Эдвард POV

Раньше я мало думал о своей жизни, о том, что у меня есть, и чего мне не хватает, о самом себе. В течение дня, ясное дело, у меня всегда другие заботы, а оставшееся свободное время в течение последнего года я проводил с Беллой. Думаю, что теперь все это в прошлом, и я пока не понял, есть ли в этом чья-либо вина, или все просто так сложилось, что отныне по вечерам я предоставлен сам себе и остро ощущаю свое одиночество. У меня даже не получается читать, потому что в памяти все еще свежи воспоминания о том, что в эти мгновения Белла тоже держала в руках книгу, сидя рядом со мной на диване, а теперь ее место пустует. Каждый раз, бросая на него взгляд и просто оказываясь в гостиной, я ощущаю вину, что оставил ее, да еще и в ее день рождения, испортив этот праздник и лишив Беллу радости, которую она излучала на протяжении всего вечера. Всего одна моя фраза, и все рухнуло. Меня мучает то, как я поступил, мне больно от того, что Беллы, наверное, больше не будет в моей жизни, и я скучаю так сильно, но в то же время считаю, что поступил правильно. Мне нечего дать и предложить Белле, и чем раньше она поймет это, тем будет лучше для нее.

Она сильная и справится, я уверен, потому что был рядом с ней в непростое время, когда ей становилось все тяжелее день ото дня. Отъезд отца и потеря матери не могли не повлиять на нее. Оказавшись рядом с Беллой в этот нелегкий период, я неоднократно желал изменить прошлое, всего один единственный день, что в принципе невозможно, чтобы подойти к ней тогда, в церкви. Быть может, сделай я это, все было бы иначе, и Белле не пришлось бы столкнуться с изменившими ее испытаниями. Как бы сложно не было, мне кажется, что она смогла оправиться, трудности закалили ее, и Белла стала сильнее на моих глазах, окончательно повзрослела и, на мой взгляд, приобрела мудрость, которая к некоторым не приходит и за всю жизнь.

Конечно, Белле по-прежнему иногда необходимо, чтобы о ней позаботились, утешили, просто обняли и побыли рядом. Любому человеку, даже если он не производит впечатление слабого, нужна поддержка в особо тяжелые времена, и если ее не оказать вовремя, просто отвернуться, то все может закончиться очень плохо. Я старался, как мог, помочь, никогда не отвергал Беллу, когда она тянулась ко мне, но никогда и подумать не мог, что для нее все это выйдет за рамки, которые установлены моим выбором жизненного пути.

Тяжело вздохнув, я встал и подошел к окну, вглядываясь в горизонт, который окрасился в цвета заката. Солнце садилось, и впереди меня ждала очередная бессонная ночь. Мне не удается заснуть, потому что в голове слишком много мыслей, и беспокойство меня не оставляет. Белла ведь только начала жить, жить без оглядки на прошлое и вопросов о том, можно ли смеяться, или это преступление быть счастливой, а я снова откинул ее назад, и это после того, как стремился сделать все от себя зависящее, чтобы вернуть ей вкус к жизни. Оказывается, так тоже может быть. Никогда бы не подумал, что сначала буду делать для кого-то, как я надеюсь, исключительно хорошее, а потом причиню боль самым худшим из способов. Своими действиями дам понять, что мне все равно на чувства того, кто открыл мне свою душу, ничего не прося и не ожидая взамен, просто желая, чтобы я знал. Белла не озвучила их, потому что я не позволил, не дал ей сказать, но для меня все очевидно и так.

Она словно открытая книга, и все ее чувства можно прочесть в ее глазах. Боль и страдания. Отчаяние и беспокойство. Усталость и бессилие. Мне казалось, что я видел все, что только можно, но я ошибался, считая, что готов ко всему. Есть то, что не по силам мне ни выдержать, ни принять, и, отказывая Белле, я заметил по ее глазам, по выражению ее лица, что она знала, чем все закончится, не надеялась ни на что, но просто больше не могла молчать. Вся ее поза выражала смирение и понимание, да я и не ждал, что Белла выплеснет наружу свои чувства, ведь это не про нее. Она скорее будет молча страдать, плакать тогда, когда никто не видит, но не примет поддержку ни от брата, не желая посвящать его в то, что он может вообще не одобрить, ни уж тем более от меня, потому что прогнала. Думаю, что наши дороги разошлись, и нет никакого способа изменить это. Белла, возможно, никогда не откажется от своих чувств, а что касается меня, то мне запрещено на них ответить. Все это не для меня, я не создан для того, чтобы быть любимым кем-то еще, помимо родителей, и почему все так? У меня нет ответа. Я запутался, и едва я подумал об этом, как ощутил, что мне тесно в своем доме, и тяжело дышать в родных стенах. Что же со мной? Резко захотелось на свежий воздух, на улицу, и я поспешил к двери, мечтая о спасительном глотке воздуха, предвидя, как буду дышать чаще, чем обычно, чтобы избавиться от ощущения удушья.

