От автора: такой долгожданный момент! И знаете, я безумно боюсь вас разочаровать. Известный факт, что когда ждешь чего-то слишком долго, зачастую ожидания не оправдываются. Поэтому буду держать кулачки за то, чтобы вам все понравилось!

_______________

По мере приближения дня свадьбы мое настроение улучшалось, а настроение папы становилось мрачнее. Кажется, его совершенно не радовала перспектива меня отпустить, а, если быть точнее, полная потеря власти над нерадивой дочерью. Так или иначе, он все равно не получил от меня того, чего хотел – рабского повиновения, пожизненного наказания. Так или иначе, я избавлялась от его давления.

Он даже не удержался от попытки сорвать сделку.

- Думается мне, я все-таки продешевил, заключая договор с семьей Кит, - проворчал он раздраженно в один из дней, когда вызвал меня к себе в кабинет. Перед ним лежали документы, которые он разглядывал, нацепив очки на кончик носа. – Нужно пересмотреть некоторые пункты. А ты будь готова: Оливеру могут не понравиться мои новые условия. Тогда подыщем тебе другого кандидата.

Страх и разочарование взметнулись внутри, а живот свела судорога. Вот она, ускользающая свобода. Стоило надежде расцвести в моей душе, как папа собрался растоптать ее. По стальному блеску в его глазах было ясно – он сделает все, чтобы Оливер не достался мне в мужья. Его ревность к моему возможному счастью была настолько огромна, что он предпочел бы потерять выгодный договор, сулящий миллионы, если не миллиарды, только бы стереть выражение радости с моего лица.

Мне бы следовало лучше прятать свои эмоции. Если бы я разыграла перед ним драму, он бы отпустил меня с чистой совестью, уверенный, что я буду страдать.

- Твой спектакль удался, у меня екнуло сердце, - сказала я, театрально приложив руку к груди, зная, что сейчас буквально играю с огнем, дразню и без того разъяренного зверя, у которого в руках все козырные карты. Но я не могла удержаться, мне надоели его игры. В сущности, мне уже было все равно, каким образом уйти из дома, Оливер это будет или другой. Главное, обезопасить себя и ребенка. – Но можешь не продолжать показательное выступление, я давно поняла твои мотивы. И прекрасно знаю, что сделка с семьей Кит для тебя самая выгодная! Крупнейшая финансовая компания Нью-Йорка образует с твоей обанкротившейся фирмой альянс, а ты собираешься продавливать дальше? Удачи, папа. Теперь ты можешь потерять не только деньги, но и доверие компаньона. – Слова вылетали, словно рой жалящих пчел. - Неудивительно, что тебя все ненавидят, ты до того жаден, что в погоне за выгодой пытаешься усидеть на двух стульях разом. Оттого и Джейсон смог тебя обдурить, ты же не видишь дальше собственного носа!

Было ощущение, что я разговариваю со стеной. Отец никак не реагировал на мои колкости, невозмутимо продолжая читать. Он только тихо, сквозь зубы, произнес, будто бы разговаривал сам с собой:
- Последнее время ты стала слишком много разговаривать.

Это было не более чем бурчание сварливого старика. Его слова уже не имели на меня прежней силы. То ли это он сдал и потерял способность внушать мне ужас. То ли это я выросла и стала увереннее в себе.

- Могу промолчать, мне безразлично, что ты думаешь! Не понравился Оливер? Откажи ему. Кого ты хочешь выбрать, чтобы тебе стало легче? Может, того толстяка, перепачкавшего свой костюм кремом от пирожного, и от которого воняло пОтом? Чтобы меня тошнило, когда я буду даже просто стоять радом с ним! Или того прожженного бизнесмена из Нового Орлеана, который смотрел на меня плотоядно. Так ты будешь знать, что он насилует меня каждую ночь, и это удовлетворит твою страсть к наказанию меня за…
- Хватит! – рявкнул папа.

Я выдохнула, успокаиваясь. Внутри распространилась пустота, абсолютное равнодушие.
- В сущности, мне все равно, кого ты выберешь. Любой из них, и Оливер в том числе, вызывает у меня отвращение и презрение. Мечтаешь сделать меня несчастной? Тогда ты опоздал. Я несчастна давно, со дня смерти матери ты отравляешь каждый день моей жизни! Тебе этого мало?! Тогда вспомни, что уничтожил единственного человека, который любил меня, и которого я любила, и ты убил моего ребенка! Хуже этого не может быть наказания! И этого тоже тебе мало?! Тогда продолжай, потому что у тебя остался последний шанс для мести собственной дочери! Кого бы ты ни выбрал, я скоро уеду, и у тебя больше не останется возможности унижать меня!

Я ушла, громко хлопнув дверью, кипя от ненависти. Удивительно, что мне хватило смелости и наглости все это сказать. Удивительно, что отец позволил мне это.

На следующий день с высокомерным видом папа заявил, что сделка с Оливером остается в силе. Я приняла новость невозмутимо, хотя в глубине души испытала облегчение. Но я больше не показала своих чувств, радость пережила внутри.

- Свадьба должна быть скромной и тихой, - поучал меня отец, как будто был уверен, что я мечтаю о пышной церемонии.
- Да, пап, - односложно отвечала я, в момент разговора занимаясь переодеванием сына к прогулке. Мальчик вырос и уже гулял на своих двоих, и явно недолюбливал деда: его маленькие бровки были нахмурены, он выглядывал из-за моего плеча с таким суровым выражением, будто понимал, что его мать пытаются обидеть, и хотел защитить ее. Я аккуратно чмокнула его в кончик носа. Он был моим светом в сгустившейся вокруг тьме. Он был моим спасением от отчаяния.
- На этот раз обойдемся без журналистов, - продолжал папа, стоя за моей спиной на некотором расстоянии; его голос был полон раздражения. – Джейсон должен как можно дольше оставаться в неведении. Думаю, я даже пущу ложный слух о том, что ты гостишь у наших родственников на Сицилии – пусть ищет.
- Да, пап.

Казалось, что и мое безоговорочное согласие отца теперь тоже раздражает. Последнее время он стал совершенно невыносим: его раздражали слуги, их поведение и выполняемая ими работа, раздражал повар и его стряпня, раздражало мое согласие или сопротивление, раздражали сделки или их отсутствие. Может, у него уже наступал маразм… Он и раньше отталкивал от себя людей своей абсолютной неготовностью к обычному дружелюбию. Все его связи базировались исключительно на выгоде. И теперь, когда он стал банкротом, его собственное искривленное представление о мире сбылось – все люди, окружавшие его, не имея финансовой подпитки, оказались врагами, готовыми вонзить в его спину нож. Даже его сицилийская семья очень неохотно согласилась оказать ему материальную помощь, и это несмотря на то, что многие годы он их фактически содержал. И, не понимая, что топит свой же корабль, на котором плывет, папа продолжал разрушать отношения с необходимыми ему людьми, вместо того, чтобы остановиться и задуматься, что с ним станет, когда он оттолкнет от себя последних, готовых если не любить, то хотя бы терпеть его характер.

За последние месяцы у нас несколько раз сменялся состав надомных рабочих – охранников и слуг. И если обычных работников было несложно отыскать, то хорошего повара, которого папа уволил в прошлом году, мы так и не смогли заменить нормальным. Более того, слухи о частых увольнениях распространялись, люди не хотели идти работать в наш дом. И от этого папа становился еще нетерпимее и злее.

- Никакого свадебного платья! – Его голос становился все раздраженнее, оттого что он никак не мог добиться от меня ответной реакции – прежнего моего патологического страха. Я невозмутимо продолжала одевать на прогулку своего малыша. - Никаких новых покупок в ближайшие дни, не привлекай к себе внимания! Все должно быть тихо и незаметно. Никто не должен узнать.
- Да, пап, - отозвалась я привычно, беря ребенка за руку и ведя мимо отца к коляске. Не очень-то удобно гулять по лесной тропинке, переезжая огромные корни маленькими колесиками, но это лучше, чем ничего – в саду отец не разрешал выгуливать ребенка.
- Ты меня вообще слушаешь?! – в бешенстве взревел папа, когда я усадила сына в коляску. По-прежнему сдвинув брови, внук сурово смотрел на деда.
- Конечно, пап, - я удивленно повернулась. – Я все поняла: никому не говорить, вести себя обычно, не привлекать внимания, никаких новых покупок, магазинов, свадебного платья. И, желательно, побольше страдания на моем лице, - добавила иронично и прикусила язык, когда на лице отца проступили багровые пятна.
- Ди! – тонким голосом, в котором звучала нетерпеливая угроза, вдруг сказал мой сын, и я изумленно взглянула на него. Изогнувшись на коляске, он смотрел на деда, только теперь грозно указывал крошечным пальчиком на лестничный пролет – наверх.
- Д-ди! – повторил он еще суровее, приказным тоном.

Мой рот приоткрылся в шоке. Кажется, внук указывал деду уйти?

Я поспешно вложила в руку ребенка игрушку – маленького плюшевого мишку с шариками внутри, для развития пальчиков – и заторопилась выкатить коляску на улицу, пока папа не понял, что происходит.

- Ди! – крикнул мой бесстрашный мальчуган и запустил в сторону деда плюшевым медведем. Я не смотрела назад. Я как можно быстрее сбежала гулять в лес.



Письмо от Элис. Я так ждала его! Оглянулась по сторонам, почти надеясь увидеть ее на тропинке, но лес был глух к моим мечтам, лишь кроны деревьев с небольшим шумом покачивались на ветру. И письмо, прикрепленное к ветке ели, тоже покачивалось от слабых порывов.

