Название: Дневники моего одиночества
Музыка к фику: Daniel Lavoie «La moitié de moi»/ «Половинка меня»
Автор: -
Жанр: легкий Angst, POV, Romance
Пейринг: Карлайл/Эсми, немного присутствует Эдвард
Дисклаймер: Все герои принадлежат госпоже С. Майер.
Рейтинг: PG
Саммари: О том, как он ждал, искал, мечтал и надеялся. О том, как половинки соединяются в целое, а любовь находит любовь.
От автора: будучи профаном в этой области, извиняюсь перед специалистами в медицине, если где-то допустила ошибки и неточности.

Запись 1.

Волны лениво бились о борта корабля, зеленой пеной возвращаясь в океан, устремляясь в объятия своих сестер. Ветер относил клубы черного дыма прочь от палубы. Чайки уже начали долетать до корабля, но их крики терялись в шуме внутренних двигателей. Земля тонкой коричневой полосой виднелась на горизонте. В небе из просветов меж темных туч выглядывали звезды Новый свет: новые места, новые лица, новые надежды…

Возможно, Аро был прав, уговаривая меня сменить обстановку и отправиться в путешествие. Забавно, сначала он не хотел меня отпускать из Вольтерры, а потом сам же и подарил мне билет на пароход до Сан-Франциско. Из европейских больниц и частных клиник, где я успел поработать в последние годы уходящего века, у меня сохранились рекомендательные письма. Надеюсь, этого будет достаточно, для того, чтобы сразу обзавестись работой. При моем образе жизни отсутствие постоянного занятия невыносимо.

Просидев в своей каюте все дневные часы нашего плавания, я почти довел свой американский английский до совершенства. Конечно, мне придется пополнить словарный запас и привыкнуть к новому словоупотреблению, зато британский акцент уже удалось победить. Теперь, переезжая на новое место, я буду перестраиваться на диалекты, принятые в штате, из которого я переехал или на моей предполагаемой родине. На новом месте придется начинать старую жизнь – постоянное притворство и вечное одиночество. А как хотелось бы верить, что в этой чужой стране и смогу, наконец, найти свое счастье.
__________________

Запись двенадцатая.

Рождество. Как же я ненавижу праздники и выходные дни! Мне некуда идти и не с кем проводить это время. Никаких совместных торжеств, подарков и поздравлений. Соседям и коллегам даже в голову не придет, почему я всегда с готовностью беру ночные дежурства в это время. В больнице, по крайней мере, меня окружают дела и вот такие совершенно тоскливые вечера, как сегодняшний, бывают очень редко. Сердце будто сдавило металлическими путами.
Как же ненавижу вот такие тихие рождественские вечера.

Послезавтра снова переезжаю. Не хочу давать населению лишнего повода думать обо мне с подозрительностью. Почему я не могу читать мысли окружающих людей? Это сильно упростило бы жизнь. Ведь есть же у вампиров таланты. А мне, как всегда не повезло. Невозможно точно предсказать, наступил ли на самом деле критический момент и пора ли паковать чемоданы, или можно еще оставаться на прежнем месте.

Никогда больше не буду жить в таком большом доме, в нем я чувствую себя особенно неуютно. В просторных особняках, как этот живут семьями в несколько поколений. А я один… Совершенно один…

Уходящий год, как две капли воды напоминает все предыдущие. Каждый прожитый день невыносимо похож на других. Люди рождаются, взрослеют, влюбляются, жениться, обзаводятся детьми, стареют и умирают, а я неизменен как ход времени, и как время я одинок. У всего в мире есть своя вторая половина, дополняющая, позволяющая стать целым: у дня – ночь, у солнца – луна, у тени – свет. И хотя я знаю, что у меня ее, возможно, никогда не будет, но я все равно всегда буду ждать ее. Всегда буду ее искать.

Сегодня Рождество, вечер, когда каждый, даже самый закоренелый нераскаявшийся грешник, верит в чудо и лелеет надежду. Вот и я хочу, верить и надеяться, что однажды она постучит в мою дверь...
__________________

Запись двадцатая.

