Глава 23. Скорпиус. 27 января

Роуз спятила.
Ну, на самом деле она всегда была сумасшедшей, но теперь она полностью сорвалась. Честно, я даже не понимаю, из-за чего это случилось. Из того, что мне удалось уловить, она чувствует себя бесполезной, словно ее жизнь ничего не стоит, потому что она не сражается на войне или не рискует своей жизнью, чтобы спасти мир.
Конечно, у нее перед глазами слишком хороший пример.
Но проблема в том, что никто не ждет, что она последует этому примеру. Никто не думает, что она должна сражаться на войне и спасать мир. В настоящий момент едва ли что-то нуждается в спасении. Я имею в виду, да, происходят эти убийства магглов, но они не такие многочисленные. Было всего несколько нападений, и хотя понятно, что это само по себе ужасно, это не та вещь, из-за которой надо полностью сходить с ума. Люди хотят, чтобы она просто была Роуз, и все. Но она определенно не так это видит. Оказывается, она верит, что должна быть новым воплощением своих родителей, пусть даже никакой войны нет.
И как я понял за последние недели, Роуз винит меня в большей части всего, что неправильно в мире – просто фантастика, уверен, вы можете себе представить.
Я неуверен, когда именно у нее появились такие мысли, но предполагаю, что когда она рылась в моих вещах, пока я был в туалете, и читала то идиотское гребаное письмо, которое написал мой дед. Сами представляете, это ведь совершенно никчемный кусок дерьма, не имеющий никакого отношения к реальности, но она его нашла и решила, что оно имеет какое-то отношение ко мне – что каким-то образом я генетически предрасположен чувствовать то же самое.
Если честно, я зол.
Не поймите меня неверно. Я люблю Роуз, правда, люблю ее. Но это не значит, что она не может меня злить иногда, и в последнее время «иногда» превратилось в «часто». На этот раз это точно сработало. И да, наверное, я слишком бурно отреагировал на то, что она копалась в моих вещах – в конце концов, я делюсь с ней всем. Но все равно, это не из-за того, что она рылась в моих вещах и читала письмо, которое адресовано мне, нет, это из-за того, что она использовала это письмо, чтобы обвинить меня и мою семью.
Обвинить в том, что совершенно не правда.
Я не верю ни во что, во что верит мой дед. Он старый глупый человек, который привык все видеть по-своему и даже предположить не может, что могут быть другие точки зрения. И да, он действительно делал какие-то ужасные вещи в свое время. Но какое отношение это имеет ко мне? Какое отношение вообще кто-то другой имеет ко мне? Не имеет. Я не мой дед, я не мой отец, я никто, кроме самого себя. И Роуз меня знает. Она знает меня лучше, чем кто-либо еще на всей планете.
Как она могла подумать по-другому?
Наверное, я ошибаюсь. Наверное, я ошибался все это время. Наверное, Роуз не знает меня так, как я думал, может, она даже не чувствует ко мне то же, что я к ней. Это ужасно, потому что я никогда даже не задумывался о таком предположении, но теперь я не могу думать ни о чем другом.
И она мне солгала.
Она уже долгое время знала о моей семье то, чего не знал я сам. И это не самые приятные вещи. Но она знала об этом почти все то время, что мы вместе, и никогда мне об этом не рассказывала. Она не говорила об этом, пока ей не понадобилось швырнуть мне это в лицо за то, что я позволил себе расстроиться из-за того, что она рылась в моих вещах и читала мою личную почту. Так что она использовала это как защиту в нашем споре – специально, чтобы причинить мне боль. И я даже не знаю, что со всем этим делать.
Я бы никогда так с ней не поступил. Я бы никогда не сказал чего-то такого в ссоре, чтобы причинить ей боль. Я не понимаю, почему она думает, что может делать это со мной. И да, кроме того, что это причинило мне боль, это и, на хрен, меня разозлило.
И от этого, на хрен, полностью страдает моя игра.
Я не могу нормально думать на тренировках, и Колл постоянно дает мне по заднице и за последние несколько дней уже раз четырнадцать грозится, что отправит меня в резерв. Мне надо поработать над этим и прекратить мешать личные дела с профессиональными. Но это трудно, и я не знаю, как на самом деле это сделать. Думаю, мне следует поскорее это узнать, иначе кончится тем, что я потеряю все.
