Название: Представь
Музыка к фику: Apocalyptica feat. Cristina Scabbia – S.O.S
Автор: MoonNatalie
Жанр: Drama, Angst
Рейтинг: PG-13
Пэйринг: Белла/Эдвард
Саммари: Избавиться от чего-либо одним из самых простых способов можно, просто представив, что этого «чего-либо» нет и не существует. Весьма действенный способ, за исключением тех случаев, когда дело касается воспоминаний и чувств. Но попробовать стоит, так что просто представь…

Если вы не прыгали с парашютом, то не чувствовали захватывающего и леденящего сердце ощущения свободы. Если вы считаете, что не чувствовали свободы, то и в истинном заточении тоже не были. Если вы не чувствовали себя заключенным в клетку собственного сердца, когда думать ни о ком другом просто не в состоянии, то вы не любили. Если вы не любили, то и жизнью ваше существование назвать нельзя. Но знаете, порой я думала, что просто существовать не так уж плохо. Спокойствие, душевное равновесие, уверенность в завтрашнем дне…обыденность, серость, тоска. Серый – мой любимый цвет, а может, и стиль жизни.
- Сегодня у меня будет вечеринка. И ты идешь без вопросов. Надень то зеленое платье, потому что у меня для тебя кое-кто есть, - верещала Элис, похлопывая для убедительности ладонью по моему столу и буквально нависая надо мной. – Он правда хороший, вот увидишь!
Боже, ну почему все решили взять на себя обязанность найти мне пару? Я выгляжу умалишенной? Жалкой? Выгляжу девушкой, которая сама уж никак не справится с этой сложной задачей? А если я просто не хочу? Я твержу себе этот извечный для меня вопрос, но в последние два года он не помогает. Последние два года я одна. Нет, не в том смысле, что у меня никого нет. Меня ни у кого нет. Я действительно одна. Ни родных, ни близких, ни друзей… знакомые. И я в этом мире для всех случайная призрачная знакомая Изабелла Свон.
- Элис, я не могу.
- Почему не можешь?! Ты все можешь, и ты идешь!
Элис, казалось, искренне хотела стать моей подругой. Вернее, она искренне хотела, чтобы все вокруг стали ее подругами и друзьями…но я не могла себе позволить стать частью ее наполеоновского плана по завоеванию мира, а ее настойчивость временами выводила из себя.
«Не трогайте меня!» - хотелось мне закричать порой, и все просто подсознательно чувствовали, что от Изабеллы Свон веет холодом, что от нее ничего не добьешься, и оставляли попытки. Все, но не Элис.
- Элис, не видишь, что ей наплевать на то, как ты тут перед ней распинаешься? Наша Изабелла всегда занята, от нее зависят судьбы мира, поэтому она просто не может бегать с нами, простыми обывателями, по глупым вечеринкам, - наконец, зло огрызнулась Розали, наш неизменный секретарь венценосцев - дирекции компании.
Элис надулась, посмотрела на меня грустными глазами и пошла к своему столу. Мне хотелось окликнуть ее, извиниться и пойти на эту идиотскую вечеринку, но… Просто представь, что ты эгоистичная стерва, презирающая всех вокруг. Представь, что тебе это не нужно, Изабелла. Так будет легче, поверь…

* * *

Среда, пятница, вторник, утро, вечер, полночь, полдень, осень, зима, холод, жара…Одно сменяет другое, только я словно замерла на месте пару лет назад, когда умер единственный родной мне человек, а тот, кому я верила и доверяла, предал. Если бы я могла вернуть время назад, я бы ни за что не позволила Джейку так прочно войти в мою жизнь. Если бы я могла отмотать назад хотя бы три года, я бы не уехала от своей бабушки Мари в Вашингтон в поисках лучшей жизни, в поисках утешения и, возможно, счастья. Если бы могла, я бы поплыла с ними. А теперь… Представь, что тебе никто не нужен… Представь, что тебе все равно…