Мир снова сошел с ума. Человечество развязало очередную кровопролитную стычку, стремясь истребить самое себя. Сколько невинных душ улетят на Небеса из-за поражения своих вождей в политической игре. Я не в первый раз наблюдаю это безумие, и уже успел привыкнуть к подобным событиям и сопровождающим их явлениям. И все равно поражаюсь, как эти юные глупцы, начитавшиеся рыцарских романов и жаждущие подвигов, стремятся на верную смерть, едва переступив порог школы.

Горожане настолько поглощены мировыми событиями. Все отвлеклись от перетряхивания соседского грязного белья и сплетен. Каждому хочется знать мнение другого о войне. «На долго ли эта заварушка? Сколько платят добровольцам? За какую сторону надо болеть?» – дурацкие вопросы моих пациентов. Бред. Нужно уезжать из этого маленького городка. Стоит переехать куда-нибудь в более населенное место. В Бостон или в Чикаго. Там, наверняка, найдется побольше работы, да и обсуждаемые темы будут поинтереснее.

Прочь, прочь отсюда: от недалеких сквайров, жаждущих обсудить диспозицию войск в последнем сражении, от надоедливых кумушек, требующих повлиять на их неразумного сына. Как будто я знаю, как это сделать! У меня никогда и детей-то не было. Какие могут быть у вампира дети? Да и от кого? Столько лет бесполезного ожидания, безуспешных поисков, долгих отчаянных молитв, океанов непролитых слез… Все напрасно.

Как же трудно было понять это с самого начала. В моем каменном сердце просто уже нет места любви, я не способен на это чувство по отношению к одному конкретному объекту. Ожидание истощило мои душевные силы и теперь только гулкая пустота и тупая боль остались внутри.
__________________

Запись двадцать восьмая.

Обычно я не вспоминаю своих пациентов. Обычно. Конечно, иногда воскрешаю в памяти тех, кому не удалось помочь, чтобы еще раз тщательно изучить свои действия и постараться не повторить больше совершенных ошибок.
Но воспоминания о ней часто меня посещают, не могу объяснить почему, но что-то в них заставляет мою память прокручивать те события снова и снова, одновременно ублажая и мучая меня. Почему именно она?

Теплый сентябрьский вечер. Последний визит на сегодня.
Красивый дом с ухоженной лужайкой. Дверь открыла горничная. На секунду растерявшись, застыла на месте. Затем покраснела и улыбнулась, жестом приглашая в дом.

– Это доктор, – крикнула она вглубь комнат, а потом снова повернулась ко мне, – Здравствуйте, мистер Каллен, – поприветствовала она, потянувшись за шляпой и тростью.
– Добрый вечер, – фраза, сопровождалась моим вежливым кивком.

Навстречу мне по длинному коридору семенила хозяйка дома.
– Доктор Каллен! Добрый вечер, мы Вас заждались, – заметала она с легкой укоризной.
– Прошу прощения, миссис Уилсон, – нужно улыбнуться приветливее, – я немного задержался у предыдущего пациента, запущенный случай. Надеюсь, Вы сочтете это достойным оправданием?
– Хорошо, вы прощены. – Она кокетливо улыбнулась.
– А где же виновница моего визита? – Мне сообщили, что их дочь больна.
– Бедняжка на втором этаже в своей комнате, я Вас провожу. – Она показала рукой в сторону коридора, предлагая следовать за ней.

Поднявшись на вверх, прежде всего, прошел в ванную. Ладони уже остыли. Снял пиджак и закатал рукава рубашки. Встав спиной к хозяйке, чтобы она не заметила, как я тщательно мою руки в слишком горячей для обычного человека воде, решил отвлечь ее разговором.

– Что произошло с мисс Уилсон?
– Она очень любознательна. О, Вы знаете, очень любит читать. Ей захотелось достать одну из книг, стоящих на самой верхней полке в библиотеке. Рядом никого не оказалось и ей пришлой самой ставить лестницу. Бедняжка, ненадежно укрепила конструкцию, и та рухнула прямо на нее. Эсми так неудачно упала, что-то случилось с ногой. Надеюсь ничего серьезного! – Миссис Уилсон как раз заканчивала рассказ, когда температура моих рук немного повысилась. Судя по всему, придется касаться ноги девушки, не хотелось бы причинять ей лишнего дискомфорта, а прохладные прикосновения могут быть ей приятны.

Хозяйка приоткрыла дверь, пропуская меня внутрь светлой комнаты.
– Дорогая, к тебе доктор. Мистер Каллен, проходите, пожалуйста.

