Битва Ягуаров. Глава 1. Soundtrack Keiko Matsui - Midnight Stone

Его глаза преследуют меня.
Его когти рвут мне душу.
Прошу отпусти меня.

Я посмотрела в окно. Бесконечный ливень. Уже третий день как наш город попал в этот водяной плен. По улицам мчатся грязевые потоки, горожане кутаются в дождевики. Небо продолжает хмуриться. Я вспомнила яркое солнце Лос-Анджелеса и печально вздохнула.

— Изабелла, — тихий голос за спиной заставил обернуться. У стены напротив окна стояла небольшая кушетка, на которой под тремя одеялами лежала моя подруга Таня. Но я давно перестала считать её своей подругой и называла сестрой.
— Мне холодно, — сухо произнесла она.
— Я знаю, милая. — Я присела рядом с Таней на край кушетки и положила руку на одеяло.
— Сделай что-нибудь, я просто хочу, чтобы это всё кончилось.
— Если бы я только могла… — тихо произнесла я. — Потерпи еще пять минут. Скоро подействует лекарство.

Я снова посмотрела в окно. Солнце я не видела уже третий день. Тучи, словно корабли в гавани, бросили здесь свои якоря и не двигались с места. Особенно страшно было смотреть в сторону леса. Казалось, что над вековыми деревьями разгорелась война Богов. Огненные стрелы сверкали в небе каждую минуту. Я, как и сестра, хотела, чтобы всё закончилось. Всё…

Тяжёлое дыхание Тани и её бесконечные всхлипы нарушали тишину комнаты, и только барабанная дробь дождя в нашем окне смела её перебивать. А я нет. Я не решалась сказать ей хоть что-то. Что я могу сказать? Что всё наладится, что всё будет хорошо? Может быть, но не сейчас. И не завтра. Я даже не могла представить, что поможет справиться ей с этим. Ведь единственное, что давало силы мне, что заставляло быть чуть сильней Тани, это мой сын. Только Роберт заставлял меня вставать каждое утро в эти тяжелые дни.

— Мне кажется, он зовет меня, — опять чуть слышно произнесла Таня.

Я взмолилась про себя: Господи, пусть она уснет. Пусть уснет и её боль утихнет хоть на несколько часов.

Я больше не могла выносить это. С виду я была спокойна, но моя душа, как загнанный зверь, металась по всему телу, и к горлу подкатывал горький ком, который мне хотелось выплюнуть. Но это было невозможно. Он намертво прирос к горлу и постоянно душил меня. Я не стала ничего отвечать, я просто ждала, пока она уснет. Это подарит мне немного времени. Это будет только моё время, когда я смогу наконец побыть слабой. Я боялась признаться ей и самой себе, что тоже слышу его. Но всё это неправда, это лишь память, ощущение и боль.

Всё началось слишком быстро и быстро закончилось. Мне никогда уже не забыть тот день. А как же хотелось забыть. Забыть как страшный сон тот звонок. Я была в магазине на работе, когда позвонила Таня и прокричала в трубку, что Бобби нет. Это было как разряд молнии, будто одна из тех стрел, что сейчас я наблюдала в окно, одна из этих световых вспышек, взрывающихся над лесом, попала прямо в меня. Местный врач, приехавший на «скорой помощи» спустя тридцать минут, с безразличным видом сообщил, что мы должны были это знать. Как это можно знать? Как можно подготовиться к тому, что родной тебе человек просто уйдет из жизни. Я запомнила Таню, которая, как обезумевшая тигрица, потерявшая своего детеныша, накинулась на него. Лысеющий врач упал на пол с грохотом как бревно, и очки слетели с его лица и разбились. Стоило немалых усилий, чтобы оттащить подругу от этого бесцеремонного человека, которого я и сама хотела вытолкать из нашего дома. Но разве он был в этом виноват? Вовсе нет. И Таня накинулась на него лишь потому, что боль волной хлынула через край.

У Бобби уже давно не болела голова, я даже забыла, когда это было последний раз, но точно помнила, что прекратились у него боли только здесь. Наша жизнь потихоньку наладилась. После событий, которые заставили нас бежать из Лос-Анджелеса, прошло три с небольшим года. За это время мы переезжали пять раз. И вот наконец осели в городке с необычным названием Снокоми в штате Вашингтон. Этот город подарил мне свободу. Я не могла объяснить это, но как только мы пересекли черту города и вывеска «Добро пожаловать в Снокоми» поприветствовала нас, я ощутила свободу всем телом. Простые чистые улицы с ухоженными аккуратными домиками и зелеными лужайками перед ними. Улыбающийся местный житель помахал нам на светофоре. Двухэтажное административное здание, окруженное клумбами и деревьями. Белоснежная церковь с круглым витражным окном и одной башенкой. Мы проехали детский сад. Это было небольшое красное здание в один этаж, милая вывеска с изображением паровоза и много-много зелени во дворе. Затем мы увидели огромное железное колесо, прикованное к бетонной подставке цепями. Рядом стояла табличка, но из машины я не смогла прочитать, что там написано. Чуть дальше по улице располагался огромный навес, обнесенный красивым кованым забором. За забором на железном пруте красовался невиданного размера ствол дерева. Я открыла окно, и машина наполнилась запахом свежей древесины. Воздух был настолько чистым, что немного закружилась голова. Мне хотелось вдыхать снова и снова, настолько мне понравился запах леса. Увидев продуктовый магазин, я попросила Таню остановить машину. Это был самый обычный магазин, но мне он уже тоже нравился.