На этот раз я даже не сомневалась, что письмо не случайно занесло в лес, я знала, что это могла сделать только Элис. Она была осведомлена, что я люблю гулять здесь? Она за мной следила? Я бы расстроилась, что она не осталась поговорить, но я должна была злиться за это только на себя. Я же сама ее оттолкнула, приказала оставить меня в покое. Теперь приходится мириться с последствиями. Лишь одно радовало: очень скоро наступит конец недопониманию и мучениям. Очень скоро я освобожусь…

У меня не было терпения, чтобы читать письмо дома. Дрожащими пальцами я вскрыла конверт, неаккуратно разорвав края бумаги. В душе теснилось множество чувств: ожидание новостей об Эдварде перемежалось с опасением, что что-то окажется не так. Постоянное переживание за жизнь любимого сделало меня параноиком – я страшилась прочитать плохие новости о его здоровье. Страх узнать о его смерти я усилием воли хоронила глубоко-глубоко в себе. Но было и еще одно мучающее меня опасение – страх узнать, что я опоздала, и он уже с другой…

С невероятным трепетом я расправила бумагу… и шок настиг меня, пригвоздив к месту: лес исчез, меня окружила одуряющая глухота. Чистый белый лист, одна-единственная строчка, написанная почерком Эдварда: «Будь счастлива и прощай». Всё.

В груди словно оказался вросший ком колючей проволоки, острые металлические концы впивались в сердце, легкие, ребра, мешали дышать, раздирали до крови…

Всего три слова, но таких же смертоносных, как пуля в упор. Я и не знала, что может быть еще больнее, чем было до этого. Даже когда я сказала Эдварду уйти, и он бросил кольцо на землю, сел на байк и уехал, повернувшись ко мне спиной, было не так больно… Даже когда я раз за разом отказывала ему, а он упорно приходил, но затем оставил меня в покое и больше не появлялся, было не так больно… Но сейчас, когда в этой короткой строке воплотилась вся боль любимого, она эхом ударила и в мое собственное сердце, разрывая его в клочья.

Хуже и быть не могло такого вот сухого, обезличенного прощания. Именно тогда, когда я поверила в скорую встречу, Эдвард поставил точку на всем. Я не винила его. Ведь это же я выхожу замуж, и он не мог знать подробностей. Для него все выглядело так, словно я совершенно его забыла. Я даже представить себе не могла силу его переживаний и глубину разочарования. Ему настолько плохо, что он не нашел в себе сил написать ничего, кроме трех слов…

Спазмы рыданий прорвались в горло, когда я обессилено присела на влажную землю и уронила лицо на колени. Вцепившись в волосы, я дала волю слезам, глуша крики тканью платья, чтобы не разбудить сына. В голове осталась всего лишь одна обжигающая, словно раскаленное копье, мысль: он не придет. Он больше не станет искать встречи, не узнает о том, что я до сих пор люблю его. Хуже всего то, что и Элис не напишет. Я поняла это, когда в письме не оказалось ни строчки от нее. Они все, и Элис, и Эдвард поставили точку, попрощавшись со мной навсегда. Я знала, что сама виновата, но легче от этого не становилось.

Весь мой план строился на предполагаемом даре Элис предвидеть будущее: я выхожу замуж, затем оставляю мужа, путешествую и ищу повсюду Эдварда. Это как иголка в стоге сена, но я рассчитывала, что однажды, когда Элис принесет мне очередное письмо, то увидит предназначенные ей записки, развешанные на стенах, в которых звучит просьба остаться и поговорить. И тогда все изменится.

Мой план не сработает, если Элис больше не собирается приносить мне письмо…

Поймет ли она, что я ищу ее, или спишет мои частые переезды на желание повидать мир? Или, к примеру, подумает, что я продолжаю прятаться таким образом от Джейсона или отца? Встретимся ли мы хоть когда-то снова? Сколько лет пройдет? Десять? Двадцать? Столько упущенного времени, и все из-за меня… Мы потеряем половину жизни…

Мои рыдания затихали – сил не оставалось. Я так устала за последнее время, жила практически по инерции. Понимала, что ничего не могу исправить прямо сейчас, и плакать бессмысленно. Нужно действовать, как и решила, отменять свадьбу неправильно. Чем быстрее я выйду замуж, тем быстрее найду Эдварда и смогу разъяснить ему это жестокое недоразумение с фиктивным замужеством. Если я сейчас постараюсь сорвать свадьбу, то могу потерять единственный шанс. Так что, как бы больно и горько ни было любимому, я не могу поддаться слабости. Мне нужно это замужество, чтобы освободиться.

Папа не знал, отчего я вернулась с распухшим от слез лицом, но выглядел крайне удовлетворенным, когда меня увидел. Он даже не стал привычно ворчать, помыкая меня мелочами, вроде неубранной коляски или слишком долгой прогулки, сурово пожевал челюстями и ушел к себе.



Мне снились сны. Каждую ночь кошмары, но с тех пор, как я получила письмо от Эдварда, сны стали совершенно непереносимы – очень реалистичные, и оттого особенно страшные.

То я бежала по бесконечному узкому коридору с медленно сжимающимися стенами. То внезапно свет вокруг меня мерк, я оказывалась в непроглядной тьме, чувствуя холодные, пугающие прикосновения. То я начинала тонуть в неприятной ледяной жиже, которая смыкалась надо мной, и я боялась задохнуться и умереть прежде, чем проснусь.

Я вскакивала посреди ночи в холодном поту, дико озираясь по сторонам, не понимая, что нахожусь дома. Мне казалось, я навсегда останусь в ночном аду. Дошло до того, что я стала бояться засыпать.

Но чаще всего мне снилась вереница мужчин, которых хотел сосватать мне папа. К образу Джейсона теперь присоединились все, кого я успела увидеть на той злополучной вечеринке. Сорокалетние хитрецы-банкиры с хищными улыбками и похотливыми взглядами, тот потный толстяк с запачканными кремом губами и множество других. Все они хватали меня, я оказывалась между их жесткими телами, их руки трогали, заставляя меня кричать, зажимали мне рот, лишая воздуха. Мне казалось, я тону в их похоти, как до этого в болоте.

Оливер тоже присутствовал в этих снах. Он был моим спасением в реальности – благодаря ему я скоро стану свободной. Но во снах он не был для меня спасителем. Безучастно смотрел издалека, как надо мной измываются другие, не пытаясь протянуть руку помощи. Ему было все равно, что я барахтаюсь и тону под грудой тяжелых мужских тел, не имея никакой возможности освободиться…

А под занавес появлялся Джейсон. Несмотря на то, что я теперь не пересекалась с ним нигде, а вскоре и вовсе окажусь по другую сторону океана, он продолжал являться мне во снах. Теперь мне снилось, как он меня находит, где бы я ни оказалась. Оставшись без защиты отца, а затем без защиты фиктивного мужа, путешествуя в одиночку, я стану очень уязвимой. Придет ли Элис, чтобы спасти меня? Или с момента моего лживого замужества она больше не захочет присматривать за мной?

Моя жизнь стала абсолютно серой, дни и ночи однообразно повторяющимися. Я существовала словно робот. Проснуться, ужаснуться, увидев себя в зеркало: исхудавшее лицо, темные круги под глазами. Попытаться с помощью дорогой косметики привести себя в порядок. Поприветствовать сына, поиграть с ним немного, прежде чем отец нагрузит меня финансовыми отчетами. Поблагодарить Мэгги за помощь, когда вечером она отдаст мне моего не по годам серьезного мальчугана, и я смогу с ним самостоятельно погулять. Выслушать ворчливые претензии отца. Погрузиться в безрадостные, кошмарные сны, в которых еще меньше покоя, чем в реальности…

Даже лес был не по-летнему сумрачным, негостеприимным – наверное, сегодня будет дождь. Темные тучи нависли над кронами, завывающий ветер гонял сухую листву под ногами. Зачем я только вышла гулять в такую погоду? Поправив над коляской дождевик, я раздраженно взглянула на мрачное небо и погнала коляску дальше, надеясь урвать еще хотя бы полчаса сухой погоды. Промокну на обратном пути, но зато сын подольше поспит, дыша свежим воздухом.

Ощущение чьего-то присутствия увеличивалось по мере приближения грозового фронта. Это играло со мной, безусловно, мое же собственное богатое воображение. Тропинка, которая была давно мной протоптана, и в обычный ясный день видна далеко вперед, теперь, казалось, кончалась в метре от коляски. А дальше тьма. Как будто день превратился в ночь¸ стволы отбрасывали черные тени. Во тьме мерещились чьи-то глаза, фигуры, но за очередным поворотом тропинка оказывалась пуста, и я вздыхала с облегчением. Борясь с собственным нелепым страхом, я двигалась вперед до тех пор, пока ощущение присутствия не стало совершенно невыносимым. Тогда я резко развернула коляску обратно, стараясь не бежать, чтобы не разбудить случайно сына.

Необоснованный страх сковал грудную клетку, затрудняя дыхание. Мурашки бежали по спине, воображаемое мной чудовище шло буквально по пятам, обдавая кожу шеи ледяным дыханием. Всякий раз, когда я оглядывалась, видела лишь пустую тропинку, но стоило посмотреть вперед, страх возвращался.

Моя прогулка превратилась в ночной кошмар, только наяву: я иду по тоненькой вьющейся ленте, словно бегу по узкому сжимающемуся коридору, как в моем сне. Лес давит со всех сторон, деревья гнутся под сильным ветром, а сзади подгоняет несуществующий, но вполне ощутимый преследователь.

Воспоминание о разодранных деревьях и вспоротой земле некстати заполнило мою голову. А ведь чудовище вполне может существовать. Медведь ли это был, не оставляющий следов, или дьявол приходил к нашему дому, но теперь мой страх обрел реальное воплощение, погнав меня по тропинке быстрее. Теперь я действительно бежала, не обращая внимания на то, как подпрыгивает коляска на корнях. Я бежала, потому что боялась. Не только за себя, но прежде всего за сына.

Может, отец намеренно запретил мне гулять с ребенком в нашем саду? Надеялся, что на нас нападет в лесу то хищное животное, которое в прошлом году бродило вокруг дома, пугало собак и портило деревья?

Мне хотелось бросить коляску, схватить малыша и прижать к себе, чтобы защитить от опасности. Тропинка была слишком длинной, давно должен был показаться дом, но он все не показывался. Неужели я так далеко зашла в лес? Заблудилась на одной-единственной тропинке? Я все бежала и бежала, а тьма сгущалась, пока не превратилась практически в ночь. И впереди, внезапно за поворотом, я увидела фигуру, поджидающую меня.

