- Сколько минут будет у нас после того, как ты позвонишь в полицию? – спросила я, указывая на телефон Эдварда.

Мы сидели голые на кровати. Эдвард играл с ножом, крутя его пальцами. Не прерывая движений, он посмотрел на телефон на своих коленях.

- Несколько, может быть, - сказал он.

Эдвард взял трубку и набрал номер. Затем заколебался и посмотрел на экран. Решив сбросить вызов, он отбросил телефон на кровать и взглянул на меня.

- Можешь сделать мне одолжение?

- Мм. - Я ненавидела, когда он просил меня об одолжении. Это было похоже на то, как наркоманы обмениваются пустыми обещаниями.

Тем не менее, я была влюблена в него, или была так близка к этому, как никогда раньше. А любовь подразумевает давать пустые опрометчивые обещания.

- Да, - сказала я. – Все, что угодно.

Он подошел к подножию кровати и достал свою сумку Adidas. Я забыла про нее и была удивлена, снова увидев.

Он вынул из нее Беретту и положил мне на колени.

- Ты когда-нибудь стреляла?

Мою голову тут же заполнили изображения полицейской стрельбы в стиле Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид*. Эдвард хочет, чтобы я вместе с ним стреляла в полицейских?

Вероятно, паника отразилась на моем лице. Я не была готова становиться его сообщницей настолько серьезно. Конечно, я могла бы угнать заведенный автомобиль или ограбить дом, пока никто не видит, но я не могла открывать огонь по полицейским и свидетелям.

Ради бога, мой отец был полицейским. Я была младшей сестрой каждого полицейского в Форске. Новички среди полицейских, плохо знающие город и вынужденные находиться вдалеке от их семей, отмечали День Благодарения в нашем доме каждый год уже столько лет, сколько я себя помню.

Я не могла ввязываться в такой криминал. Мне это не нравилось.

Тем не менее, гордая провинциальная девушка надсмехалась надо мной, несмотря на все мои опасения.

- Конечно, я могу стрелять из пушки. Папа брал меня на охоту с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Я была сыном, которого у него никогда не было.

Эдвард кивнул.

- Мне нужно кое-что объяснить тебе: я не могу попасть в тюрьму. У меня нет выбора: либо тюрьма, либо смерть. Так что, я хотел бы, чтобы ты выстрелила в меня, - очень медленно произнес он, поймал мой взгляд и приподнял брови. Казалось, что он просил меня о чашке кофе.

- Ч-что?

- Ты должна убить меня… так сильно, как только можешь**. - Потом он засмеялся и закатил глаза. Думаю, он не совсем правильно процитировал какой-то фильм, но я не могла вспомнить какой.

Потом лицо Эдвард снова стало серьезным, он чуть нахмурился и заморгал. Он накрыл своей рукой мою, и надавил ею на пистолет, прижимая его к коже моего бедра.

Мои бедра все еще болели от траха.

Сначала он просил потрахать его, а теперь просит убить. Я не могла просто так убить парня, сперма которого все еще находилась у меня внутри.

Сперматозоиды могут жить на протяжении еще нескольких дней внутри матки женщины. О боже, его сперма собирается пережить хозяина.

Я могла только посмеяться над ситуацией.

- Ты, нахер, издеваешься надо мной?

- Разве я когда-нибудь по-настоящему обманывал тебя?

Эдвард имел наглость выглядеть оскорбленным.

Схватив пистолет двумя руками, я вскочила на ноги.

- Обманывал ли ты когда-нибудь меня? Да, ты, блять, обманывал меня! – закричала я. – Ты спросил, хочу ли я еды, а потом вошел в этот чертов магазин и прострелил голову парня из 7-eleven! Ну, ха-ха, Эдвард! Ха-ха! Шутка, Белла! Миллионы людей дохнут, Белла! Убил двух моих лучших друзей – первоапрельская шутка, Белла!