— Может, возьмем что-нибудь перекусить? — спросила я Таню.
— Я за, только сходи одна, мальчишки сладко спят. — И мы одновременно обернулись на заднее сидение. Роберт был надежно пристегнут в кресле. А Бобби, подложив подушку под голову, спал, опершись на кресло сына.

Я зашла в магазин, запах свежей выпечки сразу привлек меня к кассе. За прилавком стояла седовласая, слегка полноватая женщина в очках с широкой оправой.
— У нас гости! — Она улыбнулась мне, словно я её дальняя родственница, которую она не видела много лет и очень счастлива, что встретила вновь. — Что я могу вам предложить?
— Выпечка пахнет очень вкусно, — ответила я и уже разглядывала сдобные лакомства на деревянном лотке. — Можно мне четыре булочки с маком и четыре круассана с джемом?
— Конечно.
— И чай. У вас есть чай?
— Может быть, хотите кофе? — вдруг спросила женщина. — Я завариваю отменный кофе.
— Тогда два кофе и два чая.
— Вы издалека приехали?
Я немного смутилась от такого откровенного вопроса.
— У нас приезжих встретишь нечасто, — пояснила она. — Я смотрю, ты путешествуешь с подругой?
Я обернулась и увидела, что Таня вышла из машины и облокотилась на крышу, поджидая меня.
— Это моя сестра. — У нас с Таней уже была легенда, которой мы старались придерживаться. Мы с Таней сестры, Бобби наш младший брат, а Роберт мой сын. Наши родители давно умерли, а муж меня бросил. Такая незатейливая басня.
— Вы вдвоем? — женщина аккуратно и очень медленно заворачивала булочки.
— С ними еще младший брат и мой сын.
— Может быть, тебе нужна работа? — Её добрые глаза смотрели на меня так, будто она всё про меня знала. И только я хотела спросить, с чего она это взяла, как продавец добавила: — У нас не курортный городок. И если вы, девочки, оказались здесь, значит, вам нужно тихое место, где можно спокойно жить и, соответственно, работать.
— Спасибо за предложение, — в не решении ответила я. — Я отнесу булочки в машину и вернусь за кофе.
Ребята по-прежнему сладко спали. Утро медленно перерастало в полдень. А на улице почти не было прохожих.
— Здесь так тихо и спокойно, — как только я вышла из магазина, сказала Таня.
— Мне предложили работу, — ответила я, протягивая пакет.
— Что меня поражает в тебе, Изабелла, — улыбаясь, заметила подруга, — у тебя всегда есть работа.
— Что поделать, я внушаю людям доверие.
— Что за работа?
— Я не уточнила. Но давай попробуем остановиться здесь.
— Я не возражаю, мне здесь нравится.
— Мне тоже. — И тут из магазина вышла седовласая женщина с двумя стаканами кофе.
— Спасибо, — ответила я, принимая горячий стакан, так заботливо обернутый салфеткой.
— Меня зовут миссис Тёрнер.
— Я Изабелла, а это моя сестра Таня.
— У вас уставший вид, — заметила женщина, — давно в пути?
— Два дня, — ответила Таня.
— Какую работы вы предлагаете мне, миссис Тёрнер?
— Это мой магазин, но я уже слишком стара, чтобы стоять за прилавком целый день. У меня есть одна помощница, но этого недостаточно.
— Вы предлагаете мне работу продавца в этом магазине, — уточнила я.
— Да.
— А для меня что-нибудь найдется? — Таня уже решила, что мы остаемся.
— Конечно. На лесопилке всегда нужны люди. Я поговорю с мужем. Он у меня начальник упаковочного цеха.
— Так вот почему у вас в центре городка памятник в виде огромного ствола дерева.
— Это настоящее дерево. В свое время на нашей лесопилке распиливали деревья до трех с половиной метров в диаметре. Из одного такого дерева сделали памятник. А еще у нас есть красивейший водопад. Так что? Остаетесь?
— Да, — не сомневаясь, ответила Таня. — У вас здесь можно снять квартиру?
— Я дам вам адрес миссис Флинт. Очень милая старушка.
— Только нам нужна не комната, — добавила сестра, — а отдельная квартира.
— У неё для вас есть отдельный дом.
— Таня. — Бобби уже проснулся.
Миссис Тёрнер посмотрела в машину, — а это, наверное, и есть ваш брат.
— Его зовут Бобби.
— А как зовут чудесного малыша? Как сладко он спит. — Женщина улыбалась, глядя на моего сына.
— Роберт. — Он все также безмятежно спал в своем кресле.
— Добро пожаловать в Снокоми, — миссис Тёрнер повторила слова, которые я прочитала на въезде.

Так мы оказались здесь, в Снокоми. Роберта определили в детский сад, тот самый, с паровозиком на стенде. Бобби либо оставался с пожилой соседкой миссис Флинт, либо воспитательница Анет из детского сада соглашалась за ним присмотреть. Бобби нравилось, когда его оставляли в детском саду, там он с удовольствием играл с детьми. Жизнь наша наконец протекала в спокойствии и можно сказать счастье. Городок нас полюбил, и мы полюбили его. Все эти переезды плохо сказывались на Бобби, да и на мне тоже. Страх, который я испытывала каждую секунду все два года, потихоньку начал отступать, когда я поняла, что он не ищет меня. Что сегодня же вечером мой кошмар, мой рай и мой ад — мой Ягуар, не ворвется в мою дверь. Что его горящие глаза не озарят эту комнату.

Дыхание Тани наконец стало ровным. Я отогнула край одеяла, чтобы удостовериться, что она уснула. Подруга спала. Но её зрачки танцевали за закрытыми веками буйный танец. Я очень надеялась, что ей снится хороший сон. Сон, в котором Бобби всё еще снами. Я знала, что мне нужно выспаться, чтобы завтра в семь утра открывать магазин, но не хотелось отходить от Тани.