Первой была мысль о спасении – наверное, это Мэгги вышла мне навстречу, чтобы помочь. Но затем, когда я лучше разглядела черты лица, ужас ледяными пальцами сковал и сердце, и тело. Меньше всего я ожидала увидеть здесь Джейсона…

Коляска остановилась, я вцепилась в ручку, мечась взглядом вокруг: куда бежать? Назад? Или броситься в чащу, надеясь затеряться в ней? Джейсон вмиг меня догонит, особенно, если сын расплачется. Двигаться вперед? Вряд ли Джейсон намерен сойти с пути и спокойно меня отпустить, не за этим он сюда явился. Я была в ловушке. И слезы страха уже стали душить, хотя я изо всех сил держалась.

Ослабевшие ноги дрожали, когда я медленно двинулась вперед – к единственному выходу из леса, сейчас полностью заблокированному. Глубоко дыша, чтобы перебороть подступающее безумие, я приближалась к тому, кого ненавидела и боялась, старалась не смотреть в его лицо, чтобы не видеть отвратительную ухмылочку.

Он не шевельнулся и ничего не сказал, пока я не поравнялась с ним, начиная осторожно объезжать. Моя голова была низко опущена, дыхание судорожное. И именно тогда, когда я почти поверила, что мне удастся вырваться, его неприятные пальцы скользнули по коже моей руки и сомкнулись на запястье. Я толкнула коляску прочь, чтобы сын оказался подальше от разворачивающейся трагедии. Качнувшись на маленьких колесиках, она легко закатилась за поворот… теперь, даже если сын проснется, ничего не увидит…

- Оставь меня в покое! – простонала я, встречаясь с Джейсоном глазами и пытаясь сбросить его руку, которая казалась прочнее стали, удерживая меня. – Отпусти!

Он дернул бровями, хватая вторую мою руку и притягивая к себе ближе. Наши тела неприятно соприкоснулись, вызывая в моем желудке тошноту. Я отвернула голову, чтобы он не смог поцеловать меня, и почувствовала его отвратительные губы на шее. А за ними зубы, словно он хочет выпить мою кровь. И не было возможности отстраниться, он слишком крепко держал меня, я могла только скулить и трепыхаться, безуспешно пытаясь вырваться.

Его стальные пальцы стали похожи на металлические оковы, и только тут я начала догадываться, что нахожусь в привычном кошмарном сне, просто я перепутала его с реальностью, как бывало последнее время.

Ужас был очень сходен с настоящим безумием. Я не так боялась пережить насилие, как боялась по-настоящему сойти с ума, и тогда ребенок останется без матери. Мой разум был измотан ночными кошмарами и беспросветной реальностью, и уже потерял силы сопротивляться страху. Я так устала… Если бы не сын, я бы давно сдалась, и безумие поглотило бы меня.

- Не трогай меня! – мой голос был жалок, а дыхание затруднено.

Пальцы Джейсона, как когти, проникали под кожу, а зубы вгрызались в плоть, словно он хотел сожрать меня, как какое-то животное. Или поглотить, стать частью меня и жить во мне постоянно, словно паразит.

- Нет… - шептала я отчаянно, моля о помощи, желая пробудиться, но не в состоянии сделать это. И, словно мне было мало похотливого Джейсона, как червь проникающего внутрь, то чудовище, которое я оставила позади на тропинке в лесу, вдруг снова приблизилось, дыша в затылок.

Что может быть страшнее чувства, когда ты тонешь в собственном кошмаре и не можешь выбраться на поверхность, чтобы глотнуть спасительного воздуха? Это был, наверное, самый страшный из моих снов. Джейсон, пожирающий меня изнутри, чудовище, поджидающее своей очереди на тропе…

И тогда я подумала: если Джейсон здесь, а он – самый опасный мой враг, то кто же прячется на тропинке? Смерть от зубов обычного зверя не так страшна, как въедливое, гадливое проникновение Джейсона под кожу. Может, зверь избавит меня от страданий…

Я обернулась назад и увидела слабый свет, рванулась туда, крича о помощи. Мой рот открывался, как у немой рыбины: я не издавала ни звука. Я будто бы была окружена прозрачной, но очень плотной пленкой, внутри которой были только двое: Джейсон и я. И воздух кончался… Это как приложить руки с этой стороны, чувствуя, как кто-то прикасается с другой, но не иметь возможности вырваться наружу.

Картинка сна внезапно померкла, ощущения стали абстрактными: я задыхалась внутри пленки, Джейсон все еще пожирал меня, но также я ощущала мягкие, осторожные прикосновения к пленке с наружной стороны. Будто бы чудовище ищет лазейку, деликатно просит впустить его внутрь.

Мне было настолько противно и страшно потерять разум, остаться навечно в кошмаре, что я сделала невозможное: вцепилась скрюченными пальцами в пленку и начала ее разрывать. Я ненавидела ее сейчас сильнее, чем Джейсона…

Чувствовала, как она становится тоньше, податливее под моими пальцами, как сквозь микроскопические трещинки проникает свет…

Это было похоже на рождение: я продиралась наружу из последних сил, понимая, что если не сделаю этого, то навсегда останусь в лабиринте собственного безумия. Мои ноги уже стали частью кошмара, превратились в липкую субстанцию, тянули меня назад. Я увидела солнце сквозь прорванную мной дыру, протягивала к свету руки, пыталась ухватиться за что-нибудь, чтобы вытянуть себя из засасывающей субстанции наружу. Силы были на исходе…

Чудовище, ждущее снаружи, пугало меня меньше чудовища, живущего внутри.

- Помоги мне! – закричала я надрывно, соглашаясь на что угодно, кроме безумия. Пусть сожрет меня. Только бы не Джейсон…

Свет качнулся вперед, лаская мое лицо теплыми лучиками, обрел очертания. И тогда я увидела ангела…

Против света его крылья казались черными, но сияние, которое струилось вокруг него, и ощущение любви, которое он распространял вокруг, не оставляло сомнений в его принадлежности к светлой стороне. Я разрыдалась от облегчения, когда почувствовала, как моя тьма отступает, липкая гадость освобождает ноги, свет очищает меня. Прикосновения ангела были такими осторожными, а приближение настолько медленным, будто бы он боялся спугнуть меня…

Я закрыла глаза и расслабилась, позволяя ангелу спасти меня от ночного ужаса… Чувствовала его ласковые касания снаружи и внутри, и везде, где проникал, он излечивал мое больное тело. Я плыла в невесомости, находясь в его надежных, исцеляющих руках. Его сияние достигло сердца, заполняя его любовью, и моя грудь наполнилась живительным воздухом. Надо же, как хорошо… Такое счастье я испытывала лишь однажды, когда была рядом с Эдвардом…

Тихий вздох совсем рядом с моим ухом заставил меня встрепенуться и открыть глаза. Сон больше не был абстрактным, я испытывала вполне реальное ощущение присутствия постороннего. Он дышал рядом со мной, все еще прикасаясь к самому моему сердцу. Будто бы подслушивал, осторожно замерев… В его объятиях было тепло и надежно, но слишком уж реально…

Я резко обернулась, встретившись с парой ярких, золотистого цвета глаз на знакомом до боли лице. Эдвард…

Мое сердце заколотилось как сумасшедшее, и образ начал уплывать, затуманиваться той самой пленкой, от которой я недавно избавилась.

- Нет, не уходи! – закричала я отчаянно; он так давно не являлся ко мне во снах, я не хотела терять его даже на мгновение!
- Дыши глубже! – посоветовал он строгим, и таким реальным голосом. Его нежные пальцы соскальзывали с моих запястий, будто бы я выталкивала его из своего мира, хотя не хотела этого.

Я так страстно желала задержаться в этом счастливом сне, что немедленно сделала так, как он велел. Мое дыхание было прерывистым и частым, я вздохнула глубоко, медленно, сосредоточенно пытаясь успокоиться, и снова вздохнула, и снова, борясь с накатывающей волной неконтролируемой паники. Я смотрела Эдварду в глаза, видела, как он медленно кивает, подбадривая меня.

И он вернулся. Снова обрел очертания, стал осязаемым. Наши пальцы переплелись, а души соединились, мы словно слышали мысли друг друга. Весь остальной мир исчез, и мой кошмар тоже канул в лету.

- Такой реальный… - прошептала я изумленно, поднимая руку и касаясь лица любимого – оно было гладким, удивительно красивым, совершенным. Слишком холодным, и оттого немного ненастоящим, но я не жаловалась. Я рада была увидеть его спустя столько времени, когда он мне не снился…
- Это так странно… - сказал он, его голос вибрировал в моей грудной клетке, звоном отдавался в черепной коробке, словно Эдвард находился внутри меня…

- Дыши, дыши, - приказал он, когда я снова начала испуганно, как рыбина, задыхаться. Его удивительное спокойствие и уверенность передались мне, и я послушно последовала его указаниям, удержавшись от побега в пугающую пустоту. Пленка дрожала вокруг меня, я чувствовала, что она ждет момента моей слабости, чтобы снова захлопнуться вокруг непроницаемым коконом. Но желание видеть Эдварда пока что было сильнее страха.
- Не уходи… - попросила я Эдварда жалким, умоляющим голосом брошенного в одиночестве ребенка.

Прикосновения сразу стали отчетливее, его пальцы на моих пальцах сжались.
- Не уйду, - пообещал он серьезно. – Даже когда ты проснешься.

Слишком реалистично. Мое сердце хаотично заколотилось, но на этот раз я сумела справиться со страхом сама.

- Молодец, - похвалил меня Эдвард, и я почувствовала, мысленно услышала, что он гордится мной, хотя губы его не шевелились.

Я подняла руку Эдварда к лицу, разглядывая ее. Так странно – его кожа была холодной, но в то же время мое сердце было окружено теплом, словно бы сама душа Эдварда согревала меня изнутри, не давала потеряться в бесконечном одиночестве.