* * *

Хлопок двери. Шаги. Голоса.
- …сказал мне позвать для него какую-нибудь девушку.
- И?
- Он же друг Тайлера, вот я и думаю, кого позвать.
- Позови Изабеллу, вы же хорошо знакомы.
- Изабеллу??? Нет, она слишком…скромная. Она даже поговорить с ним не сможет, ты что?
- Значит, Лорен…она точно своего не упустит…
Шаги затихли, унося с собой голоса Джессики, моей одноклассницы, и менеджера по кадрам Анжелы.
Не смогу? Гнев закипал внутри, грозя вылиться наружу. Потоки жидкой боли, сочащейся прямо из сердца, размеренно вливались в кипучую лаву ярости, лишь добавляя нотки отчаяния в снедающие меня чувства.
Я настолько жалкая? Я не могу?
Отчаяние и одиночество последних лет, от которых ночами я громко рыдала и колотила руками в стену, прорвались слезами, которые я была уже не в состоянии унять. Не помню, как схватила вещи, как сбежала вниз в просторный холл, как поймала такси, как ехала в нем. Только из него вышла уже не та Изабелла, что в него садилась. Это не была и новая Изабелла. Из него вышла та, кем я была четыре года назад: решительная, уверенная, желающая постоянно что-то кому-то доказывать мисс Свон. Только вот сердце этой Изабеллы было пустым, а огромная трещина зияла в самой его середине. Как черная дыра, она засасывала все радости, все улыбки, весь свет, не давая ни малейшего шанса оживить хоть на секунду этот пустой сосуд. Потому что глубоко внутри я уже мертва.
Зеленое? Прекрасно! Ну и что, что оно слишком короткое – так положено! Я схватила туфли на десятисантиметровом каблуке, которые уже пару лет пылились в шкафу, и торопливо стала надевать их, будто если не выйду из дома в ближайшие десять минут, вся моя решимость исчезнет, и снова вернется безразличная льдышка с пустым взглядом.
Зачем мне это? – в сотый раз вспыхивал перед глазами вопрос. Да затем, что мне терять уже нечего. Ничего хорошего в жизни у меня уже не предвидится, а умирать так…нет, я должна доказать это самой себе! Что потом? А это важно? Отнюдь.

* * *

Такси остановилось, осветив на секунду и без того искрящийся бесчисленными огнями вход клуба, о котором часто говорила Джессика. Inspiration. Да, подойдет.
Глубоко вдохнув, я сказала себе: «Представь, что ты суперсекси девица, каждую ночь посещающая такие заведения. Представь, что ты можешь!», и вышла из авто.

* * *

Я неловко топталась у бара, решив подкрепить свою уверенность алкоголем. Текила? Подойдет!