И сейчас нет ничего лучше, чем напиться и попытаться обо всем забыть.

Келвин вытащил меня из моего одинокого уныния и силой затащил в маггловский паб в городе. И теперь я сижу здесь, со слишком большим количеством алкоголя в крови и слишком большим количеством вещей, на которые я могу отвлечься от своих личных проблем. Итак, Роуз не писала мне уже месяц… И что? Сейчас мне плевать. Трудно не плевать, когда ты так пьян, и мне трудно волноваться о чем-то, когда во мне столько виски.
Здесь также несколько ребят из команды, но они в основном цепляются к женщинам и покупают выпивку девчонкам, которых надеются уложить в постель, и их подругам. Келвин болтает с какой-то рыжей на другой стороне паба. А я у стойки бара, заказываю стакан за стаканом и отчаянно стараюсь запить все мысли о своей девушке (или о бывшей девушке, потому что технически она теперь такая, пусть она еще и не бросила меня официально). Я изо всех сил стараюсь не вспоминать о том, что она в миллиардах миль от меня, делает бог знает что и, наверное, ненавидит меня как раз в эту секунду.
– Ты выглядишь грустным.
Провозглашение факта, и я смотрю на того, кто это произнес. Блондинка со слишком большим количеством косметики и несколько пьяным взглядом. Она молоденькая, наверное, даже моложе меня, и у нее в руках бокал с темно-желтой жидкостью.
– Я Эмили, – говорит она, когда я смотрю на нее. Ее щеки немного розовеют, но я понятия не имею от спиртного это или она краснеет по другой причине.
– Скорпиус, – вяло отвечаю я и делаю еще один большой глоток виски из высокого бокала передо мной.
– Какое интересное имя, – я пожимаю плечами, и она вскарабкивается на стул рядом со мной. – Я тебя раньше здесь не видела.
– Я раньше здесь не бывал.
– Классное место, а? – она вежливо улыбается. – Немного дымно, конечно.
Я снова пожимаю плечами.
– Сколько тебе лет?
Я странно смотрю на нее, пытаясь понять, какого черта она столько болтает и почему все задает и задает мне вопросы. Я думаю, не велеть ли ей отцепиться, но, в конце концов, мне плохо удается грубость.
– Девятнадцать.
– Мне восемнадцать, – добровольно отвечает она, как будто я ее спрашивал. – Ты выглядишь моложе.
Сама она выглядит на пятнадцать, так что не знаю, почему она говорит обо мне. Я опустошаю свой бокал и поднимаю его, делая знак, чтобы его наполнили.
– Ты здесь один, – она разворачивается так, что теперь оказывается полностью лицом ко мне, и я не понимаю, почему она никак не уловит намек и не оставит меня к чертям одному. У меня просто не получается быть ублюдком, поэтому я лишь качаю головой. – Я тоже, – продолжает она. – Но моя подруга там, пытается найти кого-то, кто купит ей выпивку, – она машет в сторону рыжей, с которой болтает Келвин. Иронично. А потом, как будто она сказала все это специально, она говорит:
– Мой стакан пустеет.
Полагаю, это значит, что раз ее подружка болтает с кем-то за выпивку, то она тоже ждет, что за нее кто-то заплатит. Ну, и к черту. Немного выпивка и стоит. Я машу бармену, чтобы он наполнил и ее бокал.
– Спасибо! – радостно говорит она и улыбается бармену, протягивающему нам напитки. Она начинает отпивать из своего, а я делаю большой глоток из своего бокала. Я даже больше не чувствую его вкус. Это нехороший признак.
– Итак, Скорпиус, – она произносит мое имя медленно, будто не уверена, что правильно его расслышала, – чем ты занимаешься?
– Ничем, – немедленно выдавливаю я в ответ и делаю еще глоток.
– Ты слишком хорошо выглядишь для того, кто ничего не делает.
И снова у меня нет ответа, так что я просто пожимаю плечами.
