Не все ли равно, если твоя жизнь будет продолжаться триста или даже три тысячи лет?
Ведь живешь только в настоящем мгновении и, кто бы ты ни был, утрачиваешь только настоящий миг. Нельзя отнять ни нашего прошлого, потому что его уже нет, ни будущего, потому что мы его еще не имеем.

Озорной лучик солнца, пощекотав мои ресницы, залил теплым розово-оранжевым светом еще не открытые глаза. Счастливая улыбка непроизвольно расплылась на моем лице, сладко и томно потянувшись всем телом, я перевернулась на бок и медленно разомкнула веки. Два золотых искрящихся озера плескались прямо напротив моих глаз, радостно улыбаясь и даря мне всепоглощающий покой и чувство потрясающей защищенности. Вот именно так я и должна просыпаться, вот сейчас – все правильно. Пожалуй, впервые за очень долгие годы. Казалось, что кусочки мозаики, наконец, стали на свои места, части головоломки соединились, раскрывая тайну, показывая всю полноту картины. Только мне и только сейчас. Именно с этого момента жизнь стала тем, чем должна была быть с самого начала. Чем, спросите вы? Все гениальное – просто. Жизнь, наконец-то, стала жизнью.… Ни больше, ни меньше. И раздавшийся бархатный тихий голос подтвердил, что теперь все так, как должно было быть с самого начала, все так, как теперь будет до самого конца. В нашей истории больше нет вопросительных знаков или троеточий. Теперь все правильно. Наша история… История, у которой не будет конца.
- Доброе утро, радость моя. Как ты себя чувствуешь?
Такая теплота и забота в его голосе отозвались в моем сердце сладким щемящим чувством абсолютного счастья, но на задворках сознания прозвучала неясная тревожная трель, от которой я попыталась лениво отмахнуться. Просто это уже, скорее, рефлекс, тревога стала частью меня, частью, от которой пришло время избавиться.
- Все прекрасно, - негромко ответила я, все так же, не отрывая взгляд от столь завораживающего зрелища – Эдварда Каллена в моей постели. В этот момент я почему-то не подумала, почему он тут. А кто бы подумал? Правильно, никто. Единственным «почему?» о котором подумали бы все без исключения, так это – Почему он не был тут раньше?
- Ты уверена? Голова не болит? – тревога в его голосе совершенно не соответствовала моему мирному настрою и вроде бы нормальному самочувствию. Странно. Это заставило меня собраться, и я попыталась сосредоточиться, что было очень трудно сделать, глядя как солнечные лучики, пробившиеся через шторы, высекают золотые искры на бронзовых волосах божества, уютно разместившегося на моей подушке. Мозг сделал очередное усилие и выделил главное в этой пасторальной картине. Вот оно – ключевое слово – моя подушка. А чего это он вдруг на моей подушке, в моей постели, в моей комнате? Где-то на задворках сознания второе Я застонало что-то типа: «Нееет, а я думало, пронесло. А все так хорошо начиналось…» Нет, не то чтобы я была против, но… Смутные тревоги, обитавшие на границах подсознания, наконец, открыли двери моей памяти, и воспоминания, немного пошатываясь и частично расплываясь, нестройными рядами понеслись перед моими расширяющимися глазами.
- О боже, какой кошмар! – только и смогла выдохнуть я, густо заливаясь предательским румянцем.
- Очень ёмкое описание моей персоны. Если ты собираешься так меня величать, мне надо морально подготовиться. Хотя знаешь, слова любимый, ненаглядный, счастье мое – мне как-то больше по душе, если ты конечно не против?
Господи, он еще и смеется, какой кошмар, что вчера было! Нет, не так. КАКОГО ЧЕРТА Я ВЧЕРА НАТВОИЛА?!!! Нет, это была не я, мое сознание определенно похитили пришельцы, заставляя меня сотворить все то, что я сотворила. Перечислять подробности этого ВСЕ, мне явно не хватит ни смелости ни… Смелости. Смущение, выступившее на моих щеках, постепенно принимало форму маленького пожара, в который память постоянно подкидывала сухие трескучие поленья воспоминаний, раздувая пламя до небес. Не в силах больше выдерживать смешливый взгляд Эдварда и свое катастрофическое смущение, я медленно натянула одеяло на лицо, и пропищала:
- Эдвард, пожалуйста, выйди и дай мне привести себя в порядок.
