Часть 7.
Я никогда не забуду лицо Тейлора в тот момент, когда оттолкнула его. Секунду назад мы ругались, старательно пытаясь уколоть друг друга как можно больнее. А в следующую – почти плачем, силясь понять, почему разбито сердце. Если бы хоть один ученый знал, где находит эта грань: когда ненависть перерастает в любовь – людям стало бы легче остановиться, прежде чем перешагнуть её. Они могли бы делать осознанные шаги к разрушению или восстановлению своей жизни. Но такого ученого ещё нет, а мы с Теем не могли столько ждать.
Я выскочила на улицу, таксист ударил по тормозам, явно подумав, что я психопатка, размахивающая руками, словно мельница. В номере я первым делом бросилась в ванну включать душ. Сползла по стене захлебываясь рыданиями, в порыве обнимая колени. Дома я часто так делала, чтобы Ольга меня не слышала.
Мне было откровенно жалко себя. Словно от меня что–то зависело. Я раз за разом вспоминала, как села на него в самолете, как мы поцеловались на колесе и как ругались всего час назад. Я прокручивала слова Майкла. А ещё я не понимала, почему мне так плохо. Я ведь даже не была влюблена в Тейлора. Это было бы полным абсурдом, учитывая его возраст. Он же совсем ребенок, ну и что, что выглядит как двустворчатый шкаф с резными, старинными ручками. Как очень–очень красивый шкаф, с очень–очень красивыми ручками… Боже, о какой ерунде я думала тогда.
Из транса меня вывел стук в дверь. Стучали, видимо, давно, так как петли готовы были вот-вот сдаться под натиском гостя.
– Марго! Марго! Открой! – я узнала голос Тейлора.
– Марго, я не уйду, и буду барабанить в дверь, пока ты не откроешь, – угрожающим тоном продолжал Лоутнер, чем вызвал у меня горестный всхлип напополам с улыбкой.
Тейлор замолчал, дверь глухо ухнула, а он сам зашептал.
– Марго, пусти меня. Мне не хочется все это обсуждать в коридоре.
Я дернула дверь, и Тейлор чуть не ввалился в мой номер.
– О, – только и смог он протянуть, увидев моё лицо, – у тебя аллергия?
Я опешила, а когда поняла, что он сказал, засмеялась.
– Да, на Лос–Анджелес и назойливых мальчиков, пытающихся ворваться в мой номер.
– Ты совсем страх потеряла, ещё вчера я не мог выдавить из тебя и половины той язвительности, которой ты блещешь сегодня.
– Ну, тогда добро пожаловать на шоу, – я раскинула руки, и поклонилась.
– Думаю, что представление – цирковое, – сказал Тейлор.
– Нет, акробатика – это по твоей части.
Мы замолчали, застыв с нелепыми, довольными улыбками.
– Ты пришел сюда кусаться? – сказала я, чтобы уже закончить этот разговор и выпроводить парня из номера. Мне надо было собирать вещи, звонить в аэропорт, менять билеты.
– Нет, я хотел пригласить тебя на ужин.
– Зачем?
– Ну, – запнулся Тейлор, – чтобы извиниться.
– Это ни к чему, я не сержусь на тебя.
С этими словами я снова распахнула дверь, недвусмысленно намекая, что пора бы и честь знать.
– Марго, ну, пожалуйста. Я накормлю тебя вкусной едой, и завтра мы снова вернемся к нашему обычному поведению.
– Когда это принижение моих достоинств, стало обычным делом? Или выставление меня шлюхой? Или твои домогательства? Тейлор, ничего из этого не входит в моё понимание об «обычных отношениях».
– А наши отношения не обычные по своей сути. Они контрактные, по договору. – Сказал Тейлор.
Вот теперь он обиделся. Я тонко это уловила, хотя его интонация и выражение лица никак этого не подтверждали.
– У нас нет отношений Тейлор. Никаких отношений. Товар, деньги, товар. Если бы не твоя инициатива, ничего этого бы не было! – воскликнула я.
– Моя инициатива? Это ты села на меня в самолете! Это ты пришла на автограф–сессию. Это ты начала изображать из себя девочку легкого поведения, которых и без тебя здесь пруд пруди!
Вот это было ударом ниже пояса, но на скулах Тейлора уже проступили гневные пятна, а глаза заблестели. Но оскорбление не прошло мимо цели.
– Я не виновата, что Майкл представил меня как твою девушку! Тебе следует лучше выбирать работников! – закричала я, в конце коридора открылась дверь, ковер заглушал звук быстрых шагов.
– Не надо искать крайнего. Майкл тут совсем не причем. Мы говорим сейчас не о нем, а о нас.