Немного помедлив, чтобы дать молодой девушке несколько секунд на подготовку, я зашел внутрь, сопровождаемый ее матерью. В глубине комнаты на высокой кровати, слегка откинувшись на подушки, лежала она. Юная Эсми. Темноволосая, кареглазая, с гладкой оливковой кожей и угловатыми чертами. Нежный бутон прекрасного цветка, который вот-вот распустится и явит миру свою истинную красоту. Ее цветочный аромат, был очень приятен. Как все девушки-подростки она была пленительна и нескладна одновременно.

Прекрасная, но не завершенная работа искусного творца. Словно неотшлифованная скульптура, или картина еще не покрытая лаком. Сейчас на ее лице застыло выражение испуга, а сердечный ритм ускорился при моем появлении. Ее распухшая левая нога была неестественно выпрямлена, в то время как правая здоровая немного согнутая в колене лежала рядом. Вывих или перелом? Меня тут же пропитало огорчение, что из-за моей дотошности с рецептом старого Джона Горбина, я заставил эту милую девушку мучиться лишних десять минут, хотя вызов поступил утром. Сестра почему-то решила, что травма не настолько серьезна.

– Добрый вечер, Эсми, – сказал я, осторожно пододвигая стул поближе к краю ее кровати, чтобы иметь лучший доступ к ноге.
– Здравствуйте, – тихо, едва слышно поздоровалась она. Ритм ее сердечных ударов ускорялся с каждым моим шагом.
– Дорогая, ну разве так полагается приветствовать джентльменов, что подумает о тебе наш гость? – Тут же встряла в разговор миссис Уилсон.
– Здравствуйте, сэр, – уже более уверенно и громко произнесла Эсми. Она даже улыбнулась, хотя видно было, что она делает это через силу. Ей больно.
– Давай разберемся, что стряслось с Вашей ногой, – я уже присел и медленно потянулся к подолу ее длинного платья. – Вы позволите мне взглянуть? – Спросил я, уже приподняв кружевной край.

Ее щечки тут же окрасились румянцем, а сердце просто затрепетало в груди. В смотревших на меня карих глазах вспыхнули огоньки. От этого взгляда внутри меня что-то вздрогнуло и горячей волной растеклось по телу. Невозможно было разорвать зрительный контакт. Но я все-таки смог оторваться от ее взгляда и вспомнить, зачем я сюда пришел.

Не дождавшись разрешения, я сдвинул платье, и нижнюю юбку так, что они оказались выше колен, и стал проводить рукой по поврежденной ноге, пытаясь найти причину деформации. Периферийным зрением я отметил, что глаза Эсми закрылись, и она перестала дышать, толи от боли, толи оттого, что прикосновения моих прохладных пальцев приносили ей облегчение. Ее ноги были прекрасны, маленькие ступни с аккуратными пальчиками, красивой формы голени, невероятно соблазнительные колени. Аккуратная маленькая родинка на правой щиколотке. Яд наполнил мой рот, прежде чем я успел что-либо произнести. Шумно сглотнув, в последний раз проведя пальцами по нежной коже вокруг поврежденного места. Эсми вздрогнула, судорожно вздохнула и распахнула глаза.

– Вывих. – Диагноз оказалось не так сложно поставить. Я с неожиданной для себя неохотой убрал руки от ее нежной гладкой ноги, с трудом оторвал взгляд от ее колен. Округлые, манящие... Стоп. Что я собирался сказать?
– Это опасно? Вы ведь не заберете ее в больницу? – Паника в голосе миссис Уилсон была совершенно неоправданна. Эсми пытливо на меня взглянула.
– Нет, сейчас вправлю кость обратно, и зафиксирую тугой повязкой, – я повернулся в поисках своего чемоданчика.

– Господи! Это же, наверное, жутко больно! Я могу чем-нибудь помочь? Доктор, а она сможет танцевать после этой травмы? А походка измениться? – Вопросы сыпались из уст хозяйки дома, как из рога изобилия. По лицу Эсми видно было, как она мечется между страхом и раздражением.
– Ничего страшного. Все будет хорошо, успокойтесь, пожалуйста. – Нужно найти предлог отослать ее мать. – У вас есть лед? Можете приготовить Эсми грелку со льдом?
– Лед? Да, мы делали такой компресс сегодня. Лед уже должен быть готов. Сейчас принесу. – Она кивнула и добавила, переведя укоризненный взгляд с меня на свою дочь, – я скоро вернусь.
Выйдя в коридор, она громко позвала горничную Салли, не получив ответа, отправилась на первый этаж.