Но к реальности я оказался не готов. На моем крыльце, чуть ли не у порога, сжавшись в комочек, дрожала Белла. Ее длинные волосы не позволяли мне разглядеть ее лицо, но я не чувствовал, я знал, что она плачет, а значит, что-то случилось, пока меня не было рядом, и нуждается во мне, иначе не находилась бы здесь. Белла зажмурила глаза и чуть отодвинулась, когда я оказался подле нее, присел на колени и, игнорируя небольшое сопротивление, крепко обнял. Она отказывалась идти в дом, говоря что-то о том, что немного посидит и уйдет, но я не мог отпустить ее в таком виде, расстроенную, несчастную и замерзшую. Между нами ничего не складывалось. А на что я надеялся вообще? Что все будет так, как будто не было этой недели, как будто я не слышал почти ее признание в своих чувствах ко мне, как будто я не отверг их и ее саму? Такое не забывается, и она все помнит, и ей больно, поэтому вполне естественно, что она сбежала от меня, чтобы спасти свое сердце от новых ран. А что я? Я вместо того, чтобы оставить ее в покое, как и следовало поступить, побежал за ней, не понимая сам себя, не осознавая, почему так настойчиво желаю забрать ее боль себе, даже игнорируя то, что она не хочет ничем делиться, и все же добился своего. Она рассказала об отце, о том, что он не вернется домой, хотя может, и прежде, чем я обнял ее, сама прильнула ко мне, впитывая в себя то, что я готов был ей дать. Утешение и поддержку. И чем все закончилось? Ее попыткой достучаться до меня, тем, что это были не просто слова, а робко уверенное прикосновение к моим губам, моим повторным отказом, сломившим ее и толкнувшим на отчаянный поступок, который я не смог предотвратить. Она предпочла оказаться в холодной воде, чем и дальше быть со мной.

Теперь передо мной Белла, замерзающая, дрожащая и рискующая заболеть, вся в промокшей одежде, и я сам выгляжу не лучше. Мы в каком-то небольшом деревянном здании недалеко от реки, и я знаю, что должен доставить девушку домой, где тепло, и она сможет согреться в кровати, но что я скажу ее тете, дяде и брату? Они доверяют мне, и я не могу предать это чувство.

Белла, опираясь на локти, приподнялась на соломе, на которую я ее положил, и, стараясь держать глаза открытыми, непонимающе осмотрелась вокруг.

- Почему я не дома? – дрожащим голосом спросила она, и я не мог не услышать, как ее зубы стучали друг о друга, словно бы отбивали барабанную дробь.

- Что мы скажем твоим родным и как объясним твое состояние? – требовательно спросил я у Беллы в ответ, и она, кажется, испугалась резкости в моем голосе. – Зачем ты вообще побежала в воду, глупышка?

Мне становилось страшно по мере того, как я понимал, что в мокрой одежде Белла никогда не согреется, а значит, придется все снять, но я не могу этого сделать. Но не все так просто, и я начал беспокоиться за здоровье Беллы, которая начала кашлять и пыталась это скрыть. Нужно было что-то решать. Вздохнув, я потянулся руками к ткани и очень медленно стал расстегивать пуговицы, а потом осторожно вытащил руки Беллы из рукавов. Внезапно по ее щекам потекли слезы, и я еще больше испугался, все время повторяя ее имя и говоря успокаивающие слова, чтобы она слышала мой голос и понимала, что не одна, что я не оставлю ее и обязательно помогу.

