Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2734]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Растопи лед в моем сердце
Способна ли мимолетная встреча с незнакомцем всё изменить? Не позволяя себе ничего чувствовать, я словно застыла во времени, как бы замерзнув внутри прозрачного ледника…

Ледяная игла
Это всего лишь долгожданные выходные, которые хочется провести на тихой и самой безопасной планете галактики Пегас с любимой женщиной. Что может пойти не так?
Фантастика, приключения, романтика

Методы дедукции
Идеальных людей не существует. Просто найдите такого же сумасшедшего, как вы сами. (с)

Все о чем мечтал. Бонус. Бразильские рассветы
Жизни не может быть без смерти. Безоблачное счастье всегда ступает рядом с черной полосой. Последствия наших поступков еще долго отзываются в сердце, как рябь на идеальной глади озера. Эдвард и Белла выстояли в битве с Вольтури, но отголосок чьей-то скорби все еще доносится до них печальным эхом событий прошлого.
Небольшое продолжение Рассвета глазами Эдварда.

Первый поцелуй
Встреча первой любви через пятнадцать лет.

Сказ о том, как мышонок помог принцу Золушку отыскать
И когда часы пробили полночь, Золушка бросилась вниз по ступенькам. Кучер свистнул коням, и карета умчалась прочь. Поскакал принц догонять, но за встретил лишь чумазую нищенку да пару гусей, а прекрасной незнакомки и след простыл…

Чужезасранец
В некотором царстве в некотором государстве жил-был добрый молодец. И был он всем хорош да пригож, но очень уж любил он виски. И так уж он его обожал, что жить без него не мог. А где виски, там и приключения. Батюшка с матушкой, и так пытались отвадить дитятко от пагубного зелья, и эдак - всё попусту. Но сколько верёвочке не виться, всё конец будет. Однажды коварное зелье погубило молодца.

Больно больше не будет
После года отношений Эдвард покидает Беллу, ради своей новой любви, встреченной им в Нью-Йорке. Но через полгода возвращается в Форкс на Рождественские каникулы со своим братом Джаспером. Как забыть своего бывшего, если тебя так тянет к его старшему брату?



А вы знаете?

...что можете помочь авторам рекламировать их истории, став рекламным агентом в ЭТОЙ теме.





...что новости, фанфики, акции, лотереи, конкурсы, интересные обзоры и статьи из нашей
группы в контакте, галереи и сайта могут появиться на вашей странице в твиттере в
течении нескольких секунд после их опубликования!
Преследуйте нас на Твиттере!

Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Снился ли вам Эдвард Каллен?
1. Нет
2. Да
Всего ответов: 485
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

Онлайн всего: 147
Гостей: 133
Пользователей: 14
adri, Izzi-Izabella, Nuka, Marysya5731, mashenka1985, белик, Alexs, sofamochilina, museck, Milochk@1504, h3d123, правовед, Марс67, Sunshine87
QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Мини-фанфики

Одно слово

2024-3-29
21
0
0
КАТЕГОРИЯ: Best Classic

Название: Одно слово
Музыка к фику: Сергей Рахманинов – Вокализ, опус 34, № 14
Автор: -
Жанр: Romance, Angst
Рейтинг: R
Пэйринг: Изабелла Свон/Эдвард Каллен
Саммари: Когда-то они уже встречались, но это не закончилось для них счастьем. Теперь они сменили роли, но внутри остались все теми же.
Предупреждение: Иногда проскакивает мат. Легкий мат.

