Моё сердце подпрыгнуло, больно ударившись о грудную клетку. Как это меня «возьмут»? Куда? И, главное, почему меня об этом никто не спрашивает?

«Надо взять себя в руки. И с каких это пор я стала думать плохо о человеке, которого совсем не знаю? Скорее всего, это слова выдернуты из контекста, смысл мне не понятен. Но это не значит, что нужно паниковать или сходить с ума», - размышляла я.

А потом увидела, что так и стою с протянутой рукой, чтобы постучаться в открытую дверь.

Я решила отойти: подслушивать нехорошо. А ещё хуже быть застигнутой врасплох именно в такой ситуации, когда ты вроде и не виноват, но факты говорят сами за себя - ты подслушиваешь. Я сделала шаг назад, чтобы тихонечко отступить от двери. И тут, как назло, случилось три вещи.

Заскрипели половицы, я за что-то запнулась каблуком своей туфли, и, наконец, вспомнила, что у мистера Дженкинса везде висят камеры. И, что, скорее всего, они вместе с мисс Молли сейчас наблюдают моё постыдное бегство.

От осознания последнего я окончательно потеряла равновесие и повалилась прямо на старый вытертый ковролин коридора.

- Ой, - я потирала ушибленную коленку, когда услышала тихий смех.

- Ты жива, красавица? – мистер Дженкинс стоял в дверном проёме, загораживая своим огромным телом почти всё пространство, - помощь нужна?

- Нет, спасибо, я справлюсь, - ответила я, поднимаясь и отряхиваясь.

- После твоей героической борьбы с реквизитом (очевидно, мистер Дженкинс говорил о том, что я случайно опустила кровать на сцену) я всё ждал, что же ты ещё выкинешь. И вот, надо же! Ты умудрилась растянуться на ровном месте прямо перед моим кабинетом, - он захихикал, отчего складки на теле под его рубашкой пошли волнами, а лицо покраснело, - лет двадцать так не смеялся, честно!

- Спорю на двадцать баксов, что угадаю, над чем ты так смеялся двадцать лет назад? – послышался хрипловатый голос мисс Молли.

- Даже не рассчитывай, Мол, конечно, над тобой, - он снова по-особому надул губы, - я не дал тебе заработать двадцатку, бедная девочка?

- Жмот! – искренне восхитилась мисс Молли.

- Прижимистый реалист, - возразил мистер Дженкинс, усаживаясь в своё кресло, - Белла, вот наш типовой договор, держи, посмотришь дома, подпишешь, если тебя всё устроит, и внесёшь свои данные и номер страховки. А это за сегодняшнюю смену, - он протянул мне тоненький конвертик, - жду тебя в среду.

Я подошла ближе, взяла конверт и бумаги, без слов кивнула головой: я ещё не пришла в себя, и из всего лексикона сейчас смогла бы выудить только банальные «спасибо», «извините» и «хорошо».

Они, улыбаясь, молча проводили меня взглядом.

И только уже в пикапе, поворачивая ключ зажигания, я , вдруг, поняла, ЧТО сказала мисс Молли.

Неужели она тоже была неуклюжей и нерасторопной двадцать лет назад? Не может быть!

Всё, на что меня хватило в этот вечер – принять душ и доползти до постели.

Утро встретило меня завесой плотного сизого тумана и мелкой моросью. Я несколько раз беззлобно «била» по кнопке отключения сигнала будильник, поэтому встала поздно, собиралась второпях, пытаясь одновременно завтракать, одеваться и расчёсываться. Думаю, не стоит объяснять, что я не успела толком сделать ничего. Я чуть быстрее обычного ехала в школу, соображая на ходу, какие уроки вчера забыла сделать. За литературу я не волновалась, по биологии вроде ничего не задали, а вот тригонометрия…

Я вздохнула. Можно, конечно, поспорить с самой собой на двадцатку, что именно меня сегодня спросят. Моё пресловутое везение…

Я прибавила газу, пообещав себе, что выкрою время между уроками, чтобы просмотреть домашнее задание и подготовиться.

В школе я ничего и никого не замечала, каждую свободную минутку заглядывая в тетрадь по тригонометрии, слава богу, что этого времени оказалось достаточно, и материал не был слишком сложным: я умудрилась ответить правильно. Расслабилась я только в столовой.