Я не могу дать ей того, что она ищет, что она хочет и ждет от меня, но ни за что не брошу ее и при этом не могу отрицать, что что-то чувствую к ней. Иначе, почему мне очень страшно прямо сейчас? Наверное, разгадка кроется в том, что не только у Беллы есть чувства ко мне, но и у меня к ней. Вот почему я так напугался, когда она ушла под воду и стала тонуть. Вот почему это ощущение все еще со мной и не оставляет меня. Не знаю, когда и как это произошло, но я позволил себе полюбить ее, и теперь это является большой проблемой. Я не уверен, что смогу держаться от нее на расстоянии, но и забыть про свои обеты, данные Богу, и принципы я не смогу.

Зажмурившись, я стащил с фигуры Беллы ее мокрую одежду, полностью обнажив ее, и укрыл ее каким-то чудом оказавшимся здесь одеялом, но этого было явно недостаточно для того, чтобы ее согреть. С каждым мгновением она дрожала все больше, и мне становилось реально страшно. Обеспокоенность ее состоянием достигла своего апогея, когда ее губы посинели, щеки утратили привычный румянец, а шоколадные глаза стали закрываться. Теряет сознание? Нельзя этого допустить. Но что я могу?

Еще до того, как я осознал, что делаю, я уже избавился от всей своей одежды и забрался под одеяло, крепко прижав холодное, зашевелившееся под моими руками тело Беллы к себе. Это показалось мне единственным выходом, и я не желал ничего, кроме того, чтобы согреть любимую. Боже, я, правда, ведь люблю ее. Как это случилось и когда? Почему я ничего не замечал раньше, и только произошедшее недавно дало мне все осознать? Я был слеп. Прости меня, мне так жаль, любимая. Когда это слово вновь возникло в моих мыслях, сердце заполнилось приятной теплотой, но это не означало, что тревога за здоровье Беллы полностью отступила. Это было далеко не так, и опасение, что она все-таки потеряет сознание, продолжало одолевать мои мысли.

- Только не засыпай, не засыпай, Белла. Смотри на меня, - тихо шепча, стал просить ее я и прикоснулся губами к ее влажному лбу. Девушка встрепенулась в моих объятьях, прижавшись ближе, и мой взгляд встретился с почти сознательным взглядом ее немного затуманенных пеленой глаз. Своей правой рукой я обвил ее за талию, и Белла доверчиво выдохнула в мою грудь, отчего по моей коже побежали мурашки. Дыхание девушки, несмотря ни на что, было горячим, и это вселяло в меня некую надежду на то, что все не так страшно, как кажется на первый взгляд. – Ты должна оставаться в сознании, - прошептал я, чувствуя непреодолимую тягу коснуться губами не только лба Беллы, но и ее губ. Я все еще помнил их вкус, мягкость и податливость, хотя и оттолкнул девушку почти сразу, едва она соединила наши уста, не позволив себе большего.

- Эдвард, - услышал я простуженный и хриплый голос девушки, начавшей обнимать меня, вероятно, стремясь согреться, и обратил свой взор на нее, становясь свидетелем подтверждения своих страхов.

Сердце испуганно екнуло в груди, и я за одно мгновение сократил расстояние между своим лицом и лицом почти впавшей в беспамятство Беллы, прикоснувшись к ее губам в поцелуе, дыша чаще, чем обычно, чтобы согреть их. И тут произошло то, чего я не ждал, быть может, должен был быть готовым, но не мог сказать, что это так. Она неуверенно, не открывая глаз, ответила на мои действия и поцеловала меня в ответ.

Два противоречивых чувства разрывали на части мое сердце. С одной стороны, желание или необходимость, я перестал понимать, что именно, следовать когда-то выбранному жизненному пути. С другой стороны, определенно желание, я нисколько в этом не сомневаюсь, быть с девушкой, которую любишь, и не просто быть, а быть с ней счастливым и сделать ее такой же. Я хочу любить ее. Прямо здесь и прямо сейчас. Может быть, потом я пожалею об этом, но сейчас я просто хочу любить ее. Я не смогу оттолкнуть ее еще раз, потому что она этого не заслуживает. Я устал сопротивляться, хотя и прошло не так много времени с тех пор, как я начал это делать. Я просто устал от своей жизни, где нет ничего постоянного, что мне начинает казаться, что я заслужил это самое постоянство. Возможно, несколько самонадеянно ожидать, что Белла постоянно будет рядом, что нас ничто не разлучит. Судьба штука непредсказуемая, и никогда неизвестно, что ждет тебя за поворотом. Но сейчас любимая здесь и, кажется, чувствует, то же, что и я, и отвечает мне взаимностью. Я ей вроде небезразличен, и, по-моему, нужно жить настоящим, пока что не думая о том, что будет в будущем.