Я бежала из магазина домой, будто за мной гналась стая голодных волков. Я бежала на красный свет светофора, я бежала сквозь толпу школьников, сбивая их с ног, я перепрыгнула через любимого дога миссис Флинт, который всех встречал лаем. Скорая только подъехала. Что произошло с Бобби, я сразу не поняла. Мне было невыносимо вспоминать, как он лежал посреди этой комнаты, и Таня трясла его еще мягкое тело, желая, чтобы он очнулся.
— Кровоизлияние в мозг, скорее всего, — заключил врач. А потом добавил ту самую фразу, из-за которой началась потасовка.

Эти три дня были самыми долгими в моей жизни. Весь город нас поддерживал, но разве какая-либо поддержка сможет заглушить боль потери?.. Тане дали недельный отпуск на лесопилке. А я от отпуска отказалась. Я не хотела еще неделю провести в слезах. Я хотела отвлечься, забыться, если это возможно, и дать Тане возможность оплакать это горе одной. Потому что я знала, что она будет у меня спрашивать каждые пять минут — почему это случилось, а я не буду знать, что ей сказать. Ведь я и сама была готова задавать тот же вопрос каждому встречному.

За окном совсем стемнело. Было видно лишь вспышки в небе. И слышно дождь. Мне стоило больших усилий, чтобы встать и направиться в свою комнату.

Здесь горел ночник. В детской кроватке спал Роберт. Я снова покачала головой, когда увидела, что он раскрылся, и аккуратно, чтобы не разбудить, укрыла его снова. Я наклонилась чуть ниже и глубоко вдохнула. Родной запах согрел душу. Я закрыла глаза. Я вспомнила, как первый раз взяла на руки свою кровинку в родовом зале. Его сладкий плач сохранился в моем сердце. Вспомнила горячие слезы, которые покатились из глаз, когда мои руки почувствовали тяжесть родного комочка. Маленький крошка, сладкая тыковка, как говорила Таня. Светлые волосики, пухлые ручки, надутые щечки. Но его глаза…Таня меня убеждала, что Роберт больше похож сам на себя, но я видела то, что видела, и не могла с этим ничего поделать. Поэтому я сделала вид, что всё забыла. Забыла нашу первую встречу, тот роковой вечер, домик в Канаде, деньги на постели, отель в Италии, ночь в моем кабинете. Именно здесь, в этом городке я поверила в то, что говорила сама себе, поверила в то, что действительно всё забыла. И глаза сына с внутренним огнем, с черным магическим блеском принадлежали только ему. Ему одному.

Лишь однажды мы с Таней сильно поссорились. Мы ругались, кричали друг на друга и потом не разговаривали несколько дней. Я даже помню, как собирала разбитую вазу, которую Таня случайно зацепила, размахивая руками. Тогда подруга сказала, что не будет ничего убирать, потому что это я любительница разбитых сердец, жизней и, возможно, ваз тоже. Роберту тогда уже было шесть месяцев. Даже точно не запомнилась причина, из-за которой началась наша первая и последняя ссора. Но всё, так или иначе, свелось к Ягуару. Она уверяла, что Ягуар монстр, бездушный и беспощадный человек, который разрушал всё, к чему прикасался. Именно поэтому он хозяин строительной фирмы, этим он якобы компенсировал свои разрушения в жизни людей. Она пыталась мне втолковать, что он опустошил меня, что выкинул как вещь с истекшим сроком годности. А я с ней спорила. Нет, он сделал меня счастливой, он сделал меня мамой. Таня передразнила меня и затопала ногами, желая, чтобы я услышала её.

— Поверь, на это способен не только он! — возмутилась подруга.

А я не хотела это слушать. Я хотела только моего Роберта. Только его. И неважно, что мне пришлось перенести, лишь бы у меня был мой сын. Как-то давно, тогда мы только познакомились, Таня призналась, кем работала, и просила её не осуждать. Теперь этим правом воспользовалась и я. Я также не хотела ничего слышать, не хотела нравоучений. Мне требовалась верная подруга, а не психолог. Ненужно меня осуждать за то, что я сделала и как вела себя с ним. Ненужно мне говорить, какой он, Ягуар. Я сама знала, кто он для меня. Кем он был для меня. Моя память сохранила каждую минуту с ним. Бережно, словно хрупкие крылья бабочки, в душе я сохраняла эти мгновения. И не позволяла никому их коснуться. Потому что это не для всех, только для меня. Кто-то хранит пробку от бутылки кока-колы с первого свидания, кто-то засохшую розу со дня всех влюбленных, а я хранила воспоминания. Я запомнила его таким, каким считала нужным, и не позволяла даже Тане — человеку, ставшему мне родной сестрой, судить об этом. Кто смел бы говорить, что я вела себя неправильно? Кто смел бы упрекнуть его в том, каким он был со мной? Только лишь я. Я одна. Но не Таня. И она приняла мою позицию. Мы никогда больше не говорили о нем. Не обсуждали, похож ли Роберт на своего отца. И несмотря на лютую ненависть к моему Ягуару, Роберта Таня обожала, и лишь это было для меня важно.