* * *
Три рюмки, три дольки лимона и три минуты спустя, не зная, что делать дальше, я прошла на танцпол, где начала танцевать под ужасно громкую, абсолютно лишенную красоты музыку. Представь, что тебе нравится. Голова слегка кружилась, но это с лихвой компенсировалось чувством, будто лед на моем сердце дал трещину, и дышать стало немного легче. Я закрыла глаза, чувствуя необычайную легкость, которую испытывала лишь в детстве, когда родители были со мной, когда светило солнце и когда я была счастлива, и продолжила танцевать. Музыка вливалась в уши, пропитывала кровь и неслась вместе с ней к каждой отдельной клеточке моего тела, заставляя чувствовать ее, любить…
Чьи-то руки обняли меня сзади. Я вздрогнула и дернулась вперед, однако через секунду вспомнила, зачем я здесь. Представь, что все хорошо.
Сквозь сжатые зубы и легкий туман в голове я вернулась назад и положила ладони на руки, все еще лежащие на моих бедрах. Резкий рывок назад, и меня недвусмысленно прижали к себе. Я зажмурила глаза и представила, что я Джессика, Лорен, Розали… да кто угодно! Я могу! Какая тебе уже разница?
Руки блуждали по моему телу, слегка сминая платье. Туман в голове густел, а я начала привыкать к этим ладоням и расслабилась.
Спустя две песни меня резко развернули и потащили к бару. Все, что я видела – широкая спина высокого мужчины с густой спутавшейся шевелюрой цвета меди и машущие в разные стороны руки опьяненных страстью, алкоголем и жарой танцующих людей.
Я не слышала, как мой кавалер хоть что-то говорил, но через несколько секунд он развернулся и вручил мне рюмку с жидкостью изумрудного цвета. Абсент. Ну да это неважно, потому что передо мной стоял потрясающе красивый мужчина с невероятно глубокими и пугающими абсолютно черными глазами. Он улыбнулся, и я даже решила, что мне повезло, потому что он был не просто красив, он был невероятно и сногсшибательно красив.
Представь, что ты не хуже, сказала я себе и залпом выпила рюмку.
Судорожный вдох, слезы из глаз и дикий, разрывающий горло кашель. У самого уха раздался смешок, который я в большей степени почувствовала, чем услышала, по прохладному воздуху, обдавшему мою щеку, и прикосновению холодных губ к соленым следам, проложившим тропинку к моей шее. Мороз побежал по коже, а внутри, словно в отместку, разгорелся огонь, достигая самого сердца. Изумрудный яд, казалось, растопил его, растопил все мое тело и разум, превратив в несвязно думающую массу.
Я снова оказалась на танцплощадке, снова прижатая к своему спутнику. Я ощущала себя так, будто меня вынули из саркофага пуленепробиваемого и звуконепроницаемого стекла. Поток музыки оглушил меня, ударяя по оголенным нервам, с новой силой поглощая в свои децибельные дебри. Волна запахов рванула в легкие: дым, алкоголь, пот, духи… А каждая моя клеточка нервными импульсами отвечала на малейшее прикосновение молодого человека, по прежнему прижимающего меня к себе.
Я чувствовала, что это ненормально, неправильно, но…Забудь! Представь, что ты его знаешь, что он близкий тебе человек. Ты всю жизнь занималась самообманом, так в чем дело? И у меня получилось. Внутри вспыхнула несуществующая нежность, и я словно взглянула на него по-другому, желая притронуться к его, словно притягивающим свет со всех сторон зала, волосам. Потянувшись, я запустила пальцы в его пряди. Он усмехнулся уголком рта, а его черные глаза превратились в пучину, бездонную пучину, затягивающую меня с головой в свой мрак. Холодные губы захватили мои собственные в плен, от которого я не хотела избавляться. Он целовал меня медленной пыткой, слегка прикусывая нижнюю губу зубами. Я не сдержалась. Сердце давно заглушило музыку, превратив ее лишь в аккомпанемент своему собственному соло в моих ушах. Я обхватила парня руками за шею и приоткрыла рот, пуская его с тихим прерывистым выдохом.

