Edward's POV
- Это по его вине ты…
- Нет, - резко ответила Клаудия, даже не дав мне закончить предложение. – Вины моего брата в том, что я стала вампиром, нет ни капли.
- Но ты сказала что-то о том, как он не уберег тебя, - я не мог отыскать ответ в ее мыслях. Она думала о чем угодно, только не о причинах.
- Послушай всю историю сначала, вопросы потом.
Я пересек гостиную и опустился в кресло напротив Клаудии, приготовившись слушать ее рассказ. Не могу сказать, что мне было очень любопытно или важно знать его. Я испытывал необходимость отвлечься от круговорота беспорядочных и мучительных мыслей. Чувство вины перед Бэллой, которое никогда не должно было появиться, терзало меня, заставляя чувствовать себя уже не монстром, а настоящим ничтожеством. Слабым, неспособным сопротивляться собственным желаниям и инстинктам, зверем. Но это уже лучше, чем не знать себя совсем.
- Это были сороковые года XVII века, - начала она. - Сложно назвать более точную дату моего рождения, поскольку учет рождений и смертности простолюдинов в те далекие и темные времена не считали нужным вести вообще. Но, насколько я помню, это было начало сороковых годов. Вероятно, сорок второй – сорок четвертый. Как раз к этому десятилетию в Англии сложилась почти революционная ситуация: накипело множество социальных проблем, да и монархический строй перестал удовлетворять население, более того – власть, сосредоточенная в руках короля, тормозила развитие производственных сил. Вдобавок в 1642 году началась война религиозных и государственных идей. Конечно же, поддержание людьми той или иной партии и религии в большинстве случаев определялось социальными и экономическими обстоятельствами, но чаще всего население делало это полусознательно. На стороне короля было больше лордов и дворян, а горожане поддерживали парламент. Кроме того, Лондон был на стороне парламента. В то же время, вплоть до правления Карла I, то есть до 1649 года, по всей стране и даже за ее пределами шла ужасная «охота на ведьм». В этот же список входила и прочая нечисть, вроде вампиров, оборотней, упырей… Как раз тогда в восточных графствах были казнены 200 так называемых «ведьм». И ты думаешь, среди них было хоть одно настоящее нечеловеческое существо? – Клаудия изогнула губы в презрительной ухмылке.
- Нет, конечно же, - ответил я. Она кивнула и невозмутимо продолжила:
- Такой позиции придерживалась ни столько власть, сколько простые люди, в основном - священники. И одним из таких рьяных фанатиков, одержимых идеей «очистить землю от нечистой силы» был наш отец, - желчью были пропитаны ее слова о нечистой силе. – Но, я полагаю, тебе известна эта часть истории, верно?
- Да, Карлайл рассказывал мне об этом, - хотя рассказом сложно было назвать то, каким конкретно образом я узнал эту историю. Я будто видел фильм из воспоминаний в его голове, только это было слишком реальное кино, со звуком и цветом. Такого я бы ни за что не увидел в кинотеатрах.
- Так вот. Войны, революции, шаткая власть, нестабильное экономичное, и не только, положение в стране, болезни, постоянные стычки католиков и протестантов, организованные в большинстве своем католической церковью, не допускающей никакого инакомыслия, которые, к слову, чаще всего заканчивались кровопролитием - несложно понять, что это было не самое лучшее время, чтобы родиться.
- Я была старшим ребенком в семье, - продолжала она после небольшой паузы. – У нас с братом разница в возрасте всего в два года, но, поскольку я была обращена немного раньше, то претендовать я могу лишь на звание младшей сестры, - на этих словах ее голос стал тихим, и говорила она уже медленно; задумчивый взгляд Клаудии был устремлен на два с лишним столетия назад.