А Ягуар остался где-то там, во снах, в далеком прошлом. Еще много ночей он был со мной, но уже и это прекратилось. Я неоднократно представляла, что будет, если снова увижу его. Поначалу я не знала, что больше волновало меня. Если он найдет меня или если нет. Одна часть души бежала от него, пряталась. И казалось, это мой самый страшный кошмар: увидеть Эдварда на пороге своего дома и не дай Бог с Робертом на руках. А потом вдруг просыпалась другая я. Я, которая ужасалась при мысли, что он не ищет меня, что даже не пытался, что забыл меня. Что он никогда не возьмет на руки нашего сына. А сейчас всё пропало. Снокоми наполнил меня другим воздухом, и я уже не чувствовала привкус выхлопных газов Лос-Анджелеса, я уже не помнила цвет неба из окон кабинета Ягуара. Я будто жила здесь всю свою жизнь. Мне нравился наш дом, крыльцо, белый заборчик, зеленая лужайка. Я уже не могла представить себя без шума водопада на окраине нашего леса. Нашего. Мой город. Моя новая жизнь.

Жизнь здесь, в Снокоми, помогала мне. Это еще одна из тех черт, из-за которых мне нравился этот город. Здесь все были словно из отдельного мира. Мира, которому плевать на цифровые технологии. Я даже уверенна, что домашний компьютер есть лишь у небольшой части жителей. И вечера здесь редко проводили за просмотром ток-шоу по телевизору. В городе было принято проводить время на улице, за работой во дворе или посиделках с соседями и на городских праздниках. Мы здесь праздновали всё. Начиная от дня кривой вилки и заканчивая праздником лесной феи, который должен был быть в эту субботу. Но его перенесли на следующую неделю из-за продолжающегося несколько дней ливня, а может быть, и из-за похорон Бобби тоже. Мы с сестрой активно принимали участие в жизни города. Таня даже состояла в комитете культурно-массового досуга города. Поэтому каждый карнавал и праздник мы были задействованы. Так у меня не было времени на Ягуара. Я давно уже не следила, что происходит в его жизни. У нас был небольшой телевизор, которым больше пользовались Бобби и Роберт, чтобы смотреть мультики. Еще один телевизор был на работе, но на нем всегда был включен новостной канал. Я лишь раз видела Ягуара в новостях три года назад и надеялась, что больше не увижу. Уже больше не хотела видеть. Пусть он останется лишь воспоминанием. Лишь тенью на моем сердце, лишь шрамом на моей душе.

Но сейчас потеря Бобби снова сломала меня. Аккуратные полочки, которые я создала внутри себя, вдруг были разбиты. Новая боль, как железная кувалда, упала на эти полки, и все воспоминания, чувства, которые были расставлены на свои места, вновь смещались в одном водовороте. Одна потеря накладывалась на другую, и я уже не знала, где начинается одно и заканчивается другое.

— Мамочка… — родной голосок позвал меня. Я подняла голову. Роберт проснулся и гладил меня по волосам.
Только сейчас я поняла, что так и уснула, сидя возле кровати сына. В комнате уже было светло. Настырный дождь так и не прекратился. Я посмотрела на часы. Шесть часов утра.
— Ой, нам надо собираться скорее. — В семь мне нужно было уже открыть магазин, ведь большая часть работников лесопилки заезжали утром за свежими булочками.
— Я мигом соберусь!
— Скорее чистить зубки.

Пока Роберт, взобравшись на подставку возле раковины, занимался своей гигиеной, я заглянула к Тане. Она всё еще спала. Вчера я дала ей лошадиную дозу успокоительного, чтобы она уснула. Я была рада, что эту ночь Таня наконец спала. Она не могла уснуть три дня и стала походить на зомби. Стеклянные глаза, с зеленным оттенком кожа и нечеловеческие душераздирающие крики, периодически раздающиеся из-под одеяла.

— Мама, — позвал сын из ванной.
— Тише, тс-с, Таня спит. — Я поспешила к нему, пока он своим звонким голосом не разбудил бедную измученную сестру. — Скорее одеваться.

В три года Роберт уже был достаточно самостоятельным и одевался сам, поэтому я отправила его в спальню, а сама вскипятила чайник и сделала пару бутербродов на завтрак для себя и начала готовить кашу для сына.

— Я всё.
— Садись, скоро будет каша.
— Мам.
Я обернулась. Сын сидел за столом и серьезно смотрел на меня. Я знала этот взгляд. Сейчас он попросит меня о чем-нибудь таком, что я ему не разрешала. Меня поражало, насколько Роберт мог быть серьезным в наших с ним разговорах. У него всегда было много аргументов, если он хотел на что-то меня уговорить.
— А Бобби уже никогда-никогда не вернется?
— Нет, любимый, — проговорила я и с трудом сдержала слезы.
— Мама, а почему он бросил нас?
— Он не бросал нас. — Я подошла к сыну и села рядом. — Бог позвал его к себе. Он тоже захотел провести время с Бобби.
— А если Бог захочет и нас позвать?
Я долго не могла сообразить, как объяснить Роберту, что случилось. Были вопросы, ответы на которые давались мне с трудом. Такие вопросы как этот. И пока я думала, что ответить, последовал следующий вопрос. Более трудный.
— Бог и папу позвал, да? — Нельзя было не заметить, как загорелись глаза Роберта. В глубине черных родных глаз вспыхнул огонь.
— Папу? — переспросила я, не понимая, откуда вообще взялся этот вопрос. Никогда с тех пор, как сыну исполнилось полтора года и он научился говорить, в нашем доме не звучало слово «папа».
— С чего ты это взял? Кто тебе такое сказал? — Я не была готова к такому вопросу еще больше, чем к вопросам о Бобби.
— Я так сам подумал, — виновато ответил сын.
— Почему ты так подумал?
— Гарри из садика всегда забирает папа. Я тоже хочу, чтобы меня забирал папа.
У меня задрожали руки. Меня словно окунули головой в ледяные воды водопада Снокоми. Я видела, что творится с Робертом в эту минуту. Как он аккуратно выговаривает каждое слово. Я была уверенна, что он готовился, чтобы сказать это.
— А воспитательница Анет сказала, что мой папа сейчас очень далеко. И лучше у тебя ничего не спрашивать про папу, потому что так надо.
Я взяла ручки сына в свои руки и поцеловала их. Его ладони были такими горячими, а мои такими холодными.
Роберт продолжил:
— А когда Бог позвал Бобби, то я подумал, что папу он, наверное, тоже позвал. Или папа обязательно пришел бы за мной.
Я знала, что нужно что-то сказать. Обязательно нужно. Только слова всё не шли в голову. Я даже забыла, как дышать и тем более говорить.