Эмили наклоняется ко мне, и ее рука прижимается к моему бедру. Определенно, она не понимает, что такое личное пространство или благопристойность. Я смотрю на нее и приподнимаю бровь.
– Ты мне нравишься, – тихо говорит она. – Ты молчаливый и таинственный. Это сексуально.
– У меня есть девушка, – прямо отвечаю я, хотя и не уверен, насколько это правда. В конце концов, Роуз со мной не разговаривает, и я не знаю, что происходит в ее жизни, кроме того, что она вернулась в Ирландию, хоть и говорила, что не хочет.
– А она знает, что ты с друзьями в пабе? Я бы расстроилась, если бы мой парень напивался, пока я дома.
И снова все, что она получает в ответ, – пожатие плечами.
И тогда она меня целует. Ни с того ни с сего. Я даже не понял, что происходит, пока ее губы по-настоящему не коснулись моих, и против своей же воли и своего же разумения, я целую ее в ответ. Это не продолжается долго, но, когда я отстраняюсь, я уверен, что хочу убить себя.
Я не смотрю ей в глаза, когда тянусь за своим бумажником и достаю стопку маггловских купюр, которые бросаю на барную стойку. Я не могу и секунды здесь находиться. Я должен уйти и сделать что-то.
Я должен увидеть Роуз.

Я не знаю, что скажу или сделаю. Я честно не знаю, как доберусь до Ирландии такой пьяный. Но какого хрена сейчас произошло? Эта девчонка взялась просто из ниоткуда. Я в жизни не целовал никого, кроме Роуз, и в течение этой секунды я практически проебал все, что имеет для меня смысл.
Пересечение границ никогда не бывает веселым, но я даже не забочусь зайти сначала домой. Я просто аппарирую прямо к границе и заполняю все нужные бумаги и прочее дерьмо. Это раздражает и занимает слишком много времени. Но я должен ее увидеть.
Когда я прибываю к дому Роуз, там ужасающе холодно. Она живет на третьем этаже в доме без лифта, и я не могу не отметить, как здесь зловеще тихо. Полагаю потому, что уже поздно и все уже спят. На полсекунды я задумываюсь, что ее может разозлить, что я заявился посреди ночи, но я не могу сейчас об этом беспокоиться.
Подойдя к двери в ее квартиру, я стучу, надеясь, что каким-то чудом она еще не спит и сразу меня услышит. Никто не отвечает, так что я стучу громче, стараясь быть не слишком громким, чтобы разбудить ее соседей или что-то вроде. Но ответа все нет, так что я стучу еще громче.
Наконец я слышу, как снимается цепочка, и дверь открывается. В квартире темно, но я вижу ее глаза, когда она смотрит в открывшуюся щель на того, кто стучит в ее дверь в такой час.
– Скорпиус? – ее голос кажется усталым и растерянным, когда она распахивает дверь и смотрит на меня. Ее волосы в беспорядке, пижама помята. Я разбудил ее. – Что случилось?
Я ничего не говорю, лишь вхожу в квартиру, и она отодвигается, чтобы дать мне пройти. Она закрывает дверь, и, когда я поворачиваюсь к ней, она все так же смотрит на меня с тем же растерянным видом, что и секундой раньше.
– Что ты здесь делаешь? Сейчас, – она смотрит на часы, – почти четыре утра.
Я не отвечаю. Просто делаю к ней шаг, беру руками ее лицо и целую. Меня почти пугает, сколько всего в этом конкретном поцелуе. Это, наверное, уже миллионный раз, когда я целую ее, но он словно первый. Я столько хочу ей сказать, но каким-то образом это все выливается в один поцелуй. По крайней мере, я так чувствую.
Когда я, наконец, отстраняюсь, она распахивает глаза и недоуменно моргает. Она шокирована, конечно, и ее губы немного раскрыты. У нее ошарашенное выражение лица, и она молча на меня смотрит. Но тишина прерывается, когда открывается дверь позади нас.
– Роуз?
Мы оба поворачиваемся на голос, Лола выглядывает из-за своей двери и с любопытством смотрит в гостиную. Ее глаза перебегают с Роуз на меня и обратно.
– Извини, – бормочет Роуз.
