возраст позволял ему купить пива.

Когда мы выходим из дверей аэропорта под техасское солнце, я ощущаю, как тяжесть последних месяцев спадает с моих плеч. Это другой мир, разительно отличающийся от Вашингтона, и я с нетерпением жду, как погружусь в свою прежнюю жизнь «до Беллы», пусть даже на пару коротких недель. Знаю, мне не убежать от себя, и от того, что будет по прежнему ждать меня по возвращению в Сиэтл, где меня ждёт новая жизнь и поиск работы с Питером, но сейчас я просто рад быть в месте, где ничего не напоминает о моих проблемах.

Несколько моих школьных друзей тоже вернулись домой на лето, и строят планы на будущее. Большую часть свободного времени я зависаю с ними, или сплю, или просматриваю предложения по работе в Сиэтле через Интернет. Всё это неплохо отвлекает, но всё равно, как и в Вашингтоне, мои мысли периодически возвращаются к Белле, я думаю о ней перед сном, и первая моя мысль после пробуждения тоже о ней.

Наступает последняя неделя июня, я упаковываю кое—какие вещи, что хочу взять с собой в Сиэтл, и осознаю, что время, проведённое дома, не избавило меня от страхов и проблем. К сожалению, они преследовали меня на каждом шагу за время этих коротких каникул, пусть даже я и не заострял на них внимания.

Неопределённость никогда не беспокоила меня. Я рос в семье военного, мы много переезжали, и меня особо не волновало даже то, что я не знал, где окажусь через полгода; успевая более—менее обустроиться на одном месте, я понимал, что возможно уже скоро мы снова переедем. Но сейчас, без работы, без квартиры, без соседа и без определённых планов на будущее, я начинаю ощущать себя полностью потерянным, это очень тревожное чувство.

Впервые за четыре года меня посещает мысль, что, возможно, я не смогу прижиться в Сиэтле. И тогда решаю, если хочу попытать счастья в этом городе, мне, в конце концов, стоит попробовать наладить отношения с Питером. Если я смогу контролировать этот вопрос, может, и остальное уладиться, например, то, что случилось между мной и Беллой.

И я решаю позвонить Питеру по приезду, узнать, готов ли он встретиться со мной. А сейчас мне просто стоит плыть по течению, наслаждаясь последними днями в родном доме, прежде чем я предстану перед своим неопределённым будущим.