- Не хочу, чтобы сон кончался, - закапризничала я, так хотелось еще немного побыть счастливой. Хорошие сны мне не снились уже несколько месяцев.
- Тогда спи, - предложил серьезный Эдвард, и я удивленно почувствовала его счастье в ответ на всплеск моей любви. Как будто в самом деле наши души объединились, и мы слышали эмоции друг друга без слов, сказанных вслух. – А я буду охранять твои сны от чудовищ. Если не будешь драться, - добавил он загадочно.
- Такой хороший сон, - заплакала я горько и почувствовала, как Эдвард меня утешает, отчего стало еще больнее представлять, что он исчезнет вместе с наступлением утра.
- Проснешься – я буду рядом, - уверил несуществующий Эдвард-ангел, его глазами я увидела свою комнату и себя, спящей на кровати, с перепутанной в ногах простыней и мокрыми от духоты волосами, налипшими на виски. Как будто это я теперь нахожусь в его голове, а не он в моей.
- Это так странно… - повторила я его слова, сказанные ранее. Мое удивление росло. Обычно сны – это игра собственного разума. Но образ Эдварда словно бы существовал сам по себе, думал, действовал, как отдельное от моего мозга существо, не порождение моего воображения. Как настоящий.
- Только не бойся, - прошептал Эдвард, почувствовав новую волну паники, растущую во мне.
- Так я сплю или нет? – спросила настороженно, мое сердце замерло, готовое пуститься от потрясения вскачь. Странные, пугающие предположения, совершенно невозможные, теснились в голове.
- Ты спишь, а я нет, - сказал он обыденно, и снова образ моей комнаты вспыхнул перед глазами.
- Ты здесь?! – мое сердце уже начало отбивать ускоренный ритм, и ненавистная пленка стала уплотняться, смыкаться вокруг меня, против моей воли отрезая от внешнего мира.
- Да, здесь! – подтвердил Эдвард, сжимая мои руки, чтобы удержать возле себя.
- Не уходи! Останься! - поспешила я сказать, испугавшись, что не успею, и сон закончится, я снова окажусь в своем аду. Проснусь, а Эдварда уже не будет. - Люблю тебя!

Лицо Эдварда озарила широкая, лучезарная улыбка.
- И я люблю тебя! – жарко ответил он, его сильные чувства вскипели внутри меня, словно бьющий в поднебесье гейзер. Это было похоже на головокружительный взлет к солнцу, я испуганно ахнула, не удержав пленку, и тут же стала падать вниз.

- Дыши, Белла! – голос Эдварда прозвучал издалека, мои руки выскользнули из его пальцев. Падение ускорилось, вокруг сомкнулась тьма, и я, с шумом вобрав в грудь воздуха, резко села на кровати, дико таращась в темноту, чувствуя сильнейшее, непередаваемое разочарование оттого, что упустила свою единственную возможность побыть с Эдвардом. Сердце бешено колотилось на уровне горла, стучало в висках и во всем теле.

Темно. Рассвет еще не занялся. Наверное, четыре или пять утра. И я сразу же ощутила, что в комнате не одна…

Это было странное, тревожное, пугающее чувство. Что-то изменилось, и на фоне темного окна я увидела еле заметную тень.

Не верю…

Отшатнувшись от силуэта как можно дальше, к противоположному краю кровати, я судорожно дернула за веревочку ночника. Спальня осветилась приглушенным зеленоватым светом. И тогда я увидела, что напротив моей кровати в кресле кто-то сидит.

- Эдвард?.. – прошептала я, когда спустя маленькое мгновение потрясенно узнала его лицо.

Он не пошевелился, просто смотрел на меня, и это был он – не сон, не мираж. Это был действительно Эдвард.

- Эдвард! – воскликнула я, теперь с другим чувством. Мое сердце взорвалось от интенсивно нахлынувших чувств, жар охватил тело целиком, до потемнения в глазах, когда я торопливо начала выпутываться из простыней.

- Эдвард, Эдвард… - бормотала я сдавленным голоском, боясь, что не успею, и он исчезнет, оказавшись плодом моего воображения.

Я спрыгнула с кровати, едва дыша, но, наконец, освободившись от простыней, которые опутывали мои ноги после кошмара. Я ни на секунду не отрывала затуманенного взгляда от любимого лица, боясь даже моргнуть, чтобы не упустить его. Он не может уйти, только не сейчас! Пожалуйста, пусть это окажется не сон!

Он все еще не шевелился, когда я кинулась вокруг кровати, чтобы поскорее оказаться рядом и обнять его. Глаза и лицо Эдварда были отражением моих собственных чувств, его руки поднялись с колен, раскрывая нетерпеливые объятия.

Внутри меня бушевал буран из переплетения стольких чувств, что я была близка к обмороку, когда оказалась в метре от Эдварда… и резко остановилась. Тяжело дыша, я схватилась за стойку балдахина, не веря своим глазам. Он был такой… живой… настоящий!

И он был… странный. Я не могла найти объяснение внезапно остановившему меня страху. Может, меня напугало его неестественное молчание. Может, сам факт его очередного проникновения в тщательно охраняемый дом. А может, отсутствие каких-либо шрамов на его лице – ведь я ожидала чего угодно, только не того, что он будет настолько… хорошо выглядеть – просто идеально. Словно ничего и никогда с ним не произошло. Я не могла объяснить, откуда взялся этот страх, словно выстроивший стену между нами.

Но в следующую секунду я уже преодолела его и бросилась вперед.

Я не видела, как Эдвард меня подхватил – мои глаза уже застилали потоки слез. Я не могла ни о чем думать, только чувствовать боль – свою и его, - когда крепко обняла его за шею, безудержно рыдая в его плечо. Его руки ласково, как в моем сне, гладили меня по волосам, плечам и спине, и он постоянно шептал мне одно и то же: «Ну что ты, глупенькая. Я здесь. Теперь все будет хорошо. Мастерица ты запутывать, сначала сама все испортила, а теперь плачешь».

Я не слышала своего ответного бормотания, только ощущала всхлипывания и горькие рыдания, вырывающиеся из груди. Слишком долго мне было некому выплеснуть свою боль, что копилась внутри, и сейчас я не могла остановить начавшуюся истерику.

Понадобилось много времени, прежде чем я смогла осознать себя снова. Я обнаружила себя бережно усаженной к Эдварду на колени, в его объятиях. Мои ноги и руки обхватывали его так крепко, словно я хотела слиться с ним в одно целое, навсегда припечатать его к себе.

Свитер Эдварда под моей щекой стал влажным от слез. Мое лицо горело, и кожа Эдварда приятно охлаждала разгоряченный лоб. Даже если ему и было неприятно от моих слез, он терпеливо сносил это.

Мое дыхание стало чуть спокойнее, а всхлипы реже, и я смогла ощутить его мягкие волосы в своих пальцах. Одна ладонь Эдварда лежала на моей спине, другая на затылке – он прижимал меня к себе так, словно утешает ребенка.

- Прости меня… - горько прошептала я, и чувство жгучей вины охватило меня до кончиков ног. Слезы радости и слезы боли закончились… зато подкатили новые, слезы стыда. – Прости…
- Я не сержусь, - пробормотал он, продолжая снова и снова гладить меня по волосам.
- Я никогда не переставала любить меня, - призналась я, тщетно пытаясь избавиться от отвратительного удушающего кома в горле. Я так долго мечтала сказать ему это, что не могла ждать ни мгновения!
- Знаю, - прошептал он проникновенно, его дыхание окутывало мой висок. - Я тоже.

Я закрыла глаза, чувствуя такой силы любовь в моем сердце, что думала, оно разорвется на части. Теперь меня настигли слезы счастья. Сколько влаги вмещается в одном человеке? Я не могла успокоиться, продолжая рыдать, прижимаясь ближе к любимому, желая удержать его рядом с собой навсегда. Я не думала сейчас о том, возможно ли это в действительности. Я не думала о том, как он оказался здесь, и насколько это опасно. Я не могла думать о том, что будет, когда сказка закончится и вернется жестокая реальность. Я была счастлива этим коротким, драгоценным мгновением, и не имела воли представлять, что будет, когда оно закончится. Здесь и сейчас я была, наконец, жива.

- Я люблю тебя, - бормотала я без остановки, пропуская через пальцы пряди его волос, прижимаясь щекой к его щеке. – Я люблю тебя так сильно!
- Значит, никого… в твоем сердце? – спросил он тихо и со странной осторожностью в голосе, словно боялся услышать иное.
- Нет, никогда, - поклялась я. Как он мог думать иначе? – Только ты.

Я слышала, как он выдохнул, и его руки так крепко прижали меня, что даже дыхание перехватило.

- Я так боялся опоздать, - почти простонал он в мое плечо, и я замерла, боясь шевельнуться, чтобы он не сломал мне что-нибудь. Я не могла дышать.

Мои глаза расширились, когда он резко ослабил хватку и поток воздуха ворвался в мои легкие. Все то, что в порыве чувств я не заметила раньше, внезапно настигло мое сознание. Его руки были на моей спине, и сквозь тонкую ткань ночной рубашки я чувствовала их холод… Моя щека, которой я прижималась к лицу Эдварда, уже не пылала, однако его кожа продолжала холодить мою. Словно Эдвард только что зашел с морозной улицы внутрь, а не просидел в моей спальне, обнимая меня, не меньше часа… уже начал заниматься рассвет…

Мои пальцы выскользнули из его волос, чтобы коснуться скулы, и я была потрясена ее твердостью… будто прикасаюсь к абсолютно гладкому камню.

Я мгновенно отшатнулась, глядя на Эдварда широко распахнутыми глазами. Теперь обе мои руки ощупывали его лицо, когда я пыталась рассмотреть хоть что-то в предрассветной мгле и слабом свете ночника. Он сидел достаточно далеко от источника света, и я не видела четко, но освещения хватило, чтобы заметить выражение его глаз – оно было настороженным. Я почувствовала, как его тело напряглось, превратившись в статую, и ощутила острую потребность сбежать, оказавшись на расстоянии от него, и как можно дальше.

- О… - выдохнула я пораженно, когда осознала, что именно мне напоминает его кожа – холодная и твердая. Точно такая же была у Элис, когда я однажды случайно коснулась ее. Точно такая же была у доктора Каллена, когда он держал мои руки.