— Вы уже встали? — на кухню вошла Таня. У неё был всё такой же разбитый вид. Бледная кожа, темные круги под глазами и всклокоченные волосы. Мысленно я поблагодарила Таню за внезапное появление.
— Изабелла, не отводи Роберта сегодня в сад. Пусть останется со мной. И погода такая. Еще заболеет.
— Ты уверенна?
— Я не смогу одна. Вместе нам будет веселее. Правда, малыш?
— Да, мам, я хочу остаться с Таней, — закивал Роберт.
— Хорошо, — я согласилась.
— Ты уже опаздываешь. Я сама сделаю завтрак для Роберта. Одевайся, — поторопила меня подруга.

Возможно, она слышала вопросы сына, а может быть, это совпадение. Но у меня теперь было время, чтобы обдумать, что я скажу ему. Только я не знала, сколько именно времени мне нужно, чтобы подготовиться. С другой стороны, меня теперь терзали угрызения совести за то, что ничего не ответила. Это было нечестно.

Большой зонт несильно спасал меня от дождя. Улицы городка уже ожили. Я спешила в магазин к семи утра, но хозяйка миссис Тёрнер уже сама принимала свежий хлеб, булочки и пирожки от нашего пекаря на служебном входе.
— Изабелла, ты все-таки вышла на работу?— спросила пожилая миссис Тёрнер, когда я подошла к грузовичку.
— Конечно, я же говорила вам.
— Да. Я знаю. Но все-таки подумала, что ты захочешь остаться дома.
— Доброе утро, Изабелла, — поздоровался водитель пекаря.
— Доброе утро, Ларри.
— Я очень соболезную вам с Таней.
— Спасибо. — Мне казалось, что все жители Снокоми были на церемонии прощания.
— Все миссис, Тёрнер. Я отнес товар. Могу ехать?
— Да, Ларри. — Седовласая женщина протянула водителю подписанную накладную.
— Пойдем, дочка, — миссис Тёрнер пропустила меня и закрыла железную дверь на засов.
— Отрывай магазин, Изабелла. А я пока сварю нам кофе. — И она зашла в комнату, которая была отведена под буфет.

Я открыла двери магазина и перевернула вывеску «Открыто». На самом деле мне хотелось, чтобы хозяйка сейчас ушла. Ведь я знала, что сегодня — после пятничной службы и этих бесконечно тяжелых выходных — каждый покупатель захочет спросить у меня, как самочувствие, как Таня…

Сначала я включила кассу, а затем и телевизор. Так было заведено еще до меня. Покупатели на кассе любили взглянуть на монитор и послушать новости. Если же случалось что-то важное, то чаще жители спешили не домой, чтобы послушать выпуск новостей, а сюда, ведь здесь сразу можно было обсудить всё с соседями.

Колокольчик на дверях издал свой мелодичный звон.
— Доброе утро, Изабелла.
— Доброе утро. — Этот парень работал на лесопилке.
— Мне как всегда батон и две булочки с маком.
Я аккуратно завернула товар и протянула покупателю.
— Как Таня? — заговорил её коллега, принимавший из моих рук пакет с горячим хлебом.
— Спасибо, старается справиться с этим горем.
— Держитесь, девчонки.
Колокольчик снова издал звон.
— Доброе утро. Мои любимые пирожки с курагой привезли?
— Конечно, — ответила я.
— Мне три, Изабелла.
Я кивнула.
— Бобби был славный мальчуган. Мне жаль, что он покинул нас.
Я снова кивнула.
— Доброе утро, — поздоровался следующий покупатель.
Я знала, что к восьми утренний поток остановится. Мне казалось, что все эти сочувствия и вопросы будут раздражать. Но оказалось, что всё было наоборот. Мне было приятно слышать, как жители поддерживают нас с Таней и как все любили Бобби.

— Изабелла, дорогая, я тебе отложила пару твоих любимых свежих круассанов с джемом, — заботливо проговорила миссис Тёрнер, подавая мне чашку горячего свежезаваренного кофе.
— Я сегодня об этом даже не вспомнила, если честно, — ответила я.

