Когда то очень давно я услышала одну цитату "Обещайте сами себе никогда не сдаваться" (с), она настолько мне понравилась, что я решила сделать ее девизом жизни и пообещала самой себе всегда держаться до конца. Я не учла одного, хорошо вдаваться в разнообразные философские размышления, когда жизнь похожа на фруктовой пирог без трудностей и серьезных проблем. И совсем другое дело, пытаться убедить себя бороться, когда само твое существование поставили под один жирный вопрос и делают все для того, чтобы уничтожить твою личность, как нечто малозначимое и надоедливое, сродни таракану на кухне.
Когда-то я думала, что все в этом мире крутится вокруг меня, я - единственный и неповторимый центр вселенной, пусть своей маленькой, но все-таки... Нынче меня безжалостно выкинули за пределы орбиты, в мрачную и пугающую темноту космического пространства, и я как потерянный астронавт барахтаюсь в невесомости, отчаянно пытаясь вернуть, что некогда мне принадлежало.
"Обещаю сама себе никогда не сдаваться!"

Нынешнее место моего обитания была психиатрическая больница штата Вашингтон, не простая для безобидных психов, а для опасных преступников, под усиленной охраной. Здесь собрались самые отбросы общества, которые в разное время и при разных обстоятельствах перестали дружить с головой и поддавшись на уговоры больного разума, совершили то, что ни одному нормальному человеку не присниться ни в одном самом страшном кошмаре.
Вместе со мной в палате находятся еще четверо женщин. Одна худая, со спутанными волосами, тонкими руками-плетями и безумно горящими глазами. Она постоянно бормочет что-то себе под нос, сидя на кровати и размеренно качаясь из стороны в сторону. Иногда она встает и начинает бродить по палате от стенки к стенке, она может это делать бесконечно, много часов подряд, пока в глазах от ее телодвижений не идет мелкая рябь. Когда мое терпение лопается, я хватаю первое, что попадется под руки и бросаю в ее сутулую фигуру, правда она редко обращает на это внимание.
Второй моей соседкой была невзрачная женщина, с мелкими чертами лица, глазами-бусинками и презрительно опущенными уголками губ. Ее возраст определить сложно, где-то между двадцатью и сорока. Целыми днями она наводила порядок в нашей палате, за неимением подобающего инвентаря, она все делала собственными руками - подметала полы, смахивала несуществующие пылинки, оттирала мутные окна. От этих манипуляций кожа на ее ладонях потрескалась и покрылась волдырями. С маниакальной настойчивостью, она требовала от всех соблюдения чистоты, и призывала не погрязать в антисанитарии.На этой почве, она придушила бельевой веревкой своих престарелых родителей, за что и была направлена на принудительное лечение в сие заведение.
Третья была самоубийца со стажем. Пятнадцать попыток, пять из которых она успела совершить здесь. Вскрыть вены, повеситься, отравиться - по сравнению с ее способами выглядели настолько скучно и банально, что могли бы легко сойти за воскресную прогулку на природу. Я своими глазами видела, как она пыталась удавиться собственным языком, зрелище не из приятных, но захватывает.
Была еще одна женщина, но про ее присутствие частенько забывали, не только пациенты, но и врачи. Сутки напролет она спала, отвернувшись к стене, и больше напоминала мебель, чем человека.
Вот и вся наша компания, ошеломляющая в своем разнообразии психических расстройств. Мы все здесь с непростой судьбой и криминальным прошлым, поэтому отношения между собой напряженные и наполненные едкой подозрительностью. Никогда не знаешь, что может прийти в голову другому, и в какой форме это отразится на тебе.
Я села на кровать и блаженно вытянула ноги. Время для ужина и принятия очередной порции таблеток. Все-таки, мы здесь на лечении и нас пытаются, если не вылечить, то хотя бы притупить действием химии взбунтовавшийся мозг.
В палату входит дородного вида медсестра в белоснежном халате. За ней появляются две надзирательницы. Без них никак, мало ли чего, нам, психам, придет в голову, мы ж и броситься можем и в глотку вцепиться. На тот случай у надзирательниц в кармане припрятан шприц с сильнодействующем снотворным, а на поясе висит резиновая дубинка. Раз - и твой больной мозг отрубается, и ты забываешь о всех своих нехороших намерениях, и не факт, что потом, после такого количества лекарства, вообще что-нибудь вспомнишь.