- А ты не будешь больше устраивать хулиганских революционных выступлений? Кстати, когда придешь в себя, мне нужно будет уточнить один важный момент. Не было ли в твоем роду анархистов, революционеров и так далее. Ну, так как, не будешь тут устраивать заварушки?
- Клянусь! – выдохнула я, мечтая лишь об одном, чтобы Эдвард Каллен сейчас же покинул мою спальню. Подсознание ворчливо заметило, что я крайне не последовательна в своих желаниях: то подавай тебе этого Эдварда Каллена немедленно, а то умру, ну вот он здесь, теперь надо что бы его тут не было. Ну, все совсем не так. Обиженно возразила я этому самому подсознанию. Просто мне надо остаться наедине со своим позором, но больше получаса я без него не выдержу. На что подсознание резонно заявило мне, что я первоклассная лгунья. Потому что без Эдварда я теперь не в состоянии прожить и минуты. Дважды лгунья. Даже секунда и та кажется вечностью.
- Я тебе верю, любовь моя. Но, пожалуйста, будь осторожна, и приходи скорее, я уже скучаю, - тихо прошептал Эдвард, и, поцеловав меня в макушку не скрытую одеялом, встал с кровати и вышел из комнаты, достаточно громко прикрыв за собой дверь. И откуда в нем столько такта?
Уф! Несколько минут, чтобы передохнуть и собраться с мыслями я себе отвоевала. Ничего себе, вот это я вчера выдала! Сама от себя такого не ожидала. Собственно говоря, ни один человек до конца не знает, на что он способен, пока, наконец, не сделает это. Но, что не делается, все к лучшему. Во-первых, я пережила этот день, не очень геройски конечно, но тут уж как смогла. Во-вторых, я не напилась, хотя и образцом трезвости меня вчера назвать было сложно, но все выглядело довольно пристойно. Стыдиться нечего. Нечего? Ну, не будем заострять внимания на деталях. А в-третьих, и самое главное, я высказалась, выплеснула наружу все, что у меня накопилось за долгие 12 лет, отпустила пружину, которая сжималась последние 8 дней. И пусть мне немного не по себе за свой вчерашний срыв, но именно он помог мне выговориться, рассказать Эдварду, как я была несчастна, какими надеждами я жила, чего боялась и на что теперь решилась. Вне зависимости от того, как все будет дальше, я точно знаю, на что я готова ради него, ради нас. На все, навсегда. А без него меня не будет, никогда. Странно, как я не могу существовать обособленно, жить обособленно. Как только одно его присутствие или отсутствие в зависимости от ситуации, то заставляет мое сердце биться, то умолкнуть навсегда. И больше ничего не важно, не день ни ночь, ни окружающие меня люди. Только он… Он тот якорь, который держит меня в мире живых. Да-да, именно живых, и будет ли в этом мире у меня теплая кожа и бьющееся сердце – это уже не имело абсолютно никакого значения. Потому что он – мое сердце и пока он рядом со мной, оно всегда будет биться, даже если пройдет целая вечность. А ведь вечность – это так мало, когда ее есть для кого прожить. И я сказала это ему об этом, пусть сумбурно и очень эмоционально, точнее, в истерике и пьяных слезах. А вот с зеркалом конечно опрометчиво получилось. Ну, о чем я думала, когда его колотила! Если бы не Эдвард, я бы сейчас загорала под больничными лампами, сверкая, как рождественская елка миллионами осколков, и куча хирургов выковыривала бы их из меня. О внешнем виде, который могло бы принять мое тело, даже не хочется думать, брр... Такой радикализм в решениях никогда не был мне свойственен. Вот к чему приводит постоянный разговор с неодушевленным предметом – ссора с ним принимает катастрофический характер. Но мне так хотелось разрушить каждое напоминание о времени, которое я провела без него. Мне так хотелось уничтожить это застывшее во времени отражение. Это лицо, которое было таким же, как и тогда, когда он был рядом, которое ни капли не изменилось, когда он ушел и которое осталось прежним, когда вернулся. Как по злой шутке судьбы… Я боялась постареть, боялась быть старше него, боялась что не буду ровней… Бойтесь своих желаний, они могут исполнится. Я не постарела, осталась прежней, но без него. А зачем мне это все, если его нет рядом? Вот он, компенсационный механизм судьбы. И вчера я хотела стереть о нем последнее напоминание – собственное отражение. Кстати о зеркале, там, наверное, такой бедлам в ванной. Надо все убрать и быстренько привести себя в порядок. Я тоже уже скучаю. Это была единственная на все 100% осознанная сейчас мысль.
