Высокий, белый, с изящной лепниной по краям потолок… маленькие ангелочки словно бы играючи притаились друг за другом по всей его длине, целясь вниз, как раз на нашу кровать своими крохотными стрелами. Большинство из них улыбается, некоторые же, хитро морщась, явно с нетерпением ждут того момента, когда подействуют любовные чары, дабы, подобно нам, людям в кинотеатре, с упоением следить за захватывающим зрелищем. И вправду – какое ещё может быть развлечение у купидонов? Не пристало же им, в самом деле, посещать театры и кататься на американских горках. Куда интереснее здесь… куда более захватывающе…
Только в нас целиться не надо. Чье-то маленькое лезвие в форме сердечка уже давным-давно, больше десяти месяцев назад в цель попало. И, благодаря ему, сейчас рядом со мной самый потрясающий мужчина на свете.
Даже не опуская глаза вниз, все ещё рассматривая потолок, я знаю, как он сейчас выглядит. Бронзовые волосы немного примяты от недавнего сна, малахитовые глаза полуприкрыты, дабы сконцентрироваться на собственных ощущениях (сегодня, в конце концов, день его желаний), а розоватые губы, приоткрывшиеся от нехватки воздуха, ещё влажные от моего недавнего поцелуя… может ли быть что-то красивее? И это он уверял меня когда-то, что в нем нет ничего привлекательного, когда дело доходит до постели?.. Господи…
Эдвард тихонько стонет, привлекая мое внимание – ему нравится в этот момент смотреть в мои глаза, я знаю – сильнее сжимая длинными пальцами мои ладони. Он выгибается мне навстречу, дыша чаще прежнего. Уже близко…
- Tesoro…
- Tesoro, - улыбаюсь в ответ, ощущая, как знакомое тепло стягивается внутри живота в мерцающий комочек, готовясь совсем скоро доставить непревзойденное наслаждение.
Я немного наклоняюсь к нему, тем самым меняя позу и сокращая оставшееся время. Мне хватит. Ему тем более.
Эдвард стонет громче, двигается сильнее… вот-вот…
- Красави… - я вздрагиваю на мгновенье раньше, чем он успевает закончить. И это, похоже, подталкивает мистера Каллена к самому краю.
Рыкнув, мужчина притягивает меня к себе, заставляя прижаться к его телу как можно крепче. Вздрагивает, резко подаваясь вперед - к потолку, к ангелочкам. И ещё раз. И ещё. Обжигающе-горячее, сбитое дыхание щекочет кожу у меня за ухом.
В спальне, залитой утренним солнечным светом, повисает тишина. Ну, почти тишина, если не считать того, как мы оба часто и рвано дышим. Но никого это ни капли не смущает: слишком хорошо, чтобы думать о таких мелочах.
Я сильнее обнимаю Эдварда, утыкаясь носом в его плечо. Он пахнет своим любимым шампунем, свежими простынями, на которых я вчера испробовала лавандовый порошок, и совершенно особенным, ни с чем несравнимым собственным ароматом, из-за которого я готова не вставать с кровати неделями. Он и раньше казался непередаваемо-приятным, но в тот день, когда я впервые проснулась рядом с ним после настоящей совместной ночи, поняла, что пределу совершенства все-таки нет. К знакомым ноткам примешались совершенно новые, но ничуть не испортили общую картину, нет. Все наоборот. Все с точностью до наоборот...
Неужели когда-то мне казалось, что секс с этим человеком ни сулит ничего, кроме боли? Неужели когда-то я позволяла себе заблуждаться настолько, что искренне считала, будто умру, едва он прикоснется ко мне, как следует мужу?.. Невероятной глупости мысли. Как же хорошо, что они исчезли. Не так сразу, конечно, но…

Руки дрожат… черт, почему они дрожат? Ещё ведь ничего не происходит – я просто снимаю платье. Просто снимаю, и все. Здесь даже никого нет – пусто. Стены, я и кровать. Они-то точно не набросятся на меня – что в одетом, что в обнаженном виде…
Прекрати валять дурака, Белла. Расстегни эту молнию. Вот так, смелее. Все. Две пуговицы снизу…
Осторожно прикасаясь к тонким бретелям, сделанным, судя по тому, как горят пальцы, не из ткани, а из чистого, раскаленного железа, опускаю их вниз. Одна, затем вторая. Прекрасно. Осталось немного потянуть…
Платья нет. Легкий ветерок, пробираясь сквозь раскрытые двери веранды, щекочет кожу. Только вот покрывается она мурашками вовсе не от ночной прохлады, а от испуга. Что же я делаю?..
Хватит! Отступать поздно. На моем безымянном пальце поблескивает золотое колечко с затейливым плетеным рисунком внутри (ничуть не похоже на «подарок» Кашалота – на это, судя по его дизайну, и был расчет Эдварда) и оно должно придать сил. Перед священником я многое сегодня сказала и за слова свои отвечаю. Все не так страшно, как кажется. Мой муж – истинный и единственный мужчина, несмотря на все былое, кто подходит под это слово – не демон и не сатана. Он теплый, ласковый и по-настоящему любящий меня человек. Он не сделает больно. Ни капли.
А что с нижним бельем?.. Его оставлять или позволить Эдварду снять в процессе? А если струшу? Нет, лучше сразу. Сразу и все.
Вот так.
Глубоко вздохнув, прогоняя панику, я заставляю сжатые в кулаки пальцы расслабиться и боязно, будто бы и она способна повредить, опускаюсь на кровать. Простыни мягкие… м-м-м, я сделала правильный выбор в том магазине. Подходит. Тем более, их Эдвард ещё ни разу не видел.
Да где же он? Джером давно должен был заснуть… он оббежал большую часть парка сегодня, участвуя в пиратском квесте – неужели совсем не устал?
…Кажется, идет. Да-да, идет. Шаги, мне не показалось. Так, спокойно… все будет как нужно, у меня получится. У него получится. У нас вместе.
Дверь открывается – вот он, момент истины.
Я встаю, нервно поправив волосы. Надеюсь, с ними все неплохо – на укладку времени не было.
…Эдвард проходит в комнату одновременно с тем, как я с трудом отговариваю себя зажмуриться. Меньше страха – больше дела.
- Добро пожаловать, scorpione.
Мужчина хмурится, наверняка расслышав в моем голосе дрожь. Поднимает глаза от пола, с рекордной скоростью находя меня в комнате.
Малахиты вспыхивают, наскоро пробежавшись по фигуре снизу вверх, и округляются. Мотнув головой, Эдвард поспешно отворачивается.
- Извини, Белла, я думал, ты спишь…
- Не сплю…
- Вижу. Не беспокойся, я не повернусь, пока ты не оденешься.
Он думает, я случайно?..
Сначала намереваюсь ответить, не двигаясь с места, но потом передумываю. Это моя игра и мои правила – я вольна делать все, что захочу.
А потому тихонько, стараясь как можно меньше сообщать о своем приближении, подхожу к Каллену. Он едва ли не на полторы головы меня выше, но это как раз пугает меньше всего.
Тем более хоть каким-то успокоением служит его запах… он-то как раз и отделяет Эдварда ото всех мужчин, подобных Джеймсу. Если мне станет страшно, я просто поглубже вдохну… да, сработает. Должно сработать.
- Я не буду одеваться, - негромко бормочу, прикусив губу. Ветерок становится холоднее с каждой секундой.
- Не будешь? - Эдвард явно не понимает, что происходит, - тебе нужно что-то принести?
- Нужно… - наскоро прочистив горло, прогоняя ненужные нотки из голоса, - ты мне нужен.
Могу поклясться, что его правая бровь сейчас в изумлении взлетает вверх, изгибаясь, как всегда, вопросительным знаком от удивления.
- Что значит, «я нужен»?
- Значит… ты ко мне повернешься?
- Уверена?
- Да.
Мужчина внимает моей просьбе. В малахитах нет ни похоти, ни особого желания. Они наполнены лишь вопросом и ожиданием на него ответа.
