POVAlice

«Нет, не уходи, пожалуйста, я прошу тебя! Неужели ты все забыл? А как же наш мост, помнишь, только посередине, всегда между двух миров?… А когда шел дождь и казалось, что все кончено, и я уже развернулась, чтобы уйти от тебя, навсегда – тогда твое тихое: «я люблю тебя» вернуло меня, вернуло к тебе, к нам! Неужели ты не помнишь вкус моих поцелуев, нежность рук? Кто я для тебя теперь? Просто сумасшедшая, которая не дает вернуться к твоей безукоризненной блестящей жизни, своими безумными словами разрушает твой идеальный мир? Умоляю тебя, услышь меня, поверь! Ведь я уже не смогу без тебя, просто не умею…пожалуйста.»

Крик режиссера: «Снято!». Ко мне подбегают люди, повсюду слышатся аплодисменты, все поздравляют друг друга с удачным завершением очередного фильма. А я все еще на коленях, по волосам стекает ледяная вода, которая успешно моделировала дождь, на щеках тоже капельки, только почему-то соленые. Набрасывают плед, поднимают и куда-то ведут. Подбегает режиссер, трясет своей потной ладонью мою руку, что-то кричит, жестикулирует, но я его не понимаю. Сил хватает лишь на то, чтобы держаться на ногах. Как и всегда, после игры ощущаю полное опустошение, хочется забиться в темный угол и не слышать, не говорить, не чувствовать.

Но, конечно, такой привилегии мне никто давать не собирается. Каждый хочет высказать мнение о последней сыгранной сцене, даже не обращая внимания, что мне это сейчас безразлично. Спрашивают, восторгаются, вновь поражаются, насколько талантливо и естественно я вжилась в роль Амелии. И отказываются понимать, видеть, чего мне это стоило. Уверена, стоит с меня смыть килограммы грима, и я не узнаю незнакомку, стоящую перед зеркалом. Похожая на скелет, с темными кругами под глазами, избавиться от которых не получится даже после месяца беспрерывного сна. Слишком много сил потрачено, организм давно перестал справляться с такими нагрузками. Но я не могу остановиться, мне не дают. Да и кто просто так отпустит популярную актрису Элис Брендон, которая, по слухам, может сыграть любую роль? Нет, мое проклятие все еще действует, и только гробовая доска перекроет ту череду предложений о съемках, которые милостиво подписывает мой агент. Толком не спрашивая моего мнения, только оговаривая дату начала съемок и гонорар, и все протесты сметаются ее бешеным темпераментом и энтузиазмом. Иногда я кощунственно мечтаю, чтобы Оливия испарилась из моей жизни каким-нибудь чудесным образом, да хоть под машину попала! Господи, о чем я думаю?! Это все усталость, нужно домой, срочно.

Наконец удается пробраться к гримерке. С облегчением повернув ключ, сползаю по кромке двери. Осталось немного, Брендон, соберись! Сейчас вся съемочная группа постепенно покинет павильон, журналистам на входе надоест дежурить или они просто решат, что в очередной раз упустили свою «главную сенсацию», и можно будет отправляться домой.
Стоя под хлесткими струями душа, с остервенением смывая с себя придуманный образ, возношу благодарность Оливии, которая умеет договариваться о душевой кабине в моей гримерке, где бы и с кем я не работала.
Завернувшись в теплый плед, подаренный мамой, с наслаждением забираюсь с ногами в кресло и прикрываю глаза, всего на минуточку.

Как и всегда, стоит мне открыть глаза в следующий раз и глянуть на часы, приходит понимание, что моя «минуточка» растянулась на полтора часа. Слава всем тем, кто управляет нашими жалкими жизнями: меня никто не беспокоит после окончания съемок. Все уже давно привыкли к закидонам своей «дивы», и один из них – то, что я могу запираться в гримерке на несколько часов и ломиться ко мне бесполезно, как и ждать. Кубарем вывалившись из кресла, я пыталась размять затекшие конечности, которые сейчас категорически отказывались слушаться хозяйку.
Наконец после двадцать пятой попытки мне удалось безболезненно сделать несколько уверенных шагов. Поздравив себя с этой маленькой, но значительной победой, я занялась поиском своей одежды. Как и всегда, когда меня в сумасшедшем темпе одевали и гримировали, повседневную одежду закинули черт знает куда. После тщательного обследования территории заветные джинсы и рубашка нашлись в дальнем углу под тумбочкой с косметикой.