С таким боевым настроем я скатилась с кровати и направилась в ванную – сражаться с бытом за чистоту и с собой за красоту. Распахнув дверь, я остолбенела – вот что значит уборка в исполнении совершенного существа. Господи, он хоть что-то может делать плохо? Нет, не надо, лучше не отвечай… Мне в таком положении, как никогда надо сохранить остатки самомнения. Комната сияла безукоризненной чистотой, сверкая кристально чистой плиткой и абсолютным порядком. Ровные ряды косметических средств стояли как солдаты на плацу геометрически ровными рядами и квадратами. Мне даже стало не по себе, у меня, конечно, обычно было чисто, но что бы вот так. А вот поворачивать голову в сторону разбитого зеркала не хотелось. Хотя с другой стороны, если тут все так чисто, наверное, он и с этой жертвой моего пьяного вандализма что-то придумал. И все-таки страшно. Моя голова упорно не хотела поворачиваться, пока женское любопытство не взяло вверх. И я повернула голову навстречу судьбе… Боже, как это было красиво. На фоне бетонной стены из осколков вчерашнего зеркала было выложено и вдавлено в нее с нечеловеческой силой мозаичное панно в виде силуэтов женщины и мужчины, в которых я легко распознала нас. Прекрасное сверкающее божество держало за руку другое существо, женское, – такое же сказочно прекрасное, такое же сверкающее и сильное, такое же вечное. И пусть говорят, что разбитое зеркало к несчастью, все это досужие пересуды, успокаивала я себя, прогоняя опаливший сознание предательский холодок. Слезы радости навернулись на мои глаза. И я прошептала – спасибо, я знаю, он услышит. А я стояла и все смотрела на свое будущее, о котором столько мечтала, которого так хотела и которое уже было, отчаялась прожить. Никакие слова не смогли бы передать лучше его согласие с моим выбором, чем это. Никакие слова больше не нужны, он забирает меня с собой. Навсегда. Где-то туда, за линию горизонта, где земля встречается с небом. Куда-то туда, за границу облаков, где лучи солнца, сияют алмазами на коже. Где-то там, где заканчивается жизнь и начинается вечность. Последние сомнения рассеивались как утренний туман выжженные восходящим солнцем – моей надеждой. Это она сейчас рождалась – в блеске зеркальных осколков – освещая мое утро, мой день, мою вечность. Ведь у нас же с ним вечность? Я даже боюсь подумать об этом, что бы не спугнуть это счастье. Хрупкая надежда на вечную любовь. Вечная надежда на хрупкое счастье… Но довольно. Верить. Надо верить. В себя верить, в нас. Ведь у нас впереди вечность! И только так: У НАС ВПЕРЕДИ ВЕЧНОСТЬ. Вот так я и шагнула под душ, не закрывая двери кабины и не отрывая глаз от стены, шепча это снова и снова, мы вместе – навсегда.