К восьми покупатели разбежались по своим делам, и до десяти в магазине практически царила тишина. Обычно миссис Тёрнер долго не задерживалась здесь по утрам. Но сегодня она была явно настроена на разговор.
— Я так и подумала, что ты забудешь. А ведь их разбирают всегда подчистую. Бери, еще горячие.
— Спасибо, но пока не хочу.
— Я понимаю. Кусок в горло не лезет. Верно?
— Так и есть. — Я сделала глоток бодрящего напитка. Кофе хозяйка заваривала отменный.
— Детка, расскажи мне, как всё случилось, — прямо спросила седовласая женщина.
Мне снова стало душно, как и в тот день. В четверг было очень жарко. Её вопрос, как машина времени, отбросил мою память на четыре дня назад. В тот день, когда в моем сердце было на один кинжал меньше, в тот день, когда еще не начался этот ужасный дождь.
— Я была здесь, в магазине, — начала я, сделав еще один глоток горячего кофе. — В шесть часов вечера позвонила Таня. — Я вздрогнула от воспоминаний. — Она кричала в трубку, что Бобби…что он… — Я не могла сказать это. Просто не могла.
— Так из-за чего?
— Как сказал врач, дети с такой болезнью редко доживают до его возраста. — Я смахнула слезы с ресниц. — Мы и так счастливицы, что он был с нами столько лет.
— Поплачь, Изабелла, поплачь.
— Если честно, то я уже не могу. — Я смахнула еще одну слезинку.
— Я понимаю, — сочувственно произнесла женщина.
— В заключении сказано кровоизлияние. Лопнул сосуд в голове. — Я сделала вдох. — Таня говорит, что он пошел за сюрпризом для Роберта, который сделал сам. Они с сыном в этот момент были на кухне. Собирались готовить для нас ужин. Прошло пять минут, а Бобби не возвращался. Таня звала его — ответа не было. Она нашла его на полу. — Слезы снова потекли по щекам. — Извините, миссис Тёрнер.
— Ничего, Изабелла. — Она вдруг встала и обняла меня.

Миссис Тёрнер довольно крупная женщина всегда с аккуратным пучком из седых волос. В уголках её добрых глаз много мелких мимических морщин из-за того, что она часто улыбалась. От неё всегда пахло уютом, свежими булочками и молотым кофе. Её горячие объятия так согревали меня — тепло, будто она очаг, охватило и меня. Я вспомнила маму, бабушку, которых не видела уже много лет. Это были именно такие объятия. Материнские. Объятия, вкус которых я давно забыла. Мне было так приятно склонить голову на её плечо. Миссис Тёрнер прижимала меня к себе, гладила по спине и что-то приговаривала. И неважно, что она шептала, я знала, что она успокаивала меня, утешала, и мне становилось легче.

— Мы все вас очень любим, — добавила к словам утешения женщина.
— Я знаю.
— Сколько людей пришло в субботу на службу. Сколько цветов. Все хотели быть с вами в эту трудную минуту.
— Мы с Таней это ценим, спасибо вам. — Я тоже обняла миссис Тёрнер. Крепко обняла.
— Ты нужна Тане сейчас. Мое предложение об отпуске всё еще в силе.
— Если можно, пусть ваше предложение пока останется без ответа. Я поработаю пару дней. Может быть, и воспользуюсь им.
— Тебе тяжело дома?
— Если честно, то я не знаю, как высидела эти два дня, — созналась я, когда женщина разомкнула объятия и снова села на соседний табурет.
— Я понимаю.
Не знаю, правда она поняла меня или просто так сказала, но я действительно хотела сегодня прийти в магазин. Принять у Ларри хлеб. Встретить утренних покупателей. Так мне казалось, что всё как прежде. Будто ничего и не случилось.
— Ты хочешь забыть свое горе, а я сейчас только тереблю твои раны.
— Конечно, я бы хотела забыть, но если бы вы не завели этот разговор, то это не значит, что я бы сейчас не плакала, вспоминая Бобби.
— Бедные мои девочки, — качала головой миссис Тёрнер. — Потеряли родителей, потеряли брата. Я очень надеюсь, что ваши беды кончились.
— Я тоже на это надеюсь.
— Смотри-ка. — Вдруг миссис Тёрнер отвлеклась от меня и посмотрела в телевизор, закрепленный над кассой.
Я подняла голову и увидела фотографию молодой девушки.
— Сделай громче, — попросила хозяйка.

«Вчера ночью в Лос-Анджелесе было совершенно зверское преступление. Сегодня в семь утра в городском парке была найдена девушка. Это двадцатилетняя Сьюзи Мортон, работающая в кафе, находящемся в этом же парке, официанткой. Преступление было совершено около двух часов ночи в ночь с субботы на воскресенье. Девушке было нанесено пять ножевых ранений, одно из них было смертельным. В руке убитой была записка, на которой написано: Я иду за тобой. Это дает следствию версию о том, что мы имеем дело с маньяком. Если вы обладаете какой-либо информацией по этому делу, то просим вас позвонить по бесплатному телефону, указанному на экране. Мы будем держать вас в курсе событий».

А потом снова показали фотографию девушки.
— Ты ничего не заметила? — спросила пожилая женщина.
— Нет, — честно ответила я, не понимая, чем её привлек этот выпуск новостей. В Лос-Анджелесе, да и не только там, постоянно что-нибудь случалось.
— Да она же похожа на тебя!
Я снова посмотрела на телевизор, но там уже рассказывали другие новости.
— Может быть, только цветом волос. — Я совершенно ничего не заметила.

Миссис Тёрнер еще полчаса сидела со мной за кассой и добилась того, что я все-таки съела один круассан, потом заварила мне еще одну чашку своего фирменного кофе и ушла.

Дождь, дождь. В витрину магазина ничего нельзя было разглядеть, водяные дорожки без устали бежали по стеклу. Я собиралась с силами, чтобы наконец, подумать о том, что произошло утром. О том, что спросил у меня Роберт.
— Мам, а папу тоже Бог позвал?