Я быстро распахнул чемоданчик и принялся готовить все необходимое. Неловкое молчание меня тяготило.
– Она сердится на Вас?
– Да, я повредила ногу, прыгнув из окна, хотела избежать домашнего ареста, – она иронично улыбнулась и потерла рукой кончик носа. Хитрит. Огоньки все еще горели в ее глазах.
– Неудачная попытка. – Мне опять тяжело было оторвать взгляд от ее глаз. А дальше, ниже, как магнитом притягивали мое внимание к себе ее очаровательные колени. Просто идеальная форма. Если бы вампиры могли краснеть…Я склонился над чемоданчиком, перебирая бинты.

– Мама считает, что для моей репутации лучше будет прослыть «синим чулком», чем бунтаркой. – Эсми продолжала говорить, пытаясь обрести спокойствие, ища во мне союзника для создания тайного сговора против строгой матери. Я понимающе ей кивнул, решив воздержаться от ремарок, боясь сказать, что-нибудь, совершенно не касающееся обсуждаемой темы, пытаясь не встречать с ней взглядом и избежать чарующего магнетизма ее колен.
Ее маленькая ручка схватила меня за рукав, когда я подошел к ней намерением вернуть кость на место.
– Будет очень больно? – нотки страха и отчаяния заставили ее голос звучать выше обычного. Совсем еще девчонка!
– Немного, но недолго, неприятно, но не очень больно. – Постарался ее ободрить. В двери уже заходила миссис Уилсон. – Попытайся расслабиться.
Эсми стиснула зубы и снова закрыла глаза. Раздался звонок, а затем стук в дверь.

Операция не была примечательной, случай не трудный. Все напряженно молчали. Я уже накладывал последний слой повязки, когда после недавнего звонка в дверь, в комнату тихо проскользнула горничная, шепнув на ухо хозяйке, что пришел какой-то мистер Грисп. Миссис Уилсон недовольно фыркнула и дала едва слышное человеческому уху приказание не впускать.

Я уже расправлял рукава рубашки, уложив все вынутое обратно в чемодан, когда горничная снова оказалась в комнате Эсми, с сообщением, что этот самый Грисп отказывается уходить. Эсми встрепенулась, а ее успокоившееся к тому времени сердце снова затрепетало. В глазах прямо-таки запылал огонь. Не к нему ли на встречу она пыталась выбраться из окна. Диагноз ясен: Эсми влюблена.
Влюблена в другого… Влюблена в человека…

Прошло уже шесть лет, а я помню все, как будто был там только вчера. Чертова память!
__________________

Запись тридцать первая.

Новая головная боль всех врачей города. Новый вирус гриппа добрался и до Чикаго. Вчера зарегистрировали первый случай. Вакцины нет. Судя по масштабам, о которых пишут европейские газеты, надо готовиться к эпидемии, хотя кто знает, во что все это выльется.

Запись тридцать вторая.

Вчера у нас появилась палата для смертников. Моя палата. Мало кто отваживается, туда входить. Сестры и те боятся. Некоторые бросают жребий.
Безнадежные случаи. Зато работаю каждый день, не вызывая подозрений. Авральный режим, эпидемия. Больные пребывают почти каждый час, не хватает времени, чтобы заполнить все бумаги. Скоро будут переполнены все больницы города, придется класть людей в коридоры. А ведь это только первая волна.
Если бы это не было грехом, я бы счел это стечение обстоятельств удачей для себя. Почти не бывает передышек в графике, и мне некогда сидеть без дела, и вспоминать о ней.

__________________

Запись тридцать пятая.

Невероятно! Спустя столько бесполезных лет ожидания, столько безликих дней и ночей, мне все-таки повезло. В это трудно поверить. У меня будет друг! Нет! У меня будет сын! Настоящий! Молодой и неопытный, нуждающийся в поддержке и помощи! Эдвард Мейсон. Нет, Эдвард Каллен.
Он пока еще слаб и не пришел в себя, но самое тяжелое уже позади. Изменения уже очевидны, сердце скоро остановится. Он очнется голодным и испуганным. Нужно принести ему что-нибудь, чтобы приглушить жажду. У меня сыыыыыынннн!!!!