Белла задрожала в моих руках, безмолвно напоминая мне о том, что ей все еще холодно, но я ни на секунду не забывал об этом. Смотря на ее посиневшие губы, на ее бледные щеки, на ее влажные волосы, в которых беспорядочно запуталась солома, я еще больше убеждался в том, что Белла дорога мне, что я люблю ее. Если раньше я думал, что никогда не смогу испытать это чувство и ощутить, как оно окрыляет, а в твоей жизни появляется кто-то, кто примет тебя таким, какой ты есть, и наделит каждую прожитую тобой секунду смыслом, то сейчас я просто не понимаю, как жил без Беллы. Я не могу ей ничего предложить, ни дома, ни стабильности, ни уверенности в завтрашнем дне, но и без любимой больше не смогу.

Мне надоело разрываться между долгом и желаниями, и я, выбрав последнее, склонился над девушкой и мягко прижался к ее губам в нежном поцелуе. Едва касаясь уголка ее сладких и манящих уст, я почувствовал, что Белла словно оживает под моими руками и начинает улыбаться. Чуть отстранившись, я взглянул в ее приоткрывшиеся глаза, и сияние, вновь появившееся в них, убедило меня, что я на верном пути и все делаю правильно. Ее щечки начали розоветь, и это не могло меня не радовать. Любимая потянулась ко мне, хотя я уже и не представлял, как это возможно, учитывая, что между нами нет ни миллиметра свободного пространства. Но Белла, видимо, отыскала его, и вскоре я ощутил, как ее пальчики подбираются по моей шее к моим волосам. Я пытался найти в ее взгляде страх, волнение, тревогу или панику, хоть что-нибудь, что заставило меня бы остановиться, потому что сам я уже не смог бы этого сделать, но ничего не видел. Несмотря на все тщетные усилия, я видел только безграничное доверие и бесконечную любовь. Наверняка в моих глазах Белла видела то же самое, потому что именно это я и чувствовал.

Держать ее в объятьях было так правильно и так естественно, и я мог бы вечность просто вслушиваться в ее дыхание и прижимать к своей груди, ничего не требуя взамен. Но прямо сейчас мне хотелось большего, хотя я и пытался убедить свой разум, что все это только ради ее блага и во избежание серьезной простуды. Белла тяжело задышала, и я испугался, что уже делаю что-то не так, что уже причинил ей боль, но она успокоила все мои страхи, улыбнувшись мне. Улыбка, несмотря ни на что, вовсе не казалась мне вымученной. Она была искренней и счастливой, лишний раз, убеждая меня в том, что я пока что не обидел Беллу, хотя и понятия не имею, чего ждать. Она почти в порядке. Я должен, должен остановиться, но не могу. Снова оттолкнуть ее просто не в состоянии. Я хочу большего, сделать ее свой навсегда. И словно понимая, о чем мои мысли, Белла прислонила одну свою руку к моей щеке, привлекая мое внимание, и тихо, едва слышно, попросила:

- Пожалуйста. Не думай, просто живи. Хоть раз сделай то, что хочешь, а не то, что должен.

Ее слова окончательно уничтожили оставшиеся крохи моего сомнения. Я снова медленно поцеловал Беллу, крепко обнимая ее, ласково проводя ладонями по ее рукам и нежно убирая ее волосы, упавшие ей на глаза, за уши.

- Эдвард. Я хочу стать твоей. Прямо сейчас. Прошу, ты нужен мне.

- Господи, умоляю, прости меня.