- У нас ведь… брачная ночь, - вспоминаю, что должна сказать, зацепив взглядом колечко. Только теперь уже на его руке.
- Какая ночь?..
Господи… к затяжному объяснению я не готова. Можно скорее перейти к делу? Мне холодно…
- Мы с тобой поженились, а значит, должны жить соответствующе, я понимаю. И я готова. Сегодня. С-сейчас… - произношу всю эту реплику на одном дыхании, споткнувшись лишь на последнем слове. В целом неплохо – могло быть хуже.
- Белла, - Эдвард приседает, опускаясь на уровень моих глаз. Смотрит внимательно, подмечая каждую эмоцию, каждое шевеление внутри них, - ты хочешь секса?
Не верит.
Вздрогнув от знакомого слова, так легко им произнесенного, поспешно киваю. Отрывисто, уверенно. Пусть не сомневается, пожалуйста!
- Ты серьезно? – баритон сомневается, но в то же время звучит как-то встревоженно. Весь Эдвард наполняется тревогой за меня в этот момент.
- Да! Да, и не спрашивай меня!.. – выбиваю из колеи и его, и себя, в буквальном смысле набрасываясь на розоватые губы, - я хочу… я хочу… сегодня…
Слушаясь, он рассеяно пытается целовать меня в ответ. Отвечать. Но с нежности начать я уже не позволила, так что мужчина сразу переходит к чему-то более ясному, более сильному. К страсти, наверное.
А все не так ужасно. Я ожидала худшего.
…Наверное, потому и совершаю неосмотрительный шаг, слишком скоро прижавшись к нему чересчур крепко. И когда калленовские руки перебираются с моих волос на бедра, я чувствую вполне ясную эрекцию, которой его джинсы совершенно не помеха.
И именно это, казалось бы, вполне объяснимое, даже необходимое для достижения моей цели явление на корню уничтожает всю решимость. Ловко, быстро и легко испепеляет все то, с чем я лелеяла надежды справиться с собственным сознанием. Этот раунд снова принадлежит ему. Снова оно здесь победитель.
Словно бы куклу, механическую машинку, настроенную на определенную программу, меня передергивает, а из глаз, без возможности остановки, брызжут слезы. Разумеется, всхлипы прерывают любые поцелуи.
- Я не… я… нет! – задохнувшись от ужаса, когда Эдвард отстраняется, пробую как можно скорее притянуть его обратно к себе, - мы же договорились!..
- Тише, - мужчина легонько похлопывает меня по плечам, наскоро чмокнув в макушку, - все хорошо. Сейчас я дам тебе платье.
- Нет!
Он не слушает. Даже не собирается.
Обходит меня, направляясь к кровати. Слышу шорох – поднял. А вот и ткань уже передо мной.
- Надевай.
- Я не буду.
- Белла, - он вздыхает, ещё раз поцеловав меня. Только теперь нежнее. Теперь – в лоб. - Давай, моя хорошая.
Однако одежду из его рук я все равно не беру. Это уже не взрослое поведение, ей богу. Я веду себя хуже, чем положено Джерри. О каком сексе может идти речь вообще?..
Эдварда, конечно же, не останавливает мое упрямство. Снисходительно качнув головой, он снова обходит меня, становясь сзади. Я не знаю, как он это делает, но я оказываюсь прямо в тесном круге из ткани. И, конечно же, пользуясь таким шансом, Каллен быстро, пока я не успеваю воспротивиться, вынуждает просунуть руки в рукава. Секунда – и готово. Молния застегнута, ровно как и пуговицы. Будто бы ничего не было.
Но ведь было… было, и я, как всегда, все испортила!
Мне становится стыдно. Очень и очень стыдно за свое поведение. Начиная от своевольного раздевания и неумения сдержать себя, когда следует, заканчивая слабостью. Слезы – последнее, что нужно для первой супружеской ночи. Ну конечно же, когда я плачу, Эдвард меня не тронет. Он, наверное, в принципе меня не тронет больше… побоится… не захочет.
Громко всхлипывая, я закрываю лицо руками – лучше им применения все равно не нашлось. Не знаю, возможно ли такое ощущение, чтобы было и холодно, и жарко одновременно, но у меня именно так и происходит. Лицо горит от стыда, а тело дрожит от ночной прохлады. И никакое платье, никакое покрывало спасти не способно – дрожь подпитывается изнутри, ровно как и жар.
- Не бойся, viola, - Эдвард осторожно, готовясь, если нужно, убрать руки и действовать только словами, гладит мои плечи, - маленькая, хорошая моя девочка… не бойся. Ничего не будет.
- Я хотела!..
- Нет, - мягкие губы прикасаются ко лбу, а затем, медленно двигаясь вниз, к скулам, - ты не хочешь.
- Я хотела… - упрямо бормочу, встраивая слова между рыданиями, - я знаю, что уже долго… я знаю, что ты… и что тебе… ты ведь на мне ж-женился… я понимаю, что надо…
- Ничего не надо, - заверяет мужчина.
- Ну как же… Эдвард, - резко вдохнув, решаюсь-таки произнести слова, режущие не хуже самых заточенных ножей. И то чувство, то ощущение, что прошлось по нутру после их осмысливания прошлым вечером, после того звонка, было сравнимо только с издевательствами Джеймса. - Послушай, если ты собираешься… ехать к… к Марии, послушай, я справлюсь. Я сегодня или завтра утром, если нужно, справлюсь… ты можешь сзади или спереди, или как хочешь… только не к ней, пожалуйста!
Затаиваю дыхание, досказав до конца. Шумно сглатываю, низко опуская голову. Сверлящий взгляд Каллена сложно не почувствовать.
- Она… она оставила тебе адрес и телефон на автоответчике… я слышала, - признаюсь в своем постыдном поведении, сжав губы, - извини.
Эдварду, похоже, от истинной причины происходящее становится более понятно. Правда, о реакции на такое остается лишь гадать.
- Мария из кондитерской?
Их несколько?..
- Да…
Хмыкнув, Эдвард тяжело вздыхает.
- Так вот, откуда такие глупые мысли… оказывается, все зло в автоответчике?
- Я понимаю, что не должна была, но…
- Изабелла, - наконец, обнимая меня как следует, Эдвард опускает подбородок поверх моей макушки, - скажи мне, ты любишь орехово-клубничные пирожные?
- Причем здесь…
А вот при том. Ясно.
Я поднимаю голову, не отодвигаясь от желанной груди, которая, ко всему прочему, ещё и теплая. Заглядываю в малахиты – не врут. Правдивые. Искрящиеся.
- Ты мне?.. О, Господи! Эдвард, прости!
- Думаю, это мне стоит извиниться, что это не осталось сюрпризом, - посмеивается он, перебирая пальцами мои волосы, - ну да ладно. Вкус от этого все равно не изменится.
…Вот теперь мне становится по-настоящему стыдно. Так, как никогда прежде.
- Я идиотка.
- Нет, - он качает головой, сразу же отрицая такой вариант, - ты просто волнуешься. Но напрасно ведь, красавица. Куда я от тебя денусь?
- Даже если?..
- Мы уже это обсуждали, - снисходительно произносит он, разгладив мой наряд на спине, - «даже если» и «даже если ты…» – это ничего не поменяет.

- У тебя все получается на сто баллов, - знакомый шепот рядом, увлекая за собой, вытягивает наружу из воспоминаний. Звучит чуть ровнее, чем прежде. Смеется. - Начиная от готовки и заканчивая…
- А у кого-то на двести, - ухмыляюсь, чмокнув его в щеку, - если ему нравятся мои сто…
Хохотнув, Эдвард ловко переворачивает меня на спину. Нависая сверху, опираясь локтями на простыни, он смотрит на меня со всей возможной лаской, какая только подвластна человеку. Малахиты искрятся неподдельным счастьем. У меня сегодня удачный день.
- Спасибо…
- Тебе спасибо, - передразниваю я, закатив глаза.
- Ты очень красивая, - восхищенно продолжает Эдвард.
- Красивая?
- Не веришь?
- Такому лгунишке? - фыркаю, взъерошив его волосы, - кто-то обещал мне вчера лечь в постель в одиннадцать.
- Это был слишком интересный фильм, - смешно вытянув губы – точно как Джерри – оправдывается Каллен, - из-за тебя я и так пропустил половину…
- Неужели тебе не понравилось?
Мне правда интересно. Уроки Лорена не прошли мимо – я многое умею делать и, мне кажется, все больше и больше открываю то, что нравится из всего этого многообразия Эдварду. Неужели вчера я не угадала?..
- Когда я отвечу «нет», ударь меня чем-нибудь, - он нагибается, целуя меня. С нежностью и обожанием, но вместе с тем со смехом. Он смеется. Как я люблю, когда он смеется! Так - тем более.
- Без шуток, tesoro, - кое-как отвернувшись от любимых губ, чересчур настырных, когда они чего-то хотят, говорю я, - но сегодня тебе лучше отлежаться. Вчера днем ещё был жар.
- Но сегодня же его нет, - оптимистично отзывается мужчина, нетерпеливо глядя на мое лицо, - благодаря одной замечательной волшебнице…
- И её льстецу-обольстителю…
- Да уж. Под пледом в такую жару я вряд ли кого-то соблазню.
- Неправда.
- Ну, за одним исключением, - он ослепительно улыбается, получая-таки возможность продолжить поцелуи, - моя жена ведь рядом и в болезни, и в здравии, так?
- Сомневаешься?
- Нисколько. Но в кровати я все равно не останусь.
- Это что, мятеж? – пробую вырваться из его цепких рук, но, как и следовало ожидать, Эдвард не отпускает.
- Ни в коем случае. Констатация факта, фиалка.
- А если я все равно заставлю тебя остаться?.. – говорю и одновременно с тем пробираюсь пальцами к низу его живота. Знаю, что много времени для продолжения не понадобится. Кажется, я становлюсь ненасытной из-за этого мужчины…
- Даже если так, - довольно улыбнувшись, Эдвард наклоняется ниже, прижимая мои пальцы к собственной талии, - то рано или поздно придет Джером. И он-то точно не допустит очередного скучного дня.
- Мы пекли печенья… - не соглашаюсь, глядя на него исподлобья.
- Я знаю. Вкусные, кстати.
- Я принесу их тебе, если отпустишь. Отпустишь?.. – широко распахиваю глаза, вглядываясь в самое нутро малахитов. Пытаюсь, хоть и знаю, что вряд ли получится поразить его таким же взглядом, как Кот в сапогах, которого мы с Джерри вчера смотрели на одном из немногочисленных американских каналов.
- Не-а, - Эдвард явно наслаждается своим всемогуществом, держа меня в такой позе – ни вправо, ни влево – повсюду либо его руки, либо тело. Ухмыляется.
- Но это же нечестно…
- Честно. Все честно. Я предпочитаю печеньям кое-что получше.
Наклоняя голову и немного подаваясь назад, он устраивается возле моей груди, с наслаждением целуя её кожу. Руки тоже не дремлют – пробираются под спину, приятно массируя малость затекшие от неудобной позы мышцы.

- Дыши спокойнее, - наставляет Эдвард, осторожно следуя губами от моего плеча вниз по руке, - я же просто тебя целую. Ничего больше.
- Ничего больше… - эхом отзываюсь, поворачивая голову и открывая ему доступ к шее.
- У тебя бархатная кожа… клубника? – он делает вдох, с интересом глядя на меня. Угадывает шампунь?
- Земляника.
- Ну, почти, - хмыкает, продолжая свое занятие, - завтра надо будет купить тебе этих ягодок.
Движется ещё ниже. Вот уже на ключице. Все нежнее и нежнее, все трепетнее. Словно бы я сейчас растаю.
- Тебе стоит гордиться своей красотой, - вдохновленно шепчет Эдвард, улыбаясь.
- Ты первый, кто о ней говорит… - по коже бегут мурашки. Не сказать, что больно, но приятного пока мало…
- Первый? Не может быть.
- Именно так, - а вот после поцелуя легче. Если в том месте, где они сгрудились, то легче. Его губы теплые.
- В таком случае, гордости должно быть в два раза больше.
- Ты лицо заинтересованное…
- Может быть и так, - Каллен с готовностью кивает, ничего не оспаривая, - но в этом случае все ещё проще: тогда я буду тобой восхищаться. Вдвойне.
Робко улыбаюсь его словам – глупо отрицать, что они меня трогают. Испуг немного отпускает – расслабляюсь, как он и просил. Все в порядке.
- Как насчет того, чтобы… ш-ш-ш, - он удерживает мои дернувшиеся в направлении него руки, аккуратно их пожимая, - я не сделаю ничего дурного. Поверь.
Верю… верю, но все же…
- Извини.
- Ничего страшного.
Возвращается к прежнему делу. Отпуская мои ладони в надежде, что я не собираюсь мешать, Эдвард ласковыми и выверенными движениями проводит пальцами по моей груди. Раз, затем второй. Круг за кругом, следуя губами по уже проложенному маршруту. И если на первых порах я дрожу, не в силах с этим справиться, то потом дрожь практически унимается. Быть может, дело в том, что я не пускаю в голову страшные картинки?
- Нравится?
- Да.
Это честно. Это открыто. Это без тени притворства.
Правда, нравится. Очень…
Не думала, что подобное может быть приятным.
- Ну вот видишь, - он явно доволен и явно обрадован. Чуточку даже краснеет.
…Все кончается тем же поцелуем. Только ниже, куда ниже… и я впервые за столько времени, впервые, наверное, вообще за все свое существование, понимаю, почему Джессика так восхваляла занятие любовью…
Как же мне хорошо

- И все же, мы будем вставать? – спрашиваю я, улыбнувшись и тому, что чувствую сейчас, и тому, что было прежде, в только-только растворившейся перед глазами картинке из недалекого прошлого. В тот момент я даже расплакалась, чем напугала Каллена, но, догадавшись, чему обязаны эти слезы, он лишь улыбнулся и… повторил.
- Нужно, да?.. – Эдвард будто бы меня не слышит. Явно надеется на продолжение, судя по поцелуям.
- Уже девять…
- Время слишком быстрое.
- У нас ведь есть весь день – если ты останешься в постели, конечно.
- Заманчивое предложение, - Каллен вздыхает, отрываясь-таки от меня, - к тому же, оно не совсем честное… но все равно не получится.
Боже мой, прошел почти год с того момента, как я встретила этого мужчину, а упрямство никуда в нем не делось. Похоже, это навсегда.
- Что такого важного тебя сегодня ждет? – сдаюсь, усаживаясь на простынях. Эдвард остается на подушках, закидывая руки за голову.
- Зоопарк.
- Мы идем в зоопарк?
- Мы с Джерри идем, - его лицо становится виноватым, но в то же время какие-то проблески хитрости, смешанной с нежностью, на нем видны весьма явно.
- А меня, что же, не берешь?
- Мы обязательно сходим с тобой ещё раз.
- Правда не берешь? – изумляюсь, без шуток глядя на него. Я думала, это игра…
- Belle, тебя ждет кое-что получше, чем парочка обезьян в клетках.
- Насколько получше?.. – опасливо спрашиваю, надеясь, что таких огромных и неожиданных сюрпризов, в каких за последний месяц Эдвард достиг совершенства, сегодня не будет.
- Намного, - заговорщически шепчет Каллен и затем, обещая больше не произносить ни слова, делает вид, что на молнию застегивает себе рот.
- Молчать нечестно, - я не понимаю, что он задумал, и не понимаю, почему не могу пойти с ними вместе, к тому же, если честно, побаиваюсь этого сюрприза. Зачем уводить Джерома из дома, дабы я его увидела? Что он собирается делать?..
- Ладно, значит, не буду, - мужчина одним точным движением заключает меня в объятья, снова укладывая на простыни рядом с собой.
- Скажи мне, Эдвард… - предупреждающе произношу я, надеясь подействовать на него таким тоном. Напрасные мечты, но попытаться ведь стоит, разве нет?..
- Скажу. Я все тебе скажу, - он усмехается, проведя носом по моей щеке и следуя точно к уху, дабы прошептать:
- Я скажу тебе, Изабелла, как сильно я тебя хочу… прямо сейчас!
И после этого заявления я больше не в состоянии ни спорить с ним, ни что-то выпытывать…



- Осторожно, любимый, ещё горячие, - я ставлю перед Джеромом тарелку с дымящимися блинчиками, укладывая на стол рядом вилку. Апельсиновый сок уже тут стараниями Эдварда.
- Спасибо, мамочка, - Джерри улыбается, посылая мне воздушный поцелуй. Я знаю, что он с нетерпением ждет, когда можно будет приступить, но, руководствуясь недавним неприятным опытом, раньше, чем они хоть немного остынут, брать не будет. За него я спокойна. А вот за Каллена-старшего…
- Твоя порция уже почти готова, - говорю я, наблюдая за тем, как он, щурясь, посматривает на блинчики Джерома.
- Кажется, я уже это слышал…
- Держи, папа, - малыш, слушающий нас обоих, мгновенно реагирует. Подвигает свою тарелку на середину стола, протягивая папе вилку, что лежит рядом. Кивает на свой завтрак, намекая, что обязательно поделится.
- Спасибо, китенок, - Каллен обнимает сына, чмокнув в макушку, и, отрезав маленький-маленький кусочек, пробует мою стряпню на вкус. Словно бы впервые, ей богу.
- Черничные! – радостно, как ребенок, восклицает он, - м-м-м… чем мы заслужили такое, мамочка?
- Кто-то вчера вовремя лег спать, - я переворачиваю оставшиеся на сковороде блинчики, чтобы они не подгорели, прежде чем обернуться к Калленам. С обожанием смотрю на Джерома, демонстрируя, кому адресую похвалу. Мальчику приятно такое слышать. Он улыбается шире, заканчивая с половиной своей тарелки.
- А кто-то вовремя проснулся, - оглядываюсь на Эдварда, подмигнув ему.
И без того светлое лицо мужчины становится ещё восторженнее.
От Джерри, конечно, этому не укрыться. Он посматривает на нас с отцом очень подозрительно, но все же с радостью. Конечно, он заметил перемену, что случилась. Конечно, от него не ускользнуло… в тот самый первый день, вернее, в первое утро я не могла прекратить улыбаться. Целый день, с утра и до самого вечера – повтора. Мы вправду стали самой настоящей семьей.
- Кстати, раз уж вы идете в зоопарк… может быть, и в магазин заедете? Молоко и черничное варенье кончились…
- Да! – прежде, чем Эдвард успевает открыть рот, кивает Джерри. А потом, обернувшись на папу, показывает на свою тарелку, - варенье кончилось!
- Да, такого допускать нельзя, - мужчина посмеивается, потрепав сына по белокурым волосам, - конечно заедем. Ещё чего-нибудь, красавица?
Вспоминаю, при каких обстоятельствах он сегодня последний раз произносил это слово, и заливаюсь румянцем. Каллен хмыкает, а Джером удивленно посматривает в мою сторону, пытаясь понять, в чем дело.
- А вот и блинчики, - нахожу повод отвернуться и снимаю сковороду с огня, перекладывая столь желанный завтрак на две тарелки.
…Да, похоже я обсчиталась в разнице лет между Эдвардом и сыном. Они оба, абсолютно, идеально похожие, сидят за одним столом, едва ли не на одном стуле – так близко поставлены табуретки – и, обгоняя друг друга, доедают черничное лакомство. Апельсиновый сок терпеливо ждет своей очереди, с некоторой скукой наблюдая за этим соревнованием по поеданию через стекло запотевшего стакана.
- Знаете, я могу кормить вас чаще, - заключаю, только-только притрагиваясь вилкой к своей порции. Их тарелки же почти пусты.
- Мы не против, верно? - Эдвард обращается к Джерому, и тот, согласно кивнув, заканчивает с последним блинчиком.
- Принесете варенье – я пожарю ещё.
Они оба смеются. Оба, глядя то друг на друга, то на меня, выглядят счастливыми. И если раньше это казалось недостижимым сном, если раньше при одной лишь мысли, что у нас будет такое беззаботное утро, мне хотелось подать заявление в психиатрическую клинику, то теперь ничего подобного нет. И, я уверена, больше не будет.
Каллены вправду счастливы. Мы счастливы. И да, уже не Каллены… уже – Венсэдоры. Вкупе с новыми именами, конечно же.
Ну и что? Имеет ли значение фамилия и имя? Главное, что мы вместе и главное, что здесь. Цену, конечно, пришлось заплатить…
Ещё два месяца назад по каждому американскому и итальянскому каналу, какой нашелся бы на нашем телевизоре, шли бесконечные сообщения и предположения, почему Босс столь престижной, столь многомиллионной и господствующей американской мафии… застрелился. Не козни ли это конкурентов? Не совершил ли он самоубийство из-за женщины? А может, вскрылись его махинации? Угрожала полиция, ЦРУ?.. И зачем, к тому же, он убил другого главаря перед этим – Большую рыбу? Это четко спланированный план или удачно сложившиеся обстоятельства?..
Исследователи «Первого канала» вообще сошлись во мнении, что такого человека, как Smeraldo никогда не существовало – все это подставные люди, подставные лица. Ну не может же быть, чтобы истинный Король, главарь, и так просто… о господи!
Нам пришлось отключить провод, соединяющий телевизор с антенной, и оставить только тот, что был отдан под DVD плеер, дабы Джером даже случайно не прослышал и не увидел фотографию папы в столь неприглядном для себя облике…
А что творилось в газетах! Ну неужели людям больше не о чем писать? Ураганы в Бразилии, снегопад в Сахаре, война в Ливии и землетрясения в Индии – мало новостей? Нет же, на каждой полосе, как назло, крупным планом красовался нечеткий из-за качества первой и единственной найденной СМИ фотографии портрет Эдварда. И заголовки были самые различные, вплоть до сумасшедших глупостей. К тому же, тот тут, то там объявлялся истинный Изумрудный Наркобарон, утверждающий, что никуда он не пропал и совсем скоро вернется. А пока велит…
…Кончилось все тем, что мы перестали покидать пределы нашего дома, буквально запершись изнутри. Случайные встречи и опознавания никому были не нужны. Тем более, нам было, чем заняться.
…Если честно, я всегда думала, что для меня будет тяжело жить обычной жизнью... само это понятие изжило себя за годы существования рядом с Кашалотом. Однако, на удивление, у меня все получилось прекрасно. После его смерти я почувствовала такую свободу, что ни одну более жизнь – даже если бы она была до сумасшествия сложной – не назвала бы таковой. У меня ведь есть все, что нужно. И я все умею, все могу… мне есть ради кого стараться – а это главное.
Это же было приоритетом, целью, путеводной звездой Эдварда. Только для него все оказалось в разы тяжелее…
Нет, первые две недели все было просто потрясающе – солнце, океан, купания, замки, блинчики и омлеты, сказки на ночь… а потом все покатилось вверх дном. Он не мог понять, что дальше делать. Он пытался отыскать свое место, но никак не мог найти.
Эдвард жаловался мне, что ничем не в состоянии заниматься. Нет той работы, какая бы подошла ему, какую бы он осилил – кроме той, в которой столько лет жил и в которой достиг такого успеха. Мафия въелась ему под кожу точно так же, как мне Джеймс. Только вот с кончиной Лорена ушла и сдержанность, скованность – пусть и не сразу, пусть постепенно, но, все же, ушла и окончательно – а мафия так сразу его не отпустила.
…Он просыпался ночами от кошмаров, о которых, несмотря на все уговоры, говорить отказывался, он плакал днем, прячась от нас с Джерри где-нибудь в дальнем уголке сада, а когда становилось совсем невмоготу, брал машину, подгоняемую Диего или Саро, и уезжал куда глаза глядят. Проводники говорили мне, что его излюбленный маршрут – к вершине горы. Там уж думать никто не мешает…
Мне так хотелось ему помочь… до умопомрачения, до рванья волос на голове от беспомощности. Это ужасное время, казалось, никогда не кончится – такая желанная сказка, Чили, Сантьяго, свобода – обернулись таким ужасом…
Джером постоянно спрашивал меня, где папа и что он делает, почему мы не купаемся, как раньше, втроем, почему?..
Но депрессия, как ни странно, уничтожила себя сама. В тот самый день, когда по телевидению (я готовила жаркое на кухне, а Джерри лепил фигурки из цветного пластилина за обеденным столом) показали небезызвестный сюжет о человеке, построившем и себя, и свое дело на костях. В рамках программы «Борьба с наркоманией» американцы проводили подсчет, кто достиг самого настоящего процветания в сей отрасли… понятно, кто.
Как только он увидел свое фото, как только прочел заголовок, и ведущий открыл рот, дабы, картавя мелодичный итальянский, произнести его имя, Эдвард, с остервенением рыкнув, выключил телевизор. Чудом не разбил после…
И газеты, и журналы, и эти тв-выпуски все же, несмотря на свою надоедливость и безостановочность, сделали доброе дело: они вернули нам папу. Каллен снова стал тем, кем был прежде.
Позже он поделился со мной, что та программа помогла понять ему, что именно он оставил за спиной. В тот момент мафия и отпустила…
- Я помою, - почти автоматически говорю, услышав шум опускающейся в раковину посуды. Сегодня у меня день воспоминаний. Никак не могу вернуться в реальность окончательно. Она-то ведь куда лучше!
Эдвард, появляясь из-за спины, благодарно улыбается.
- Спасибо.
- Не за что, - пожимаю плечами, мотнув головой. С ориентацией все ещё проблемы.
- Поехали! – откуда-то из глубины дома раздается звонкий голосок Джерома. Как же здорово слышать его полную, правильную и бесконечную речь. Даже если он снова начнет пересказывать мне все, что когда-либо видел и слышал (а так было достаточно долгое время, когда у него, наконец, стало получаться говорить целыми фразами и даже предложениями), я сяду и буду внимательно слушать. Молчание отвратительно. Про молчание хочу навсегда забыть.
- Поехали-поехали, - рассеяно бормочет Эдвард, забирая с кухонной стойки ключи от машины, - Белла, ты не злишься на меня?
- За что? - отворачиваюсь от раковины, удивленно на него взглянув.
Мужчина вздыхает, возвращаясь ко мне. Нежно обнимает.
- Я обещаю, я свожу тебя посмотреть на обезьянок.
- Ты о зоопарке? Ну что ты, ничего страшного, - улыбаюсь, чмокнув его в ответ, - вам полезно провести время вместе перед тем, как Джером пойдет в школу…
- Школа… не напоминай.
- Папа-папа, что же ты делаешь с тягой ребенка к знаниям?
- В следующем году, а? Тебе не кажется, что так будет лучше?
- Мы ещё обсудим, - соглашаюсь, не желая сейчас опять ссориться из-за этого болезненного, как кость в горле, ставшего вопроса, - идите и веселитесь. Только сахарную вату мы больше не покупаем, договорились?
- Есть, мэм, - Эдвард снова улыбается, нагнувшись к моим губам, - надеюсь, сюрприз тебе понравится…
- Может быть, ты хотя бы намекнешь, что это может быть?..
- В два часа позвонят в дверь. Открой – и все сама увидишь.
- Это не намек…
- Это интрига. Пока, tesoro.
- Я жду к ужину, - вздыхаю, смиряясь с тем, что никаких подробностей не будет, - постарайся привести его хоть немного голодным.
- О-очень постараюсь, - растягивая слова, неопределенно отзывается Эдвард. А потом забирает ключи и две светло-зеленые кепки, купленные в супермаркете пару недель назад, удаляясь вслед за сыном к машине.
Наблюдаю за ними в окно до тех пор, пока темно-серая «тойота» не скрывается из виду. И лишь потом возвращаюсь к посуде.



- Чип, звонят в дверь! Чип, ЗВОНЯТ!
- Почему ты не можешь открыть, Дейл?!
- Я открою, я! Пусти меня!..
Просыпаюсь под истошные тоненькие вопли, не сразу понимая, откуда вообще они разносятся. Наощупь, ещё вслепую, следую руками по дивану, ища пульт. Где он спрятался?..
- Рокфор, они спаслись! Они здесь!
Рокфор…я где-то слышала. «Спасатели»! Точно! Рыжая мышь, вечно гуляющая в паре с мухой. Рокфор. Неужели я заснула под мультфильм Джерома?
…Наконец-то – пульт. Без труда нахожу красную кнопку, выключая телевизор. Вместе с потухающим экраном на половине фразы замолкает и Гаечка:
- Ты не поверишь, но…
Тишина. Показалось – звонили в мультфильме.
Однако, опровергая только что выстроенную теорию, громкий звук, извещающий о гостях на пороге, повторяется. Теперь диск выключен. Следовательно, кто-то пришел на самом деле, ко мне… к нам…
Сколько времени?!
Я вскакиваю с дивана так, словно бы только что отыскала недавно потерянную иголку. И хоть боли нет, волнение и тревога – чересчур сильные для приема подарка – туго сворачиваются комком внизу живота.
Эдвард говорил, позвонят в два. И, если верить часам на стене напротив, эти люди очень пунктуальны (ну ещё бы – все оплачено!)…
Ох, теперь не отвертеться.
Подобно тому, как отправлялись на неминуемую казнь осужденные преступники, я, поправив лямки майки, бреду к входной двери. К сожалению, в дверной проем спальни не вместилась «большая кедровая дверь», зато для входной двери этот материал прекрасно подошел. Сбылась мечта Эдварда – стоя перед толстым деревом, я вспоминаю, как пообещала ему, что она у нас обязательно будет.
Ещё один звонок. Они думают, меня нет дома?.. А что, это может сработать! Другое дело – как объясняться потом с Эдвардом…
Нет, открыть все же придется. Хотя бы для того, чтобы его не обидеть.
Я медленно, как можно дольше оттягивая решающий момент, поворачиваю замок в нужную сторону. Один поворот, второй – все. Открыто.
Коротко вздохнув напоследок, распахиваю дверь. Если уж они пришли меня пытать, то и я имею право напугать их.
…Только вот за кедровой заставой вовсе не посыльный с огромным ящиком, не рабочий в костюме, который хочет показать мне что-то в саду (что-то, что нельзя внести в дом), и даже не человек, призванный куда-то сопроводить меня (ту поездку в спа-салон я запомнила… не знаю, понравилась ли Эдварду моя выдраенная кожа, но мне сам процесс точно запомнился с худшей стороны). На пороге женщина. Невысокая, с короткими рыжими волосами и бледным, немного заострённым лицом. Она неловко сжимает в руках сумку – ладошки маленькие, как у ребенка – нервно поглядывая куда-то вниз, под ноги. Одета вполне неприметно – шорты, рубашка… я бы никогда не узнала её, если бы незнакомка не подняла глаза, встретившись с моими. Тут уж нет вариантов. Только у одного человека на этом свете радужка такая же, как у меня. Темно-каштановая…
Мама?!
Я согласна, такое заявление кажется не то что неправдоподобным, а, наверное, вообще каким-то неестественным. И как такое могло прийти в мою голову?
Быть может, это розыгрыш? Или дурацкая шутка подсознания, которая выдает эту посыльную за образ того человека, с которым я так и не попрощалась как следует?
Но что бы это ни было – от галлюцинации до сновидения – уж слишком оно реально. Будто бы я могу протянуть руку и притронуться…
- Изабелла? – миниатюрное создание кусает губы, глядя на меня глазами, постепенно наполняющимися слезами. Не может отвести взгляд, но и сдержать себя тоже не может.
Я окончательно сошла с ума или ещё нет? Даже голос тот же!
- Да… нет… - путаюсь, пытаясь вспомнить, как теперь меня зовут, - Анжелика. Анжелика Венсэдор. Я… я могу вам помочь?
- Нет, ты Белла, - уже тверже, уже пристальнее глядя на меня, решает женщина, - я же вижу.
- Подождите… вас Э… - так, не Эдвард. Как же его… как его зовут? Я так волнуюсь, чтобы забываю самые простые, должные за это время стать непреложными вещи! Что это существо со мной делает?
- Кто вас ко мне прислал?
- Изабелла, - незнакомка перебивает, не давая ни ответа, ни объяснения. Кивает на дверь, - ты позволишь мне войти? Я не задержу тебя надолго.
От изумления, от всего увиденного и услышанного даже не противлюсь. Послушно, словно бы робот, отступаю в сторону, пропуская её в дом. Это не опасно? Эдвард знает, что она придет? Знал?.. А если это кто-то из Италии или США… они похожи на маму, но я ведь не видела её шесть лет! Мало ли могло измениться за такой огромный отрезок времени?
- С-садитесь, - с легкой заминкой предлагаю, глядя, как женщина по-прежнему стоит у входа. На собственных деревянных ногах, тщетно стараясь переварить всю собранную информацию, подхожу к дивану в зале. Присаживаюсь на краешек как раз там, где обычно сидит Джером – между двух подушек с синими волнами. Он часто обнимает их, засыпая под «Спасателей», как я сегодня.
Она садится прямо напротив. Задевает сумкой журнальный столик, отчего дерево издает глухой звук. И смотрит на меня… без конца смотрит, словно бы пытается найти что-то написанное на лице, на теле, на руках.
- Изабелла, верно?.. Мне сказали, это ваше настоящее имя.
- Было когда-то… - неопределенно бормочу я, пытаясь куда-нибудь спрятаться от её острого вездесущего взгляда.
- А теперь Анжелика?
- Анжелика. Послушайте, я не знаю, кто вы и зачем вы пришли, но если вам сказали, где я, значит, какой-то смысл в этом есть, - хмурюсь, подбирая слова с особой тщательностью, пока произношу эту фразу. Многое непонятно, но, если не говорить, не обсуждать и не задавать вопросы, понятнее оно не станет. В молчанку я больше не играю.
- Конечно, имеет, - с жаром соглашается женщина, немного пугая меня своим рвением. Её карие глаза становятся ещё больше, - я, правда, не до конца понимаю какой, но… вы просто очень похожи, правда похожи, на одного человека…
- На кого же?
- На мою дочь, - незнакомка шумно сглатывает, стискивая пальцами ручку своей сумочки. Её губы поджимаются точно так же, как и у меня. Я знаю это выражение лица. Я уже его видела!
Не может быть… не может!
- Это вряд ли… возможно, - наконец, выбрав нужное слово, качаю головой я. Но глаза с женщины, как и она с меня, не спускаю. Напоминает чем-то чтение книги одновременно с просмотром кинофильма. Я и говорю, и наблюдаю. Эмоции, особенно вкупе со словами, так много рассказывают о людях…
- Я тоже так думаю! – подхватывает она, едва я заканчиваю фразу, - понимаете, она умерла шесть лет назад, я была на похоронах и видела гроб… понимаете, я тоже не поверила вначале, когда Он рассказал мне, но…
- Он?
- Он. Он не называл своего имени.
Эдвард? Эдвард её нашел? Где и зачем? И главное – откуда он вообще узнал про неё?..
- Он сказал, вы живете здесь…
- Мне кажется, вы ошиблись, - делаю глубокий вдох, качнув головой, - мы здесь совсем недавно, я и муж, и мы никого не знаем… вам дали, наверное, неправильный адрес. Извините.
- Вы извините, - незнакомка поспешно поднимается на ноги, виновато глядя на меня, - верно, неправильный адрес… я переспрошу и тогда приду, куда следует… извините…
Она быстро поворачивается на каблуках, следуя к двери. Минует четверть пути, половину…
Я не могу ни черта понять. Смотрю ей вслед, как завороженная, кусая губы едва ли не до крови. Откуда вообще мысли, что «Он» - это Каллен? Вполне угодно, кто-нибудь иной… любой другой мужчина будет «Он»! К тому же, как я слышала, она не уверена, не знает, кого должна увидеть… но в то же время эта женщина назвала меня Изабеллой! Изабеллой, хотя во всех счетах и даже номере сим-карты на мобильном я Анжелика! Никакого сходства, это не может быть ошибкой!
Тогда, получается…
Я решаюсь проверить. Попытка не пытка – в конце концов, я ведь должна убедиться в том, кто она. И если та, что я думаю, то это будет… невероятно. Не имею ни малейшего понятия, что буду делать дальше, но все же интересно посмотреть, узнать интересно.
Я набираю в легкие воздуха в тот самый момент, когда женщина протягивает руку к дверной ручке. Вот-вот коснется её и выйдет… последняя попытка!
- Рене?..
Она останавливается. Быстро, сразу же, без промедления. Останавливается и ошарашенно оборачивается на меня, прожигая полным недоумения взглядом. Но неверие в карих глазах сразу же сменяется настороженностью.
- Рене, да. С-свон… Рене Свон.
Подтвердилось.
Мы стоим друг напротив друга – в десяти шагах расстояния – не моргая, разглядывая самих себя в отражении другого. И все черты совпадают. Все – словно бы сняли с глаз пелену. Я вижу эту незнакомку возле нашего дома, возле форксовского леса. Только волосы её длиннее, только глаза смеющиеся и губы ещё не тонкие, ещё ярко-алые, пухлые, как на лучших картинах. И навстречу ей выбегает девочка. Маленькая девочка с распущенными каштановыми волосами. Она жалуется на что-то… жалуется, что папа забрал у неё игрушку или что-то в этом роде… звонкий голос вместе с мягким, женским, теряется где-то на фоне шумящих сосен. Картинка пропадает, оставляя вместо деревьев и девочки только женщину. Только её.
- Белла… - Рене прикладывает дрожащую ладонь ко рту, в то время как глаза – мои глаза – наполняются самыми настоящими слезами, - девочка…
Я не двигаюсь с места. Не чувствую соленой влаги – её нет. Чувствую лишь, как в груди что-то разрывается. Больно-больно, на мелкие части. Или бьется – осколков не перечесть. Но по-иному описать это ощущение не выйдет.
- Белла, как же?..
- Я не…
- Господи! – оставляя у порога сумку, женщина быстрым шагом направляется ко мне. Забирает в неожиданно сильные, если судить по её телосложению, объятья, прижимая к себе, - девочка моя, ну конечно!
- Подождите… подождите, так не бывает! – пробую разуверить её я, хотя самой уже очевидно, что вправду вижу маму… она такой стала? За шесть лет – такой? Так сильно изменилась?
- Я почти полностью уверена… можно кое-что проверить? Одну секундочку только.
- Что проверить?..
Не говоря больше не слова, она, выпустив меня из своих рук, отходит назад на полшага. Аккуратно, будто бы я пропаду, если она сделает что-то не так, приподнимает низ моей майки. Мгновенье смотрит точно туда, куда нужно.
- Да, - выдыхает, заметив небольшой шрамик с правого бока, - аппендицит, верно? В семь лет.
- Семь лет и семь месяцев.
- Семь лет и семь месяцев, - согласно кивает она, - да, моя девочка… да, это ты!
И снова обнимает меня. Сейчас, кажется, ещё крепче, чем прежде.
И тут, после такой проверки, после такого досконального подтверждения, я не могу удержаться. Плачу сама. Плачу, вначале не пуская наружу слезы и попросту давясь, в такт всхлипам Рене, рыданиями, но потом, дав слабину, показываю, что на самом деле происходит… пальцы сами собой, не прося ни позволения, ни чего-то иного, впиваются в её футболку. Стискивают так, что вряд ли выдержит ткань. Но ни для кого это значения не имеет.
Это – моя мама! Мама, каким бы вымыслом душевнобольного не казалось её присутствие в этом доме сегодня! Мама, которую, я думала, потеряла в тот самый день, когда Джеймс принес извещение из похоронного бюро. Мама – единственная, которая у меня осталась из прошлой жизни – без Кашалота. Мое детство и моя радость. Безоблачный и счастливый Форкс…
- Я не знаю, кто этот человек, но я дам… дам ему все, - шепчет Рене, поглаживая мою спину, - он вернул мне тебя, я же думала, что… я была уверена!..
Знала бы ты, мама, какая это долгая история… у меня просто не хватит сил тебе её рассказать!
- Когда Он позвонит мне, я поговорю, как встретиться ещё раз… - убеждает она, целуя мой лоб, - не бойся, не бойся, больше я тебя не оставлю… я здесь, моя девочка. Я здесь, Белла…
Словно бы я ещё ребенок. Словно бы до сих пор жду сказки перед сном, чтобы заснуть, словно бы до сих пор веду маленькую записную книжку-дневник, с которой делюсь своими мечтами… и верю в сказки. Добрые-добрые, светлые-светлые.
А ещё я знаю, кто такой он.
И, подобно Рене, убеждена, что как только снова увижу его, сделаю все, что он ни попросит.
Этот сюрприз удался… этот подарок – один из лучших в моей жизни, tesoro! Спасибо тебе… спасибо тебе огромное!..



Пляж, солнце и вода. Блестящая-блестящая, как в лучших мечтах. И навстречу, прямо из воды, окатывая меня волной из брызг, навстречу несется Джером. Он настолько быстрый, что приближается, кажется, с каждой секундой на добрые пять метров. Вот уже совсем близко… разжимает руку – цветные камушки! Розовый, синий, фиолетовый и зеленый – мы вместе раскрашивали их пару дней назад. Где-то есть и красный – почему он не взял его? Камешки падают на песок, мгновенно в нем теряясь. Джером нагибается, чтобы собрать их, но, увидев, что собирать-то нечего, хмурится, едва ли не плача. Ему они нравились, я помню.
- Сейчас найдем, солнышко… - я наклоняюсь вслед за малышом, но, как только среди теплого песка нащупывается искомый предмет, Джерри пропадает из виду. И пляж пропадает, и небо, и сами камни… остается только океан. И только он со мной рядом.
- Ш-ш-ш, - пенясь, шипят волны прибоя. Уменьшаясь из штормовых до прибрежных, они постепенно звучат все громче, - ш-ш-ш…
Притрагиваются к телу – сначала у ног, под коленями, а потом на спине. И внезапно – увлекают за собой. Я вздрагиваю, попытавшись вырваться из их хватки, но это дело бесполезное. Волны хорошо подготовились.
И снова:
- Ш-ш-ш…
Я не хочу тонуть! Я не хочу в океан – меня ждет Джером! Где мой мальчик?..
- Пустите… пустите!..
- Это я, - успокаивает шепот после очередного накатывания маленьких волн на берег, - я, моя хорошая, все в порядке.
Я жмурюсь от засветившего прямо в лицо оранжевого солнца, ища взглядом говорящего. Пусто-пусто… но затем вдруг волны увеличиваются и накрывают собой целиком. Темно. Темно и холодно. Снова.
- Прогноз погоды вещь неблагодарная, да? – мягко интересуется бархатный баритон, когда его обладатель трется носом о мои волосы.
Да он же теплый! Больше – горячий! Здесь, среди холода, среди ветра! Никому не отдам!..
- Эй, - заметив то, как я набрасываюсь на него, в буквальном смысле желая слиться воедино, хмыкает мужчина, - тише, не так резко…
- Эдвард?.. – узнаю аромат. Везде узнаю.
- Ну а кто же ещё?
- Эдвард… - стону, обвивая руками его за шею. Утыкаюсь в неё носом, зажмуриваясь. Все, что было – сон, мне приснилось? И Рене, и то, что она меня узнала, и то, как мы плакали, держа друг друга в объятьях? Нет… это было бы слишком, слишком жестоко.
- У тебя снова температура, наверное, - тихонько замечаю я, притронувшись ладонью к затылку Каллена. По сравнению с моей его кожа пылает.
- Нет, красавица, просто ты заснула на улице и замерзла.
На улице? А как я здесь… как туда попала?..
- Уже вечер?
- Ночь, Белла, - усмехается Эдвард, покрепче прижимая меня к себе, - ничего, сейчас ляжешь в кроватку и согреешься…
- Вы давно вернулись?
- Нет.
- Если хотите есть, там была картошка…
- Не хотим. Прости, я не сдержал обещание.
- Ну и ладно…
Я прикрываю глаза, возвращаясь обратно к его груди. Здесь темно, тепло и спокойно, а свет, появляющийся снаружи из ниоткуда, подсказывает, что мы уже в доме. Пара шагов – и лестница.
Я намереваюсь попросить его меня отпустить – в конце концов, ноги же для чего-то даны человеку – но потом передумываю – на руках Эдварда у меня меньше возможностей навредить и ему, и себе, поскользнувшись или не удержав равновесие на ступенях. Ладно, пусть сегодня уже все будет, как будет…
- Ты так хорошо спряталась, - раздается над ухом бархатный голос, - мне понадобилось целых пятнадцать минут, чтобы разыскать тебя – рекорд.
- Извини…
- Действительно, - мягко журит он, легонько чмокнув мой лоб, - я уж думал, Рене тебя похитила…
Знает о ней! Знает все!
- Так это был не сон?..
- Ну и интересные же у тебя сны, фиалка.
- Нет, правда, не шути со мной так.
- Я не шучу, - обиженно протягивает он, хмурясь, - если ты о Рене, которая является твоей матерью, то да, это я её привез.
- Откуда ты?..
- Долгая история.
- Самое то на ночь, тебе не кажется?
- Любишь длинные сказки? – с сомнением спрашивает он.
- Я хочу узнать, - поднимаю голову, заглядывая в такие любимые глаза, - ты мне не сказал…
- Конечно! Это не был бы тогда сюрприз, - фыркает Каллен, минуя лестницу. Теперь, пусть даже и со мной на руках, ему явно легче. Надеюсь, приступы не решат вернуться? Их не было почти два месяца – ему явно полегчало без подобных испытаний.
- А теперь ты поговоришь со мной?
- Ночью?
- Ночью. Сейчас.
- Хорошо, - он пожимает плечами, ласково мне улыбнувшись, - но сначала ты…
- Не сюда, - поспешно выставляю руку вперед, когда он подходит к двери в спальню малыша. Эдвард недоуменно поглядывает на меня, но останавливается.
- Я не хочу его будить, - смущенно, шепотом, объясняю я свое поведение.
- Снова будем спать без него?
- Мы вчера так делали…. – неуверенно произношу, надеясь, что не придется его уговаривать.
Благо не приходится. Мой муж на самом деле понимает меня с полуслова.
- Ладно, как скажешь.
Эдвард разворачивается и идет к другой двери – той, что по коридору дальше, слева. Открывает её, занося меня в теплую темную спальню и одним ловким щелчком включая неяркий свет.
- Давай-ка, - он аккуратно опускает меня на застеленные покрывалами простыни, погладив по волосам, - а теперь подними руки.
- Будешь раздевать меня? – хохотнув, спрашиваю, понимая, что ни секс, ни даже что-то вроде него, сейчас невозможен. Я слишком устала. Будто бы провела день не с матерью, а на какой-то тяжелой, до ужаса изматывающей работе.
- Буду, - согласно кивает Каллен, вставая и направляясь куда-то вправо, - подожди… вот она.
Уже возвращается. И, судя по шелесту, держит что-то в руках.
- Глаза можно не закрывать, - посмеивается, помогая мне натянуть вместо футболки и шорт свободную ночнушку, - я не покусаю.
- Я знаю… они сами, я не виновата.
- Ну разумеется.
Погасив основной свет, Эдвард оставляет лишь светильник на прикроватной тумбе. Садится на покрывала, подтягивая мое тонкое одеяло к самым плечам. Согревая и тем, что делает, и тем, как гладит.
- Засыпай, красавица.
- Рано засыпать… - подавляю зевок, раскрывая глаза пошире, - ты обещал поговорить…
- О чем ты хочешь говорить в двенадцать ночи?
- О Рене. Откуда ты узнал, где она?
- Не поверишь, но твоя мать живет в ста километрах от границы с Чили. Она объяснила мне, что шесть лет назад, после смерти дочери, они навсегда покинули Америку.
Я поджимаю губы, морщась.
- Это его уловки?..
- Его…
- Все, - слыша, как вздрагивает мой голос, Эдвард тут же идет на попятную, - неважно ведь, из-за чего они переехали. Главное, что переехали. И теперь здесь – совсем недалеко.
- Она была рада узнать, что я?..
- Рада? Ты шутишь? Белла, она едва ли не прыгала до потолка!
- А от меня хотела уйти…
- Уйти? – его бровь удивленно изгибается.
- Да… не поверила.
- Минутная слабость. Она слишком долго жила с мыслью, что потеряла тебя, - Каллен с такой нежностью проводит пальцами по моей щеке, что забывается сразу все плохое, что сегодня, вчера, и в принципе вообще было. Как тогда, в июле, когда он излечил меня от самой себя. Когда признался, из-за чего той французской ночью случился весь этот ужас…
«Меня это не оправдывает, Изабелла, ни в коем разе, - прошептал, перебирая мои волосы, - но тогда была годовщина пожара… я не мог пойти к Джерому в таком состоянии».
И мне полегчало. И я простила. Достаточно для того, чтобы улыбнуться и поцеловать его. Конечно, к сексу мы пришли куда позже, но суть та же… и словами, и касаниями, и даже одним взглядом Эдвард способен облегчить для меня самую страшную боль.
Я люблю его больше всех на свете. Я люблю его так, как, казалось мне раньше, нельзя любить. И знаю, что чувствует он то же самое, пусть и не называет это таким «некрасивым» словом (хотя, попроси я, наверняка бы назвал, что бы ни думал). И даже если он никогда не скажет прямым текстом «я тебя люблю», я буду знать, что все неизменно. Я буду знать, что все, что он говорит, все, что он чувствует, все, что думает – пропитано этим. Эдвард прав, не обязательно кричать о чем-то настолько великом и драгоценном вслух. Отношение и поступки – вот любовь. А слова… слова, они, по своей сути, пустые…
- Нашла теперь…
- Нашла, - он соглашается, обворожительно улыбнувшись, - ну что, это все твои вопросы?
- Я её ещё увижу? – с опаской, будто он может ответить что-то ужасное, спрашиваю я.
- Разумеется. Она живет в отеле Сантьяго.
- И ждет?..
- Ждет моего звонка.
- Тот самый «Он»…
- Да, имени я не называл… пока… ты меня представишь, фиалка.
- Своего мужа? С удовольствием, - просительно протягиваю к нему руки, привлекая к себе. Целую. Нежно-нежно, любяще… хочу, чтобы он знал, что для меня на самом деле сокровище. Причем такое, какое стоит ещё поискать.
- Ну а теперь?..
- Почему ты решил… её привести? – не унимаюсь я.
- Потому что она – твоя мама, - предельно честно отвечает Эдвард, отстранившись. Свет падает на его лицо, демонстрируя ровные черты во всей их прелести. Скулы, губы, щеки, глаза, брови… и лоб, на котором, слава богу, хоть и есть отпечатки морщин, но уже не такие явные, не такие глубокие, как прежде. Не страшные. – У Джерома есть мамочка, у меня была… и у тебя должна быть. Мама – самое дорогое существо на свете.
- И папа.
- И папа, - он вздыхает, взъерошив мои волосы, - спасибо за напоминание.
- Обращайтесь…
Мы проводим пару мгновений в тишине. Спокойной, не давящей…
- Ты полежишь со мной?
- Я с тобой посплю. Джером столько пробежал по зоопарку, что вряд ли сможет открыть глаза до завтрашнего полудня.
- Представляю…
- Даже представить не можешь, - он посмеивается, поднимая одеяло и забираясь вслед за мной под него. Надо же – уже в пижаме!
- Будем спать?
- Будем, - соглашаюсь, приникая к нему – моему теплому, заботливому, любимому, доброму… Черный Ворон, я твоя должница. Если бы не ты, этот человек – потрясающий во всех смыслах – никогда бы не спал сейчас рядом со мной.
- Ты знаешь, как я тебя благодарна… - тихонько шепчу, почти провалившись в сон. Поднимаю голову, заглядывая в такие же сонные глаза Каллена.
- За что?..
- За что?! За все! – восклицаю, поглаживая его щеки, - за Джерри, за себя, за маму, за дом, за Чили… за все! Вот, где волшебник…
- Ну-ну, не отдавай мне свое звание так просто, - журит он, немного смутившись.
- Оно всегда твоим и было.
- Напомнить, что ты для нас сделала?
- Меньше…
- Меньше. Меньше в понятии «больше».
Я посмеиваюсь следом за ним, улыбаясь широко и радостно. Уже ночь, да, глубокая и темная. Уже село солнце, и луна, кажется, даже не появлялась. Закрыты двери в коридор, закрыты двери на балкон, в дом, спит Джером в соседней спальне, разглядывая свои цветные детские сны… и мы вдвоем, с Эдвардом, под одеялом, вместе, в теплоте и безопасности…
Предел мечтаний. Господи, как я хочу, чтобы это не кончалось!
- Ну что, принцесса Изабелла, закрывай глаза, - мурлычет Эдвард, прижимая меня к себе, как любимого плюшевого медвежонка, - завтра тебе понадобятся силы… нас ждет аквариум!
- Аквариум?.. А зоопарк?
- Сначала акулы, потом обезьяны – пройдемся по всему по порядку.
Его голос сонный, несмотря на веселость. Эдвард тоже устал – без сомнений.
- То есть, культурная программа распланирована?
- Да, - он зевает, чмокая меня в макушку, - ещё как… и да, надо не забыть в четверг помочь Джасперу перевезти вещи.
- Перевезти вещи?..
- Сюрприз номер два - улыбается Эдвард, - они решили перебраться поближе к цивилизации – будут жить в двух километрах от нас – по соседству.
Моей радости, кажется, нет предела. Я соскучилась по Хейлу. Он замечательный!
- А теперь – все, конец, спать, - предвидя мои дальнейшие расспросы (сон и вправду куда-то улетучивается), предупреждает Эдвард, - обо всем с утра. У нас теперь много времени для разговоров.
- Много?.. – с интересом спрашиваю, поглаживая, как и утром, низ его живота, - по-моему, для разговоров его как раз не хватает…
Длинные пальцы ловко перехватывают мои. Вытаскивают из-под одеяла на поверхность, нежно целуя. «Не сегодня».
- Ты дашь мне поспать или нет? – напускным страдальческим тоном восклицает Эдвард, - о боже мой, ну хоть минутку…
Улыбаюсь, теперь уже сама придвигаясь к нему поближе.
- Ладно-ладно… добрых снов, мой хороший.
- Добрых, ваше величество, - шепчет он в ответ, подстроившись под мою позу так, чтобы обнимать как следует и не выпускать из объятий, - «и когда запоют соловьи, весна придет...» уже пришла, Belle, благодаря тебе!

Что же, теперь у нас остался только Эпилог...