Думаю, что при этом я очень устрашающе размахивала пистолетом. Мне не хотелось выглядеть пугающей, но я была рассержена, а я всегда махала руками, когда была возмущена. Так уж случилось, что я держала в них пистолет.

А Эдвард смотрел на пушку, зажатую в руке, и каждый раз, когда дуло было направлено в его сторону, вздрагивал.

Я могла заставить Эдварда вздрагивать.

Я снова помахала перед ним пистолетом, и Эдвард дернулся от меня в сторону, повернувшись так, что его не раненное плечо оказалось между нами. Я видела его только в профиль, а он смотрел на меня искоса.

- О, тебе не нравится это, не так ли? – закричала я. – Большой человек, просящий о небольшом одолжении, о том, чтобы его убили, не может выносить, когда на него направлено дуло?

Я выстрелила в кровать рядом с его коленом. Мне хотелось выстрелить в стену, но я понимала, что пуля может отскочить в другую сторону, а мне было достаточно стрельбы для одной жизни.

И, ну, было приятно, наконец, выстрелить из пистолета. Я вздрагивала от стрельбы Эдварда на протяжении нескольких дней, и у меня не было возможности контролировать это. Эдвард даже не предупреждал меня, когда стрелял, он ни разу не предостерег меня прикрыть уши, потому что выстрел будет слишком громким и будет больно.

Стрелять было так приятно. Казалось, что так я могу очистить себя после огромного разгула. Я чувствовала себя сумасшедшей, но еще я ощущала полный контроль. Каждый выстрел заставлял меня чувствовать себя немного спокойнее. Казалось, что я могу принять, что угодно, но это хорошо, потому что точно так же я могла и отдать.

И парень, рядом с которым сейчас палила Беретта, был зависим от меня.

Эдвард закрыл уши ладонями и втянул голову в плечи. Его локти были подняты вверх, и он сдвигал их друг к другу, чтобы защитить себя.

Должно быть, ему было очень больно из-за его плеча.

Наверное, он на самом деле боялся меня.

- Это хорошо, - выдохнула я.

Мое дыхание успокоилось, пульс стабилизировался. Удивительно, как стрельба из пушки могла успокаивать нервы.

Эдвард прищурился.

- Ты выглядишь… очень горячей со стволом в руках, - прошептал он, – и с голыми… сиськами.

Потом Эдвард закрыл глаза в ожидании, когда я выстрелю в него за произнесенные слова.

Я должна убить его за это.

- Я застрелю тебя за твои слова.

Он кивнул и прикусил губу.

Выдохнув, я опустила пистолет.

- Ты хочешь, чтобы твоим последним словом было это слово? Сиськи?

Он пожал здоровым плечом и снова кивнул.

- Открой глаза, идиот, - рассмеялась я.

Я задумалась, что мне хотелось бы уметь крутить пистолет на пальце, как Энни Окли***. Я действительно начинаю любить этот пистолет.

Вдруг дверь сорвалась с петель.

- … Белла Свон… дорогая… пожалуйста, положи пистолет.

Я посмотрела через плечо.

Чертов агент ФБР Джеймс стоял в дверях с пистолетом в руках, направленным на Эдварда.

Мгновение, все о чем я могла думать, это то, что бедный чувак из ФБР видит мою голую задницу.

Вероятно, единственная причина, почему он назвал меня «дорогой, заключалась в том, что он увидел меня голой и подумал, что должен говорить со мной нежно.

- Белла, дорогая, теперь все в порядке. Все кончено. Опусти пушку, - сказал он, пытаясь осмотреться вокруг меня. Я поняла, что он перекрывает возможность отступления для Эдварда.

- Почему… как ты здесь оказался? – спросила я, все еще стоящая к нему спиной, и мне пришлось повернуть голову, чтобы как следует видеть его. А мне хотелось смотреть на Эдварда. Он был для меня важен. Он был моей целью. Неважно, для чего.