Она дрожит, как последний лист на ветке умирающего дерева.
Ему кажется, что его глаза уже привыкли ко всему – за долгую медицинскую практику он видел столько тел: красивых и уродливых, восхитительно сложенных и изломанных, старых, молодых, смуглых, бледных, отвратительных и совершенных, грязных, окровавленных, чудесных в своей порочности и красоте, тонких и толстых – но ее не похоже ни на одно из них.
Тонкие бледные пальцы с силой сжимают сигарету, так, что кажется, еще немного – и она переломится пополам. Худая фигура затянута в плотную синюю ткань плаща. Густые вьющиеся волосы намокли под непрекращающимся чикагским дождем, моросившим с самого утра, и теперь облепили голову тяжелыми темными прядями.
Его руки ложатся сзади, на ее талию, и он медленно притягивает ее к себе, ощущая, как напряженная спина податливо приникает к его телу. Она расслабляется, и он на миг кожей чувствует ее тонкую грустную улыбку.
- Эдвард?
- Oui, mon soleil?
Она оборачивается, смахивая со лба крупные дождевые капли, и он на миг поражается ее бледности, тонкости и эфемерности – словно воробушек, вспугнешь и улетит. Густая россыпь золотистых веснушек на лбу кажется черной. Темный взор из-под чернильных ресниц жжет хуже клейма, и он на миг подавляет инстинктивное желание отойти назад, не приближаться, исчезнуть до тех пор, пока явные признаки безумия не оставят ее, до тех пор, пока она сама не позовет его, словно языческая королева – своего воина.
Она на миг закрывает глаза и сама обнимает его – впервые! – доверчиво приникая головой к теплой ткани шерстяного пальто.
И, кажется, что-то шепчет, но он уже не разбирает ее слов.
Тогда он видел ее в последний раз.

Снег все шел и шел, засыпая пустынные улицы и площади густой белой пеленой. Ветер никак не мог оставить его в покое – цеплялся за волосы злыми холодными порывами, подбирался под тяжелую плотную ткань зимнего пальто и дразнил кожу резкими грубыми рывками. Пальцы уже свело от холода, и это потом обещало весьма неприятные часы с долгим растиранием кожи спиртным и дальнейшим отогревом их у электронного камина в номере.
Он тихо выругался сквозь плотно сжатые зубы, нащупывая в кармане перчатки. Руки повиновались плохо и, в конце концов, он оставил глупую затею и просто прислонился к грубой кованой ограде возле Собора Парижской Богоматери, устало закрыв глаза. Янтарный свет фонарей тускло звенел внутри узких стеклянных клеток, рассевая вокруг крошечные частички света. Снег вспыхивал, словно граненные драгоценности.
Под ногами жалобно всхлипнул смятая бумага. Он наклонился, поднял, расправил. Ярко разрисованная листовка обещала «незабываемый вечер под аккомпанемент незабываемого «Вокализа» Рахманинова в сопровождении блистательного maître Валерия Гергиева, дирижера Лондонского симфонического оркестра». Сто двадцать евро за два часа высококачественной классической музыки. Чудно – весь высший свет в опере, нувориши и приходяще-уходящие звезды под ручку с любовниками, старлетками, женами и мужами, обвешанные бриллантами, сапфирами и алмазами, затянутые в атлас, шелк и муслин, смокинги, костюмы-тройки, бабочки и галстуки, блестящие усыпанными блестками шпильками и лакированными туфлями. Сплетни, пересуд и болтовня. Вежливое восхищение музыкой и опять фальш. Кто на ком женился, кто развелся, кто с кем спит…
Он поморщился, сжав виски пальцами. Мигрень снова пришла, ступая мягкими кошачьими лапками, выпустила когти, уткнувшись прямо в голову, и мерно мурлыча. Он откинул голову назад, жадно глотая свежий морозный воздух – успокоительное ощущение медом разлилось по венам.
Снег тихо скрипнул под чьими-то шагами. Он резко обернулся, смахивая с волос крупные серебряные хлопья снега, близоруко щурясь.
Они стояли у Собора, держась за руки, словно дети. Тонкая фигура женщины была укутана в легкий коричневый полушубок, стоявший рядом мужчина в длинной куртке держал какой-то глупый буклет, из тех, которые стопками раздают на узких парижских улочках.
Кажется, он что-то рассказывал своей спутнице, а та кивала с отстраненным видом, сжимая в тонких пальцах перчатки.
Тонкие кожаные перчатки с узким серебристым узором!
Он замер на месте, вглядываясь в лицо женщины. Этого не может быть – она же умерла. Ему говорили, что ее тело предали огню, а все вещи отдали брату, тому светловолосому франту, который приходил к ней два года, и из-за которого разыгралась та отвратительная сцена. Сцена, из-за которой все и изменилось.
На мгновение она обернулась и вздрогнула, рассмотрев высокого мужчину у ограды. Бледное лицо на миг заострилось и напряглось, она закусила губу, полыхнула глазами и тут же отвернулась, нервно поправляя волосы. А он уже успел увидеть все – и тонкие плотно сжатые губы, и крупную родинку у тонких трепещущих крыльев носа, и нервный темный взгляд.
- Белла? – ветер дул в спину, искажал слова, но он все же успел перехватить реплику мужчину в куртке, адресованную своей спутнице. – Что-то случилось?
Она покачала головой, но все же ответила.
- Нет… Ничего особенного. Пойдем?
- Но милая… Мы еще не все осмотрели…
- Я хочу домой, - тихий голос на миг сорвался, но потом она взяла себя в руки. Повела узкими плечами под теплой тканью полушубка. – Пошли.
Мужчина что-то ответил, беря ее за руку, а он с силой сжал зубы, борясь с таким близким и манящим искушением подойти, стать ближе, сжать тонкие предплечья и наконец спросить – почему? Почему оставила? Почему не искала?
Его взгляд следовал двум удаляющимся фигурам, а сердце, забывшее что такое подобная напряженность, отбивало бешеный ритм.
Сведенные судорогой пальцы грубо сжали податливый материал забытой листовки, и тот медленно спланировал на грубую каменную брусчатку, щедро усыпанную снегом.
Длинное черное пальто взметнулось следом за ним, когда он отпрянул от ограды и зашагал в сторону Оперы Гранье. Листовка осталась лежать на белом нетронутом полотне зимы.