Лола странно смотрит на нее несколько секунд, прежде чем кивнуть и скользнуть назад в свою комнату. Роуз смотрит на меня, а затем идет в ту часть квартиры, где находится ее спальня. Я иду за ней, и она захлопывает за мной дверь.
– Что ты делаешь? – снова спрашивает она, и на этот раз ее голос немного резче.
– Мне нужно с тобой поговорить, – говорю я и осознаю, сколько отчаяния в моем голосе. Это жалко, но мне на самом деле плевать. – Я должен тебе что-то сказать.
– Что? – спрашивает она, и я вижу, что она начинает раздражаться. Думаю, что не могу ее за это винить. В конце концов, когда мы виделись в последний раз, мы орали друг на друга, и она дизаппарировала, даже не попрощавшись.
Что… Что мне ей сказать? Я знаю, что я должен сказать, но я не уверен, что настолько храбр.
– Я люблю тебя.
Она смотрит на меня, потом собирает руки на груди и выжидательно приподнимает бровь. Определенно, я должен разъяснить свое объяснение в любви. Неважно. В эту секунду я могу потерять все, что у меня есть на свете, и я не позволю этому случиться.
– Я люблю тебя, – повторяю я и снова протягиваю руки к ее лицу, приподнимая его так, чтобы она смотрела на меня. – Я ненавижу быть без тебя.
Она смаргивает что-то, похожее на наворачивающиеся слезы, и твердо смотрит на меня.
– Что случилось? – спрашивает она тихим и, кажется, испуганным голосом.
Я не собираюсь ей лгать, я должен сказать ей правду… Просто это трудно. Мне понадобилась целая минута, чтобы набраться смелости сказать ей это, и все это время я провел, просто глядя на нее и осознавая, не в первый раз, как же она совершенно красива.
– Я поцеловал другую.
Я просто говорю, покончив с этим. Это звучит даже хуже, чем я ожидал, и Роуз смотрит на меня, кажется, вечность. А потом она отходит и поворачивается ко мне спиной. Она ничего не говорит, и это ужасно, и я действительно хочу, чтобы она взорвалась и начала кричать или повернулась и швырнула в меня проклятьем. Тишина оглушает, и я ненавижу себя все больше с каждой секундой.
Когда я наконец больше не могу выдерживать эту тишину, я делаю единственное, что могу, – я прошу прощения.
– Прости меня…
– Когда это случилось? – спрашивает она и снова поворачивается ко мне. Она не плачет, но в ее глазах печаль, и она выглядит усталой и взволнованной.
– Только что. Перед тем, как я пришел…
– Почему ты это сделал?
– Я не знаю… – и я не знаю, это правда. – Я пьян, – добавляю я, как будто это какое-то оправдание.
– Вижу.
– Роуз… - я тихо произношу ее имя, и она с выжиданием смотрит на меня. – Мне так жаль, – она ничего не говорит, но не отодвигается, когда я подхожу к ней и тянусь за ее рукой. – Это просто… Я просто ненавижу это. Быть далеко от тебя все время, я не хочу этого больше.
Ее глаза снова увлажняются, хотя она старается, чтобы слезы не начали капать. Она смотрит на меня, и она все еще не отдернула руку.
– Ты бросаешь меня? – тихо спрашивает она, и в ее голосе столько же испуга, сколько чувствую я.
Я лишь качаю головой и притягиваю ее ближе.
– Я не хочу быть далеко от тебя, – тихо говорю я. – Ты значишь для меня больше всего в мире, – и это правда. Так было всегда.
И я снова целую ее, вкладывая в поцелуй все, что могу, чтобы показать ей, что я полностью честен. Она действительно целует меня в ответ, что меня несколько удивляет. Я почти ожидал, что она ударит меня, но она целует меня, и это значит больше, чем что-либо когда-либо.
И когда я отстраняюсь от нее на пару сантиметров, я слышу, как с моего языка срываются слова, которые я даже не знал, что хотел сказать.
– Выходи за меня.
И тут все остановилось. Я в таком же шоке, как она, но я понимаю, что действительно серьезно имею это в виду. Я думал об этом и раньше, конечно, но как о чем-то далеком. Но какой смысл ждать? Я хочу быть с ней всегда. И это всегда может начаться сейчас.