– Да нет никаких «нас» Тейлор. Есть только ты и я! «Нас» по определению быть не может. Это заранее проигрышная ситуация, тут чувства не предусмотрены. Когда Алан серьезно тебе скажет: «Тейлор, Марго пора уезжать, а тебе возвращаться к своим делам. Любовь? Мальчик мой, ты прогоришь, если позволишь себе такую любовь. Давай лучше я подсуну тебе очередную актрису с ногами от ушей и мозгом от Дольчи и Габана!» – не сдержавшись, я улыбнулась. Тейлор тоже усмехнулся, видимо против воли, но уж больно близок к реальности был образ.
– У вас все хорошо, мисс?
Оказывается, по коридору спешил бдительный служащий, привлеченный нашими криками.
– Да, все в порядке. Можете не волноваться, – сказала я, а Тейлор отвернулся.
– Тогда я попрошу вас продолжить вашу беседу внутри номера. Извините, мисс, но посетители волнуются, – он раболепно поклонился, не знаю уж зачем.
– Да, да. Проходи, – сказала я Тейлору, тот юркнул вглубь номера, – извините нас ещё раз.
С этими словами дверь перед портье закрылась.
– У тебя душ работает, – констатировал факт Тейлор, – я выключил.
Подняв на него глаза, я столкнулась с обворожительно робкой улыбкой. Такое поведение окончательно меня добило. Понимая, что больше сдерживаться не могу, я заплакала, сползая по двери. Он не стал меня успокаивать, просто селя рядом обнимая за плечи, давая возможность выплакаться.
– Знаешь, это из–за другого климата. У нас тепло и немного пыльно. Твоя аллергия пройдет, – уверенно заявил этот ребенок.
Мой всхлипывающий, горький, но очень искренний смех потряс номер. Положив голову ему на плечо, я успокаивалась. Просто слез уже не осталось, в объятиях было тепло и уютно. Особенно подобрав ноги, соприкоснувшись с ним коленями и почти свернувшись калачиком, как домашняя кошка. Тейлор гладил мои волосы, перебирая выбившиеся пряди. Мы молчали.
И вдруг Тейлор начал напевать, а точнее бубнить одну из песен U2 – «Никогда не позволяй мне уйти».
Оказывается, сидеть на полу сьюта в Хилтоне, замерев в полной неподвижности, невыносимо волшебно. Я не верила, что за дверью номера начинается привычный, жестокий мир. Не верила в зло, смерть, разврат. Я была готова к любому чуду, которое могло случиться в те минуты.
Тейлор переплел свои руки с моими, обнимая со спины. Я ощущала биение его сердца, вибрацию голоса, дыхание, шевелившее волоски на моей макушке. Весь мир словно стерся, остались только мы, прикованные невиданной силой друг к другу. А ещё его голос. Тейлор совершенно не умел петь. Получалось совсем плохо, ну хуже не придумаешь. Но это было именно то, что нужно. Магия голоса Тейлора заключалась не в правильности звучания нот, а в волшебстве, которое они дарили. Тей умел разговаривать песней, и тогда он просил меня остаться.
Я думала, что могу встать и выгнать его в любую минуту. Мы разругаемся, он уйдет - злой и растрепанный. А я спокойно сяду в самолет и улечу в свое прошло. Но если бы я так сделала, то оставила бы сердце с ним, обрекая себя на бездушное существование.

Возможно, я не одинок;
Возможно, я.. я нашел свой дом;
Возможно, я потерял свой путь;
Но я забыл сказать тебе –
Если ты сама ещё не знаешь –
Никогда не отпускай меня.

Повернув мою голову горячей ладонью, стирая слезы со щёк. Его губы все ещё шептали «не позволяй мне уйти, не позволяй мне уйти», а секундой позже прижались к моим в каком–то отчаянном порыве. Внутренний голос вопил, что стоит остановиться, оттолкнуть его. Выставив вперед руки, я честно коснулась его груди и сдалась. Я больше не сопротивлялась чувствам, нахлынувшим на нас.
Мы целовали ни страстно, ни напористо, ни на зло и не на камеру. Мы просто хотели быть как можно ближе. Но вот прекрасный миг закончился. Он снова прижал мою голову к своей груди, и я с удовольствием вдохнула запах знакомого одеколона.
– Когда это случилось? – Поцелуй очень много расставил на свои места. Я никогда не была экстрасенсом, но даже без особых способностей неприкрытая нежность Тейлора говорила сама за себя. То, как он бережно перебирал волосы, заглядывал в глаза, касался губ. Дыхание обрывалось, а пальцы дрожали, прикасаясь к моей коже. В его нежности не было похоти, не было властного желания обладать. Он любил меня со всей своей юношеской пылкостью, и мне хотелось знать, когда он сам это понял.