Мое сердце подскочило на уровень горла и отчаянно забилось там. В глазах потемнело от внезапного, необъяснимого, одуряющего страха. Я хотела отклониться еще дальше, но руки Эдварда неожиданно напряглись, превратившись в стальные путы – он не собирался позволить мне сбежать.

Молчание затянулось. Никто из нас ничего не говорил в течение нескольких мучительных минут, пока мое дыхание успокаивалось, а сердечный ритм приходил в норму. Не стало легче, но, по крайней мере, через какое-то время я смогла связно мыслить.

Выражение лица Эдварда менялось от испуганного к напряженному, а затем почти разочарованному, когда я так и не сказала ничего, чего он, по-видимому, ждал.

Медленно, стараясь справиться с не оставляющей мое существо паникой, я снова очертила пальцами контур любимого лица. Эдвард не шевелился, он застыл, позволяя мне первой озвучить любые мысли.

Его кожа была идеально гладкой, без признаков шрамов, хотя я ощупывала все очень внимательно. Мои пальцы скользнули на губы, и они сжались – такие же холодные и твердые, как все остальное. Противоестественные. Нечеловеческие. Произнести подобное даже в уме и признать очевидное было так страшно, что я едва могла дышать!

- Боже мой… - прошептала я, пораженная собственными воспоминаниями и догадками. Эдвард был такой же… такой же, как они! Так вот в чем заключалось «спасение» доктора Каллена?
- Не бойся… - настойчиво попросил Эдвард, встряхивая меня слегка, потому что мое состояние стало темным и мутным, грозя закончиться обмороком.

Слова Эдварда не принесли облегчения – напротив, испугали еще сильнее. Но в то же время они заставили меня собраться. Что бы ни случилось – это была цена жизни Эдварда. Что бы ни произошло, это все еще он, и благодаря этому он живой, передо мной, рядом со мной. Это все еще Эдвард, и я люблю его. И он любит меня. Мне нужно всего лишь принять изменения…

Оттолкнуть от себя пронизывающий страх было неимоверно трудно, но я старалась сделать это. Правда, старалась.

Мои руки все еще скользили вдоль его каменных скул.
- Ты… такой… - вырвалось у меня, я не могла подобрать подходящего слова.
- Какой? – эхом переспросил он, и казалось, его тело напряглось даже сильнее, чем до этого.

Я изумленно изучала его лицо глазами. Он остался прежним… но было очевидно, что все в нем было совершенно иным: мраморная кожа, отсутствие человеческого – я должна была признать это – тепла…

- Другой… - выдохнула я наконец, окончательно потрясенная открытием.

Эдвард отмер. Он недоверчиво усмехнулся, а затем невесело покачал головой. Кольцо его рук все еще сжималось вокруг меня, хотя мое тело продолжало тянуться назад, желая обеспечить расстояние между нами. Но он не собирался позволить мне сделать это.

- Другой, - повторил он, все еще покачивая головой, а затем поднял на меня глаза. – Когда ты просила спасти меня, ты хоть чуть-чуть представляла, кем я стану?
- Ангелом? – прошептала я первое, что пришло в голову. Теория об агентах ФБР давно потеряла право на состоятельность. К тому же, во сне он явился мне именно ангелом, да и сам раньше говорил об Элис, как о своем личном хранителе.

Эдвард рассмеялся, и я почувствовала себя лучше. Его смех оказался очень заразительным, похожим на нежный перезвон колокольчиков. Он был вроде бы прежним, каким я его помнила, но в то же время неуловимо иным, с новыми бархатными обольстительными нотками. Он создал странные вибрации в моем теле, и оно практически расслабилось. Я была заворожена.

- Нет, - серьезно сказал он, резко обрывая смех, и страх вернулся.
- Кто же ты… - прошептала я еле слышно, не уверенная, что хочу знать это.

Эдвард открыл рот и замер, не решаясь сказать. Я видела его все четче по мере того, как за окном светлело. Выражение его лица было отражением моих чувств – это было сомнение в том, что я хочу знать ответ. Он словно складывал в уме «за» и «против», и мне становилось все страшнее по мере того, как он молчал. Если бы правда не была ужасной, стал бы он скрывать ее от меня?

Наконец, одно из чувств победило. Решимость на лице любимого напугала меня сильнее прочего. Он набрал в легкие воздуха, явно принимая решение признаться – он собрался раскрыть мне свою тайну.

Но прежде, чем опрометчивые слова слетели с его губ, я зажала ему обеими ладонями рот.
- Нет, не надо! – выдохнула я, мое сердце вновь стучало с бешеной скоростью, а в лицо бросился жар. – Не говори!

В его глазах вспыхнуло удивление, но затем они потухли, а губы под моими руками сомкнулись.
- Хорошо, - совершенно спокойно согласился он, и я увидела облегчение на его лице, словно у него свалился с плеч камень. Он даже прикрыл на секунду глаза и выдохнул, едва заметно. Его руки на моей талии немного расслабились, хотя по-прежнему удерживали очень близко к себе.

Я осторожно отняла руки, и он улыбнулся. Это была робкая, застенчивая улыбка ангела. И эта улыбка подействовала на меня даже сильнее, чем до этого его смех – она была ослепительной. Уже рассвело достаточно, чтобы я смогла заметить, насколько же Эдвард красив. Словно за время нашей разлуки по его лицу прошлась рука Мастера, доводя черты до абсолютного совершенства. У него не просто не было шрамов – он стал настолько идеален, словно только что сошел с обложки журнала для мужчин.

- Вау, - все, что смогла произнести я, и он улыбнулся шире. Я ничего не могла с собой поделать – мой страх моментально исчез, я улыбнулась ему в ответ.
- Ну что, не очень страшный? – подвел итог Эдвард, продолжая улыбаться, но эта улыбка не коснулась его глаз – они снова стали настороженными.
- Не то слово, - прошептала я, снова и снова касаясь кончиками пальцев его гладких щек. – Ты выглядишь потрясающе, я такого не ожидала… Доктор Каллен – гениальный хирург.

Эдвард странно усмехнулся, но мне не хотелось знать все подробности, только некоторые.

- Было очень больно? – прошептала я, не представляя, сколько операций Эдварду пришлось перенести. Я же помнила, в каком состоянии было его лицо. Сейчас от тех ожогов не осталось и следа.
- Не так, как ты думаешь, - уклончиво ответил он, отводя глаза.

Видимо, это касалось того вопроса, о котором я предпочла не знать.

- Надеюсь, это не длилось слишком долго, - посочувствовала я, изо всех сил цепляясь за реалистичную версию с операциями и старательно не подпуская к себе сверхъестественное объяснение, несмотря даже на то, что ощущали мои пальцы. Его лицо выглядело так, словно любые операции были закончены давным-давно – все успело идеально зажить. Пластическая хирургия способна исправить ожоги так хорошо?

Меня пугала даже сама мысль о сверхъестественном происхождении семьи Карлайла. Раньше я не воспринимала всерьез предположения Эдварда, что они не люди, подсознательно всегда искала нормальное объяснение. Но сейчас было бы трудно логически объяснить изменения, которые я не только видела, но и ощущала. Не говоря уже о том, что Эдвард должен был умереть, а в случае, если выживет, стать инвалидом. И вот он сидит передо мной, совершенно здоровый, полный жизни. Что это, как не чудо?

- О нет, совсем недолго, - беспечно согласился Эдвард, думая, что этим успокаивает меня, но от следующих слов меня снова бросило в жар: - Всего три дня. Ерунда.

Три дня. Нет, не стану думать об этом. Слишком страшно.

- Три дня… - сглотнула я, пытаясь говорить так же беспечно, как и Эдвард, но мой голос явственно дрожал. – Доктор Каллен еще круче, чем я себе представляла.

К моему удивлению, Эдвард рассмеялся. По-настоящему, искренне.
- Да, доктор Каллен точно круче, чем ты думаешь, - смеясь, он покачивал головой, будто тоже не мог до конца поверить в это.
- В любом случае, я рада, что тебе лучше, - перевела я тему, чтобы не продолжать. – Я этого не ожидала, но ты действительно… отлично выглядишь. Никаких следов, шрамов… и ты такой красавчик! Просто вау!
- Ты тоже, - тут же посерьезнел он. – И я скучал…

Одна рука Эдварда поднялась, чтобы осторожно коснуться моего лица. Пальцы были холодные, но нежные. Мы смотрели друг на друга неотрывно.

Его лицо приняло сосредоточенное выражение, когда пальцы проскользнули по моим губам. Теперь Эдвард изучал меня, и я застыла, чувствуя необходимость замереть, пока он делает это. Страх острым червячком продолжал шевелиться внутри, как я ни старалась подавить его, мысленно внушая, что этому нет никакого основания. Мое тело считало иначе, не желая подчиняться. Прожив в страхе практически всю свою сознательную жизнь, я, вероятно, никогда не смогу окончательно избавиться от него, даже когда дело касается любимого.

Глаза Эдварда опустились на мои губы, а затем проследовали за пальцами вдоль скулы к уху, пропутешествовали вниз по горлу, задержавшись там, где бьется пульс. Я сглотнула, когда Эдвард наклонился ближе, изучая мою кожу внимательнее. Что он там нашел?

- О… - выдохнул он так, словно тоже был чем-то очень поражен, как и я некоторое время назад.

Наконец, он вздохнул, и его пальцы скользнули вдоль ключицы. Медленно и осторожно, словно боялся сломать, Эдвард положил ладонь на мою высоко поднимающуюся от быстрого дыхания грудь. Теперь его руки были с двух сторон – на моей спине и груди, чуть пониже ключиц. Он замер и держал меня так крепко, что я могла бы полностью расслабиться, но ни за что бы не упала. Он слушал мое сердце.