Кровать в ее комнате была узкой, грязной, неопрятной, застеленной серым больничным бельем. Узкие стены, выкрашенные полуоблупившейся зеленой краской, низкий потолок и крохотное окно. Грубый колченогий стул в углу.
Он вошел, намеренно громко хлопнув дверьми, шурша мягкой белой тканью халата. Ее худое напряженное тело в непомерно длинной больничной сорочке даже не вздрогнуло, она только ниже наклонила уродливо остриженную кудрявую голову на колени и сильнее обхватила себя руками. Тихонько выдохнула. И вся она была напряжена, натянута, словно последняя струна на лезвии скрипки, мерцающая, блистающая в свете рамп, готовая отозваться в последний раз и затихнуть.
Он приблизился. Сел на краешек кровати, положив папку с ее личным делом себе на колени. Машинально скользнул пальцами к карману плотных льняных брюк, желая достать блок сигарет, и бессильно опустил руку, вспомнив, что здесь курить запрещено.
- Ты Изабелла Мари Свон?
Она не ответила. Только плотнее свела вместе щиколотки, натягивая рубашку на худые коленки. Спина ее на мгновение дрогнула – это одновременно можно было принять как насмешку и как плач.
Он предпринял еще одну попытку.
Тщетно.
Он вздохнул, больше всего сейчас желая оказаться подальше отсюда, дома, где уже ждала Таня, где был растоплен камин в гостиной, и где он чувствовал себя нужным.… Подальше отсюда, подальше от этого мрачного серого здания, скованного прочными цепями страхов и параной, подальше от своего кабинета, от ее палаты, от этой упрямой странной женщины…
Уйти.
И.
Оставить.
Все.
А потом она повернулась.
И он забыл, как надо дышать.
Глаза – огромные, усталые, в пол лица глаза, два бескрайних золотисто-черных омута, наполненных болью, страхом и еще чем-то таким странным, восхитительным и грязным – глаза на удивление красивые, осознанные, без малейшей примеси сумасшествия, прикрытые тяжелыми веками. Глаза странные, потрясающие и дарящие. Отбирающие, возвеличивающие и низвергающие. Дивные и чудные.
Невероятные.
Он не помнил, как оказался в своем кабинете, не помнил, что делал после того, как вышел из ее комнаты. Не помнил, что вообще произошло. Не понимал, что делать.
Кажется, она рассмеялась ему вслед. Но, скорее всего, это ему привиделось.