Хотя рано я обрадовался, наивный.
Неизвестно, как Эдвард, отнесется к тому, что я сделал. Как изменился его характер? Каким он у него вообще был? Как он воспримет мое предложение стать компаньоном?

Господи, я совершил страшный грех, обрекая его на нашу жизнь, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы чистая душа, которую я забрал у этого мальчика, не была замарана его будущими делами. Клянусь.
__________________

Запись пятидесятая.

Мерзавцы! Я никогда еще не был так зол! Надо гнать их в шею из больницы, и из медицины! Как можно указывать дату смерти еще живого человека. Ну и что, что ее уже нельзя было спасти, но это не повод отправлять ее в морг, где она пришла в сознание окруженная стерильным кафелем и могильной тишиной! Хорошо еще хоть льдом ее не обложили, зато уже бирку умудрились прицепить.

«Какое Вам дело, доктор Каллен?» – как мне опостылел этот проклятый вопрос. Не все же такие, как они! Не все работают в больнице, из-за того, что получают неплохие стабильные зарплаты. Не все работают из-за денег. Да, это совершенно, посторонняя женщина, но она еще жива. Даже простыней прикрыли несвежей. И края рваные. А потом я увидел ее. Родинку.

Родинку на щиколотке! И мир перестал существовать. Осталась только она.
Эсми, милая, Эсми! Что ты с собой сделала? Если бы не родинка и твой нежный аромат, как бы я мог узнать тебя! Если бы не твои потрясающие колени! Эсми!
Любимая, Эсми…

Запись пятьдесят первая.

Эдвард, был очень удивлен моим внезапным возвращением со смены с окровавленным женским телом в руках. Следуя моим мысленным мольбам и указаниям, он успел подготовить все к нашему с Эсми приходу. Иногда его телепатические способности бывают просто невероятно полезны. Он не задавал лишних вопросов, просто пытался помочь, как только мог.

Она была просто живой массой из костей и внутренних органов. Когда я вымыл ее, увидел на коже страшные гематомы, и длинные царапины. Ее лицо было изуродовано до неузнаваемости, опознать ее можно было только по родинкам. На пальце все еще был след от обручального кольца, которое, видимо, слетело при падении или украдено теми, кто нашел тело.

Эдвард очень переживал, старался уговорить меня сходить на охоту, обещал подежурить у тела, меня мучила жажда, но я не мог оставить ее, ни на секунду. Не теперь. Когда снова ее встретил! Не теперь, когда она здесь, со мной!

__________________

Запись пятьдесят пять.

Как она прекрасна! От ее красоты моим глазам почти становится больно. Оторвать взгляд еще больнее. Она притягивает меня к себе, как путника дорога, как чернила бумагу, как огонь металл. Словно она яркое всепоглощающее пламя, а я слабый ночной мотылек. Ее совершенные черты сводят меня с ума. Господи, для чего ты сотворил ее такой? На мое счастье? На мою погибель?

Нет ничего лучшего в мире, чем слышать ее голос, слышать, как она зовет меня по имени, слышать и мечтать, что я признаюсь ей в своих чувствах, а она ответит мне этим самым нежным голосом, то, что я так боюсь и надеюсь услышать.

Нет большего счастья, чем видеть, как она увлеченно трудится над повседневными делами, как преображает этот полупустой старый особняк в теплое, уютное место, которое принято называть домом. Как бы я хотел, чтобы она всегда была хозяйкой в этом доме, такой же абсолютной и бессменной, какой она была в моем сердце!

Нет ничего хуже, чем видеть ее рядом с другим! Видеть, как она нежно смотрит на него, как улыбается ему, как прикасается к нему, слышать, как она, зовет его по имени, как разговаривает с ним. Наблюдать все это и сдерживать желание прогнать его, сгорать от ревности и делать вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Терпеть его смущенные, сочувствующие взгляды и сгорать от стыда, за то, что снова не смог скрыть своих мыслей, проходя мимо них.