- Мне было девятнадцать. Ему – семнадцать. Не думаю, что наши родители очень хотели иметь больше одного ребенка, но в те времена настоящим наследником рода считался мужчина. Они хотели сына, а родилась дочка. Наверное, как раз поэтому отец любил меня меньше, чем Карла, хотя и с ним он не был особо мил и добр. Он хотел сына, достойного фамилии Каллен, наследника, способного достойно продолжать отцовское дело. И, когда сын все таки родился, отец пришел в неописуемый восторг, слегка омраченный смертью жены при родах. Хотя, по правде говоря, сын, чьего рождения он так желал, не смог сполна оправдать его надежд, - лицо Клаудии, не выражающее до этого момента никаких эмоций, изменилось под грузом воспоминаний, цепляющих самые тонкие струнки ее души, заставляющие сжиматься ее давно мертвое сердце. Смерть матери вызывала в ней не только те чувства, которые такое событие могло вызвать у маленькой девочки, чей отец являлся крайне тяжелой личностью. Она лишилась не только матери, но и защитника от нетерпимости и грубости отца, которая с рождением долгожданного сына, слегка смягчилась.
- Тогда, для того, чтобы выживать, необходимо было уметь убивать, - продолжала она, - а Карлайл не был способен ни на грубость, ни на жестокость, а на убийство – и подавно. Его мягкий характер – это от матери, скорее всего. Я не могу утверждать, поскольку совершенно не помню ее, но… попросту только лишь от нее он мог перенять это… Так вот, после сего радостного события отец почти перестал интересоваться мною, все его внимание было направлено на Карла. Он хотел сделать из сына такого же борца со злом, каким он был сам. Я отошла на второй план, собирая в сердце обиду и ревность. Я молча терпела его безразличие, потому как знала, что для меня это было самым лучшим вариантом. Он, по крайней мере, не кричал на меня, да и я реже попадала под его горячую руку. Пока он занимался «воспитанием» сына, я пыталась обучаться чтению и по возможности письму. Я мечтала, что когда-нибудь в будущем, когда вырасту, я смогу выйти замуж за хорошего человека с неплохим достатком, а такие люди брали себе в жены, как правило, грамотных женщин. Книг у нас дома было достаточно; чаще всего я занималась сама, но кое в чем мне помогал Карлайл, обучением которого занимался отец. Причем довольно успешно: братец впитывал знания, как губка. Книги интересовали его куда больше, чем основы «инквизиционного мастерства». Так проходило мое детство и отрочество.
- К годам 14-15 я уже выполняла всю работу по дому: готовила, убирала, стирала и шила. Я должна была уметь все это, чтобы заменить мать, ведь я была единственной женщиной в доме, а мужчинам не пристало заниматься подобными делами. Примерно тогда из ничем неприметной девочки я стала превращаться в довольно недурную собой особу. Соседские девчонки посматривали на меня с некой завистью, а взрослые не могли удержаться от восклицания вроде: «до чего прелестное создание!» или «что за милая юная леди!». Мне это очень льстило, хотя я сама никогда не считала себя красивой. У меня не возникало какой-то особой гордости, граничащей с тщеславием и заносчивостью, когда смотрела на свое отражение в зеркале. В душе я считала, что эта красота дана мне в качестве компенсации за тяжелое детство, и когда-нибудь она поможет мне изменить в своей жизни абсолютно все. Отчасти это оказалось правдой.
- Когда мне исполнилось 18, случилось чудо, и отец неожиданно вспомнил о моем существовании. Он начал подумывать о том, чтобы выдать меня замуж. Читай: избавиться раз и навсегда от обузы по имени Клаудия. Почти год он занимался поисками подходящей кандидатуры, но так и не нашел никого, кто мог бы соответствовать моим требованиям. Но моего мнения никто и не спрашивал, отец просто поставил меня перед фактом, что в такой-то день такого-то месяца я выйду замуж за мистера «его очкастое высокомерие». Мало того, что он был старше отца, так он обладал еще и очень непростым нравом, носил очки и был невыносимой скрягой и занудой. Но при деньгах, однако, это обстоятельство вызывало у меня сомнения. Я точно знала, что если свяжу с ним свою жизнь, то история с отцом продолжится, а мне не хотелось допустить такого поворота событий, так что я определенно, не могла выйти замуж за этого человека. Тем более, тогда в моей жизни появилось еще одно обстоятельство, не позволяющее мне стать женой того индюка.