По вечерам она приходила к нему в кабинет, пила сладкий чай с медом и слушала книги, которые он читал. Она никогда не перебивала, просто слушала, свернувшись калачиком в уютной нише его кресла и попивая чай. Волосы ее уже немного отросли и теперь смешно вились над ушами, придавая ей какой-то обманчиво залихватский мальчишеский вид.
- В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога…
Он никогда не называл ее Беллой. Он ненавидел этот убогий детский вариант, грубый эквивалент настоящего отзвука ее имени. Только Изабелла. Его Изабелла.
Его женщина.
Единственная.
За те два года, семь месяцев, три недели и пять дней, что они провели вместе, он успел изучить ее от корки до корки. Он знал, за что она попала в психиатрическую больницу города Чикаго, знал, что он любит нарциссы и сладкий чай, знал, что на левой лопатке у нее небольшая родинка размером с зернышко, что она обожает мифологию и Рахманинова, и что у нее аллергия на кошек.
А еще он четко знал, что сделает все, чтобы вытащить ее отсюда.

- «Le Figaro» s'il vous plaît, - попросил он, протягивая газетчику смятую купюру. Низкий бородатый мужчина, плотно укутанный в теплый вязаный шарф, из-под которого выглядывал только покрасневший от мороза нос, протянул ему газету, буркнув что-то себе под нос.
- Merci, - рассеянно отозвался он, отходя от киоска. Развернул газету. Пробежался взглядом по оглавлениям, скомкал тонкую бумагу и бросил на снег. Достал из кармана надоедливо звенящий мобильный телефон. Дешевый пластический корпус вибрировал в руке, старенький экран мягко светился зеленым.
Ответить.
- Алло.
- Эдвард? Это Элис.
Он на миг закрыл глаза. Губы его искривились в страдальческой усмешке.
- Да.
- Где ты ходишь? – надоедливый звонкий голос сестры отбойным молотком лупил по его барабанным перепонкам, будя и без того едва утихшую головную боль. – Я уже второй день не могу к тебе дозвониться!
- Элис, ты что-то хотела?
Сестра по той стороне трубки притихла, уловив нотки в его голосе. Притихла.
- Эдвард? – это уже жалобно. – Звонила Эсми. А еще Карлайл… Он хочет поговорить…
Давно забытая злость всколыхнулась в нем темной гадкой волной. Он не мог – нет, скорее не умел – простить человека, который всего два месяца назад орал ему в трубку: «Как жаль, что это не ты умер! Как жаль, что вместо тебя погиб Эммет!» Старший Каллен никогда не любил своего младшего сына, да и никак не пытался это скрыть.
- Элис, я…
- Пожалуйста, - теперь в голосе сестры отчетливо звенела паника. – Пожалуйста, Эд. Я…
- Мне нечего ему сказать, - голос был словно чужой, резкий и грубый. Досадливо поморщился. Кинул быстрый взгляд на часы. Он безнадежно опаздывал. – Пока, Эл. Привет Джейку.

- К тебе гость.
Он явственно помнил, как собственноручно открыл двери, впуская в ее комнату высокого светловолосого мужчину, облаченного в серый, явно дорогой костюм. Загадочный посетитель вошел, заполняя собой, казалось, каждый свободный сантиметр комнаты. Она тут же напряглась – это он видел совершенно точно! – отвернулась к стене, закрывая лицо темными спутанными прядями.
- Мистер Каллен, оставьте нас, пожалуйста.
Он кивнул, хотя и совсем не хотел этого делать. Тонкий силуэт женщины у окна притягивал, манил, соблазнял и извращал, вызывая из подсознания картины, которых он предпочел бы избежать. Поморщился. Мигрень опять возвращалась, подступая. Поскорее бы избавиться от нежданного гостя…
Правила есть правила. И против того, что родственники могут навещать больных один раз на месяц, ничего не попишешь.
Он вышел, закрывая за собой дверь, внутренне сжимаясь от испуганного взгляда больших карих глаз.
Одна минута.
Две.
Три.
А потом он ворвался обратно, отдирая мужчину от нее, ударяя его кулаком по лицу и, кажется, разбивая нос.
Светловолосый отпрянул, прижимая окровавленную руку у лицу. Выругался, прошипел что-то сквозь зубы. Кажется, угрожал.
- Да ты на хер с ума со…
- Уходите, - ему понадобилась вся его многолетняя выдержка, чтобы не вцепиться посетителю в горло. – Немедленно, иначе я вызову охрану.
Стальные глаза, презрительно сощурилась.
- Да она промыла тебе мозги! Ты хоть знаешь, за что ее здесь держат? Знаешь, что она совершила? Да она..
- Я знаю.
- Она убила своего отчима! Ты хоть это понимаешь Каллен? Ты понимаешь, кого защищаешь? Она…
За его спиной раздался испуганный всхлип. Тонкие ладони робко прижались к его талии, и он накрыл ее дрожащие пальцы своими, теплыми и уверенными, ощущая, как она плотнее приникает к нему.
- После того, как он надругался над ней, - было невероятно трудно говорить об этом, не повышая голос и не орать во всю мощь своих легких. – А вы вместо того, чтобы помочь ей, заперли ее в психушке!
- Она…
- Убирайся! – он все-таки сорвался. – Убирайся, пока я сам тебя не убил!