- Не бойся… - снова повторил он, не отрывая взгляда от вздымающейся в его руках груди.
- Что-то не так? – глухо спросила я, по-прежнему боясь пошевелиться, хотя объяснений этому не находила. На лице Эдварда застыла такая очевидная тревога, что она невольно передавалась и мне.
- Это будет сложнее, чем я думал, – пробормотал он, и я могу поклясться, что увидела страх в его глазах. Даже смешно, он никогда ничего не боялся до сих пор.
- Что именно? – я прошептала это, снова не уверенная, что готова услышать правду.
- Вот это, - ответил Эдвард, его пальцы с груди скользнули в сторону, обхватывая плечо. Я посмотрела туда, куда смотрит он – на его руку. Длинные пальцы двигались вниз до запястья, едва касаясь, но обратно уже ощутимо сжали мое предплечье. Когда они достигли плеча, Эдвард наклонился к своей руке, словно был чем-то сильно удивлен. Его пальцы сжимались до тех пор, пока я возмущенно не вскрикнула. Лицо Эдварда выражало полную растерянность и… испуг. Пальцы разжались, оставляя неприятное ощущение после себя, которое быстро прошло.
- Было больно, - недовольно пожаловалась я.
- Ты такая хрупкая, - подтвердил он разочарованно, тоном маленького обманутого мальчика, которому не досталась конфетка. Я чуть не рассмеялась. Мой страх на время отступил.

Когда Эдвард поднял на меня свои глаза – такие серьезные, наполненные глубоким чувством и страстной потребностью, - желание смеяться мгновенно отпало. Мое дыхание сбилось, а сердце пропустило удар.

Его глаза были очень близко, и сладкое дыхание коснулось моего лица. Я жадно вдохнула его, словно наркоман. Мой рот заполнился слюной, а веки закрылись. Это был самый восхитительный аромат, который я когда-либо чувствовала. Он манил меня, хотелось вдыхать его снова, снова и снова.

Казалось, Эдвард чувствует то же самое. Он резко втянул воздух, и после этого его дыхание не было ровным, окутывая мое лицо и опьяняя.

Его руки отпустили меня, но я больше не чувствовала потребности сбежать. Тело утратило желание сопротивляться, и если бы не ладони Эдварда, бережно обхватившие мое лицо, то я бы упала.

- Я хочу этого, - прошептал он мне прямо в губы, и земля закружилась вокруг меня в восхитительном водовороте. Я почти перестала чувствовать свое тело. – Хочу тебя поцеловать.

Это странно, но было похоже на то, что он спрашивает у меня разрешение? Неуверенность в его голосе смутила меня немного. Я с трудом разлепила веки, чтобы убедиться, и моя голова закружилась еще сильнее, когда я поняла, насколько близко наши лица. Его губы прямо напротив моих губ, и глаза смотрят туда же. Дыхание тяжелое и быстрое, такое сладкое и возбужденное, будто он едва-едва, из последних сил сдерживает себя…

- Ах… - простонала я, теряя над собой контроль, и сама потянулась ему навстречу. Мое тело взорвалось оглушительным фейерверком эмоций, как только ледяные губы коснулись моих. Руки сами поднялись наверх, погружаясь в мягкие пряди его волос. Грудь выгнулась вперед, стремясь прижаться, заполнить пространство между нами, которое я же прежде и создала. Страсть охватила тело, кровь хлынула к лицу и ногам, и я снова застонала, почувствовав, как одна рука Эдварда за ягодицы прижала меня ближе. Сознание стало причудливо эйфорическим, будто Эдвард и вправду впрыснул наркотик в мои вены. Я уже не осознавала, где нахожусь, в груди, животе возник электрический водоворот, нарастающий, словно настоящее торнадо.

Я сама прижалась к его губам – таким холодным и твердым, настойчивым, жаждущим и нежным одновременно. Сладким, опьяняющим, уверенным. Образ нового ангелоподобного лица любимого вспыхнул перед глазами, наполняя все тело сладкой истомой, которой невозможно сопротивляться. Золотистые глаза Эдварда в моем воображении смотрели с бесконечной любовью, на миг поразив сердце непонятной тоской, но быстро сменяясь ощущением необъятного счастья. Словно этот поцелуй расставил все по своим местам – теперь не было страха, все казалось естественным, каким и должно было быть. Словно Эдвард никогда и не был другим, а его губы всегда были именно такими, как сейчас.

Это был странный переломный момент. Часть меня, до сих пор принадлежавшая семье Смит, крови Чефалу, окончательно оторвалась, став отдельной, самостоятельной ячейкой. И была рада принадлежать Эдварду. Я отчетливо ощутила, насколько уверенно теперь готова следовать за ним, во мне появилась сила и желание сражаться. Даже если судьбой уготовано умереть вместе, то не сдаться и не отступить. И если папа посмеет угрожать Эдварду или причинит ему боль, то я собственноручно нажму на курок, чтобы защитить любимого.

Я крепко обняла его обеими руками, с силой прижимаясь к холодным губам, поглощая их почти агрессивно, так страстно хотела показать свою любовь.

Эдвард застонал громко и яростно, и этот звук послал внутрь моего тела новую разрушительную волну, ломающую остатки разума. Последняя мысль, которую я ухватила прежде, чем окончательно погрузиться в сладострастное небытие, была: «Почему глаза золотистые? Они же у него зеленые!»

Пробуждение было тяжелым и принесло чувство острой неудовлетворенности. Тело отчаянно нуждалось в продолжении, однако я чувствовала руки Эдварда на своих плечах… удерживающие меня на расстоянии от него – так, что я была отклонена далеко назад, в то время как хотела быть как можно ближе. Дыхание Эдварда было ужасным: хриплым, с кашляющими звуками. Это мгновенно меня отрезвило и заставило взглянуть на него.

Его голова была опущена вниз, пока он удерживал меня подальше от себя, сильно сжимая мои плечи, но я не чувствовала боли из-за все еще гуляющей в теле эйфории.

- Эдвард?.. – прошептала я ошеломленно, пораженная тем, что вижу, и тогда почувствовала боль в своих губах, как будто они были разбиты. Я не могла даже дотронуться, чтобы проверить – мои плечи были крепко стиснуты сильными руками.
- Подожди секундочку, - попросил он. Отчаяние в его голосе потрясло меня. Беспокойство за любимого пронзило сердце, отодвинув в сторону и неудовлетворенное желание, и зарождающийся страх.
- Эдвард… - я потянулась к нему, и он наконец-то ослабил пальцы, поднимая голову. Я ахнула. Солнце уже достаточно взошло, и портьеры не могли скрыть то, какими страшными и черными были его глаза. Не зелеными, какие я помнила, и даже не золотистыми, какие я неожиданно нафантазировала в своей голове. Они были цвета ночи, и полыхали таким очевидным голодом, будто Эдвард не просто желает меня как женщину – он хочет убить меня в процессе. Это было совершенно нелогично, потому что вторым чувством на его лице было страдание.
- Только не бойся, - взмолился он с отчаянием утопающего.

Я тяжело сглотнула, стараясь игнорировать вспыхнувший внутри ужас, но мое лицо со всей очевидностью выдавало меня. Мольба в его лице и голосе была настолько искренней, что я была бы последней сволочью, если бы оттолкнула его сейчас, когда ему так нелегко - даже если я не понимаю причины. Не в силах произнести ни слова вслух, я смогла только медленно кивнуть.

Он немного расслабился, но я могла видеть, как сокращаются мышцы на его шее и груди. Его руки сжались в кулаки, находясь по обе стороны от меня. Он не удерживал меня сейчас, но я могла чувствовать огромную силу сквозь тонкую ткань сорочки.

Эдвард откинулся на спинку кресла, словно теперь он, а не я, нуждается в расстоянии. Его безумные, черные глаза неотрывно следили за выражением моего лица. Челюсти были плотно сжаты, дыхание глубокое и быстрое, и вырывалось через нос, как у дикого зверя, готового к сражению. Его лицо становилось все более спокойным по мере того, как проходило время, и мы смотрели друг на друга.

Я медленно подняла руки, чувствуя необходимость не делать резких движений. Первые лучи солнца уже проникли в окно, и я попыталась повернуть голову Эдварда к свету, чтобы рассмотреть его получше.

Он уловил мое намерение и быстро развернул нас к окну вместе с креслом. Свет озарил его лицо. Я вздрогнула, изо всех сил стараясь не выдать своего потрясения.

Отличия стали более заметны. Его кожа была неестественной, мертвенно бледной, а в сочетании с тем, что она была ледяная, создавалось впечатление, что Эдвард провел слишком много времени на улице в мороз, получив травму в виде переохлаждения – такими иногда вытаскивают из сугроба замерзших людей.

- Что доктор Каллен с тобой сделал? – смогла выдавить я, голос прозвучал хрипло и испуганно.
- Спас, - просто и коротко ответил Эдвард.

Это напомнило мне о том, что он умирал, и в груди стало так же больно, как тогда, когда я видела его на больничных простынях, покрытого многочисленными бинтами, обездвиженного, «безнадежного»…

- Тебе холодно? – забеспокоилась я, потому что понятия не имела, как к этому относиться. Мои руки осторожно касались его напряженных скул.
- Нет, - быстро ответил он сквозь сжатые зубы, и я снова увидела, как сокращаются мышцы его шеи. Тело снова напряглось.

Я переместила руки вниз на его горло, мое беспокойство росло по мере того, как я наблюдала за ним.

- Тебе что, больно? – догадалась я, когда он тяжело и напряженно сглотнул. Кто знает, может, у него еще не прошли последствия травм? Не только его кожа была повреждена во время пожара. Его легкие были обожжены, он не мог сам дышать!
- Есть немного, - сознался Эдвард шепотом, и у меня чуть не закапали слезы. Ему было больно. Я прижала руки сильнее, словно это могло излечить его боль.
- Чем я могу помочь? – прошептала я, чувствуя в глазах пелену влаги.
- Ничем, - ответил он терпеливо. – Еще пара минут, и все само пройдет.