- Ты влюбилась в другого? – догадался я, даже не пытаясь найти ответ в ее мыслях – я знал, я видел в ее глазах, что это было так.
- Да, влюбилась. Безумно и пылко. Потеряв голову и лишившись разума. Это было сильнее любых обстоятельств, крепче земного притяжения… Алессандро – в нем прекрасно сочеталось что-то такое итальянско-французское, что-то притягательное, манящее и загадочное. Нечто не позволяющее забыть его лицо или не выделить его из толпы. Мы встретились случайно на одной малолюдной улице Лондона в холодный пасмурный день. Был самый конец лета, я уже и не помню, зачем выходила в тот день. Когда я увидела его на другом конце улицы, он стоял, прислонившись спиной к кирпичной стене дома, скрестив руки на груди, задумчивый его взгляд скользил по случайным прохожим, но он не высматривал кого-то конкретного, просто смотрел, и в его слегка прищуренных глазах выражалась какая-то возвышенность над всем мирским, что-то внеземное, непостижимое. Это и привлекло меня в нем. Сам он был высокий, стройный, но слишком бледный, а глаза у него тогда были темного оттенка, слишком странного чтобы я могла понять, к какому цвету он был приближен. Черные, скорее всего... Темные чуть удлиненные волосы лежали на голове в искусном беспорядке, как у тебя, Эдвард. У него были чувственные губы, к которым так и хотелось прикоснуться, чтобы убедиться, реальны ли они, как и он сам, и черты лица – совершенные, утонченные, как у аристократа, но рядом с этой аристократической красотой стояло некое дьявольское очарование. От него исходила опасность, его внешний вид не вызывал доверия, как и все прекрасное, настолько прекрасное, что пугает своей непостижимостью. Но я не могла оторвать от него взгляда, я стояла посреди улицы, уставившись на него, мимо проходили люди, но я их не замечала, мои глаза видели лишь его одного, и больше ничего вокруг не имело значения. А потом прямо передо мной проехала карета с упряжкой из трех лошадей, и, когда я снова могла видеть противоположную сторону улицы, он уже исчез, будто его там никогда и не было… Понимаешь, кем он являлся?
- Сложно не понять, - согласился я.
- Тогда мне было сложно… Ну, до некоторого времени.
- А что было, когда ты узнала правду?
- Не торопись, - мягко сказала Клаудия, легким, изящным жестом отбросив назад волну светлых волос. – Я вернулась домой, позабыв купить то, зачем выходила. Я уже не могла думать ни о чем другом, кроме этого загадочного и прекрасного незнакомца. Во что бы то ни стало я хотела увидеть его снова, и не только увидеть. Он занял все мои мысли, лишил сна, я была одержима идеей отыскать его снова, и однажды мои молитвы были услышаны. Когда мы встретились в следующий раз, его глаза были цвета золота, такой цвет они хранили до тех пор, пока он не рассказал мне правду о себе. Его кожа всегда была очень холодной, твердой и гладкой, как мрамор. Он напоминал мне бога, пока я не поняла, что на самом деле он дьявол. Но оказалось уже слишком поздно предпринимать что-либо: я окончательно и бесповоротно влюбилась в него. Я чувствовала постоянную потребность в нем, как в воздухе или пище, и самым ужасным являлось то, что он так же нуждался во мне… По крайней мере, так он говорил, и это было правдой до поры до времени. Он говорил, что мой запах сводил его с ума. «Я никогда за всю свою долгую жизнь не встречал человека, который бы пах так божественно, как ты. Это мучительно больно – быть рядом с таким искушением, каким ты являешься для меня, но и уйти я уже не могу. Ты словно очаровала меня, приковала к себе, лишив разума», - говорил Алессандро. Я понимала, что поступаю, по меньшей мере, неправильно, я осознавала, насколько опасно мне находится с ним рядом и я, конечно же, знала, что у меня могут быть огромные неприятности из-за наших отношений, не ограничивающиеся гневом отца. Со мной могло случиться кое-что пострашнее этого… Смерть. Алессандро мог убить меня в любой момент, вся моя жизнь с тех пор, как он признался мне в том, кто он есть на самом деле, висела на волоске. И это нравилось мне.