Я так торопилась на встречу своему персональному счастью, которое сидело у меня в гостиной и ожидало меня, что стандартный утренний набор процедур я завершила за рекордно короткое время. Волшебная невесомость наполнила каждую клеточку моего тела, и я летала – ведь меня держали крылья любви. Я кружилась, пританцовывая по ванной, несколько танцевальных па и моя счастливейшая улыбка достались трюмо. Но хватит расточать себя на второстепенные вещи. Вся моя душа стремилась к нему. Я часто писала что-то подобное в своих книгах. Признаю, после всего пережитого, мне казалось, что это наигранные высокопарные фразы, что просто лирический оборот, розовые мечты. Тогда я уже смотрела на мир сквозь призму циничности. Я больше не верила в сказку, как таковую, хотя нет – верила. Но как я смеялась, что сказка только потому и остается сказкой, что заканчивается на словах «И жили они долго и счастливо». А никто не решается писать как же именно, не решается рассказать о том, что происходит после марша Мендельсона… Теперь это в прошлом… Хотя нет, я все так же не верю в сказку. Но знаете что? Я верю в бесконечную историю…
И вот я уже у двери. Ни каких терзаний, ни капли сомнений, только счастливое нетерпение и предвкушение. Ладонь на ручке двери, поворот … ну что же все так медленно, быстрее … и толчок.
Я застыла на пороге, не веря и не смея сделать еще шаг. Первый шаг в мою персональную бесконечную историю по дороге к НЕМУ. Гостиная, как всегда была маленьким оазисом, и утопала в цветах, каждый день в новых, они сияли всеми известными красками.
Эдвард стоял у окна и задумчиво смотрел на улицу, но стоило мне только переступить порог своей комнаты, как он сразу же направился ко мне. Всего через секунду сильные руки кольцом обвились вокруг моей талии, а он зарылся носом в волосы и сделал глубокий вдох.
- Я начинаю думать о том, что как-то неправильно воспринимаю время. Мне только что показалось, что я прожил несколько лет в ожидании тебя, а все время с тобой, пролетает как один миг.
Он немного отстранился и с совершенно серьезным видом посмотрел мне в глаза.
- Белла, мне будет мало вечности с тобой. Времени с тобой всегда будет мало.
Я провела пальчиком по его губам, а затем легонько прикоснулась к ним поцелуем.
- Вечности не будет, родной. Будет просто бесконечная история. Не может быть мало того, у чего нет конца. – прошептала я после чего Эдвард снова потянулся к моим губам.
Каждый раз каждый поцелуй мне казался таким, словно это происходило впервые. Первый поцелуй… Его запоминают все, не важно, в каком возрасте он был. Я помнила каждый свой поцелуй с Эдвардом, и каждый раз это было иначе, просто кардинально отличалось от всего, что я чувствовала. Это непостижимо, но у его губ всегда был разный вкус, такие пряные, с нотками экзотических специй, свежие как лепестки мяты, сладкие, как клубничный джем. Они всегда оставляли после себя горьковато-сладкое послевкусие, как сама любовь. А еще желание – дикое, необузданное, приправленной каплей нежности и щепоткой страсти. То, что всегда хотелось чувствовать, как совершенный вид наркотика, специально придуманный для меня. Чем больше пробовала, тем больше хотелось, как омут, который затягивает в себя медленно, неизбежно, не оставляя шансов на то, чтобы вырваться. Но тебе и не хочется вырываться, ты готова повесить на шею камень, лишь бы только упасть туда еще ниже, утонуть еще больше. Оторвав губы от губ Эдварда я поняла, что поцелуи – это такая же бесконечная история, просто состоит она их миллионов маленьких глав.
Ну, и как обычно это случается, всю бесконечность поэзии и высоких чувств испортила проза жизни. Запах еды застал меня врасплох, в животе предательски заурчало. Эдвард слегка ослабил свои объятия и тихонько рассмеялся.
- Пойдем революционер, я тебя покормлю, ты уже сутки как ничего не ела.
Я безропотно последовала за ним. Стараясь дышать не глубоко, так как каждый новый вдох дарил чудесные вкусные запахи и заставлял громко бушевать мой желудок. Мой персональный, шеф-повар, как всегда, был на высоте, оладьи с яблоками, свежевыжатый сок, и омлет с тертым сыром, ну и конечно же, мой традиционный фруктовый салат. Такая маленькая я, при всем желании не могла съесть столько всего. По крайней мере я свято в это верила пока не увидела перед собой исключительно пустую посуду. Да уж…. Пить мне все таки вредно.