Это было странно слышать. Как же нежно и осторожно Роберт произнес слово «папа». А как я, собственно говоря, вообще собиралась рассказать Роберту его историю. Историю его рождения. Оказывается, что я совсем не собиралась этого делать. Он просто мой маленький сынок. Сынок, который подрос и вдруг спросил меня о своем папе. И что я ему сказала? Я просто убежала, будто это не ему три года, а мне. А что я могла ему сказать? Только соврать. Твой папа бросил нас. Но ведь это неправда. И как же объяснить ребенку, что случилось. Мне не хотелось делать из Ягуара монстра в глазах сына, ведь, возможно, он бы им и не был для Роберта. Я — это я, а Роберт — это Роберт. Мне было даже противно думать о том, чтобы воспользоваться тем, что Эдвард не знал о сыне, сделать из него предателя, бросившего своего ребенка. Но тогда появлялась вероятность сделать монстром себя, сказав, что твой папа ничего о тебе не знает, потому что я так надо. И какой же выход? Выхода нет. Но одно мне было ясно, что возвращаться домой без ответов на вопросы нельзя. Всё время, жалея себя, стараясь убежать то ли от Ягуара, то ли от собственных страхов, я совсем позабыла о сыне. Позабыла о том, что этот человечек имел право знать, кто его отец. Как же мне не хотелось говорить то, что предположил сегодня Роберт. Но я боялась, что другого выхода у меня нет. Это было лучше, чем отправить Ягуара в какое-нибудь героическое бесконечное плаванье или сделать его секретным ученным станции Байконур. Ведь в таком случае, Роберт будет ждать его и, возможно, искать всю свою жизнь.

Я снова видела вокзал. Поезд. Я опять возвращалась к воспоминаниям, которые обещала себе забыть. Я, наверное, все-таки эгоистка. Следовало ли мне вернуться и понести наказание за все свои поступки. К чему бы это привело. Что мой ребенок родился бы в тюрьме? Пожалуй, это хуже. Но, может быть, это хуже только для меня, а не для Роберта. Есть ли вероятность, что Эдварду нужен мой сын? Наш? Заслужила ли я всё это? Заслужил ли Роберт не знать своего отца? Заслужили ли мои родители то, что их дочь пропала без следа, и они нечего о ней не знают, как и я о них? Есть ли ответ на этот вопрос. Каждый герой этой истории понес свою потерю.

— Добрый день, Изабелла. — Новый покупатель заставил меня опомниться. Это была воспитательница из группы Роберта.
— Добрый день.
Пока покупательница с корзиной направилась к рядам с продуктами, я посмотрела в зеркало и вытерла слезы, которые не оставляли меня уже вот как четыре дня. Но сейчас я уже не разбирала из-за чего плачу.
— Я оплачу картой, — сказала Анет.
Я молча пробила товар.
— Сегодня Роберт остался с Таней? — спросила молодая девушка.
— Мы подумали, так будет лучше.
— Правильно. Сегодня отсутствовало полгруппы. Такая погода. — Анет посмотрела в телевизор и вдруг добавила:— Смотри, как девушка похожа на тебя.
Снова тот же выпуск, что и утром.

«Расследование по делу убийства двадцатилетней Сьюзи Мортон продолжается. В субботу вечером девушка ушла из кафе, в котором работала официанткой, в одиннадцать часов вечера. Спустя три часа она была убита. Что делала Сьюзи Мортон три часа до её убийства, следствие продолжает выяснять. Свидетелей по этому делу пока не нашлось. Преступление было совершено примерно в два часа ночи с субботы на воскресенье. Девушке было нанесено пять ножевых ранений, одно из них было смертельным. В руке убитой обнаружена записка, на которой было написано: Я иду за тобой. В данный момент записка направлена на экспертизу для выяснения, принадлежит ли подчерк самой убитой. Если вы обладаете какой-либо информацией по этому делу, то просим вас позвонить по бесплатному телефону, указанному на экране. Мы будем держать вас в курсе событий».

В этот раз я более внимательно рассматривала фотографию убитой девушки. Какое-то сходство определенно было. Каштановые волосы до плеч, цвет глаз, форма носа, овал лица.
— Я бы сказала, что она похожа не только на меня.
— На меня тоже? — вдруг спросила Анет.
— Если только издалека.
— Когда я смотрю такие новости, то всегда рада, что родилась и живу здесь. Убийств у нас никогда не было. И надеюсь, никогда не будет.
— Я тоже.
— Передай Тане мои соболезнования. Ты же знаешь, как я любила Бобби. Мы все его любили.
— Спасибо, я передам.

Анет взяла покупки и ушла. До закрытия магазина оставалось несколько часов. Вернее, у меня оставалось несколько часов на то, чтобы решить, что я скажу сыну. Имею я право на то, чтобы подтвердить его версию? Нет, не имею. Но и сказать сейчас всю правду я не могла. Пусть эта ложь даст мне еще время. Пока он не вырастет. Я не хотела лишать его правды навсегда. Но сейчас Роберт слишком мал, чтобы знать о Ягуаре хоть что-то. А когда ему исполнится восемнадцать, тогда всё и скажу. А что же сказать себе? Как заставить сердце снова перестать болеть. Как заставить кровь успокоиться и не бурлить каждый раз, как только в голове проносится имя «Эдвард». Я опять вспомнила тепло его рук и холод его глаз. Я вспомнила каждую черту его лица и ненавидела себя за это. Как же мне нравилось, когда он злился, что я была нужна ему в договоре с Моретти. Та часть жизни, когда всё это случилось, стала для меня как кино. Фильм, который я посмотрела и никак не могла забыть, потому что он очень сильно зацепил меня. Существовал ли Ягуар на самом деле? И только Роберт своими глазами подтверждал мне это. Что та моя жизнь не приснилась мне. Мы с Таней так складно рассказывали свою историю, что я и сама верила в неё. Как только мне задавали вопрос о прошлом, я, не задумываясь, говорила то, что мы придумали. Но потеря Бобби снова запустила этот механизм. Я чувствовала всё заново, опять и опять. Все четыре дня. Мне было больно. Может быть, я просто в какой-то момент запретила себе плакать из-за того, что было, а Бобби снял эту грань, и теперь я уже не знала, как мне остановиться снова.