Медсестра четкими, давно отработанными движениями раздает наш ужин. Бумажные тарелки, пластмассовые ложки, ничего колющего-режущего, не дай Бог, здесь у людей настолько развита фантазия, что дядя Кинг нервно курит в сторонке. Надзирательницы внимательно следят за каждым нашим движением, одно неосторожное, излишне резкое воспринимается как попытка агрессии.
Дальше в программе принятие курса лечения - постоянно как солнце в небе. Каждой свой набор разноцветных таблеток. Медсестра брезгливо протягивает в наши протянутые ладони горстку лекарств и подобно Церберу следит за исправным глотанием.
Я беру свою положенную порцию и бросаю на язык, парочка закатывается за щеку, но я исправно запиваю все водой и совершаю глотательные движения. Медсестра подозрительно на меня косится, но видимо, не узрев ничего предосудительного отворачивается к следующей. Я каждый день оттачиваю до совершенства движение языком, чтобы таблетка незаметно провалилась под язык, чтобы потом ее выплюнуть. Пока у меня это не очень хорошо получается, и львиная доля лекарства все-таки попадает в желудок.
- Через пятнадцать минут - отбой, - объявляет медсестра и одним четким движением закрывает за собой дверь в палату.
Ночь - это особая глава в моем рассказе. Ночь - не для сна. Ночью я всегда вспоминаю ЕГО, и завидую его идеальному зрению и слуху, как бы мне это здесь пригодилось. Ночью можно ждать чего угодно и от кого угодно. Ночью ты беззащитен, а следовательно подвергаешься опасности. Я не доверяю никому, и знаю, что у этих четырех свихнувшихся женщин своя волна, и живут они в другом мире, не похожем на мой, и в любой момент им может прийти в голову совершить акт агрессии, возмездия или расправы. С первых дней моего пребывания, я вынесла одно единственно-действующее правило - либо ты, либо тебя. Поэтому я всегда сохраняю бдительность.
Свет погас. Я откидываюсь на кровати и смотрю в потолок. Все мои пять чувств работают на полные обороты. Я прислушиваюсь к каждому шороху, скрипу, обращаю внимание на любое, даже самое незначительное движение в воздухе. Остальные постепенно тоже успокаиваются, но тот кто способен еще хоть немного соображать, знает - ночь время для напряженного выжидания.
Время течет медленно, правда понимаешь это чисто интуитивно. Ни о каких приспособлениях типа часов здесь не может быть и речи.
Тишина медленно наполняется звуками - чьи то отдаленные шаги по коридору, скрип дверей, шепот ночных санитаров - это звуки дальнего плана. Палата же наполняет своими - шелест простыней, постоянное движение на кроватях, тяжелое дыхание, иногда стоны.
Глаза закрываются, но я продолжаю бороться со сном. Меня затягивает в пугающую пустоту ночных сновидений, но я отчаянно сопротивляюсь, не даюсь на растерзание сладкого беспамятства. Звуки уже слышаться не так четко, становятся приглушенными, пока наконец, совсем не затихают. Отдаленным участком мозга, который еще продолжает функционировать я понимаю, что видимо опять из представленных таблеток, я наелась именно снотворного. Черт, надо побыстрее научиться не глотать ни одной из предложенных таблеток.
Это последняя моя мысль, и она медленно растворяется, растекается и исчезает, и я погружаюсь в тяжелый сон.
Мне снится лес, я не удивлена, последний год это единственное место действий моих кошмаров. Я знаю, надо убегать, но ноги не слушаются меня. Я беспомощно смотрю по сторонам в поисках спасительного убежища, но вокруг только темные стволы деревьев и густой колючий кустарник. Они сжимаются вокруг меня, оставляя все меньше свободного пространства. Я кричу, но никто меня не слышит. Этот сценарий повторяется каждую ночь, и не претерпевает никаких изменений. Я стараюсь сделать хотя бы шаг, но в ногах по меньшей мере несколько тонн свинца, движения медлительны и неповоротливы, но я упрямо не оставляю надежды. И тут появляется ОН. Как всегда из ниоткуда, просто оказывается рядом. Он крепко держит меня в своих объятиях, его холодные руки скользят по моей спине, гладят волосы, он наклоняется ко мне и шепчет на ухо утешительные слова. Он нежен и ласков, но меня пронзает чувство леденящего ужаса. Я вырываюсь, скидываю его ладони, отталкиваю от себя и пытаюсь убежать, но мои манипуляции не имеют никакого успеха. Настоящий многогранный первобытный страх разливается по моему телу, сердце колотится в ритме дождя, настолько быстро, что мне кажется оно не выдержит.