Волшебный завтрак закончился, и впереди замаячил тяжелый рабочий день. Как же не хочется сейчас дальше разбираться с работой, читать про его 12 лет без меня. Сейчас все так прекрасно – вот оно – радужное счастье наступило, и так не хочется омрачать его болью прошлых разлук. Какое теперь имеет значение то, что было до этого, было до него, точнее в промежутке между нашими встречам. Ведь я уже читала это, я по правде сказать, очень сомневаюсь, смогу ли заново пережить все эти моменты, всю его концентрированную боль. Пришло время даже не отпустить прошлое, мы это уже сделали, пришло время просто забыть его. А может…
- Эдвард…
- Белла…
Проговорили мы одновременно, и так же синхронно замолчали, выжидающе глядя друг на друга.
- Леди желает начать? – с галантной улыбкой предложил Эдвард.
Ну, вот так всегда. Джентльмен до мозга костей. Кстати, это очень спорный вопрос есть ли у вампиров такая субстанция, нам в школе точно такого не рассказывали. Я счастливо улыбнулась, вспоминая наш первый разговор и реверансы около микроскопа на биологии, как хорошо, что вампиры не меняются.
- Я просто хотела с тобой поговорить о рукописи и дальнейшем сюжете. Я ее задумывала как продолжение своей серии книг, вернее как взгляд на те же события другого героя. И если и далее следовать твоей рукописи, то будет явная не состыковка, и вообще…
- Белла, я полностью согласен, и если честно хотел сам тебя попросить об этом. Я тоже думаю, что реальности в книге уже достаточно, пора переходить к вымышленной части и писать в соответствии с твоей первой книгой, а все что написано у меня дальше – оставим нам с тобой. Это моя боль, твоя боль. Это только наше, только между нами. Особенно твоя боль – я никогда не перестану извиняться за то, что покинул тебя и принес столько страданий. Я буду каждый день нашей вечности молить тебя о прощении, я буду каждый день неустанно доказывать свою любовь. Вечно кающийся вечный вампир – перспективка еще та – я успею тебе страшно надоесть.
Темно-золотые глаза не отрывались от моих, беспокойно и очень внимательно вглядывались в мое лицо. Ни одна черточка не ускользнула от его настороженного взгляда. Он настойчиво искал правдивый ответ, за шутливым тоном пряча свой главный вопрос.
- Никогда. Ты мне никогда не надоешь, что бы ты не делал. Ты меня не испугаешь. Вечность с тобой – это все чего я хочу, и точка. А рукопись… Она наша. Не нужно выставлять это напоказ и торговать чувствами перед светом. Я думаю, мы с тобой будем просто хранить ее, как залог неповторения ошибок.
Спокойствие и уверенность в моем голосе прозвучали так весомо, любой политик мне бы в этот момент страшно позавидовал. Пора задуматься о карьере в конгрессе. Но секрет в том, что в отличие от них я не врала, ничего не придумывала и не приукрашивала правду. Я говорила сердцем и душой, которые никогда не переставали стремиться к нему, мечтать о нем, хотеть его. Даже подсознательно, на уровне инстинктов. Все равно всегда был он, во всем был он. Это могло бы показаться странно, даже мистически. Но у меня всегда было такое чувство, что он создан именно для меня. Заботливо вылеплен самым талантливым и искусным скульптором – судьбой.
- Ну, если ты настолько ко мне благосклонна, - заметно повеселев, и, как будто бы стряхнув с себя непосильно тяжелую ношу, Эдвард озорно стрельнул в мою сторону мигом просветлевшими глазами, - тогда я объявляю сегодня день сюрпризов. Мы прогуляем сегодня работу вместе. И не спорь. В прошлый раз прогул был по твоей инициативе, а сегодня по моей.
Я мысленно застонала. Ну ладно, может и не столько мысленно, сколько вслух.
- Эдвард, ты знаешь, я сюрпризов не люблю. Но сделать перерыв сегодня просто необходимо.
- Тогда так и решим. Сейчас у нас будет небольшая прогулка и обед, а потом развлекательное мероприятие в духе американских вампиров. Кстати, я надеюсь тебя сегодня удивить и не раз.
- Звучит угрожающе, но завораживающе. Думаю я выдержу испытание сюрпризами. Тем более, что рядом со мной будет главный подарок в моей жизни.