Роуз ничего не говорит. Она смотрит вниз, на пол, и я жду, что она что-нибудь скажет. Эта тишина оглушает еще сильнее, чем та, что раньше, и я начинаю задаваться вопросом, что за чертовщина происходит. Почему она ничего не говорит?
Наконец я добавляю слабо и жалко:
– Пожалуйста?
– Скорпиус… – она наконец поднимает глаза, и я вижу, что она не особенно довольна моим внезапным предложением. Мои мысли начинают бежать, и я внезапно чувствую себя совершенно больным.
– Пожалуйста, Роуз, – отчаянно говорю я, и я не могу даже думать нормально. – Я люблю тебя. Я просто… У меня нет кольца, но я принесу тебе его. Просто… Просто скажи да. Пожалуйста?
Но она делает шаг назад, и ее рука выпадает из моей.
– Почему ты просишь меня об этом сейчас?
Что это за вопрос? Я просто смотрю на нее, и из всех реакций, что я ожидал в ответ на свое предложение, слезы никогда не были вариантом. По крайней мере, не настоящие слезы. Но теперь так, и ее глаза не просто влажные, они наливаются слезами.
– Потому что, – говорю я и останавливаюсь, чтобы вдохнуть, потому что я задерживал дыхание, даже не замечая этого. – Потому что я хочу быть с тобой. Всегда. Я не хочу, чтобы с нами снова было так.
– Нам по девятнадцать.
– И что? – я качаю головой, но это не помогает мне ее прояснить. – Я люблю тебя с тех пор, как… всегда. Роуз, просто, пожалуйста…
Но она качает головой.
И я смотрю на нее.
Я больше ничего не могу сделать. Она покачала головой. Она сказала нет. Я просил ее выйти за меня, и она сказала нет…
– Мне жаль, – шепчет она и поднимает руку, чтобы стереть слезы со своих глаз. – Я просто… – ее голос затихает, и она беспомощно смотрит на меня.
И впервые за всю свою жизнь я ее ненавижу.
Она делает ко мне шаг, но на этот раз я отступаю. Она выглядит несчастной, и я спрашиваю себя, как долго я смогу удерживаться от того, чтобы меня стошнило.
– Скорпиус, мне жаль, – тихо говорит она. – Пожалуйста, не злись…
Не злись? Она серьезно? Я тяжело смотрю на нее:
– Пошла ты на хер.
Она в шоке, это видно. Ее рот немного приоткрывается, и она смотрит на меня, совершенно пораженная.
И тогда я закрываю глаза и держу их закрытыми еще несколько секунд, прежде чем открыть их, в надежде, что я очнусь от этого кошмара. Но нет. Я все еще здесь, в ее спальне, и она смотрит на меня так, будто это я сейчас вырвал ее сердце и плюнул на него.
– Твою мать! – я поднимаю руки и хватаюсь за голову, снова стараясь, чтобы все это исчезло.
И тут Роуз, наконец, решает что-то сказать. Я не удивлен, потому что ей всегда есть, что сказать.
– Ты заявился в мой дом посреди ночи и сказал, что ты поцеловал другую, и теперь ты в шоке, что я не хочу за тебя замуж?
И это действительно срабатывает. Это по-настоящему меня злит.
– Ты не говорила со мной больше месяца! – я почти кричу. – Каждый раз, когда я тебе писал, ты меня игнорировала! Ты сама не гребаная святая, Роуз, ты сама натворила много дерьма, которое не должна была! Я пришел сюда сегодня, чтобы все исправить и сказать, как ненавижу все, что произошло между нами, но ты просто… – я снова качаю головой, мне не хватает слов. Впервые в жизни она не находит ответа, так что я продолжаю. – Я бы от всего отказался ради тебя, Роуз, – многозначительно говорю я. – От всего… Но ты бы этого не стоила.
И она смотрит так, будто я действительно сделал ей больно. И я рад. Я хочу, чтобы ей было больно. Хочу, чтобы она чувствовала то же, что я.
Хочу, чтобы она была так же несчастна, как я.
И на этот раз я ухожу от нее, не попрощавшись.