* * *

Захлопнулась дверь, щелкнул замок, пара шагов вперед, вспыхнувший свет лампы на тумбочке и … огромная кровать. Сквозь туман в голове я лишь смутно помнила последние полчаса. Помню его руки на моей талии, когда он вел меня к потрясающей гоночной машине, помню пролетающие мимо огни фонарей, неоновых вывесок, сливающихся в единый разноцветный поток, помню… нет, больше ничего не помню. Теперь, когда за нами захлопнулась дверь, сквозь туман и дымку в сознании стал пробиваться тоненький голосок, твердящий «Что ты творишь?», от которого голова просто раскалывалась.
Я развернулась и увидела, как ко мне, медленно расстегивая рубашку, приближается мужчина, которому я позволила очаровать и опоить себя. На его лице появилось такое коварное, хищное, почти зверское выражение, исказившее его прекрасные черты, что я шумно сглотнула. Сердце бешено застучало снова, своим грохотом рассеивая морок перед глазами. Я испугалась. «Да что я здесь делаю?» - закричало в панике сознание. Думай, думай, думай!
- Я сейчас, - пропищала я и направилась мелкими неуверенными шагами к ванной, находящейся как раз за его спиной в двух метрах от выхода. Я чувствовала, что он следит за мной взглядом, но не оборачивалась. Добравшись до двери ванной, я рванула к выходу, но в ту же секунду врезалась в твердое тело незнакомца и полетела назад, больно ударяясь головой о пол. Как…?
Я зажмурила глаза. Темноту перед глазами рассекали разноцветные круги света. Открыв их, я задохнулась. В двух сантиметрах от меня нависало его лицо. Все те же благородные черты, красивые губы, сжатые от гнева и ярости глаза.. Черт, его глаза! Горящие, словно угли, глаза… глаза демона, полыхающие адским огнем, прожигающие все внутри. Шок? Больное воображение?
Стальные руки сжались на моем плече и рывком подняли на ноги.
- Кто…? – выдохнула я. – Что…?
Казалось, мозг совсем отказался выполнять простейшие операции.
Парень театрально закатил глаза и тихо произнес, вызывая своим голосом дрожь по моему телу:
- Каждый раз одно и то же… Ну хоть бы ты отличилась оригинальностью и просто помолчала, дрянь.
Я дернулась от его слов, пытаясь вырвать руку из его хватки, но он толкнул меня к стене, вышибая воздух из легких и пуская замысловатые точки кружиться в диком танце перед помутневшим взором.
И я сделала, как он просил. Не произнесла больше ни слова. И не потому, что испугалась его гнева. Я замолчала, потому что выражение его рубиновых глаз не сулило мне ничего, кроме безысходности, неизбежности неминуемой смерти. В них смешались диким коктейлем ярость, злость, презрение, жестокость и … что-то еще, что я не могла понять. Ведь он псих? Ведь про таких рассказывают в новостях?
Парень схватил меня за горло и сильно сжал, отчего перед глазами снова заплясали черные круги. В этот миг я поняла, что это все. Конец. Возможно, я повредилась умом при падении, но ничего, кроме смирения, я не чувствовала. Ни страха, ни желания бороться…только боль. Я ощутила его дыхание на своем ухе и прикрыла глаза.
Воспоминания яркими вспышками на миллисекунды всплывали перед глазами, но я успевала их уловить. Ведь это были самые счастливые и самые горькие моменты моей жизни. Вот я впервые еду на велосипеде, и папа поддерживает меня сзади. Бабушка рассказывает мне сказку, одну и ту же каждую ночь, но такую любимую. Мама печет для меня шоколадный торт, когда я заболела оспой. Кукольный домик, который был моей мечтой три года, и который мне, наконец, подарили в девять лет. Поступление в колледж. Мой Джейк. А дальше…Захваченный современными пиратами корабль, в котором праздновали двадцатилетие совместной жизни родители, то страшное утро и тот экстренный выпуск новостей, сожаления знакомых, похороны, продажа нашего дома для того, чтобы хоть как-то выкроить средства для нас с бабушкой Мари, переезд в Вашингтон к Джейку, который собирался стать сюрпризом… Вставляю в дверь ключ, щелчок замка, прохожу на кухню, а там… он с ней… Мне некуда деться, жалкая гостиница, плачущая в трубку бабушка, а у меня уже нет слез. Работа с нуля, бессонные ночи. А потом смерть единственного оставшегося родным для меня человека – бабушки Мари. Это послужило последней точкой в том многоточии, в которое стала превращаться моя жизнь после катастрофы. Конец моей метаморфозы. Я другая. Я Изабелла. Оградившаяся от привязанностей, любви, вообще каких-либо чувств Изабелла Свон. Так зачем мне сейчас бороться? Для чего? Для кого? Уж пусть этот…пусть этот человек с адскими глазами, чем время, с каждым часом сжигающее последние крупинки прежней Беллы.