Приведя себя в относительный порядок, я решилась мельком взглянуть в зеркало. Лучше бы я этого не делала. Выгляжу как героиня дешевого шпионского романа. Темные очки в пол-лица, кепка, натянутая почти до глаз, и кусочек болезненно белой кожи, который проглядывал из-под всего этого «великолепия». Что ж, я сама выбрала такой путь, когда решила стать актрисой. Силком меня никто не тянул, хотя…нет, я сама приняла решение, так что нечего жаловаться на последствия.

Тенью выскользнув из павильона, где я практически безвылазно провела последние три месяца, с наслаждением вдохнула вечерний воздух, в котором было свое очарование, несмотря на примеси ароматов бензина и фастфуда. Но медлить было нельзя, кто их знает этих папарацци, вдруг кто-то решит вернуться, надо срочно уходить из этого квартала.
Уже через полчаса, запыхавшаяся, я входила в здание гипермаркета. Хотя мое желание как можно быстрее оказаться дома и было почти всепоглощающим, голос рассудка вовремя вмешался, напомнив, что есть мне нечего. А голодной смертью умирать пока не хотелось, поэтому пришлось заставить себя пойти за покупками.

Фрукты, овощи, аппетитно выглядящая курочка-гриль - все это без промедления заняло место в продуктовой корзине. Хотелось еще много всего, но, здраво рассудив, что просто не дотащу все это одна, я решила остановиться на нескольких бутылках молока и паре упаковок с йогуртом, и на этом закончить покупки. Уже подходя к кассе, я заметила прилавок с глянцевыми журналами, и, конечно, на нескольких из них красовались мои фотографии. Заголовки оптимизма не прибавляли: «Неуловимая Элис Брендон в спешке покидает аэропорт», «Популярная актриса ведет уединенный образ жизни… взять интервью не удалось», «Правдивы ли слухи об антропофобии актрисы?».

Усмехнувшись, я отбросила чтиво, которое ошибочно называли литературой. Может, стоит поддаться на уговоры Оливии и дать несколько интервью? А то фантазия этих писак с каждым разом становится все изощренней и бессмысленней.
Расплачиваясь за покупки, я старалась не обращать внимания на раздражающую своим дружелюбием и фальшивыми улыбками продавщицу. Боже, даже голос у нее был приторно сладким. И почему именно сегодня я забыла плеер? Я бы согласилась сейчас даже на Rammstein, лишь бы не слышать ее сюсюканья и бесконечных предложений поучаствовать то в одной, то в другой акции проводимых их «замечательным» универмагом. Отделавшись от надоедливой кассирши, я резко схватила свои покупки и метнулась к выходу. Теперь я отчетливо вспомнила, почему так ненавижу ходить по магазинам.

Закрывая за собой дверь в квартиру, я позволила облегченному выдоху вырваться наружу. Все кончено, я наконец дома, в безопасности. Ни на что в мире я бы не променяла свою замечательную квартиру, больше походящую на студию. Я влюбилась в нее с первого взгляда. Голые стены, огромное пространство, залитое светом из высоких окон. Разделенные перегородками отсеки-комнаты. Это была моя крепость, мой личный уголок рая.

Скинув покупки на кухне, я поспешила в комнату, в которую меня тянуло как магнитом. Моя мастерская. Терпкий запах краски, разбросанные в художественном беспорядке листы с рисунками. И большое полотно в центре комнаты, на котором виднелись очертания моего нового творения. Осторожно петляя между разбросанными вещами, я подобралась к будущей картине. Схватив палитру с разведенными красками, несколькими резкими мазками я вновь вдохнула жизнь в эту работу. Забыв обо всем, я погрузилась в яркий, такой живой и чувственный мир искусства. Штрихи складывались в линии, цвета, смешиваясь друг с другом, рождали неведомые доныне образы. Это был мой мир, в котором я могла спрятаться от жестокой, выматывающей реальности.

Отойдя к кушетке, расположенной в дальнем углу комнаты, я придирчиво рассматривала композицию на картине. Присела, чтобы лучше оценить ракурс, и затянутая водоворотом красок не заметила, как изображение на картине заменилось мысленным образом, потом рамки стали расплываться, темнота захватывала все новые территории, пока не осталось всего одно светлое пятнышко, которое еще некоторое время отчаянно боролась, но потом и оно уступило место мраку.