Еще один день без Бобби. Еще одна темная дождливая ночь. Я шла домой. Я шла туда, где меня всегда ждали. Только теперь дома были не все. Я зашла в квартиру. В гостиной было темно. Только из кухни виднелся проблеск света. Я скинула промокшее пальто и развесила на спинке кресла. Поставила сохнуть зонт у стены и рядом резиновые сапоги ярко-зеленого цвета. Я снова тяжело вздохнула, вспомнив, что это Бобби мне выбрал сапоги такого цвета, который абсолютно ни к чему не подходил. Но Бобби настаивал, что в дождь необходимо надевать всё яркое и цветное, чтобы не было так грустно.

В квартире было слишком тихо. Я прошла на кухню. Таня и Роберт сидели за обеденным столом, склонившись над ним.
— Что вы делаете? — Они одновременно подняли голову. Я застала их врасплох.
— Мама, мы рисуем для Бобби послание.
— И что вы рисуете? — Я подошла поближе, чтобы посмотреть.
Роберт нарисовал наш домик здесь в Снокоми. Маленький задний двор. Я, Таня, Роберт и Бобби, как часто бывало, проводили летний вечер за обычными делами. Меня Роберт нарисовал с лейкой, а Таню с цветами в руках. Он и Бобби с водяными пистолетами.
— Мы хотим сказать, что помним его, — продолжил Роберт. — Мы завтра отнесем этот рисунок Бобби. Таня сказала, что если не забывать Бобби, то он всегда будет у меня вот здесь.
Сын приложил руку к груди.
— Я хочу, чтобы он был со мной.
— Конечно, он всегда будет с тобой. — Я погладила сына по волосам и поцеловала в макушку.
— Ты будешь ужинать? — спросила Таня.
— Ты что, приготовила ужин?
— Да, мы сегодня сделали много дел. Убрали во всем доме, приготовили ужин.
— Я думала, ты захочешь отдохнуть.
— От этого нельзя отдохнуть, — ответила Таня. Она подперла голову рукой и продолжила смотреть, как рисует Роберт. Я села рядом с ними.

Сын дорисовал свои рисунок, и мы оставили его высыхать на столе. Таня уже приняла душ и, поцеловав Роберта, ушла к себе. Мы с ней договорились, что как только я уложу сына, то зайду к ней. Пока Роберт чистил зубы, я переоделась и постелила ему постель.
— Мама, как прошел твой день?— Он всегда спрашивал меня об этом.
— Дождь распугал всех покупателей.
— Таня сказала, что это небо плачет за Бобби.
Я укрыла сына, как только он лег.
— Мам, я хотел тебе кое-что сказать.
— Говори. — Теперь я была готова слушать его вопросы.
— Я сегодня спросил у тебя про папу. — Его глазки снова загорелись. В глубине черных глаз я видела огонек.
— Я обещал Анет, что не спрошу у тебя. Она сказала, что тебе будет плохо, если я спрошу. Но я спросил. Если ты хочешь, мамочка, я никогда больше не буду о нем спрашивать. Если папа сделал тебе плохо, я не хочу ничего о нем знать.
И снова я оказалась не готова к тому, какой Роберт у меня рассудительный.
— Ты мой защитник. — Я поцеловала сына в щечки. — Твой папа… — медленно начала я. Мне нужно было сделать вдох, прежде чем договорить. Я еще раз спросила себя, уверена ли я в том, что скажу. Снова мысленно я поставила на весы все возможные версии, чтобы убедиться в правильности выбора легенды. Глаза Роберта, не отрываясь, следили за мной. Он ждал. — Сынок, твой папа… — снова начала я, но звонок в дверь заставил меня остановиться. Это, наверное, миссис Флинт снова пришла к Тане за новой книгой. Наш дом был на двух хозяев, и двери выходили на одно крыльцо. В такую погоду это могла быть только соседка.
— Я сейчас вернусь.

Я вышла в коридор и подошла к двери. Не раздумывая, я открыла дверь, и сердце мое остановилось. Мне казалось, что я открыла дверь не в Снокоми, а в Лос-Анджелес. Человека, который стоял на нашем пороге, я еще днем считала героем вымышленного фильма. Мое прошлое ворвалось в мою жизнь также бесцеремонно, как и прошлый раз. И теперь, как и тогда, я не могла убежать. Бежать было некуда. Он стоял передо мной точно такой, каким я его увидела первый раз. Строгий костюм, серьезное выражение лица. Словно и не было этих трех лет, словно только вчера я попрощалась с ним. С ними.
— Здравствуй, Изабелла.
Как такое могло быть, что он стоял сейчас на пороге моей новой жизни и говорил «здравствуй». Упрямые капли дождя заливали крыльцо. Заливали его идеальные туфли. Дождь попадал на мою хлопковую ночную рубашку выше колена, на открытые руки, на босые ноги. А я не чувствовала холода. Он был сейчас здесь, в Снокоми, прямо передо мной. И все эти годы вдруг взорвались в один миг, когда я открыла дверь. И я, молодая девушка с открытым чистым сердцем, снова помахала сама себе из-за его спины. Перед собой я видела не только воспоминание, я видела всё, всю жизнь, из которой он пришел. Молния вспышкой осветила его лицо.
— Я могу войти?

---

Уважаемые читатели, буду рада вашему мнению на форуме Битва Ягуаров

Ваша Beshenayabelka