В Опере яблоку негде было упасть. Он шел по холлу, украшенному лепниной, пробираясь сквозь плотную частоту толпы, и полы черного пальто задевали длинные платья женщин и шикарные смокинги мужчин. Здесь, среди разрисованной, напомаженной помпезной толпы он смотрелся совершенно чужим.
Прелестная рыжеволосая девушка, затянутая в узкое, словно перчатка, синее платье с ошеломляющим разрезом от бедра, послала ему очаровательную улыбку. Он отвернулся, ловя на себе ее удивленный взгляд, расстегивая пуговицы пальто. Сел, сверяясь с билетом, вытянул ноги. Откинулся на спинку стула.
Оркестр играл великолепно. Дивная мелодия «Вокализа» текла по залу, словно сладкая патока, обволакивая все чувства, изменяя ощущения. Он слушал, закрыв глаза, расслабленно откинув голову, позволяя себе отвлечься. Слушал, задаваясь вопросом, что делать дальше.
А потом услышал голос.
Обернулся.
Она сидела в четвертом ряду, тесно переплетя пальцы с тем самым мужчиной, с которым он ее уже видел. Длинная черная ткань ее явно дорогого вечернего платья струилась по телу, словно вода, глубокая и мрачная. На мгновение она заметила его – глаза вспыхнули, и она отвернулась, ловя на себе горькую усмешку. Передернула обнаженными белыми плечами. Он только хмыкнул, поудобнее устраиваясь в кресле, отворачиваясь от нее.
Он никогда не испытывал к ней презрения, когда узнал, что он совершила. Батриче Ченчи, подумалось ему тогда. Дева, мстящая отцу за свою поруганную честь. Не презирал тогда, когда она украла у него ключи, портмоне и сбежала из больницы. Не презирал даже тогда, когда увидел ее сегодня, вместе с этим напомаженным хлыщем, так властно прикасавшемуся к ней.
Но сейчас он ее практически ненавидел.