Я соврал, если подумать, что на самом деле не особо сожалел, хотя и должен был, и знал это. Соврал тому, кому служил верой и правдой не один год, но все равно еще никогда раньше не казался сам себе таким целостным, и все происходящее выглядело так, будто что-то, чего мне не хватало, наконец, появилось в моей жизни, наполнив ее новыми красками, которых я прежде не видел. Белла прижалась ко мне, мы смотрели в глаза друг друга, не отрываясь, и никто из нас не моргал, не отводил взгляд. Я, потерявшись в глубине глаз любимой, почти забыл обо всем на свете, но все же смог остановиться, когда осознал, что, возможно, уже причинил ей боль. Белла, думаю, поняла, что меня тревожит и беспокоит, потому что, к моему невероятному облегчению, отрицательно покачала головой. Она что-то нечленораздельно прошептала, после чего сама подалась мне навстречу. Хода назад уже не было, и я, становясь с ней единым целым, глубже входя в нее, одновременно шептал искренние слова извинений ей на ушко, стремясь успокоить и утешить. Из-за этого чуть не пропустил момент, когда любимая сама стала двигаться подо мной. Я не был уверен, что она знает, что делает, поэтому замер. Белла распахнула свои прикрытые до этого глаза, и я встретился с осознанием того, что ей все ясно.

- Прошу тебя.

Я, коротко кивнув, продолжил начатое, сам не до конца веря, что уступил ей. Но в то же время это было так правильно, само собой разумеющимся, что если бы мне кто-то вдруг прямо сейчас предложил изменить прошлое, чтобы изменить этот момент, я бы ни за что не согласился. Удивительно, но в этот момент я думал только о том, как же это чудесно и волшебно, быть с ней, и ничто не могло омрачить этот момент соединения с единственной и неповторимой для меня девушкой на свете. Счастье. Вот, что я ощущал в данную минуту.

Внезапно Белла чуть слышно шмыгнула носом, неудачно попытавшись скрыть, что плачет, и я, испугавшись, полностью отстранился от нее, лег на бок и прижал ее к себе, проводя руками по ее спине, медленно и нежно, без слов прося прощение.

- Я обидел тебя, да? Прости, что причинил боль, прости, - шептал я, в этот раз, стирая ее слезы губами.

- Нет-нет. Я в порядке. Я счастлива. И знаешь, почему? Потому что, кажется, люблю тебя, - внезапно для меня сказала Белла, ни на секунду не задумавшись, будто очень давно или даже всегда знала о своих чувствах.

Она с надеждой смотрела на меня, и я, правда, хотел ответить ей теми же словами, взаимностью, но не знал, как подойти к этому, что сказать, боялся, что только все испорчу. Мне никогда не приходилось признаваться в любви к девушке, и я не знал, как сделать такой момент запоминающимся для Беллы. Поэтому просто поцеловал ее с верой в то, что она ощутит мои чувства без всяких слов, просто благодаря тому, как я нежен.

Прошло не так много времени, а Белла уже спала, а я, смотря на наши переплетенные пальцы, все никак не мог заснуть, не переставая размышлять о том, что она сказала.

Может, ею овладели эмоции, и Белла на самом деле не чувствует того, в чем призналась, и я вообще не так расценил все то, что происходило между нами неделю назад? Вдруг утром она заберет свои слова обратно, и у меня не будет возможности признаться ей в своей любви? Вдруг я опустил свой единственный шанс из-за того, что растерялся и просто не готов был услышать два простых слова, в которых кроется то, что желает услышать каждый человек на свете? Да кого я обманываю? Белла не похожа на ту, кто может передумать по поводу своих чувств. Она сказала ровным счетом то, что имела в виду, и не изменит своего мнения лишь только потому, что наступит утро.

Но все же я так беспокоюсь. Для этого есть целый ряд причин. Я не готов сказать ей слова любви. Вдруг я никогда не буду готов? Вдруг я не принесу ей счастья, а только новую боль в дополнение к той, с которой она уже живет длительное время, по сей день? Я не уверен в себе и в том, что буду с ней так, как она этого, возможно, желает, если была искренна, и буду для нее тем, кто ей нужен.

Мысли о том, что будет утром, никак не хотели покидать меня, но в конечном итоге я не устоял и сдался на милость спасительной дреме, сжимая в объятьях любимую. Я не знал, что будет с нами завтра, как она себя поведет при свете дня, не откажется ли от своих слов, но, засыпая, я был счастлив. Мне хотелось верить, что Белла сказала именно то, что чувствовала, поймет или постарается понять, что мне нужно время, даст мне его и дождется от меня слов, которые уже произнесла сама.