Я открыла глаза, встречаясь с его пугающим взглядом. Он хитро ухмыльнулся моему спокойному выражению лица, чуть ослабив хватку, и со свистом прошептал:
- Твое последнее желание?
Находясь лишь в дюйме от его совершенного лица, я сквозь глаза заглянула в его темную душу и тихо прошептала:
- Любовь.
С секунду на его лице значилась маска удивления и непонимания, но она тут же соскользнула под дикий, жестокий хохот, полный холодной издевки.
- Ты не понимаешь, что просишь? И у кого просишь?
И снова дикий смех, не тронувший пугающих, но влекущих глаз.
Я молчала и продолжала смотреть на него в упор.
Я прекрасно понимала, что той любви он мне дать не в состоянии, но ведь есть оборотная сторона этого понятия.
Наконец, он понял, чего я хотела, и смех прекратился, уступив место обольстительной ухмылке хищника и выражения непонимания в глазах одновременно.
Зачем я попросила именно любовь? Зачем она мне? Это трудно объяснить, но желание прижаться к кому-то рвало все изнутри, вызывая почти такую же нестерпимую боль, как боль потери. Говорят, что человек в отчаянии способен на многое. Ну, так я была более, чем в отчаянии. Я уже смирилась.
Он оторвал меня от стены, сжал в кулак волосы и с силой потянул назад, отчего голова запрокинулась, а из глаз рванули слезы боли, не то физической, не то душевной.
- Ты этого хотела, шлюха? Да? Отвечай! – рявкнул он.
Я сглотнула. Почему он? Почему так? Да потому, что это конец. Мой конец. А уж уходить со сцены нужно красиво и ни о чем не жалея, не так ли?
- Да, - выдохнула я, и он яростно обрушился на мои губы.
Я закрыла глаза и расслабилась. Мне надоело бороться с болью, отчаянием, безысходностью и недоверием ко всем и вся. Отдавая себя ему, я сдавалась, покоряясь судьбе. Все, руки подняты. Да, это непозволительная слабость с моей стороны – сдаться в борьбе с болью. Да, я жалкая, ничтожная и достойная не большего уважения, чем слабовольные самоубийцы. Ну так что ж. Вот мое наказание.
Через секунду я уже была на кровати, придавленная его телом. Внутри что-то рвануло, пытаясь сопротивляться, но я быстро поборола себя. Представь, что ты любишь его, а он тебя. Чистая, прекрасная, верная любовь, в которую ты уже не веришь. Просто представь…
Срывая с меня одежду, он бормотал:
- Черт, все вы одинаковые, дрянные шлюхи. Ненавижу вас всех. Ненавижу! Нравится? Нравится, я спрашиваю? Оглохла? Отвечай, я сказал!
Представь, просто представь…
- Боже, ты все для меня, Белла. Я люблю тебя, слышишь?
- Да, я слышу тебя, - выдохнула я, не открывая глаз, стараясь хоть чуть-чуть удержать слезы. Его руки до боли сжимали меня, но я молчала и просто представляла его нежные объятия, слова и поцелуи. Это не было сложно. Уже долгое время я только этим и занималась: представляла, представляла, представляла, воображала, придумывала, мечтала…
- И я ненавижу твое зеленое платьице, которое ты напялила, чтобы затащить какого-нибудь идиота в постель. Но я не идиот, потому что я знаю, какая ты на самом деле. И за это я тебя ненавижу. И делаю это, только чтобы доказать, какая ты дрянь.
- Ненавижу твое зеленое платьице, ведь ты специально его надела, чтобы свести меня с ума, как идиота. Тебе удалось, даже вдвойне. Я совсем сошел с ума и стал полнейшим идиотом. А все потому, что я знаю, какая ты на самом деле. И за это я люблю тебя еще больше. И я докажу тебе самой, хоть ты и не хочешь верить, что ты самая замечательная и необыкновенная на свете, - нежно шептал он в перерывах между поцелуями.