Что за адские пытки, внутренне замирать и мучительно вслушиваться во внезапно окружившую их тишину, гадая, чем вызван едва уловимый шелест одежды, боясь, что в действительности, это тихий звук от прикосновения губ. Мысленно представлять их поцелуй, робкий, потом страстный и корчится от боли, внутренне умирать и резко срываться с места, чтобы увидеть подтверждение своих догадок и в тайне надеяться, что все не так, как выдумал ревнивый мозг. А потом воскресать вновь, выяснив смешную правду, и упиваться возвратившейся надеждой.

Кого я обманываю? Ее поведение давно должно было открыть мне глаза. Она бы не проводила со мной наедине даже тех жалких минут, что проводит ради упражнений с самоконтролем.
Она избегает меня. И я тоже прячусь в своем кабинете, чтобы не попадаться ей на глаза лишний раз.
Она стыдится меня. И я не могу связать двух слов, оставаясь с ней наедине. И, видя ее опущенный к полу взгляд, не смею, подойди ближе, не смею прикоснуться.
Она не хочет меня и не любит. А его? Этот вопрос мучает меня каждый раз, когда я вижу их вместе.

А ночи! Какими мучительными они стали, когда она появилась в моей жизни, и какими ужасными они стали теперь, когда она была так далеко и так близко. Ее аромат, ее легкие движения, осторожные вздохи. Страсть сводит меня с ума, рисуя голове картины одна соблазнительнее другой. Эти видения так мучительно прекрасны, так притягательны! Я мечтаю о ней ночами, а днем стыжусь своих мыслей.

Ужасная мода на эти укороченные юбки и открытые спины! Как можно спокойно реагировать на выставленную напоказ женскую наготу! Нет, нагота всех остальных меня не волнует, меня будоражит лишь ее нагота. Ее спина, ее голени, ее колени…Как она прекрасна!

Господи, я думал, самое тяжкое бремя – это одиночество, но я ошибался, и ты вразумил меня. Самое тяжелое испытание – неразделенная любовь, вызывающая неукротимую страсть!

__________________

Запись шестьдесят.

Я думал, что в моей жизни уже был самый счастливы день, но я ошибался, самый счастливый день настал сегодня!!! Да! Да, и тысячу раз да!
Мы говорили, впервые со дня ее превращения, мы говорили спокойно и откровенно. Я, наконец, признался ей в своих чувствах и уже готов был выслушать ее вежливый отказ, но она улыбнулась! Как она улыбнулась! Как луч солнца согрел мою душу от этой улыбки! В ее глазах загорелись те же задорные огоньки, которые так понравились мне в нашу первую встречу.

Вслед за улыбкой последовала протянутая рука, и я впервые заключил ее в объятия. Это рай! Гладить ее шелковые волосы, обнимать ее изящную фигуру! Эта женщина словно создана для того, чтобы ее любили и почитали. И я готов стать жрецом этой прекрасной богини. Потому как сейчас закатил глаза Эдвард, я понял, то наверняка, становлюсь для него очень громким. Но нет сил, сдержать мой восторг!

Каждую минуту, мы теперь проводим вместе, разговариваем, обнимаемся, иногда даже мне удается украсть у нее поцелуй. Она выглядит такой смущенной в эти моменты.

Посоветоваться не с кем, но я не знаю, как побороть сомнение в моей душе. Она – та, кого я искал всю свою невыносимо долгую жизнь. Она создана для меня, а я для нее. И я хочу, чтобы она всегда была рядом, всегда. Хочу, чтобы она стала моей, навеки моей. Мечтаю, вручить ей свою руку и сердце и так ужасно боюсь ее отказа принять их. Она чувствует, мои переживания и пытается допытаться до их истинной причины. А Эдвард, только хитро усмехается, но я уверен, он не выдаст мою тайну. Хотя и совета от него ждать не приходиться…

Запись семьдесят.

Вот и настал тот день, когда я заканчиваю этот дневник. Он больше не нужен мне. Теперь у меня всегда есть собеседник и советчик.
Сегодня я обрел то, что искал все эти годы долгого одиночества. Я чувствую себя цельным и счастливым.
Теперь у меня есть она – моя жена, моя вторая половинка. Она смотрит на меня с улыбкой и задорные огоньки счастья горят в ее золотистых глазах.

Le Fin