- Не трогай меня! Не смей прикасаться! - в отчаянии кричу я, бью наотмашь его по лицу, брыкаюсь, царапаюсь.
И тут границы сна начинают меняться, лесная чаща теряет свои очертания, и вот я уже ощущаю твердую кровать под своей спиной. В холодном поту я открываю глаза и вижу больничный потолок...

Я открыла глаза и уставилась в потолок. Палату заполняли предрассветные сумерки. Дыхание сбилось, стало поверхностным и частым. Нормальная реакция на перенесенный кошмар. Простынь неприятно прилипла к телу, я судорожно ее сбросила и огляделась по сторонам. Меня ждало еще одно потрясение. Рядом со мной, на самом краешке кровати сидела соседка. Она обнимала меня, и вытирала выступивший на лбу пот. Ее руки бесстыдно гуляли по моему телу, а она, улыбаясь повторяла:
- Все хорошо, я рядом. Тебе ничего не грозит.
Я подскочила, как от удара током. Этого еще не хватало.
- Пошла вон! - зашипела я, брыкнув соседку ногой. - Совсем страх потеряла?
От удара она слетела с кровати, но тут же поднялась. Глаза загорелись недобрым огоньком.
- Ах, ты тварь неблагодарная! - заверещеала она, и с растопыренными пальцами бросилась на меня.
Не до конца отойдя от сна, я не успела среагировать и ее руки сомкнулись на моей шее. Она подобно наезднице уселась на меня сверху и принялась душить. В глазах вспыхнули разноцветные фейерверки.
Главное не впадать в панику. Я вцепилась в ее руки, пытаясь разжать, но она мертвой хваткой сжимала мое горло.
- Что б ты сдохла! - зарычала она, зловеще улыбаясь.
Ну, нет, этого в моих планах не было.
Большими пальцами я нащупала ее глазные яблоки и с силой нажала. Она взвыла и отпустила шею. Теперь моя очередь. Я быстро перевернулась и скинула ее с себя, женщина с грохотом свалилась на пол, не теряя ни секунды, я вскочила и уселась ей на спину. Схватив полотенце, я накинула его ей на шею и плотно перекрутила. Послышался хрип, воздух с трудом проходил ей в легкие, но я и не думала отступать. Она вырывалась, но я лишь плотнее сжимала колени на ее боках, пока она не затихла.
Вдруг дверь с шумом распахнулась и в палату влетели санитары. На меня обрушился град ударов. Я тут же забыла про свою соперницу и сжалась в комок, защищаясь от резиновых дубинок. В руку плавно вошла игла, и реальность перестала для меня существовать, последнее, что я услышала, это фраза медсестры:
- В карцер.

Карцер - белая комната без окон. Нет ничего. Стены белые. Лампочка под потолком горит день и ночь, и выключателя нет. Никакого шума. Никаких звуков. Никаких признаков человеческого присутствия, кроме того, что через каждые восемь часов открывается окошечко и через него появляется еда.
Сколько я тут? Сколько прошло с последних событий? Ощущение времени постепенно стирается. Я как загнанный дверь хожу взад и перед по комнате. Размер пространства моего обитания - два шага вдоль и три поперек. Эти числа сводят с ума. Мне кажется, что стены надвигаются на меня, отбирают последние метры свободы. поэтому я не перестаю ходить, чтобы удостоверяться, что все осталось на своих местах.
Я думала, что достигла предела человеческого терпения. Теперь понимаю, что что это далеко не предел. На этот раз, даже напрягая все свое воображение, я не могу придумать, как мое положение может стать еще хуже.
Здесь я в полной мере ощущаю, что значит быть выброшенным из жизни, из времени, из пространства. Здесь нет событий, движения, предметов. Здесь нет НИЧЕГО. Только я и белоснежная пустота.
Голова наполняется едким туманом. Мне сложно сосредоточится на чем-то конкретном. Мысли словно шустрые ужи расползаются от меня, ускользают и мне не ухватиться ни за одну из них.
Чтобы не сойти с ума надо держаться, надо бороться, нельзя сдаваться. Чтобы вернуть тонус мозгу, я начинаю вспоминать. Вспоминать то, что хотела бы навсегда забыть, но боюсь, это единственная возможность вывести себя хоть на какие-нибудь эмоции. Эмоции - это жизнь.