- Такие, как ты, заслуживают только боли за то, что делают больно другим, за то, что вообще появились на свет. – Он с силой дернул меня за правую руку в сторону, сдвигая ближе к центру кровати, отчего мне показалось, что еще один рывок, и вывиха мне не избежать. Я попыталась высвободиться, но сделала только хуже, потому что он лишь усилил хватку. – Не дергайся! Ты уже не спасешься и никуда от меня не денешься, потому что я не отпущу, милая. – И с этими словами он ослабил захват и начал покрывать поцелуями плечо, медленно выводя узоры пальцами на моем животе.
- Ты не заслуживаешь страданий. Хватит. И я уберегу тебя от них, не позволю никому причинить тебе боль. Можешь пытаться убежать, но ничего не выйдет. Я никуда тебя не отпущу, никогда и ни за что, милая.
Жизнь, построенная на глубоком самообмане, жизнь, большую часть которой проводишь в мечтах о несбыточном, но таком желанном – жалкое существование. Жалкому существу - жалкое существование. Как иронично.
Еще более ироничным и даже страшным было то, как вел себя мой будущий любовник. То он до боли сжимал меня, чуть не ломая кости, то становился таким нежным и чутким. Или грань между реальностью и моим «представь» стерлась настолько, что я уже не вижу разницы? Да, собственно, это и не важно.
- Если хочешь осуществить свое предсмертное желание в более лучшем качестве, то не стоит лежать, как бревно, - прошипел он мне на ухо. – В конце концов, это не мне нужно, а тебе.
От этих слов внутри все словно парализовало током, стало гадко, больно, и я инстинктивно попыталась вырваться
Я хочу уйти, хочу уйти, - рыдала прежняя Белла внутри меня. Почему он такой жестокий? И я тихо выдохнула:
- За что?
Из его пугающих глаз на секунду исчезла ярость и выстрелила непонятная боль. Опять я представляю? Ему больно? Я знаю, что такое боль. И я захотела утешить его, приласкать, сказать, что все хорошо, потому что мне этого никто не дал, а тех, кто пытались, я сама оттолкнула. Сейчас я поняла, что это моя вина. Я не смогла справиться, я слабая. А он сильный, он сможет принять, да? Боже, я жалею своего будущего убийцу.
Я потянулась к его губам и обхватила руками за шею. Я гладила его волосы, продолжая целовать. Всю ту любовь и нежность, что мелкими капельками крови еще лежали среди осколков на дне моего сердца, я отдавала ему.
Он отвечал на мои поцелуи с жаром и жестокой нежностью, балансируя на грани и шепча в перерывах:
- Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
А я … Представь…
- Люблю! Люблю! Люблю!
Боль прошибла все тело разрядом, когда он сделал то, чего я у него просила. Я прикусила губу до крови, но не закричала. Он замер на пару секунд, а затем с рыком начал терзать мое тело и губы. Терзать нежно и трепетно, отчего я забыла про боль, слезы, и про то, что их скоро не будет, как не будет и меня.
- Ненавижу! – прорычал он, и с новым его движением все заволокло белым светом, и я полетела навстречу к прекрасным ярким звездам, паря в чувстве эйфории. Все ушло, исчезло. Остался только он, став болезненно сжимающим сердце голосом, шепчущим в моей голове одно единственное слово: «Люблю». Слова внутри все так и рвались, ломились наружу, и я прошептала:
- Я тоже. Я тоже тебя люблю.
Когда я открыла глаза, когда выплыла на поверхность, бардовая бездна его глаз, словно черная дыра, затянула в свои глубины. Я не могла отвести глаз, я не могла пошевелиться, я не могла произнести ни слова. Вокруг расплывалась тишина, а я была словно поймана ею в ловушку. Лишь одна мысль отчетливо рикошетила в бесконечном ритме в моей голове: «Сейчас он и сделает это. Убьет.»
Я знала это с самой первой минуты пребывания в этой комнате. Я знала это все время, пока целовала его. Я знала это, когда выгибалась навстречу его губам. Но… сейчас я не хотела умирать. Глупая Белла, ты же знала, что мечтать опасно. Реальность обрушивается словно бетонная плита, уничтожая все, что успеешь себе придумать. Разница только во времени: количестве и масштабах придуманного. Чем больше, тем больнее. И как за это недолгое время, проведенное рядом с ним, я смогла создать невообразимую мечту? Как?
Его брови сошлись на переносице, отчего лицо стало жестким и полным решимости.