- Мы слышали ваш разговор по телефону, - сказал Джеймс, его слова были прерваны резкими, прерывистыми звуками, раздающимися из устройства, прикрепленного к его голове у рта, из которого доносились фразы, что они взяли психов. – Кто-то из вас набрал номер полиции и оставил телефон включенным. Мы знаем, что ты направила пистолет на Эдварда. Белла, все кончено. Просто подойди ко мне. Больше не будет ничего страшного. Мы поймали его.

Я посмотрела на Эдварда. Он держал телефон, и экран ярко мигал, отсчитывая минуты телефонного разговора. Две минуты.

Он нажал отбой, и экран погас.

Эдвард выглядел таким спокойным. Он был обнажен и уверен в себе. Единственным показателем его волнения были чуть бледные губы.

Я подумала, что он мечтал о таком исходе. Не быть застреленным у стены в ожидании бесславного конца, а оказаться голым перед смущенной аудиторией. Даже запугивая детей, он мечтал именно об этом моменте. Каждый раз смеясь, он представлял себя голым, стоящим в этой комнате. Столь ожидаемый школьный бал, когда он, наконец, смог надеть свой праздничный костюм.

Бьюсь об заклад, Эдвард всегда мечтал и готовился к этому моменту. И вот теперь он стоит в самый неудобный момент своей жизни и передает привет офицеру полиции. Я убил кучу людей. Да, и я голый, и он встретил его с хладнокровием монаха.

- Ты, - выдохнула я. – Ты знал, что они слушают.

Эдвард усмехнулся.

- Я знал, что ты, вероятно, не будешь стрелять в меня. Спасибо, кстати.

Вдруг он встал, все еще прикрываясь моим телом от Джеймса, взял нож, с которым совсем недавно играл и полоснул им по моему животу. Не сильно - нож скользнул по мне как по бумаге. Но кожа на животе была мягкой и нежной, и я представила, как нож постепенно войдет внутрь, прежде чем Эдвард поймет, что именно происходит.

Я должна была сильнее испугаться (не это ли было моей мантрой на протяжении последней недели? Я постоянно говорила себе: я должна быть больше испугана, я должна быть больше испугана, как бы стараясь психологически убедить себя. Заставляя испугаться, я только больше онемела).

- Стреляй в меня, Джеймс, - попросил Эдвард и через плечо посмотрел на агента ФБР. – Ты должен стрелять. Повали меня с ног. Давай, герой.

- Зачем ты это делаешь? – пробормотала я.

Я должна была быть напугана сильнее, но глубокая и тяжелая сонливость опустилась на меня. Может быть, мое тело поняло, что скоро ему настанет конец, и оно отказалось бороться за свою сохранность, выделяя адреналин, как последние сорок восемь часов до этого. Или, может быть, это вялость после секса.

Я прислонилась к его груди и положила голову на его ключицу. Нож немного сильнее прижался ко мне, когда я сменила положение.

Могу ли я все еще забеременеть, когда нож войдет в меня? Мои мысли были безумны. Я представила сперматозоидов Эдварда бегущих от ножа к моим яичникам, и то, как стенки матки сжимаются.

- Джеймс, я убью ее, - сказал он. – Я распорю ей живот, и кишки вытекут на твои ботинки.

Тело Эдварда тряслось, когда он говорил это.

Он ослабил хватку на ноже и просунул ладонь между лезвием и моим животом. Теперь нож находился между ладонью и его животом. Его пальцы сгибаясь, поглаживали мою плоть.

- Ты действительно думаешь, что я вот так смогу убить тебя, - пробормотала я, даже мои уши слышали, насколько сонно звучал мой голос.

- Ну да. Помнишь, ты ударила меня один раз, - прошептал он, его голос дрожал.

Я в последний раз понюхала его. Находясь рядом с ним так много времени, я уже привыкла к его запаху и не узнала его. Вся мерзость отошла на второй план. Его кожа

пахла по-другому. Большинство американцев не пахнут так, как пахнет их кожа – упругая, подрагивающая, потная кожа. Они пахли сиренью и олеандром. Они несли с собой запах прерий. Облагороженных, обустроенных прерий.

