Глава 2

Кое-как я заставляю себя встать. В босую ступню больно упираются камушки. От слёз холодит лицо, растрепавшиеся волосы лезут в глаза. Не обращая ни на что внимания, я ищу спрятанный в кустах запасной ключ. Оставленный там на случай, если внезапно приедет мать, а меня не окажется дома. И уж никак не на случай, если человек без лица возьмет меня в заложники и вытряхнет при этом мои собственные ключи. Что-то в жизни, как всегда, идёт не по плану. Либо у жизни план, отличный от того, что я успела придумать себе.

Искать в темноте ключи, оказывается, не так уж просто, но накатившая злость придаёт сил, и уже через пять минут я ползу, опираясь на стены родного жилища. Я не в состоянии сбросить вторую заляпанную грязью туфлю, и за мной, как за раненым животным, тянется тёмная полоса, пачкая светлые ковры и чистый пол.

Очутившись в ванной, я тут же на всю выкручиваю кран, позволяя заполнить тягостную тишину шумом, похожим на шум водопада. «Всё будет хорошо», - говорю я себе, глядя на то, как с бешеным напором вырывается вода и мелкие тёплые капли летят во все стороны. Самое страшное позади. Я это знаю и вроде бы должна в это верить, но не верю. Странный жуткий человек без лица не растаял в ночи, а продолжает стоять за моей спиной и у него по-прежнему в руках пушка. У меня не хватает мужества обернуться и развеять свои кошмары. Я не нахожу сил на то, чтобы отлипнуть от холодного пола и наконец-то залезть в ванну. Не нахожу сил ни на что. Я превратилась в горку костей и мяса.
Так я и сижу, а он незримой тенью стоит. Время идёт. Вода льётся. У меня снова начинается истерика, и в три ручья брызжут слёзы. Выплакавшись, я слегка прихожу в норму. Хотя какая это норма – зеркало по-прежнему отражает покрасневшую опухшую рожу с щёлочками глаз и торчащими в разные стороны волосами. Зато в зеркале я совершенно отчетливо вижу, что никого за моей спиной нет, и никто не приставляет дуло к моему виску. Жизнь определенно налаживается.

Как только к онемевшему от долгого пребывания в одной позе телу возвращается чувствительность и способность двигаться, я спешу избавиться от вещей. От тех самых тряпок, что навсегда впитали в себя этот чёртов вечер. Вечер и запах человека без лица. Теплая кожа. Сигареты и что-то еще едва уловимое. Без жалости я выбрасываю в мусорное ведро любимые брюки и обтягивающий топ с открытой спиной – наверное, мне стоит благодарить судьбу за то, что вместо насильника она послала мне человека с пистолетом. Но особой благодарности я почему-то не ощущаю. Скорее уж злость и раздражение. Почему именно я? Я что, такое заслужила? Что я, вообще, сделала? Неужели просроченные книги в библиотеке или неоплаченные штрафы за парковку потянут на подобное?
Больше часа я стою под водой, яростно растирая кожу мочалкой, пытаясь оттереть нечто невидимое, но впитавшееся глубоко. Если бы только было возможно поменять кожу и избавиться от ощущения чужих пальцев, сжавших запястье. Простой гель для душа тут, увы, бессилен. Закутываясь в огромный халат, я ощущаю себя такой же замаранной, как и семьдесят две минуты назад, когда становилась под тугие горячие струи. И, наверное, я сошла бы с ума, не будь успокоительного. Странное дело, я долго не решалась принимать таблетки, когда переживала развод родителей – собственно, тогда мне их и выписали – зато после первой встречи с человеком без лица глотаю две штуки. Убойные таблетки укладывают в кровать уже через десять минут и обеспечивают крепкий сон до обеда.
Проснувшись, я понимаю, что таблетки, помимо всего прочего, не позволили мне вчера дойти до мыслей о перерезанных венах. Одна в пустой квартире я без колебаний могла бы свести счеты с жизнью. Сколько, вообще, людей вот так остаются один на один со своими бедами и умирают лишь потому, что у них не оказывается под рукой снотворного или успокоительного? Но моё состояние отнюдь не возвращается в норму, и преждевременно праздновать победу над молчаливой тенью человека без лица. В общем, огульно радоваться мне нечему и рассчитывать на позитивную динамику не приходится. На что, вообще, я могу надеяться? На то, что всё более или менее благополучно закончилось? Но закончилось ли оно? Я же не знаю, что на уме у человека без лица. И ведь у него теперь есть мой адрес.

Из кровати меня выгоняет сигнал о поступившем текстовом сообщении. Щурясь от яркого дневного света, я топаю на кухню. Вяло машу рукой пытающемуся выжить среди гор немытой посуды и остатков пищи фикусу. Игнорирую лежащий рядом с треснувшим цветочным горшком телефон. Не глядя на светящийся экран, наполняю чайник и нажимаю кнопку. Ни пить, ни есть мне не хочется, но сохраняется слабая надежда на то, что привычный распорядок поможет вернуться в строй. У меня просто нет денег на психоаналитика. А ещё нет желания рассказывать психоаналитику о том, что чувствуешь, когда в висок тебе упирается два килограмма железа. А он ведь наверняка спросит и про человека без лица, и про то, как я рыдала, сидя на ступеньках, или впала в ванной в ступор. Так что, рассчитывать можно лишь на себя, да на открытый пузырек с успокоительным. Плохо дело.