- С тех пор, как мы стали встречаться, я очень изменилась. Отец почти ничего не замечал, он только жаловался, что я стала какая-то рассеянная, задумчивая, отстраненная… А Карлайл подмечал большее, он видел не только это, но и то, как горели мои глаза каждый раз, когда я «возвращалась откуда-то поздно вечером». Такой настырный, он настойчиво просил, чтобы я рассказала ему, что происходит. Я долго молчала, иногда игнорировала его, иногда требовала на правах старшей сестры, чтобы он отстал от меня и все в таком роде, но однажды я сдалась и сказала ему, что у меня появился возлюбленный, который может избавить меня от необходимости выходить замуж за нелюбимого человека. Естественно, я скрыла ту маленькую деталь, что он был вампиром.
- Ты не боялась, что этот Алессандро тебя…
- Доведет до погибели? – перебила меня Клаудия.
- Да, ведь ты должна была бояться. Бояться настолько, что…
Она в очередной раз не позволила мне закончить предложение:
- Ты никогда не любил, Эдвард, - сказала Клаудия с железной уверенностью в голосе. Она небрежно сбросила красные туфли и поджала под себя тонкие изящные ножки. Затем она собиралась продолжить, но теперь уже я перебил ее.
- Нет, Клаудия, не любил и очень жалею об этом.
- Тогда о чем можно говорить? – она театрально развела руками, мрачно усмехаясь. – Ты не знаешь и не можешь знать, что такое настоящая любовь, пока сам не столкнешься с ней. И пока этого не произойдет, ты не узнаешь, на что способно влюбленное сердце. А способно оно…, - Клаудия шумно выдохнула, прикрыв глаза; воспоминания заполняли ее мысли, - оно способно на такие вещи, на такие безумные поступки, на которые в здравом смысле человек ни за что бы не отважился.
Я вспомнил Бэллу. То, что она сделала ради меня и то, что Эдвард из 2009 года совершил из-за нее. Я понял, что он любил ее. Любил именно так, как говорила Клаудия. А мы с Бэллой были зеркальным отражением Клаудии и Аллесандро. Уверен, что Бэлла чувствовала себя так же, она понимала, насколько я для нее опасен, но она закрывала на это глаза. Любовь закрывала ей на это глаза.
Клаудия продолжала:
- Эта любовь была для меня чем-то вроде…, - она задумчиво сощурила глаза, подбирая подходящее слово, - зависимости. Он действовал на меня, как…, - теперь она щелкала пальцами левой руки, опираясь согнутой в локте рукой на подлокотник кресле, - сладкий яд, от которого невозможно отказаться. Я прекрасно осознавала, что он разрушит мою жизнь, но я была не в силах сказать ему «Стоп! Хватит, так больше не может продолжаться». Во-первых, я любила его, во-вторых, я его боялась так, как можно бояться своей смерти. Вот почему я позволяла ему медленно высасывать из меня жизнь. Сначала фигурально, а потом и буквально. Он пил мою кровь, нерегулярно, где-то раз в неделю, порой реже. Небольшой разрез на коже и безграничное доверие с моей стороны решили все проблемы. Никто ничего не замечал, никто не обращал внимания на то, что я часто была бледной, вялой, иногда едва держалась на ногах. Через пару-тройку дней это проходило… Мы встречались тайно, всегда после заката, потому что он не мог появляться в городе днем или в ясную погоду. Наши встречи длились почти полгода, и каждого из нас такое положение вещей вполне устраивало, пока однажды отец не напомнил мне о свадьбе, которая, как выяснилось, была уже не за горами. Я не на шутку испугалась и собралась пойти к Алессандро, чтобы рассказать ему об этом и решить, как нам быть дальше. Я устроила истерику, кричала, что скорее умру или убегу из дома, чем выйду за нелюбимого человека. Отец выслушал все, не перебивая, он выглядел невозмутимо, и, только когда я замолчала, он, наморщив брови, грозно заявил, что если я убегу, то могу не возвращаться никогда. «Сделаешь это – и ты мне не дочь», - сказал он, ударив кулаком по столу. А на следующий вечер отец впервые поймал меня на моих «ночных прогулках», когда я собиралась рассказать Аллесандро о сложившейся у меня дома ситуации. Я ожидала чего-то вроде скандала, но он оказался слишком обеспокоен другими вещами, и вместо нотаций я выслушала вот что.