Я посмотрела на тело Эдварда плотоядным взглядом. Я так соскучилась по его страстным ледяным объятьям, я не успела надышаться им. Всего раз он подарил мне себя. Я остро осознала как мне этого мало. Я так хотела его, мое тело даже заныло как от физической боли, когда я поняла, что эта сторона моей сказки может осуществить только вечером.
- Никуда оно не денется, это зрелище, вечером насладишься вдоволь – сквозь смех ворчливо заметил Эдвард, а я кажется, покраснела, ведь и так понятно, какое зрелище он имел ввиду и не думаю, что в планах было только «музейное» ознакомление с экспонатом – полчаса на сборы и все, не сбивай мне план такими горячими взглядами, я уже все продумал и весь в предвкушении и не терпении. Все, иди, иди, и быстрее возвращайся.
- Обещаешь? – странное ощущение затишья перед бурей на миг посетило меня, и тут же отпустило, – Обещаешь, что вечером все будет так, как я захочу?
- Конечно любовь моя, даже не сомневайся! Ведь я с тобой и теперь навсегда. Вечером я выполню любые твои просьбы.
- Ох, ловлю на слове. И знай, несколько из них будут очень не приличными, – уже подходя к двери своей комнаты, через плечо бросила я и, услышав в ответ громкий утробный рык, победно улыбнулась.
Это я сейчас сказала? О боже, Изабелла Свон, ты флиртуешь? И даже не краснеешь. Вот теперь ты действительно ожила. Ну, как тут не мечтать о греховном, когда у меня за дверью персональный Эдем и неземной красоты змей-искуситель – полный набор свободного падения. Правда страшно подумать, что он там сейчас себе представил, восторженно хихикнула я в душе, одновременно стараясь заглушить и свою, начавшую бушевать фантазию и сосредоточится, все-таки, на выборе одежды. Просто это так не привычно, когда все твои мечты сбываются, что самые сокровенные желания осуществляются только по взмаху твоих ресниц. И этот неприятный холодок предчувствий на грани подсознания, это, наверное, просто нервы. Оказывается, привыкнуть к хорошему – тоже требует времени и сноровки. Никогда бы не подумала.
Все эти мысли проносились у меня в голове, пока я в быстром темпе приводила себя в порядок. Расчесав до блеска волосы и сделав легкий макияж, я остановилась перед распахнутым шкафом с одеждой. Прогулка, обед, ме-ро-при-я-тие… мысленно перечисляла я, что же выбрать? Нужно что-то удобное, красивое и универсальное. Вот тут у меня точно не простая задача, и я искренне пожалела, что не могу посоветоваться сейчас с Эллис. Кстати об Эллис, коробочка ее подарка с цифрой 9 находилась прямо перед моим носом. Сердце радостно толкнулось в полной уверенности, что тут обязательно будет подсказка – это же Эллис. Я стала разворачивать красивую подарочную упаковку, стремясь быстрее узнать, что там внутри, и не зря. На светлом дымчато-сером атласе лежали жемчужные молочные серьги, необыкновенной красоты. Сразу подумалось, что с ожерельем, подаренным Эдвардом они будут составлять неотразимый гармоничный комплект. И цвет жемчуга был точно таким, как и та одна светлая жемчужина. Я осознала, что смертельно хочу одеть все это, возможно это будет не совсем уместно там, куда мы отправляемся, ну и пусть. И опять таки Эллис неподходящего не посоветует. Дело за малым, я так и не решила, что же одеть. Держа в руках коробочку с серьгами, я еще раз критически осмотрела гардероб. И озвучила страшно избитую фазу, которую хоть раз в жизни произносит каждая женщина: «Кошмар, мне нечего одеть!» И это было правдой, ничего не подходило, ничто не отражало то, что я хотела увидеть в зеркале. Почему-то именно сегодня я придавала особое значение тому, что одеть, я чувствовала, что это важный день в моей жизни и хотела выглядеть романтичной и женственной, желанной и неотразимой. Тут меня осенило, у меня давно было простое красивого кроя платье точно такого же светло-дымчатого цвета как атлас в коробочке, которое мне очень шло. Я его очень любила, в какой-то момент просто перестав носить, но не выбрасывала – я точно это помнила. Каждый раз, перебирая вещи, рука не поднималась его выкинуть, и я откладывала его в дальний угол. Положив коробочку на трюмо и засучив рукава, я нырнула в шкаф как горняк в забой, решительно настроившись отыскать то платье. Мои усилия довольно скоро были вознаграждены, и, одев весь комплект и повернувшись к зеркалу, я обомлела.