Эсми Каллен была ослепительно красивой женщиной.
Когда она шла по улице, мужчины оборачивались ей вслед. Это не было лицо из разряда «окинул-взглядом-и-прошел-дальше», нет. Сама Эсми не была такой. И ее боготворили. Ею восхищались. Ее возносили.
Каждый, кто хотя бы раз выдел лицо этой женщины, не мог смотреть на других и не сравнивать их с ней. Да и как забыть медные кудри, ниспадающие до пояса ленивыми длинными прядями, лучистые серые глаза и лукавую улыбку с восхитительными ямочками на щеках. Как забыть ту доброту, тепло и нежность, которыми она одаривала всех кто просил у нее помощи. Как забыть восхитительно ласковые руки, скользящие по гладким отполированным клавишам фортепиано, гладящие каждый уголок так нежно, будто перед нею были не бездушные куски дерева, а живая, теплая, нежная плоть.
Он любил мать.
Он помнил то, как она целовала его на ночь – легко, сладко, чуть касаясь губами кожи. Как пела ему колыбельную. Как выключала свет в комнате, шептала «спокойной ночи, сынок» и тихо закрывала за собой дверь. От нее всегда пахло молоком, медом и каким-то неуловимым цветочно-цитрусовым запахом ее собственных нежных дивных духов, столь сладких и столь тонких, что он не мог сразу понять, что чует их. И пальцы у нее были тонкие, длинные, чуть дрожащие и такие хрупкие… Красавица Эсми.
А потом от нее стало пахнуть ими.
Потом, когда он стал постарше, мать уже не приходила желать ему спокойной ночи и не целовала в щеку. Не пела колыбельную и не поправляла одеяло. Не интересовалась, чем занимается ее сын, и о чем думает. Она просто-напросто перестала его замечать.
А потом она приходила домой и от нее несло ароматом дорогих марочных сигарет, очередным алкогольным пойлом – по средам это было всегда виски, в понедельник – бурбон – с примесью лайма, запахом чужого одеколона, спермы и яростного секса где-нибудь в переулке. Блестящие волосы висели вокруг серовато-болезненного лица, словно яркие сигнальные огоньки Святого Эльма, словно путеводные звезды, запутавшиеся в тяжелых прядях. И пожелтевшие от никотина пальцы дрожали, сжимая светло-зеленую купюру с остатками белого порошка. «Белой смерти». Ну, или кокаина, если проще. Сине-бледная кожа облепила скулы так, что казалось, будто сейчас ни прорежут тонкий пергамент плоти и выткнутся наружу отвратительными ослепительно-яркими осколками костей. И это было так прекрасно-отвратительно… так неизменно гребано прекрасно и ужасно…
Тогда она ударила его впервые.
Он до сих пор помнит день, когда нашел ее.
От нее осталась только высохшая тонкая пергаментная оболочка плоти и волосы. Тяжелые херовы медно-золотисто-осенние волосы, живыми прядями извивающиеся вокруг лица. Как у Медузы Горгоны. Такое тонкое тело и такие тяжелые волосы.
Черные точки на запястьях.
Вкус смерти и сладких духов.
Запах роз.
Она лежала на полу, неудобно выгнув руки, разметавшись, словно глупая пластиковая кукла, которой любила играться соседская девчонка. Пустая упаковка презервативов рядом, пустая бутылка из-под виски и точно такая же пустая оболочка лежащей рядом женщины. Он так и не понял, отчего она умерла – возможно, передозировка. Возможно, упилась до смерти. Возможно, убита.
Он только вздохнул с облегчением, поняв, что все кончилось.
А потом явился его отец.
Его неизвестный добрейший папа.
И похороны.
Светлый лакированный гроб с тяжелыми вычурными золотистыми ручками, белые рубашки мужчин и черные сетки на лицах у женщин, фальшивые слезы и всхлипы «ах, бедный мальчик, остался сиротой в таком юном возрасте…». И чудные медные волосы, погребенные на три фут под грязной жирной черной землей, тяжелые, словно бархат, оплетающие руки, мешающие говорить…. И пустые серые глаза. Ей, наверняка одиноко, одна в пустоте, в слезах, в отчаянной темноте неудобного ящика…
Он проснулся от собственного крика.

За окном было темно.
Он еще несколько минут лежал, судорожно дыша, ожидая, что кошмар вернется, что он снова увидит это – жуткие длинные рыжие пряди, тянущиеся к нему, опутывающие тело, подобно кокону, сводящие с ума… Что дыхание перехватит в груди, что он снова не выдержит, попятится, а из груди вырвется длинный жуткий кошмарный вой… убивающий, разрывающий, уничтожающий…
Ничего не случилось. Тогда он медленно поднял голову и огляделся.
- Изабелла?
Ее не было.
Сначала он не удивился. Она часто уходила. Или возвращалась к себе, или уходила гулять по парку, или просто сидела у окна, натянув на худые коленки его длинную белую рубашку. Или курила. Или пила чай.
Он однажды подсмотрел за ней в такие моменты. Эфемерное большеглазое личико, взъерошенные короткие волосы, покрасневшая от его щетины кожа, запекшиеся от поцелуев губы. Ее кожа еще хранила его запах, а она уже была не здесь. Нет, физически здесь, она всегда была здесь, но душа ее витала уже где-то далеко, далеко от него. Кажется, она плакала.
Так они и провели ту ночь – вдвоем, прижавшись друг к другу, испуганно держась за руки и целуясь взахлеб.
Но сейчас все было по другому.
- Изабелла?
Под пальцами что-то хрустнуло. Он включил ночник. Рассмотрел неожиданную добычу.
И хрипло рассмеялся.
На тонком клочке бумаги было написано только одно слово.
«Прости».
Какая ирония – она сбежала в первую же ночь, которую они провели вместе.