«- В городе неспокойно, дочь моя, - сказал он. – В последнее время стали исчезать люди. В последствии их тела находили в лесу, а иногда и вовсе не находили. Поговаривают, в Лондоне появился маньяк, но лично мне кажется, это проделки хладных демонов. Сегодня нашли изуродованные тела двоих молодых девушек.
- Это ужасно, отец…, - ответила я, изобразив на лице потрясение и удивление, - но чего ты хотел от меня?
- Я хотел, чтобы ты не выходила из дома с наступлением темноты. Это не безопасно, Клаудия».
- Я заверила его, что ни под каким предлогом не пойду на улицу в темное время суток, используя все свое красноречие. Он поверил. Но попросил Карлайла приглядывать за мной, так сказать, на всякий случай, чтобы со мной чего не случилось. В тот вечер я была в отчаянии, после разговора с отцом я вернулась в свою комнату, без сил упала на кровать и разрыдалась. Придуманный еще утром отличный план, теперь летел в тар-тарары из-за веления отца. А время неумолимо бежало вперед, приближая ненавистный день моей свадьбы… Я не слышала, как в комнату вошел Карлайл, он пытался узнать, что случилось, почему я плачу.
- Это из-за отца, да? – спросил он, поглаживая меня по спине. Уже в то время наш отец с его идеологией и инквизиторскими замашками успел достать его до чертиков, однако мой брат тоже, как и я, не мог противостоять ему. Я ничего не смогла сказать, так как слезы душили меня, не позволяя нормально говорить, я только кивнула в ответ. А потом мне в голову пришла одна идея. Я резко поднялась, села на кровати и схватила Карлайла за плечи, уставившись на него. Он испугался моего полубезумного блеска в глазах и замер от неожиданности.
Я сказала:
- Послушай, Карлайл, ты должен мне помочь. Мне необходимо пойти к Алессандро сегодня ночью, это очень важно для меня, - я говорила быстро, но тихо, шепотом, чтобы никто кроме него не услышал. - Я все решила: мы должны расстаться, потому, что наши отношения не приведут ни к чему хорошему. Пора прекратить это, пока еще не слишком поздно. Раньше я вела себя очень глупо и не разумно, но теперь все в прошлом. Я поняла: он мне не пара, он ничего не может дать мне, с ним я не буду счастлива. Выход только один: делать так, как говорит отец, в конце концов, он старше, у него больше жизненного опыта, и он знает, что лучше для меня, поэтому я смирилась с его волей. Я выйду замуж за мистера Бронкса в следующую субботу, но сначала я должна увидеть Алессандро в последний раз. Мне необходимо попрощаться с ним перед этим. Умоляю, помоги мне сбежать, это в последний раз - клянусь.
- Его замешательство как рукой сняло. Он был шокирован и удивлен таким резким переменам, но в мою тираду охотно поверил, потому как сам не доверял Алессандро. Он помог мне сбежать и попросил не задерживаться допоздна. Я пообещала, что не пройдет и часа, как я вернусь домой. Но я не собиралась когда-либо возвращаться в отцовский дом... Я обняла Карлайла на прощание и бросилась бежать без оглядки по темным безлюдным улицам Лондона до самого леса, где и встретилась с Алессандро… Так закончилась моя прежняя жизнь и началась новая.