– Утром, когда ты высказала свое мнение о моей жизни, – грустно ответил он.
– Тейлор, как же так получилось? Ну, как это могло произойти с нами? Это же реальная жизнь.
Он усмехнулся, поцеловав мои волосы. Я была готова замурлыкать от удовольствия.
– Не знаю. Спроси, что полегче.
– Хорошо. Организационная теория высшей математики?
Тейлор засмеялся.
– Нет, думаю, я лучше вернусь к первому вопросу.
Мы снова замолчали, прислушиваясь к жизни отеля: где–то хлопали двери, слышались голоса, идущих по коридору людей. Я была обязана сказать ему прям сейчас, что для нас обоих будет лучше, если я уеду.
– Ты же понимаешь, что у нас ничего не выйдет? Что это все приведет лишь к боли?
– Отчасти. Но я верю, что смогу это выдержать. Я добьюсь независимости от Алана или кого–то ещё. Люди начнут плясать под мою дудку, а не наоборот. И тогда у нас все выйдет. Те, кто сидят на самом верху могут диктовать свои правила.
Мне оставалось только качать головой, списывая все это на его наивный возраст. В восемнадцать столько амбиций, планов, и ты веришь, что они не могут ни сбыться. Нужно было ему об этом сказать, но я не решилась.
– Но мне станет больно, когда ты будешь воевать за независимость со всем миром. Я ненавижу камеры, ненавижу сплетни и уже ненавижу своё имя в журналах. Я не хочу получать мешки писем с проклятьями или оскорблениями. Я просто хочу любить и быть любимой, завести семью и детей.
– Но у нас все это будет! Я организую твой переезд сюда, сниму тебе квартиру. Прессе мы скажем, что порвали и фанаты оставят тебя в покое. Найдешь тут работу…
– А ты будешь заезжать раз в три месяца, целовать в щеку, падать на кровать без чувств от усталости. Мне придется привыкать к новому городу, заводить новых друзей, переделывать документы… Милый, реальность не такая простая как мечты. Я не смогу переехать сюда и бросить сестру на родителей, которые только и мечтают, чтобы она исчезла. А вдвоем нас сюда не пропустит ни одно посольство, мы иммигранты, да ещё и незамужние. Будет проблема с гражданством, работой…
Удар о дверь заставил меня вздрогнуть, дерево жалобно скрипнуло.
– Но мы справимся! Истории известны и не такие невероятности! Я справлюсь за нас обоих.
– Тейлор, мне лучше уехать и не становиться обузой. Уехать сейчас, пока мы еще не привязались друг к другу. Тебе будет просто забыть меня. Поверь, через год ты уже и не вспомнишь, что так рьяно пытался меня остановить. Или вспомнишь, но с благодарностью, что я уехала. Слишком много мелочей, складываются не в нашу пользу.
– У меня достаточно денег, чтобы решить все твои трудности, – упрямо продолжал Тейлор, – я смогу даже сейчас надавить на кого надо, и ты получишь все, что хочешь. Я верю в наше будущее.
Я тяжело вздохнула, нежно потеревшись о его подбородок макушкой. Хотелось остаться в той минуте, когда он пел. Хотелось умереть, прямо сейчас, чтобы самый счастливый миг моей жизни стал последним. Я чувствовала, что впереди ждет нечто ужасное.
– Тейлор, а ты подумал о родителях? О карьере? О рейтинге? Ещё вчера это были твои единственные заботы. Ещё вчера ты был готов выбросить меня из машины на полной скорости, если я хоть немного его тебе испорчу. Наступит такой момент, когда любовь пройдет, и останется лишь горечь от совершенной ошибки.
– Любовь не ошибка.
– То, что сейчас между нами не любовь. Сильное чувство, не имеющее ничего общего с любовью.
Он молчал, а я, согревшись в его руках, почти заснула. Я знала, что, взвесив все за и против, он увидит правду.
Но пока он обдумывал свое решение, я могла слушать его сердцебиение и тешить себя мыслью, что оно бьется для меня. Я могла в любую секунду поднять голову и поцеловать его, не боясь, что он оттолкнет. Вседозволенность приводит к тому, что тебе ничего не хочется. Ты можешь сделать абсолютно все, но не делаешь ничего. Потому что можешь.
– Останься на ужин, – сказал он, наконец, – давай, проведем остаток времени так, будто у нас есть отношения, будущее.
Я улыбнулась, сонно обхватывая его руками. Ну, вот и все. Все завершилось, не успев начаться. Как я и предполагала.
– Хорошо, но завтра я улечу.
Он ничего не ответил. Только поцеловал в губы – на редкость нежно.