POVJasper

Крики, оглушающая музыка, раздетые девицы, успешно отвлекающие внимание. Клуб – это явно не то место, где следует говорить о делах. Но, тем не менее, клиент пожелал завершить наше сотрудничество именно здесь. Очередной звездный мальчик со своим импресарио эмоционально благодарят мое охранное агентство. Как обычно, все прошло без сучка и задоринки, и мы подтвердили свою славу лучшей охранной организации для высокопоставленных лиц. Один коктейль следует за другим, глаза моих собеседников блестят все ярче, и они уже даже не замечают, что я отделываюсь односложными репликами.
Как же болит голова. Неделя выдалась сумасшедшей, стоило мне уехать из города всего на пару дней, и все полетело к чертям. Честное слово, у меня не штат сотрудников, а детский сад под опекой. И то у них не получается, и это они не знают, как сделать. Уволить бы всех к чертовой матери, но один я, как ни печально это признавать, не справлюсь.

Какая-то совсем обнаглевшая танцовщица пытается залезть ко мне на колени. Бесцеремонно столкнув лишний груз на пол, я залпом выпил отвратительный виски, даже приблизительно не походивший на благородный напиток, который я столь любил. Над ухом надоедливо визжала та девчонка, что-то выговаривая мне насчет хамского поведения. Уж кто бы говорил! И с каких пор откровенно вешаться мужикам на шею и беспардонно пытаться залезть в штаны стало нормой приличия? В любом случае, сейчас я был не настроен на подобного рода времяпрепровождение, поэтому, окинув разукрашенную куклу напротив ледяным взглядом, отвернулся и прикрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от окружающего мира.

Пульсирующая боль в висках усиливалась с каждой секундой, шум в клубе слился в общую какофонию из звуков, перед глазами начали мелькать кадры, которые я хотел бы забыть больше всего на свете. Резко открыв глаза и с трудом втянув в легкие так необходимый сейчас воздух, я попытался успокоиться. Вот только приступа мне не хватало для полного счастья, тем более, сейчас не время и не место. Но у моего покореженного сознания явно другие планы, в ушах раздавался рокот вертолета и крики о помощи, перед глазами мелькали пустынные равнины с кровавыми разводами на песке.

С трудом сконцентрировавшись, я поспешно попрощался с собеседниками, выразил надежду на дальнейшее сотрудничество и практически бегом вылетел из прокуренного помещения.
Надо было как можно скорее добраться до квартиры, к сожалению, как показывал опыт, произошедшее в клубе только начало, дальше видения будут все более реальными и, в конце концов, я не смогу себя контролировать. Нельзя, чтобы это произошло на людях. Я слишком много времени потратил на выстраивание себе репутации, чтобы вот так запросто это разрушить из-за причуд воображения.

Запрыгнув в пригнанную мальчиком-парковщиком машину, я изо всех сил вдавил в пол педаль газа. Сейчас счет идет на минуты, по словам того идиота-психолога, которого приходится навещать как матушку раз в неделю, видения идут по нарастающей и достигают своего пика за какие-то полчаса. Включив заботливо подаренный тем же психологом диск с сонатами Моцарта, я попытался сконцентрироваться на легкой, успокаивающей музыке. На какое-то время это даже помогло, вслушиваясь в хрустальные переливы мелодии, мне удалось выровнять дыхание, а рокот вертолета в ушах оказался приглушен нежными звуками, которые смог извлечь пианист из своего верного рояля.

Пытаясь не сбить настроение покоя и безмятежности, я краем взгляда отсчитывал повороты, ведущие к моей шикарной квартире на Манхэттане. Вот уже и знакомый небоскреб, теперь все по схеме: въехать в подземную парковку, радушно улыбнуться дежурному охраннику, припарковать свою малышку на зарезервированном месте, выключить музыку и, подавив панику, заставить себя выйти из машины. Все в порядке, в тебя никто не целится, война уже позади, не нужно пригибаться и ползком пробираться к ближайшему укрытию.
Вот и лифт, нажать кнопку последнего этажа и мысленно отсчитывать секунды, отделяющие меня от безопасного места, где я могу быть собой, ничего не скрывая и не маскируя. Двери открываются, и я с облегчением вхожу в холл, доставая заветные ключи. Два шага, щелчок замка, и все, теперь можно расслабиться, позволить безумию вести ведущую роль в вечном спектакле под названием «жизнь». Прикрыв глаза и натыкаясь на стоящие на моем пути предметы, пытаюсь добрести до дивана. А крики в ушах становятся все громче, я уже могу различить знакомые слова: «Помоги, не бросай, мы успеем». Падаю на диван, который почему-то трясется, или это меня колотит как в лихорадке? Не важно, ничего не важно.