Как он это сделает? Возьмет нож? Застрелит? Задушит? Холодок пробежал по телу, но я не сдвинулась. Я не стану убегать. Я смотрела на него, разглядывала уже такие знакомые, почти родные черты, пытаясь запомнить. Я так сильно хотела провести рукой по его красивым темно-рыжим, похожим на бронзу, волосам, что мне удалось поднять руку. Ладонь дрожала, когда я нежным жестом отодвигала со лба непослушную прядь. Слеза скатилась по щеке, когда я поняла, что он единственный близкий и дорогой мне человек. Я сумасшедшая? Да, но что теперь?
И я понимала, что это полнейшее помешательство, но ничего не могла с собой поделать. Понимала, что он настоящий не имеет ничего общего с ним мною выдуманным. Понимала, что он одержим жестокостью и навязчивыми идеями, что мое унижение и моя боль доставляют ему удовлетворение. Что он может дать мне что угодно: поцелуи, боль, ласки, бредовые слова…но на любовь он не способен. И все же только он смог пробиться сквозь толщу льда к моему оголенному сердцу, заполняя собой каждый темный уголок этой разрушенной клетки.
Его лицо исказилось гримасой, которую я не смогла понять, и он обрушился на меня своими губами, ласково и одновременно грубо касаясь моих. Из глаз сплошным потоком лились соленые ручейки, стекая на шею, подушку, его руки, обхватившие мою голову. Я хочу быть с ним. Хочу, чтобы он обнимал меня. С ним мне тепло, хоть его руки и губы почти ледяные…С ним я чувствую себя в безопасности, дома, хоть он и собирается меня убить… С ним я живу, хоть он и так жесток. Я нужна ему и… Все это я придумала.
Оторвавшись от моих губ, он положил голову мне на грудь, почти над самым сердцем, крепко обхватил руками и сдавленно, чуть слышно прошептал:
- Ненавижу!
Я гладила его по голове, рассматривая тени на стене, сотворенные светом настольной лампы. Они сгущались и клубились по углам, оставляя свободным участок стены с висящей на ней картиной, изображавшей шторм на море. Некоторые события в нашей жизни подобны морским волнам. Накрывают нас с головой, сметают привычные устои. И даже не важно, какой берег ты собой символизируешь: песок или галька. Все равно волна изменит. Песок сравняет, унося с собой следы, разводы, предлагая начать все с чистого листа, если хватит сил и веры. Она забирает в глубины мелкую, ничего не значащую гальку – привычки, образ мыслей и стремления. Под напором волны и гнетом лет даже тяжелые камни сглаживаются, меняются, исчезают… Когда-то я была твердой и крепкой галькой… до того дня, до Джейка… Сейчас я лишь песок, а сил что-то начинать заново у меня просто нет. О чем жалеть? Я познала любовь, я чувствовала тепло, согревающее изнутри. Я чувствовала себя прежней. Я была Беллой. Большего желать не положено.
Самый дорогой мне человек приподнялся, с нежностью, наполнившей меня счастьем, заглянул мне в глаза и снова начал целовать, прокладывая поцелуи к шее. Легкая боль в том месте, где остановились его губы. Я даже не поняла, что это. Его губы не оставляли мою шею, и я начала бездумно перебирать в пальцах пряди его волос. Тепло, спокойно… Я так давно не испытывала этих чувств. Тело отяжелело, глаза так и грозили закрыться. Покой и тихая любовь. Я из последних сил боролась с сонливостью, навалившейся на меня. Несколько раз я моргнула, перед глазами стало темнеть, а рука в его волосах обессилено упала. Опустив взгляд влево, я увидела, как свет лампы яркими бликами скачет по его волосам, выстреливая, высвечивая и пропадая в густой шевелюре восхитительно шелковистых бронзовых волос. А затем тьма заволокла, укрывая меня теплым одеялом забытья.

* * *

Если в жизни наступает момент, когда вы понимаете, что все, во что свято верили, все, чем жили – фальшивка, обман, яркий фантик от конфетки, призванный обдурить и бросить пыль в глаза, мучений вам не избежать. Если больно, то лучше избавиться от чувств, запереть их. Если всю жизнь пытаться заглушить в себе чувства, притворяясь камнем, они не исчезнут, не сгинут и не растают. Настанет момент, когда что-то или кто-то послужит катализатором, и они вырвутся на волю. Вырвутся, ломая, разрушая, перекраивая то, каким вы себя сделали, каким вы хотели себя видеть. Я знал это, но, тем не менее, не понял надвигающейся опасности. Не увидел ее в горящих карих глазах, смотрящих на меня так, будто я прежний. Не предотвратил, не удержал в узде. И теперь она вернулась. Боль.