Только сейчас я заметила, что его глаза больше не чисто черные. Они посветлели, приобретя оттенок темного янтаря. Шокировано я наблюдала в течение нескольких минут, как они светлеют, становясь золотистыми, как в моем воображении совсем недавно. Они больше не были зелеными. Я не могла поверить в это. Поверить в то, насколько он другой…

- Лучше? – спросила я, когда его кулаки разжались и нежно легли на мою талию. Глаза стали светлыми, золотистого оттенка, и я подумала бы о линзах, если бы недавно не видела, как они почернели.
- Да, - ответил он со слабой улыбкой. – Прости, что напугал.
- Твои глаза меняют цвет? – все еще шокировано уточнила я.
- Это пройдет, - нахмурился он. – Просто я не… рассчитал свои силы, - он снова отвел глаза, и выглядел пристыженным, хотя я не понимала, почему. Мы же вроде ничего особенного не делали…
- Это я виновата? – я хотела уточнить, что было не так. Почему ему вдруг стало так плохо… так больно… ведь мы всего лишь целовались.
- Нет! – он воскликнул это, удивленный тем, что я так подумала. Его пальцы нежно погладили мою щеку, а взгляд выражал тревогу и нерешительность. Тщательно подбирая каждое слово, Эдвард медленно и неуверенно произнес: - Это все лишь особенности… моей новой жизни. Ты ни при чем.

Я опустила глаза, борясь с собой. Первый страх, который охватил меня при встрече, сейчас отступил. Мне не хотелось убегать, но в то же время я не была готова услышать правду. Любопытство, тем не менее, было разожжено. Я растерялась, не знала, какому чувству уступить. Станет ли правда для меня столь шокирующей, что я не смогу ее вынести? Не проще ли жить по принципу «Меньше знаешь – крепче спишь»?

- Ты не человек… - прошептала я, признавая это, сдаваясь своему любопытству – оно сейчас было сильнее страха. Я не поднимала глаз.
- Нет, - ответил Эдвард, и мое сердце снова подскочило к горлу, колотясь как сумасшедшее. От недостатка кислорода голова закружилась. Я не отшатнулась и не попыталась убежать, но пальцы Эдварда на моей талии немного сжались, отрезвляя меня.
- Не бойся, - снова тихо попросил он. – Я не хочу, чтобы ты боялась. Это все еще я, и я все еще люблю тебя. Очень сильно. Остальное не имеет значения.
- Да, – согласилась я так же тихо. Я не поднимала глаз, но подняла руки, чтобы обнять Эдварда за шею и привлечь к себе. – Я тоже люблю тебя. И это ничто не изменит.

Эдвард глубоко выдохнул, с огромным облегчением, его руки крепко обвились вокруг моей талии. Он положил голову на мою грудь, а я медленно гладила его по волосам. Не имеет значения, кто он теперь. Я всегда буду любить его, кто бы он ни был. Это же Эдвард. Мой Эдвард, и я так долго ждала его. Через столько прошла ради него… Я люблю его сильнее жизни, сильнее смерти. Я буду любить его, кем бы он ни стал.

Мы сидели очень долго в полной тишине, совершенно не двигаясь, наслаждаясь прекрасным мгновением. Я закрыла глаза, впитывая в себя ощущение объятий. Я так давно была лишена этого, что теперь готова была просидеть так вечность, только бы сказка не кончалась. Спокойное умиротворение поселилось где-то глубоко внутри, исцеляя тело и душу, хотя не было никаких оснований считать, что теперь все может быть хорошо. Я еще даже не спросила, каким образом Эдвард проник сюда, обойдя охрану. Я еще не забеспокоилась, как он будет выбираться. И тем более еще не строила никаких планов на будущее. Я наслаждалась мгновением, этим кратким мигом счастья, не думая о последствиях.

Солнечный луч, проникший в спальню через щель между двумя портьерами, скользил по полу, приближаясь к нам. Он отсчитывал время моего счастья, и когда-то мне обязательно придется задуматься, что будет дальше. Эдвард не может оставаться в моей комнате, ему неизбежно придется каким-то образом уйти с наступлением утра. Вместо этого я сидела, не шевелясь, оттягивания момент расставания и даже момент, когда придется задать об этом вопрос.

Было жарко, отопление работало на всю катушку, и прохладные объятия Эдварда подходили как нельзя лучше. Там, где наши тела соприкасались, его кожа немного нагрелась от моего тепла, но в других местах оставалась ледяной.

- Ты всегда такой холодный? – тихо спросила я его, осторожно нарушая тишину.
- Да, - так же тихо ответил Эдвард, не разрывая контакта наших тел, словно нуждался в этом даже больше, чем я.
- И каково это? Как это ощущается?

Эдвард немного подумал, прежде чем ответить.
- Сначала было немного странно, - сознался он. – Но к хорошему быстро привыкаешь. И сейчас я уже не представляю себя другим.

Пот прошиб меня на несколько секунд, во время которых Эдвард даже не шелохнулся, ожидая, когда я снова приду в себя. В конце концов, я же сама задала ему вопрос. Так стоит ли удивляться ответам, если уже очевидно, что они не будут теми, которые мне хотелось бы услышать. Эдвард теперь не человек, и вряд ли это можно изменить…

- Я думала, тебе делали много операций… - прошептала я.
- Нет, - снова коротко ответил он.
- Но это… наверное, хорошо? – неуверенно пробормотала я.
- Наверное… - неопределенно согласился Эдвард.
- По крайней мере, ты чувствуешь себя лучше, - подвела итог я, и Эдвард коротко хохотнул в мое плечо.
- Не то слово, - охотно поведал он, позабыв о моем напряжении. – Я никогда не чувствовал себя настолько хорошо, когда был человеком. Ни тебе болезней, ни слабости. Идеальное существо!
- Ты не можешь заболеть? – удивилась я.
- Нет, - он засмеялся, отстраняясь, чтобы заглянуть в мои глаза. Мои вопросы явно забавляли его. Увидев выражение моего лица – а на нем, разумеется, было написано недоверие, а еще ужас, - он рассмеялся сильнее.

Я выпятила нижнюю губу, потому что он смеялся надо мной, над моими естественными страхами. Он всегда смеялся над ними.

Я решила не показывать своих чувств. То, что он теперь не человек, а «идеальное», как он выразился, «существо», не дает ему права насмехаться над моими человеческими проблемами.

- Никаких болезней? – скептически переспросила я.
- Никаких, - со смехом подтвердил он.
- Ты такой же легкомысленный, как и был, - неодобрительно насупилась я, ведь кроме болезней существовало и множество других опасностей, которых следовало бояться: аварии, несчастные случаи, преследующие убийцы… Я подавила зарождающийся страх, который возник, когда я подумала об охране, ждущей снаружи, и об отце, который сейчас (пока что) мирно спит в одной из комнат. Как Эдвард собирается безопасно покинуть этот дом?
- Тебе не стоит беспокоиться обо мне, - легко ответил Эдвард, будто читал мои мысли. – По крайней мере, теперь.

И прежде, чем я открыла рот, чтобы возразить, он резко наклонился к самому моему уху и прошептал:
- В какой-то степени твое желание сбылось. Ты всегда боялась, что я могу умереть. Так вот, теперь этого никогда не произойдет. Я стал бессмертным.

Он отклонился, оставив меня ошеломленной – то ли таким неожиданным признанием, то ли его внезапной близостью. Я глубоко дышала, глядя на него широко раскрытыми глазами, не в силах унять бешеный стук сердца.

- Перестань бояться, - сдержано попросил он с крошечной ноткой раздражения в голосе. Я сглотнула, пытаясь взять себя в руки, и постепенно мне это почти удалось.

- Элис была права, я пугаю тебя, - расстроено сказал он, и его губы надулись, как у обиженного ребенка. – Но я не поверил ей.
- Она была права, - подтвердила я, и в глазах Эдварда мелькнула боль, прежде чем он опустил их вниз, а пальцы на моей талии немного разжались, будто он собирался отпустить меня. Но я не воспользовалась шансом и не ушла.
- Еще она просила солгать тебе, - мрачно сообщил Эдвард. – Сказала – правда перепугает тебя до чертиков, и ты сбежишь.

Он поднял глаза, в них плескались тонны решительности. Брови сдвинулись, и выражение его лица стало суровым. Пальцы на моей талии снова сжались.
- Но я не хочу лгать, - проворчал он, а затем выдал целую гневную тираду: – Ты должна знать: что бы ты ни узнала, и какова ни была бы твоя реакция – я не уйду. Ты больше не сможешь выгнать меня. Тебе придется смириться с тем, что я другой, и что буду рядом, навсегда. Я люблю тебя. И ты - моя. Я слишком долго прожил без тебя, слишком долго ждал шанса вновь тебя увидеть и держать в объятиях. Я ни за что тебя не отпущу. Я столько готовился, столько сделал ради тебя – и все это не для того, чтобы ты сбежала от меня снова, по еще более нелепой причине, чем раньше!

Он замолчал, а я шокировано смотрела на него. Он собирается остаться рядом со мной – это согрело мое сердце. И мне хотелось успокоить его тем, что я никогда его не покину, что я и не собираюсь, что я готова сбежать с ним, снова попытаться… но по-прежнему оставалась уйма проблем, которые придется решить, чтобы это стало реальным. И я бы хотела свести любой риск к минимуму.

- Не нужно беспокоиться обо мне, - настойчиво повторил он, неправильно истолковав мое молчание. – Я бессмертный, ясно?

Слово «бессмертный» звучало бессмысленно для меня. Я не могла поверить в это, даже после всего, что уже узнала. Он, видно, шутит.

- Но… - мой голос так дрожал, что я едва его узнала. – Всегда существуют опасности… другие… - я не могла объяснить, что чувствую. Я знала только одно: Эдвард снова собирается рисковать собой, и вот это точно пугало меня до чертиков.
- Нет! – он перебил меня, а затем развернулся, ища что-то глазами. Потянулся в сторону передвижного столика, на котором лежали остатки вчерашнего ужина, и быстро схватил оттуда нож.
- Что ты собираешься делать? – взвизгнула я в ужасе, что он совершит какую-нибудь глупость.
- Не поверишь, пока сама не увидишь, - отрезал он, кладя лезвие на ладонь. – Не бойся. Просто смотри, – и сжал кулак.