- Почему ты не можешь просто застрелиться? – спросила я, и закрыла глаза, подумав, что они позволят мне поспать, пока будут спорить. – Это было бы проще.

- Настоящие убийцы не лишают сами себя жизни, - пробормотал он. Самоубийство означает, что они были такими же жалкими, как их жертвы. Им нужно быть в огне. Джесси Джеймс, Билли Кидд, Клайд и… - Я почувствовала, что он наклонил голову, и поняла, что он смотрит на меня. Я расслышала насмешку в его голосе, когда он произнес: - Бонни.

- Мне жаль, что я не была хорошей Бон…

- Заткнись.

- Эдвард, - вмешался Джеймс. – Опусти нож. Отпусти ее. Мы будем работать с тобой. У нас есть люди, которые готовы вести переговоры…

- Нет. Переговоры – отстой. Не хочу. Я думал об этом, но, на самом деле, захват заложников работает только в посольствах стран третьего мира.

- Эдвард, - снова обратился к нему агент, его голос стал холодным и жестким. – Тебе нужно подумать над этим…

- Верно. Забей, - сказал Эдвард. Затем его рука сомкнулась вокруг ножа, и он поднял его над головой. – На счет три я воткну его ей в череп.

- Один…

Я подумала, возможно, он действительно собирается сделать это. Он и раньше направлял пистолет в голову, но он не считал в таком порядке. Этот счет означал конец. Означал, что теперь он сделает это.

- Два…

Рев был странной вещью. Когда ты ревешь, он может быть настолько громким и острым, что просто разрывает горло. Даже, если ты не можешь чувствовать этого, и я едва услышала, я ощущала себя настолько оторванной от происходящего, что практически плыла, когда поняла, что рыдаю.

В жизни можно было найти не так много причин, чтобы свободно плакать.

Единственный раз, когда я услышала плач (не считая сегодняшнего дня, с Карлайлом) был день, когда из моей матери выбили все дерьмо.

Смешно. Я всегда находилась рядом с ножом - она угрожала им парням бесчисленное количество раз. Теперь, мы обе были избитыми женщинами. Может быть, мы могли бы найти с ней связь по этой причине. Если бы я смогла пережить это.

- Три.

Эдвард оттолкнул меня в сторону Джеймса, и когда я отлетела назад, увидела, как он резко опустил нож и воткнул его в свою плоть ниже пупка. Рядом с тем порезом, что оставила я несколько дней назад.

Он дернул руку вперед, разрезая живот слева направо.

«Сеппуку», - подумала я. Это было самоубийство самураев. И, естественно, Эдвард знал технику. Эдвард оказался своего рода слабаком, который поклонялся всем этим японским штучкам. Придурок.

Мне хотелось спросить, не хочет ли он, чтобы я тоже умерла?

Оибара. Вы совершаете харакири после смерти своего господина.

Майк был в Японии когда-то давно. Над его кроватью висел самурайский меч. Больше года он бубнил передо мной японские слова, перенятые из аниме-уроков, решив освоить язык без специальных занятий. Со временем его одержимость закончилась. А потом он умер.

Даже если бы я спросила, Эдвард не услышал бы меня. Его глаза потемнели, зеленые ирисы стали стеклянными, как серые опалы.

- К черту, - булькнул Эдвард. – Ты не можешь всегда получать то, что хочешь.

Затем он покинул этот мир, голым, как и в день, когда пришел в него.

* Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид – американский кинофильм, вышедший на экраны в 1969 г. Вошел в историю Голливуда, как самый кассовый вестерн. Фильм про двух легендарных бандитов дикого запада, которые промышляли на банки и грузовые поезда.

** На самом деле фраза звучит так: «Я хочу, чтобы ты ударил меня так сильно, как можешь». Фильм «Бойцовский клуб».

*** Энни Окли – вестерн 1935 г. История о жизни женщины-стрелка Энни Окли, которая прославилась в конце 19 века своим участием в шоу «Дикий запад Баффало Билла».