Просто потому, что незнакомка в зеркале только отдаленно была похожа на меня. Главное отличие заключалось в глазах. Глаза… Они как никогда лучились светом и жизнью, просто концентрированная живая вода, смешно звучит я знаю, но это было действительно так. Можно было предположить, что слезы из таких глаз могут стать эликсиром вечной жизни. Потому что такие глаза способны только на слезы счастья. Жемчужно-серый цвет нежно оттенял мою кожу, которая, словно, светилась изнутри призрачным светом, бледность теперь не казалась болезненной, нет, она была исключительно аристократичной, и только подчеркивала тонкие благородные черты лица. Глядя на эту знакомую незнакомку в зеркале, я, пожалуй, впервые за всю мою жизнь почувствовала, что достойна того греческого божества, которое расположилось в моей гостиной. И еще первый раз в жизни я поняла, что он может быть достоин меня, что я того стою. И дело даже не во внешности, просто так было суждено.
А вот с дальнейшими аксессуарами проблем не было. Я точно знала, что мне нужно. Черные лаковые сапоги до колен на шпильке, черная сумочка и, конечно же, черная шляпа с довольно большими полями. И надо захватить с собой черный приталенный пиджак классического кроя. Благородная роскошь.
Последний взгляд в зеркало, убрана не существующая пылинка, расправлена малюсенькая складочка. Все. Я совершенство. И уже собравшись выходить, я увидела так и не распечатанный вчерашний подарок Эдварда. Мысленно я заметалась между желанием открыть немедленно его подарок и посмотреть что там внутри, и стремлением сейчас же сию секунду показаться Эдварду во всей красе. Борьба закончилась компромиссом, я решила взять подарок с собой, положив в сумку, и при случае его посмотреть, а сейчас – быстрее к нему.
Полностью довольная собой я вплывала в цветочную гостиную в полном предвкушении ошеломленного взгляда Эдварда. О да, мне удалось произвести впечатление. Он замер на несколько минут, не отрывая своего взора от меня, то изучая мое лицо, то скользя взглядом по декольте и украшениям, лаская каждую клеточку моего тела жаркими восхищенными взглядами. Кажется, мне удалось повергнуть в шок самое невозмутимое существо на планете. Мысленно улыбнувшись, я поймала его взгляд, который теперь тонул в моих глазах. Шаг навстречу мне, еще один, и вот он на расстоянии вытянутой руки. Я замерла, наблюдая за ним неотрывно, в каждом таком медленно тягучем движении было больше сладости и сексуального напряжения, чем в тысяче объятий самых красивых из людей. Его рука, медленно поднимающаяся к жемчугу серег. Одна чуть качнулась от его мимолетного движения, а по коже побежали быстрые мурашки, догоняя его руку, забегая далеко вперед в сладком предчувствии нежного прикосновения.
- Ты прекрасна, - чуть слышно, одними губами проговорил он, и подарил легкое касание жемчужному ожерелью, проведя по нему подушечками пальцев, задерживаясь на одной, белой, уютно примостившейся у меня в декольте. Холод его тела отдавался в моем разгоряченном сладкой дрожью предвкушения, и вдруг это сексуальное наваждение сняло как рукой. Я физически ощутила, как в эту секунду поменялся его настрой. Грусть и надежда сплавлялись в его глазах в твердую уверенность в нашем завтрашнем дне.