Я старалась отвертеться от прямого вопроса Джессики и Анджелы по поводу работы. Джесс, кажется, обиделась из-за того, что я не рассказала ей обо всём подробно, но виду не подала, спасибо Анджеле: она вовремя напомнила любопытной подружке, что некрасиво совать нос в чужие дела, особенно, когда человек, которого ты пытаешь своими вопросами, не горит желанием отвечать. Пока они пререкались, я окинула взглядом столовую. Мои глаза непроизвольно задержались на столике Калленов. Их снова было двое. Они всё так же сидели, практически не тронув свой обед. Мне показалось, что Элис улыбнулась мне. Я тоже состроила что-то наподобие улыбки в ответ, и быстро отвела взгляд.

Вчерашнего красавца не было!

Интересно, почему?

Неужели ему настолько не понравилась школа Форкса? Где-то глубоко внутри меня зрела сомнительная по своей сути мысль, что он пропустил занятия из-за меня. Но я заставила себя подавить эту нелепость в зародыше. Глупо и ужасно думать так. И может привести к серьёзным последствиям. А мне не хотелось страдать от несчастной любви, я не могла себе этого позволить. Не сейчас, и, наверное, никогда! Такие красавцы не увлекаются обыкновенными девчонками как я. Я должна запретить себе даже думать о нём. Глаза непроизвольно скользнули на стул, за которым ещё вчера сидел Эдвард Каллен. Я вздохнула, и, ругая себя последними словами, приказала забыть! Это верное решение.

Элис как-то странно на меня посмотрела, а потом что-то сказала Джасперу. На её лице проявился настоящий страх, она схватила Джаспера за руку, не отрывая от меня своих огромных топазовых глаз.

«Ну вот, заметила, - подумала я, - похоже, сестрёнку охватила настоящая паника. Она и вправду думает, что я буду вешаться ему на шею? Ни за что! Я даже не посмотрю на него. Никогда».

В три глотка я допила сок, и помчалась на биологию, на ходу дожёвывая бутерброд.

За партой я сидела одна. И злилась на себя за невыдержанность. Ну, почему я психанула? Зачем сорвалась с места и умчалась, даже не попрощавшись с Анджелой и Джессикой? Почему только одна мысль об Эдварде Каллене заставила меня так дёргаться? Нет, я не должна думать о нём.

Сосредоточившись на лекции, я постепенно увлеклась интересным материалом, о котором мистер Баннер рассказывал студентам, и даже не заметила, как прозвенел звонок.

«Могу же, если постараюсь», - с удовольствием отметила про себя я. И застыла. Я, что, теперь каждый раз буду хвалить саму себя за то, что смогла отвлечься от мыслей о новеньком красавчике? Боже!

С этим надо что-то делать. Но, что?

Может, стоит воспользоваться старым советом Рене? Я улыбнулась, вспоминая, как моя ветреная и влюбчивая мама проводила сеансы «женской психотерапии», чтобы избавиться от навязчивых мыслей об очередном «самом сногсшибательном мужчине»! Она расписывала в две колонки все его достоинства и недостатки, стараясь, чтобы вторая графа была намного объёмней первой, а потом с удовольствием читала вслух все эпитеты, которым смогла наградить своего нового «Идеального мужчину». Тогда я лишь тихо посмеивалась над ней, сейчас же схватилась за этот метод уничтожения ненужной привязанности как утопающий, хватающийся за соломинку.

Я составляла список пока ходила по магазину, закупая продукты на неделю, пока готовила себе ужин и убиралась в доме, когда ещё смогу заняться уборкой с моей работой? И даже когда учила уроки, постоянно прерываясь, чтобы поразмышлять, в какую колонку записать «умопомрачительный красавец». Сначала я решила, что это – достоинство. Но, добавив «эгоистичный» и «самовлюблённый», записала во вторую графу – «недостатки».

Перед сном, вместо обычной книги Джейн Остин или Шарлотты Бронте, я вслух прочитала три раза слова из второй графы. Помогло. Последнее, о чём я воображала перед тем, как окончательно погрузиться в мир ночных грёз – Эдвард Каллен в виде опереточного злодея, с лихо подведёнными чёрными бровями и фальшивым блеском чёрных глаз.

В среду я приехала на работу на два часа раньше: урок физкультуры отменили из-за соревнований по бейсболу. Прошмыгнув мимо всех своих знакомых, стремящихся занять самые лучшие места на трибунах, я незаметно вырулила со стоянки в сторону Порт-Анджелеса.

На этот раз я принялась за зал, где мисс Молли проводила свои занятия. Тщательно вычистила сцену, вымыла полы внизу, расставила столы и стулья, поставив их на крепление. Улыбнулась, вспоминая, как очаровательно и грациозно это делала позавчера Рэйчел. У меня, наверное, так не выйдет никогда. Интересно, сколько времени понадобилось ей, чтобы этому научиться? И босоножки, как она их назвала, стрипы? Я не могла себя представить просто стоящей на такой платформе, что уж говорить о том, чтобы пройтись пару метров! Мистер Дженкинс, мой фанат и коллекционер смешных падений Беллы Свон, точно был бы доволен, подсматривая за тем, как я грохнусь с двадцатисантиметровой высоты!