Когда я привычным жестом обнимаю себя за плечи, то ощущаю между стиснутыми пальцами пустоту. Моя пустая оболочка. Замёрзшая и оттого ещё более хрупкая. Все эти срывы и страхи подводят меня к грани. К молчанию души. Не выдержав страшной звенящей внутренней тишины, снова принимаюсь рыдать, чтобы заставить звучать оборванные струны сердца. Слёзы текут по щекам, капают на пол, но мне плевать. Я ощущаю себя безразличной к слезам – к собственным слезам. Страх перед человеком без лица настолько велик, что встроенные пробки выбивает и отрубает разом все чувства. Срабатывает защитный механизм, спасая психику от перегрузок. Но мне как-то не по себе. И в первую очередь оттого что никуда этот страх не уходит и в любую секунду может вернуться. Всё идёт хрен знает как.
Спеша сохранить разум, я глотаю ещё две таблетки. Внутренности протестующе сжимаются, лишённый нормальной пищи желудок не соглашается переходить на таблеточную диету, но ничего другое в горло не лезет. От мыслей о еде откровенно и навязчиво тошнит. Вид догнивающего в холодильнике салата немедленно вызывает серию спазмов. Чертыхаясь, я срываю с дверцы записку с напоминанием провести проверку сроков годности. Как-нибудь в другой раз. Тем более на холодильнике и без того висит десятка два стикеров с разными заданиями и списками.

Таблетки начинают действовать, и я вроде как успокаиваюсь. Тело наполняет вялость. Приятная. И на свои страхи я могу посмотреть, не закрывая глаза, а лишь прикрыв веки. Приходится признать, что в свете дня дело выглядит чуть лучше, чем ночью. Собственно, какого хрена я психую? Всё кончилось. Да ещё и с минимальными потерями. Не считая брелока от ключей и самих ключей, а также запущенной в кусты туфли я ничего не лишилась. Ну разве что здорового сна. Но жизнь немыслима без потерь, нужно поднять голову и ползти дальше. Что я и делаю. Или пытаюсь делать. Потому что даже просто ползти дальше дается с трудом. Я то и дело отвлекаюсь на мысли о человеке без лица. Кажется, что нас связала странная невидимая нить, прихоть случая, но разорвать эти цепи невозможно.

Он мог меня убить. Он мог меня убить! Сто раз мог. Убить только потому, что я оказалась под рукой. Первая встречная. Одна из многих в списке его жертв.

Так я и болтаюсь в своём странном состоянии, окружённая плотным слоем ватной тупости таблеток, покрытой прочным налётом из страха. Не выбирая ничего конкретно и не делая шагов вперед. Было бы здорово так навсегда и зависнуть в нигде, притворяясь никем, но вечером приходит Розали. Заполняет своим грудным голосом, белокурыми локонами и несносным запахом Selenion крохотное пространство моей квартиры. За одну секунду подруга определяет, в каком паршивом состоянии я нахожусь, и диагностирует глубокий стресс. Я показываю Розали пузырек с таблетками – признаться, таблеток там резко убавилось, и теперь уже будущее не кажется мне столь определенным и спокойным, но об этом знать Роз не нужно. Я же всё равно не представляю, что делать, когда таблетки закончатся. Идти к врачу? Но я по-прежнему не хочу рассказывать про человека без лица. Одна мысль о нём заставляет ноги дрожать, а мысли в голове плыть подобно свечному воску под натиском огня.

- Белла, что случилось? – не преставая волноваться за меня, Розали тем не менее успевает сесть на диванчик и принять одну из своих элегантных поз, настолько неуместную в моём убогом жилище, что я забываю о его убогости, и появляется чувство, будто мы переносимся в Букингемский дворец. - На тебе лица нет.

Напуганная тоном Роз, я бросаю быстрый взгляд через плечо на зеркало. Странно, но лицо реально на месте. Невзрачное и бледное, с впавшими глазами и обветренными губами. Стараясь сгладить эффект, я улыбаюсь. Однако мой жалкий оскал только всё портит – на меня смотрит какое-то незнакомое ученым чудовище, готовое напасть. Пожалуй, стоило испытывать свои убойные улыбки раньше, вот, например, вчера вечером.

- Белла, не молчи.

Но я просто не знаю, что сказать. И нужно ли говорить про то, что случилось вчера. Насколько мне известно, девушки обсуждают новинки моды, звёзд, парней и количество калорий, съеденных на ужин. Это куда приятнее, чем обсуждение мужиков с пушками и, собственно, пушек у твоей башки. Мы, конечно, с Розали подруги и всё такое, но тема явно выходит за рамки обычной дружбы. Я не могу делиться подобным с кем бы то ни было. Приходится воспроизвести новый убойный оскал и солгать про ссору с Джейком. В конце концов, Розали его ненавидит, и возможность полить моего парня грязью приходится ей по душе, отвлекая от прочих проблем. Полчаса я слушаю о непостоянстве мужиков и о том, что никогда не нужно отчаиваться. Что, даже когда стоишь под дулом, хочу спросить я, но, конечно же, не спрашиваю. Я ведь делаю вид, что ничего вчера не было. Никаких бандитов или стали, приставленной к виску. Я, как обычно, сходила в магазин, и всё. И всё полетело под откос.

Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr