Эммет устало брел по стылому лесу. Ночь уже давно накрыла все вокруг чернильно-черным капюшоном. Но он знал этот лес, как свои пять пальцев. И, следуя одному ему ведомой тропой, углублялся все дальше в предгорья Аппалачей. Туда, где обычно встречались медведи гризли. Нудный дождь постепенно пропитал его одежду противной влагой. Тело немело от холода и усталости. Но злость толкала его в спину, заставляя упрямо переставлять ноги, совершенно окоченевшие в мокрых сапогах.
Он брел вперед, до остатка погруженный в невеселые мысли. За что отец с ним так? Конечно, Эммет понимал, что никогда не был образцом добродетели и морали. Он был строптив, быть может, слегка ленив, а, по мнению многих, категорически легкомысленным. Однако всегда уважал, был благодарен ему за науку и воспитание. Вот только в последние несколько лет их отношения стремительно летели под откос. Билли желал по-прежнему иметь полный контроль над сыном, одолевал его бесконечными нотациями и внушениями. Эммет же лет с семнадцати считал, что он достаточно взрослый, чтобы многие вещи решать самому. Ссоры только обострились после спасения Эмметом Билли от копыт того обезумевшего лося. Как будто банальное приключение на охоте стало катализатором окончательного разрушения и так ползущего по швам подобия благополучия в их семье. Год назад Эммет даже собирался уйти из дома. И озвучил это намерение Билли при очередной шумной ссоре. Но, посмотрев в совершенно несчастные глаза отца, хоть тот и пытался скрыть истинные чувства за маской безразличия, вдруг передумал. Просто не смог бросить отца в одиночестве. Где-то подспудно он чувствовал свою вину за то, что мать ушла из семьи. Хоть это и было иррационально. Порой Эммету казалось, что отец тоже винит в этом его. Даже не отдавая себе отчета…

Когда ночь перевалила за половину, Эммет почувствовал, что ноги перестают его слушаться. Он не спал почти сутки, большую часть из которых провел на ногах. Да и запал злости начал тухнуть. Адреналин покидал кровь, заставляя тело колотиться в ознобе. Эммет в кромешной тьме собрал самые сухие палки, которые смог найти на ощупь, и достал из кармана куртки спички. Но нескончаемый дождь промочил древесину до самой сердцевины. И все его попытки заставить упрямые ветки гореть раз за разом терпели поражение. Сердито сплюнув, Эммет с тоской понял, что положение его оставляет желать лучшего. Он вылетел из дома лишь с ружьем и патронами. В приступе ярости даже не вспомнив о том, чтобы взять еды и керосина для разжигания костра. А уж о спальном мешке и говорить не приходится. Решив исходить из того, что есть, Эммет забрался под раскидистую ель, надеясь, что ее ветви хоть как-то уберегут его от бесконечного дождя. Продрогшее тело била дрожь, но в конце концов Эммет заставил себя расслабиться и уснул.
Проснулся он от очередного приступа дрожи. С трудом заставив двигаться одеревеневшее тело, Эммет выбрался из-под ели. Пока он спал, дождь, наконец, прекратился, а температура воздуха опустилась ниже нуля. Ковер из листьев и хвои укрыли островки инея. Где-то на востоке занимался рассвет. Оказалось, что Эммет заснул практически на краю обрыва. Подойдя к самому краю скалы, он невольно залюбовался. Выше в горах ночью прошел снегопад, и островерхие скалы побелели. Первые лучи солнца золотили горы и огромные ели. Эммет тряхнул головой, сгоняя остатки дремы, и принялся прыгать на месте, пытаясь согреться. Бегая по крошечной поляне, он хрустел заледеневшими листьями. И за этим звуком не услышал главного.
Звериный рев разорвал тишину пробуждающегося леса. Резко развернувшись, Эммет почувствовал, как сковывает тело первобытный ужас. В пяти шагах от него стоял на задних лапах огромный медведь. Такого размера гризли ему видеть еще не доводилось. Парень замер на месте, стараясь даже не дышать. Хоть сердце судорожно билось уже где-то под горлом. Ружье валялось под елью шагах в десяти от него. Вряд ли он успеет добежать. Эммет понимал, что его единственный шанс – остолбенеть в надежде на то, что намерения медведя были недостаточно серьезными. И что он готов убраться подобру-поздорову, увидев, что его потенциальная жертва не проявляет ответной агрессии. По рассказам охотников, Эммет знал, что такие случаи бывали. Но сегодня ему не суждено было отделаться легким испугом.
Зверь в очередной раз оглушительно заревел и, став на все четыре лапы, потрусил к Эммету. Инстинкты взорвались в парне диким воплем, заставив его оторвать непослушные ноги от земли и помчаться к ели. Но медведь был проворнее. Он поднял лапу и обрушил ее на ногу Эммета. Острые когти разорвали плотные штаны, а следом кожу и мышцы на голени. Эммет, заорав от боли, рухнул на землю лицом внизу и тут же перевернулся на спину. Медведь нависал над ним, оскалив клыкастую пасть, с которой капала отвратительная густая слюна. Эммет отчаянно пнул уцелевшей ногой медведя прямо в морду, угодив носком сапога в глаз. Тот взревел и отошел на шаг, тряся головой. Парень, в горячке не чувствуя боли, вскочил на ноги, и, похромал к ели. До нее, а значит, и до ружья, оставалась всего пара шагов, когда гризли продолжил смертельную игру с зарвавшимся человеком, который осмелился бросить вызов дикой природе. Он, встав на задние лапы, затем обрушился на спину Эммета всем весом, вдавив того в прелые листья. Будто забавляясь, гризли вновь отошел на шаг. Эммет, подняв голову и выплюнув землю и хвою изо рта, судорожно пытался вспомнить, как дышать. С силой вогнав в смятые легкие живительную порцию кислорода, он пополз к ружью, которое дразняще выглядывало из-под дерева. Его рука сомкнулась на прикладе, когда медведь решил продолжить развлечение. Он почти нежно провел когтями по второй ноге Эммета, заставив того опять заорать от боли в разорванных мышцах. Развернувшись лицом к зверю, парень понял, что передернуть затвор времени нет. Клыки медведя маячили в опасной близости от его лица. Размахнувшись что было сил, Эммет врезал гризли по голове ружьем. Но для огромного зверя это было будто почесать за ушком. Он, лениво, махнув лапой, выбил ружье из руки Эммета, попутно оставив на длинные глубокие царапины от локтя до запястья. И снова отошел. Эммет чувствовал, как боль вынуждает его задыхаться. Холодный пот стекал по лбу, застилая глаза. Зашипев от ярости и боли, Эммет заставил себя подняться на ноги. Медведь раскачивался из стороны в сторону. Парень вдруг отчетливо понял, что тот действительно играет с ним! Он точно знает, что добыча от него никуда уже не денется. Спиной отступая в сторону ружья, Эммет не собирался сдаваться без боя. Но тут медведю надоели забавы с едой. Он подбежал и с невероятной для такой туши скоростью приподнявшись на лапах, уложил свою добычу на землю, пробороздив его грудь острыми, как бритва, когтями. Эммет лежал, чувствуя, как клокочет что-то в груди, как начинает меркнуть сознание. Как от вспыхнувшей вдруг злой, непреодолимой боли перед глазами встала тугая темная пелена. Как густая горячая кровь хлынула в горло, не давая вздохнуть. Он пытался протолкнуть непослушный воздух в легкие, ощущая нутром, что следующий подход гризли станет для него последним.
- Ну, давай же, - задыхаясь, прохрипел он, скривив губы в злобной усмешке. А потом милосердное сознание дало ему передышку, принеся в измученное тело темноту и тишину.

***

Розали на максимальной скорости мчалась по лесу. Со стороны она казалась лишь мутной тенью, на миг заслоняющей деревья и кусты. Движение приносило ей облегчение, пусть лишь на мгновения, но изгоняло дурные мысли из головы. В этой бесконечной гонке от самой себя Розали чувствовала абсолютное одиночество. Оно было ее спасением и ее вечной болью. Именно одиночества искала Розали, отправляясь на охоту отдельно от семьи. И именно оно давило на ее мертвое сердце долгими бессонными ночами, которые она проводила, мечась, как зверь в клетке, в своей пустой комнате. Как же она скучала по снам! Которые когда-то в прошлой жизни приносили забвение на долгие часы, позволяя усталому мозгу восстановиться и отбросить все лишнее. Превратив в вампира, ее лишили и этой привелегии живого человека.
Розали вдруг остановилась и зло стукнула кулаком по огромной сосне, едва не переломив ее пополам. Все чаще и чаще ее посещала мысль, что Карлайл зря не оставил ее подыхать там, на ледяной заснеженной мостовой. Когда ее душа была изорвана в клочья, а тело мучительно ныло от насилия, совершенного над ним. Лучше было умереть там, как бродячей собаке, раз ее жизни все равно было не суждено стать такой, как она желала. Разве так многого она хотела? Как раз ее мечты были весьма приземленными. Она не желала карьеры, борьбы за свои идеалы или мира во всем мире. Розали всего-то хотела создать семью, родить ребенка. Она всегда бежала от одиночества. И, вот уж ирония судьбы, именно оно настигло ее.
Образы из прошлого после ее превращения были необычайно яркими. Она отчетливо помнила каждый миг своей человеческой жизни. Разве что последние часы сознание поспешило вычеркнуть из памяти. Остальное же будто намертво впечаталось в мозг цветными каменными скрижалями. Помнится, Эдвард, этот чертов телепат, в первые месяцы ее нового существования очень удивлялся, что человеческие воспоминания Розали были такими яркими. По его словам, у остальных они после превращения меркли, оставаясь лишь фактами из биографии. У нее же были именно картинки, детализированные и отчетливые. И она никак не могла выбросить их из головы. Чаще других ее преследовала красочная картина ее последней встречи с подругой Верой и ее очаровательным сыном Генри. Розали побывала у них в гостях накануне того страшного вечера, сломавшего ее жизнь до самого остова. Она восхищенно смотрела на Генри, любуясь его пухлыми щечками и трогательными ямочками на них. Они с Верой обсуждали ее грядущую свадьбу, выбирали цветы…

Скрипнув зубами, Розали тряхнула головой, отчаянно желая избавиться от преследовавших ее демонов, и продолжила свой сумасшедший бег. Она неслась, как выпущенная стрела, оставляя позади себя милю за милей. Обычно Розали не отбегала от дома больше, чем на пятьдесят миль. Карлайл убедительно просил ее этого не делать, опасаясь, что она наткнется на людей. Почему-то доктор до сих пор не верил в нее, ошеломленный ее вылазкой еще в Нью-Йорке, когда она перебила своих обидчиков, разбросав их как нашкодивших котят. Но ведь даже тогда она удержалась, чтобы не пить их дрянную кровь. Розали никогда не пробовала человеческую кровь на вкус, а ведь даже великолепный Эдвард в первые вампирские годы пил людей. Хоть и убеждал себя и остальных, что убивал только бандитов, которые заслужили такой смерти.
Розали попыталась подавить в себе приступ гнева. Она понимала Карлайла. Он чувствовал на себе груз ответственности за всю семью. И один Бог знал, сколько часов, недель и месяцев он провел в горестных размышлениях о том, имел ли он право решать за других их судьбу? Было ли у него право самовольно обращать их в вампиров? Розали почему-то удивительно хорошо его понимала. И ей было даже жаль Карлайла, который терзал себя. Он уже не раз извинялся перед Розали за то, что обратил ее. А она все молчала, не в силах ему ответить. В редкие моменты, когда ей удавалось избавиться от призраков прошлого в голове, она была благодарна Карлайлу за его поступок. Ведь он подарил ей вечность. Вот только зачем ей нужна была вечность, если ей суждено провести ее в одиночестве? Пожалуй, и отчаянные попытки привлечь внимание Эдварда были лишь бегством от него. От вездесущего одиночества. Они помогали отвлечься, давали подобие цели в ее бесконечной пустой жизни.
Розали бежала и бежала. Она чувствовала, что давно пересекла воображаемую границу пятидесяти миль, на которые распространялась длина «поводка», выделенного ей Карлайлом. Но сегодня ей было плевать на все условности. Горечь, поселившаяся в груди, требовала выхода.
Девушка в своей безумной гонке едва не проскочила стадо оленей, которое бросилось врассыпную при ее приближении. Но кто мог спорить с настоящим царем природы? С вампиром… Розали в два прыжка настигла крупного самца и повалила его на землю. Легко удерживая его руками, девушка вонзилась зубами в пульсирующую жилку на шее животного, чувствуя, как отчаянно колотится его сердце. Розали не испытывала никакого удовольствия от процесса приема пищи и старалась охотиться как можно реже. Впрочем, лучше уж олени, чем люди. Понимание этого факта заставляло ее отбрасывать сочувствие к животным и гасить их кровью вечный пожар в горле.
Потом Розали быстро и аккуратно расправилась с еще одним оленем, который не успел далеко уйти. Спасибо урокам Эдварда. Благодаря его науке она научилась питаться так, чтобы не оставлять ни единого пятнышка ни на одежде, ни на волосах. Сам же юный Каллен и вовсе умудрился заваливать злобных пум и при этом даже не помять прическу. Процесс охоты в его исполнении в какой-то степени эстетически прекрасен. Эдвард не совершал ни единого лишнего движения, обездвиживая животное точными выверенными движениями.
Утолив жажду, которая так и не покинула ее, но съежилась до размеров маленького узелка глубоко в горле, Розали задумчиво пошла куда-то вперед. Ей до дрожи в каменных руках не хотелось возвращаться обратно. При этом она понимала, что после рассвета вернувшаяся с охоты семья начнет беспокоиться. Плевать. Розали двигалась вперед, отчетливо слыша обостренным вампирским слухом, как при ее приближении все живое старается отойти, отползти, отпрыгнуть с ее пути. Животные чувствовали, что она – не человек. Что она – самое грозное и опасное существо, которое может встретиться им в их короткой глупой жизни. Что она – чудовище, заточенное в бесконечно прекрасное тело. Которое никто никогда не полюбит. Ею можно восхищаться, но полюбить? В это Розали практически не верила.
Через какое-то время мрачные мысли девушки прервал запах. Он вкрадчиво побеспокоил ее рецепторы, заставив Розали широко распахнуть глаза и остолбенеть. Запах человека. Более того – человеческой крови. Она понимала, что нужно бежать. Убегать сломя голову от соблазна, который может поколебать ее твердое убеждение не трогать людей. Но ноги упрямо несли ее вперед, все ближе к источнику сладкого, притягательного аромата, заставлявшего ноздри трепетать в предвкушении. В горле разгорался пожар такой силы, будто она не ела много дней. Упрямо сглотнув яд, наполнивший рот, Розали пошла быстрее, а потом и побежала.
Выскочив на крошечную поляну у самого обрыва, Розали увидела жутковатую картину. Недалеко от раскидистой ели на спине лежал окровавленный парень. А над ним навис огромный медведь. Он готовился нанести последний удар и разинул здоровенную пасть прямо над головой у человека. Розали сама не поняла, зачем ей это нужно, но вдруг в мертвой каменной груди будто защекотало что-то, принудив ее бросить послушное тело вперед. Девушка с рыком сбила медведя руками, рухнув на него сверху. В долю секунду вскочив на ноги, она схватила зверя за шкирку и мощным броском отправила его в пропасть. Подскочив к парню, она посмотрела на него. Его тело было изорвано когтями медведя. Ноги, рука, глубокие борозды на груди. Она слышала, как беспокойно колотится его сердце, то замирая, то отчаянно бросаясь вскачь. Слышала страшные хрипы в его груди. Вдруг она шокировано увидела, что лежащий без сознания парень улыбается. Кривоватая ухмылка оголила ямочки у него на щеках. На лице застыло упрямое мальчишеское выражение. Как у ребенка, которого застукали на месте «преступления», но который отчаянно пытается не показать свой страх, заменяя его глупой бравадой.
Внутри Розали что-то сжалось. Она вдруг поняла, что физически не может дать ему умереть. Что гибель этого юноши порвет в ней ту последнюю тоненькую нить, что связывает ее с ней прежней. С той беспечной хохотушкой Розали, которой не стало два года назад.
Она присела рядом с ним на колени. Розали вдруг с ужасом поняла, что он не жилец. И что даже если она принесет его Карлайлу, а он чудом переживет эту дорогу, Каллен может не спасти его. Отчаянная мысль пришла в голову девушки. Она сидела рядом с хрипящим парнем и тратила драгоценные секунды на раздумья. Что, если обратить его? Прямо сейчас. Но Розали поняла, что может не остановиться вовремя и попросту убьет его. И не простит себе этого никогда. Да и имеет ли она право дарить ему вечность, которой он может не захотеть? Как не хотела ее она сама.
В эту секунду изодранный в клочья парень вдруг открыл глаза и мутно посмотрел прямо ей в лицо. И улыбнулся, будто рассмотрев что-то в ее лице. Все. Это стало последней каплей. Отбросив все сомнения, Розали аккуратно просунула руки под тело здоровяка и подняла его. А затем быстро и ровно побежала вперед. Близкое присутствие горячей крови, толчками вырывающейся из страшных ран на груди, заставляло ее горло полыхать яростной болью. Стиснув зубы, Розали заставила себя не дышать. Так было чуть легче. Мчась вперед, она видела, что юноша в ее руках то приходил в себя, то вновь отключался. В минуты, когда возвращалось сознание, он не сводил глаз с ее лица и опять улыбался. Розали с ужасом слышала, как все слабее становится его дыхание, как все страшнее становятся хрипы в его груди, как все медленнее бьется сердце. Усилием воли погасив в себе все эмоции и чувства, она еще быстрее понеслась вперед, не чувствуя ноши в своих руках.
- Ты только дыши! – воскликнула она, выплюнув остатки кислорода из легких и так и не решившись вдохнуть вновь.

***
Эммет ощущал нутром, что следующий подход гризли станет для него последним. И в тот самый миг, когда он готовился к новой вспышке боли, принесенной когтями и клыками зверя, сознание вдруг отключилось. Но лишь на миг. Он вдруг почувствовал, что над его тело пронесся порыв ветра и раздался рык. А горячее дыхание медведя у самого лица вдруг исчезло. Мутным от боли сознанием Эммет решил, что это второй медведь дерется с первым за еду. Через несколько секунд он заставил себя открыть глаза, хотя все тело сковала странная сонливость. Кислород при каждом вдохе как будто обжигал легкие кислотой. Перед собой Эммет неожиданно увидел… Ангела. Настоящего Ангела. Такого, каким он себе мог бы его представить. С трудом фокусируясь, Эммет не мог оторвать глаз от этого прекрасного женского лица, которое обрамляли ангельские белокурые волосы. Он улыбнулся. Неужели он все-таки попадет в рай? Вот уж не ожидал.
Эммет вдруг почувствовал, как его тело оторвалось от земли. Глядя в лицо Ангелу, он понял, что тот несет его к Богу. То и дело проваливаясь в темноту, Эммет, приходя в сознание, упрямо открывал глаза, не желая и на миг отрывать взгляд от этого божественного лица. Если посланник Бога так прекрасен, то что же ждет его впереди?
- Ты только дыши! – вдруг воскликнул Ангел.
Эммет умудрился слегка удивиться. Зачем дышать, если все кончено? Но Ангелам виднее. И он отчаянно боролся за каждый вздох, по ощущениям обугливающий его легкие. Просто вдох и выдох. Это же так просто…