За этими мыслями я не заметила, как сделала всю свою работу. Перед тем, как уйти, я решила найти Рэйчел. Она стояла за своей стойкой, пересчитывая и расставляя бутылки с напитками.

- Привет, Рэйчел, - поздоровалась я, тихонько подойдя ближе. Я не хотела отвлекать мисс Молли и девочек, которые уже занимались на сцене.

- Привет, Белла. Смотрю, ты уже закончила? – я кивнула, - быстро! Молодец!

Да, сложного ничего нет, спасибо, Рэйчел, - я решила поблагодарить её ещё раз, но ответить она не успела, оглушительный утробный рёв раздался в зале:

- Меган! Ты что творишь! Тебе кто-нибудь разрешал? Быстро слезла с пилона*, бестолочь! Чем вчера намазалась? Ты что, хочешь, чтобы кто-нибудь сорвался из-за твоей дурацкой ароматерапии?..

Я вздрогнула от неожиданности. Не представляла, что мисс Молли может так кричать, холодок пробежал по спине. Я повернулась к Рэйчел, присев на барный стул.

Она перегнулась через стойку ко мне и тихо зашептала:

- Нельзя пользоваться лосьонами и кремами для тела. Чтобы избавиться от эфирных масел, нужно несколько дней. Страшно не то, что Меган съехала с пилона, теперь она оставила на нём жирные следы, и кто-то из выступающих девчонок сегодня может сорваться, - пояснила Рэйчел.

Я мало что поняла из этого объяснения, а мисс Молли продолжала кричать:

- До конца жизни будешь мыться хозяйственным мылом! Сколько раз я говорила, чтобы вы не мазались всякой дрянью? Не понимаете нормальных слов? – она уже почти хрипела, - тогда будем как в армии. Я отдаю приказы, а вы их выполняете. Теперь я за вас решаю, как краситься, в чём ходить, какую стрижку носить, и, если я говорю, что на лобке – бразильский вариант, значит, будете брить лыску, не задумываясь! Ясно?

Все молча кивнули.

- Марш за стремянкой, полируй пилон, и если хоть пальцем дотронешься … Свободна! Всем остальным пятьдесят отжиманий! Быстро!

И мисс Молли направилась к барной стойке. Она была сильно рассержена. Когда она взглянула на меня, я внутренне съёжилась, готовясь попасть «под раздачу». И не ошиблась:

- А ты что сидишь, Белла? Так и будешь до конца жизни спотыкаться на каждом шагу? Или всё-таки найдёшь в себе силы научиться двигаться как нормальная женщина? Завтра же, чтобы принесла форму, начнём заниматься!

Я остолбенела. И совершенно неожиданно для себя пробормотала:

- Есть, сэр!

Рэйчел прыснула, мисс Молли удивлённо присела на барный стул, недоверчиво разглядывая меня, а я мысленно ругала себя последними словами.

Я согласилась? Этого не может быть, потому что

Этого

Не

Может

Быть!

Я не создана для этого.

Мисс Молли уже пришла в себя и с улыбкой рассматривала мою растерянную физиономию:

- Ты уверена, Белла? – насмешливо спросила она.

Я молчала, чувствуя, как краска покрывает моё лицо, а коленки начинают предательски дрожать.

- Ты когда-нибудь занималась танцами, Белла?

- В детстве, я ходила в танцевальную школу.

- Это хорошо, что в детстве, - задумчиво проговорила она, по-прежнему рассматривая меня с ног до головы.

- Почему? – смогла, наконец, хоть что-то выдавить из себя я.

- Потому что бальники в стриптизе не задерживаются, не выдерживают физических нагрузок, - она встала со стула, подошла ко мне и потрогала мои руки. Потом взяла ладонь и, крепко сжав пальцы, продолжила, - на моей памяти их и было всего трое, а вот балетные или гимнастки – другое дело, - она покачала головой, словно осталась довольна моим осмотром, - у них и нагрузки не меньше, да и дисциплина железная.

Я смотрела на неё во все глаза, всё происходящее казалось сном.

- Будет очень тяжело, Белла, ты даже не представляешь, насколько тяжело, - она посмотрела мне в глаза, - и очень-очень больно.

- Ну и пусть! – выдохнула я.

Упрямая!