- Давай договоримся, что каждый год на твое день рождение я буду менять одну черную жемчужину на светлую, растирая ее в прах. Мои годы без тебя ничто, абсолютно все, как в человеческой ипостаси, так и в вампирской. Так что мне сейчас ровно год, все остальные жемчужины, как и мои годы без тебя – лишь бремя, только до встречи с тобой я даже и не знал, на сколько оно тяжело. Последние 12 жемчужин – самые черные в ожерелье, последние 12 лет – самые черные в моей жизни. 118 и 1-на – мне не нравиться такое соотношение, но я все сделаю для того, чтобы изменить это навсегда…
- Навсегда… - как эхо заворожено повторила я вслед за ним. НАВСЕГДА.
У каждого в жизни бывают моменты, которые они вспоминают в предсмертные часы или просто подводя итоги, я могу поклясться, что именно этот момент я буду вспоминать вечность. Просто потому что он стал ее началом.
Мы вышли из дома держась за руки и счастливо улыбаясь, яркое солнце в городе сменилось легкой облачностью, что позволило Эдварду спокойно дойти до машины и усадив меня на переднее сидение занять свое водительское место. Ничего не изменилось, как и 12 лет назад он все так же не позволял мне водить автомобиль.
Машина несла нас мимо. Мимо всего: городских каменных стен, огромных проспектов, миллионов людей, копошащихся в своих ежедневных делах. Они больше не были нелепыми декорациями к моему одиночеству, они больше не плескались в нем. Нью-Йорк старался задержать наш побег, преграждая путь пробками, моргая красными сигналами светофоров, отвлекая светящимися щитами с назойливой рекламой, грохотом городской жизни. А в машине стояла тишина, нарушаемая лишь тихой музыкой, которая ласкала меня, утешала меня, даря спокойствие и надежду. Мы не говорили. Иногда мне казалось, что все самое важное мы уже сказали друг другу и слова больше не нужны, а иногда, что самые главные слова еще впереди. Странное состояние покоя перед чем-то важным. Но перед чем? И я не спешила узнать, что же меня ждет, теперь время не имело значения. Какая разница, что и когда произойдет, если Эдвард рядом. Я просто сидела и смотрела в окно, не думая ни о чем. Я, наверное, могла бы ехать так с ним вечность. Просто сидеть рядом. Просто быть с ним. Просто двигаться в одном направлении и с одинаковой скоростью, иногда касаясь его рукой, иногда прикасаясь лбом к стеклу двери, глядя на размытый от скорости пейзаж, проносящийся мимо, и тонуть в этой сладкой неге тихой музыки и маленьком уютном пространстве только нашего мира. В эту секунду мне так остро захотелось, что бы этого нашего пространства было больше. Что бы у нас было какое-то общее, только наше место на земле, куда бы я могла прийти, куда бы могла вернуться из любого путешествия, не важно, сколько бы я отсутствовала и далеко ли уходила. Место, где я бы всегда могла ждать его, зная, что, не смотря ни на что, он придет, он вернется ко мне. Даже если мы потеряемся, даже если мы разминемся на перекрестке путей и времен, я всегда буду знать, где его искать, где его ждать. Как кораблю дальнего плавания, мне нужно было место приписки, материальное воплощение эфемерных слов «мы больше никогда не потеряем друг друга». Моя точка возврата.
Пейзаж за окном сменился, урбанистические постройки из стали и бетона уступили место зелени лужаек и радужной раскраске листьев могучих деревьев. Я никогда не бывала в этой части предместья Нью-Йорка. Здесь все дышало стариной и достатком. Дома не стояли бок о бок вдоль дорог ровными рядами, практически выпрыгивая под колеса проезжающих автомобилей, сверкая пластиком и тарелками спутниковых антенн, нет. Расположенные далеко друг от друга, эти старинные здания мудро прятали свою красоту и величие в тени вековых деревьев, они не стремились показаться быстрее на глаза хозяевам и гостям, они знали толк в создании загадочной атмосферы. Сначала были большие кованые ворота, медленно и величественно открывающие путь, потом белого гравия подъездная дорожка, извилистая путеводная ниточка, причудливо петляющая между огромных деревьев, прекрасных лужаек и моря цветов. И вот, когда глаза уже не могут вынести всей этой первозданной красоты, сквозь раскидистые лапы дубов и елей выступает он – дом.

Глава 26. Точка возврата. Часть 2