Я смотрела. В глазах потемнело, а сердце так билось, что я приложила к груди ладонь. Второй рукой я закрыла рот, чтобы не закричать.

Деревянная рукоятка ножа вдруг отделилась от лезвия и с негромким стуком упала на паркет. Эдвард разжал руку. На ладони лежало нечто бесформенное, что когда-то было металлом. Я с ужасом ждала кровь… но ее не было.

Эдвард снова сжал руку и немного потер пальцами, после чего показал мне результат: на ладони осталась горсть металлической трухи.

- О… оу… - пораженно выдохнула я и подняла на Эдварда круглые глаза. Это было настолько невероятно, что не умещалось в голове. Я не чувствовала страха… мое потрясение было гораздо глубже этого.

Мы молчали несколько минут. Эдвард терпеливо ждал, когда мой шок пройдет. Он отбросил горсть, и я нерешительно взяла его руку, чтобы рассмотреть. Он позволил мне это, специально повернув ладонь так, чтобы на нее падал свет. Кожа была идеально гладкая, как будто ничего и не произошло. Как будто она была тверже… тверже металла.

Мысли о супермене навязчиво заполнили мое воображение. Если Эдвард может руками стирать металл в порошок, на что еще он способен?

- А пули? – осторожно поинтересовалась я, не поднимая глаз, чтобы Эдвард не заметил моего страха.
- Ничто из человеческого оружия не способно причинить мне вред, - спокойно подтвердил он.
- И пули? – недоверчиво переспросила я, не в силах поверить в это даже после такой наглядной демонстрации.
- Даже если пальнуть из пушки, ничего со мной не сделается, - заявил он. – Я не уверен, но, скорее всего, я двигаюсь быстрее снаряда, так что, вероятно, смогу… поймать его.

Я отпустила его руку, и она осторожно легла на мое бедро. Я смотрела на это с опаской, вдруг осознав, какая сила заключается в ней.

- Ты, должно быть, очень сильный, - предположила я, пытаясь принять то, что моя мечта исполнилась буквально. Неуязвимый. Разве такое бывает?
- Ты даже себе не представляешь… - прошептал он.
- А что еще? – теперь я подняла глаза, готовая слушать. Элис была права – я была напугана до чертиков. Но это не значит, что мне не было интересно узнать подробности.

Эдвард усмехнулся.
- Уверена, что с тебя на сегодня не достаточно? – поднял бровь он.
- А что, это еще не все? – я могла только шептать, голос пропал.
- Далеко нет…
- Тогда скажи, - попросила я, мое сознание раздваивалось от страха и желания одновременно.
- Я уже сказал тебе про скорость, - пожал плечами он, и затем улыбнулся, как будто вспомнил что-то хорошее.

Я попыталась прикинуть скорость супермена, о котором совсем недавно смотрела фильм. Вот он на левой стороне экрана… а через долю секунды перехватил падающую в пропасть девушку на правой стороне…

- Ты перемещаешься мгновенно? – предположила я.
- Не мгновенно, но очень быстро. Твои глаза не смогут рассмотреть меня.

Я медленно положила руки Эдварду на плечи, после чего осторожно, не делая лишних движений, начала подниматься. Осознание правды давалось мне нелегко, но зато когда я поняла, что это может значить для любимого, то начала испытывать практически восторг. Если все, что Эдвард утверждает, правда, то ему действительно ничего не угрожает. Это было абсолютно невероятно, но невыразимо прекрасно для меня.

Эдвард смотрел, как я встаю и делаю шаг назад, и лицо его побледнело, когда он подумал, что я отказываюсь от него, но он не сделал попытки меня остановить. Когда между нами образовалось не меньше метра, я собралась с духом, чтобы прошептать:
- Покажи.

Он целую минуту буравил меня глазами, после чего недоверчиво рассмеялся.

- Пожалуйста… - настойчиво попросила я, мысленно приказывая бешеному сердцу заткнуться.

Эдвард с сомнением покачала головой, но в его глазах загорелись озорные огоньки. Как у проказливого ребенка.

- Сама напросилась, - пробормотал он, а затем попросту исчез.

Я смотрела на пустое кресло, открыв рот. Несколько секунд не могла понять, что произошло. Моргнула раз, другой. А затем буквально подпрыгнула на месте, когда раздался шепот позади, прямо в мое ухо:
- Я здесь.

Резко обернувшись, я застала пустоту, но чувствовала, что Эдвард снова за спиной, поэтому обернулась еще и еще раз, тщетно пытаясь поймать его глазами, но видела только размытую ускользающую тень.

Сердце снова стучало на уровне горла, но теперь к страху примешивалось новое чувство, особенно когда его шепот раздавался прямо рядом со мной. Вибрации от его голоса задевали какие-то струны внутри меня, и когда холодные губы коротко коснулись обнаженной части моей спины, не скрытой сорочкой, я догадалась, что это. Адреналин.

Завизжав, когда Эдвард неожиданно коснулся холодными руками моих колен, я развернулась и бросилась бежать. Я хотела перепрыгнуть кровать, но мои ноги запутались в простыне, и я начала падать на ковер лицом вниз.

Я не поняла, что произошло, но удара не последовало. Я просто оказалась в объятиях Эдварда, лежащей сверху, на полу.

- О, - удивленно сказала я, радуясь, что не сломала себе что-нибудь - например, руку.
- Поймал, - констатировал Эдвард весело, но глаза его светились настороженностью.
- Это правда, или это какой-то фокус? – уточнила я, внезапно приходя в хорошее настроение. Эдвард представлялся мне теперь в совершенно новом свете, и я почувствовала, как страх за его жизнь уходит из меня, освобождая место надежде.
- Правда, - он заправил прядь волос за мое ухо, и мне ужасно захотелось поцеловать его. – И когда я говорил, что не дам тебе убежать, я не шутил.
- Это потому, что я запуталась, - надулась я, уверенная, что смогла бы убежать. Эдвард самоуверенно поднял бровь.

Я начала подниматься, и Эдвард выпустил меня, садясь вслед за мной и непонимающе наблюдая, как я забираюсь с ногами на кровать, пятясь от него, пока не нащупала дальнюю стойку балдахина и не схватилась за нее. Я оставила его в недоумении до последнего мгновения, после чего скептически усмехнулась и бросила себя к входной двери. У меня был план: добежать до ванной и запереться там. Эдвард не может успеть меня перехватить.

Я дико завизжала и резко затормозила, когда Эдвард преградил мне дорогу, появляясь из ниоткуда прямо напротив двери ванной. Не останавливаясь, я развернулась и бросилась к противоположной стене, понятия не имея, куда еще бежать. Очевидно, что он в самом деле очень быстрый. Я не ожидала этого.

Я ахнула, когда резко повернулась спиной к стене. Я думала, что если буду стоять у стены, то ему некуда будет скрыться от меня, и я увижу его приближение в любом случае, но никак не ожидала, что он окажется прямо передо мной, очень близко.

Его сладкое дыхание окутало мое лицо, и ощущение опьянения настигло меня, как и в прошлый раз. Я услышала, что его дыхание сбилось, уже когда закрыла глаза. Холодные пальцы зарылись в мои волосы, направляя мое лицо к его губам, и Эдвард издал громкий стон в мой рот.

- Ох… - я не могла поверить, что мое тело так сильно реагирует на него. Никакого сопротивления не осталось, а накопившийся во время опасной игры адреналин заставил кровь в моих венах вскипеть. Пальцы самостоятельно нашли его шею, и спустя мгновение я подтянулась, обхватывая талию Эдварда ногами. Он снова застонал, перемещая руки на мои ягодицы и вжимая меня в стену. Сила его желания заставила мои глаза широко распахнуться. Я бездумно смотрела в противоположную стену, пока губы Эдварда переместились на мои обнаженные ключицы. В голове так шумело, что я едва ли могла соображать, что происходит. Мне хотелось только одного: чтобы он не останавливался. Я так скучала по нему!

Странная вибрация возле правой лодыжки не привела меня в чувство, зато недовольное рычание Эдварда очень даже. Я осознала, что звонит его телефон… и что Эдвард игнорирует его.

Сработала привычка: ведь раньше в критических ситуациях звонила только Элис. Осознание возможной опасности отрезвило меня, и я смогла прийти в себя.

- Эдвард! – позвала я неуверенно, начав сопротивляться электрическим токам, бегущим по венам вслед за обжигающими ледяными поцелуями. Он уже спустил одну лямку моей сорочки вниз и почти добрался до груди.

- Эдвард! – снова попыталась я достучаться до него, опуская ноги, на что он разочарованно заворчал. – Эдвард, телефон!

Он вдруг напрягся, как будто его позвали. Я думала, это из-за телефона, и сейчас он снимет трубку, но он почему-то повернулся в сторону стены, примыкающей к коридору – словно там было что-то, привлекшее его внимание. Его лицо стало жесткой маской, когда он немного отстранился от меня, а я услышала шаги…

- Ничего не бойся, - пробормотал он, а мое сердце уже ускоряло свой ритм, когда я поняла, кто идет. Так решительно и твердо ходит только хозяин дома. Мой отец. И сейчас его шаги закончились ровно у моей двери, после чего она с шумом распахнулась.

Я ахнула от ужаса и хотела крикнуть Эдварду «Беги!», но страх парализовал язык, я могла только сдавленно шипеть, смотря ему в глаза, вдруг налившиеся сталью, и безуспешно дергая его за свитер. Я хотела оказаться впереди, закрывая его собой, но Эдвард был словно несокрушимая скала, и не думая пошевелиться. Мы так и стояли у стены, глядя друг на друга, только Эдвард выглядел решительно, со сжатыми в тонкую линию губами, а я не смела от него отвернуться, чтобы взглянуть в лицо его смерти.

Щелчок затвора пистолета заставил меня дернуться, а затем зажегся свет и папин суровый и крайне требовательный голос отчеканил:
- Это что еще за черт!

Эдвард улыбнулся мне – я чуть не заорала от бессилия, что он настолько беспечен! – а затем медленно повернулся к отцу лицом.

- Ты?.. - выдохнул папа и смертельно побледнел.