Концерт закончился поздно. Возвращался он как в тумане. Шел по улице, спотыкаясь о каждый камень, а потом просто вызвал такси. Ехал в уютной машине, прижавшись пылающей щекой к прохладному стеклу, и размышлял. Завтра же он позвонит Квилу, а тот наверняка знает способ найти ее.
И он найдет.
Дверь в свой номер в отеле он отпер ключом. Помедлил, останавливаясь у входа, вспоминая, как два года назад так же вошел в другую комнату. Устало вздохнул и вошел.
Внутри было темно. Тонкий лунный свет еле пробивался сквозь плотно задвинутые шторы, отражаясь, обрисовывая узкую кровать, шкаф, комод. Он снял пальто, бросил его на кровать, потянулся к выключателю…
… и замер на месте.
- В начале было Слово…
Он прерывисто выдохнул. Она вернулась.



Источник: http://twilightrussia.ru/forum/33-4818-5
Категория: Мини-фанфики | Добавил: fanfictionkonkurs (11.10.2010)
Просмотров: 1626 | Комментарии: 16


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА






Всего комментариев: 161 2 »
-1
16 чирик   (28.10.2010 14:55) [Материал]
"... он успел изучить ее от корки до корки". После этой фразы я читать перестала. sad
От корки до корки можно вызубрить книгу, а не изучать живого человека! angry

1
15 Fleur_De_Lys   (27.10.2010 22:44) [Материал]
Так тяжело было читать про судьбу Эсме. Не понятно, почему убежала Белла и что же дальше? Удачи автору в конкурсе.

1
14 AnnaVologda   (27.10.2010 20:16) [Материал]
Как-то тяжело у меня пошел этот рассказ. Вроде все правильно, написано хорошо, но вот не задалось… Ближе к концу даже запуталась, где настоящее, а где воспоминания. Вроде мать умерла, а Элис говорит, что Эсми звонила.

1
13 Inwardness   (26.10.2010 22:45) [Материал]
Красиво написано, но как-то запутанно... события какие-то кусочные, воспринимается сложно. Но, повторюсь, написано красиво.

1
11 Валькирия   (25.10.2010 16:59) [Материал]
Irmania, поправка - Гергиев был дирижером Мариинского театра, с 2007 он - дирижер Лондонского симфонического оркестра. Я, конечно, не автор, но это знаю точно)

1
12 Irmania   (25.10.2010 17:04) [Материал]
Поправлюсь: он худрук и директор Мариинки. И по совместительству, насколько я понимаю, дирижёр, потому как он сейчас в Нью-Йорке "Бориса Годунова" дирижирует.

1
10 Irmania   (25.10.2010 09:33) [Материал]
Гергиев - главдир Мариинки…
Ну, не знаю… в принципе, неплохо. На твёрдую четвёрку.

1
9 Keiti-Scarlett   (20.10.2010 13:15) [Материал]
Спасибо за рассказ. Бедная героиня столько всего пережила.

1
8 Нюшка2010   (16.10.2010 22:16) [Материал]
как очень обрывочно(

4
7 Irmania   (12.10.2010 10:09) [Материал]
Я пока ещё не читала, но вот сочетание слов "вокализ", "Рахманинов" и "лёгкий мат" вызвал во мне настоящую истерику))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))) ))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))) ))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))

2
6 fon   (12.10.2010 06:30) [Материал]
Очень красивый язык написания и различные речевые обороты, но сам сюжет как-то не особо четко просматривается, не смотря на весь объем. Расплывчато. Начинаешь читать новый абзац и забываешь, что было в предыдущим из-за всей этой красотой слов.
Но тем не менее самим описанием я восторгаюсь)))
Спасибо автору)))

1-10 11-15


Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]