Мэтью вцепляется в меня мертвой хваткой, пытаюсь сбросить его окровавленные руки. Он мешает мне, гремят взрывы, вдалеке слышится голос командира: «Отступаем!». В нескольких дюймах от меня земля взрывается от попавших в нее пуль. Дать в сторону противника несколько очередей, и все вслепую. Прицелиться мешает Мэтью, мертвой хваткой вцепившись в меня, в очередной раз пытаюсь его сбросить, бесполезно. Ни просьбы, ни угрозы не помогают, он меня не слышит. Мы умрем оба, сейчас это так очевидно. Над нами пролетает вертолет, вижу, как он снижается, к нему бегут наши парни. Не успеваю, еще несколько минут и я останусь в этой проклятой пустыне навечно, вот отрада для местных пернатых, еще один источник пищи появится.
Нет, нельзя сдаваться, я должен выжить, обязан. Мэтью, прости. Руки действуют на автомате, прикладом винтовки наношу сокрушительный удар, его руки безвольно опускаются. Не думать, не думать ни о чем, только бежать, со всех ног бежать к спасительному вертолету. Чьи-то руки подтягивают меня вверх, и вот я уже смотрю на размытое лицо командира. Получилось, я жив, жив! Мир меркнет.

С трудом у меня получается открыть глаза, руки отчего-то невыносимо болят. Мутным взглядом обвожу свою некогда роскошную квартиру. Стеклянный столик разбит вдребезги, ковры смяты и отброшены в угол, кресла перевернуты. Что ж, в этот раз всё обошлось малой кровью. Вот интересно, сколько на мне сколотили мебельные магазины? Капитально менять декор раз в неделю, наверное, забавно, если это только не острая необходимость, а не просто прихоть сумасшедшего богача.

Перевожу взгляд на часы, уже девять. Пора звонить Марии, в очередной раз унижаться, умолять, обещать золотые горы, лишь бы она разрешила поговорить с ним, хотя бы поговорить, о встрече я давно перестал мечтать.
- Мария, здравствуй, это Джаспер…
- Думаешь, твой мерзкий голос мне удастся так быстро забыть? Так что мог бы и не представляться. Чего ты хочешь? Хотя можешь не говорить, мой ответ все равно «нет».
- Мария, пожалуйста, дай мне поговорить с Дэвидом! Просто поговорить, я имею на это право.
- Право? Надо же, теперь ты заговорил о правах. А какие были у меня права, Джаспер? Ты думал о моих правах, когда в очередной раз слетал с катушек и громил все, что попадалось под руку, включая меня?
- Мария, давай не будем обсуждать одно и тоже. Все слова давно сказаны. Пожалуйста, дай ему трубку, я же не прошу отдать мне его на выходные, просто дай мне поговорить с сыном.
- Суд решил все в мою пользу, помнишь? Ты не имеешь права приближаться к нам. И только я решаю, можешь ли ты поддерживать с ним связь или нет. А я все давно решила, еще до суда. Ты не будешь присутствовать в жизни Дэвида никоим образом, даже как безликий голос в трубке, это ясно?
- Мария, послушай…

И только длинные гудки были мне ответом. В полном бессилии я опустился на пол и в очередной раз проклял себя за то, что не умею плакать. Возможно, хоть это уняло бы разрывающую меня на части боль. С трепетом я вынул из кошелька маленькую фотографию, где маленький черноволосый мальчик с задорной улыбкой хитро смотрел на меня. Нежно разгладив невидимые складки, я несколько минут пристально вглядывался в изображение. Интересно, насколько он вырос, пропала ли его детская припухлость, возможно, немного посветлели волосы? Все эти вопросы могло разрешить всего лишь одно слово «да» от женщины, которую я когда-то любил и которая ненавидит меня всеми фибрами души.
Все бессмысленно, надо прекращать об этом думать. Она никогда не даст мне шанса. Жизнь жестоко покарала меня за все грехи, совершенные в далеком прошлом.

*Антропофобия - паническое расстройство, боязнь людей, стремление избегать людского общества, форма социальной фобии, вид социального невроза, одно из навязчивых состояний.