Глава 59

Утром, пока Джейк принимает душ, я звоню своей соседке миссис Браун и прошу ее встретиться со мной после полудня.

- Белла, у тебя все в порядке?
- Да, - черт возьми, и что я должна сказать. - Просто некоторые трудности. Ничего особенного, но мне нужна ваша помощь. Я хочу, чтобы вы принесли кое-какие вещи из моей квартиры.
- А почему ты не возьмешь их сама?

- Давайте я расскажу вам все при встрече.
Я называю адрес небольшого кафе рядом со своим домом и спешно прощаюсь. Ведь никаких объяснений у меня еще нет. Говорить, что меня могут ждать в квартире убийцы или мистер Садист, я не собираюсь. Это уж миссис Браун точно не понравится, и вряд ли тогда она захочет мне помогать.

- Какие у тебя планы на сегодня? - спрашивает Джейкоб, собираясь на работу. Мне стоило немалого труда отговорить его брать отгул и сидеть со мной весь день. Пришлось весьма эмоционально объяснять, что я не инвалид и немного свободы мне не помешает. При этом я нашла в себе силы и умолчала, что в прошлый раз он меня буквально задушил своей заботой. Кстати, в этом и кроется главное отличие новой Беллы от старой – она не боится проговаривать свои желания вслух. Она больше ни под кого не подстраивается и не выпускает ситуацию из-под контроля.

- Так что ты будешь делать?
Я в задумчивости тру лицо. На самом деле никаких ясных мыслей насчет собственного будущего у меня нет. Только неясные смутные образы, похожие на бледные огни, горящие где-то далеко, в то время как я пробираюсь сквозь болото. Я пытаюсь к ним выйти, но не знаю, где дорога и куда безопасно будет поставить ногу, чтобы не угодить в топь.

- Погуляю по городу. Посижу в парке. Мне нужно спокойно подумать, рассовать все по полкам. В общем, придти в себя.
- Уверена, что справишься?

- Да, Джейк, я уже взрослая и мне нужно учиться быть чуть более самостоятельной. А вечером мы обо всем поговорим и тогда вместе решим, что дальше.
- Очень на это надеюсь, - наградив меня легким поцелуем в щеку, Джейк уходит. На часах начало десятого. Можно лечь спать, но я предпочитаю выползти наружу и сходить в какой-нибудь магазин или торговый центр. Правда, есть проблема с тем, что мне надеть. Костюм, в котором я ужинала с семейством Эдварда, пришел в негодность – непонятные пятна и грязь мне ни за что не отстирать. Да и, если откровенно, снова носить эти вещи мне не хочется.

Поэтому, взяв одну из огромных футболок Джейка, я делаю из нее мини-платье, перетянув в талии ремнем от брюк, и набрасываю поверх кофту. С обувью все гораздо сложнее, и мне приходится набивать тряпками кроссовки Джейка. Но, даже натянув плотные хлопковые носки, я ощущаю, как скользит нога – походка от этого получается довольно неуклюжей. В целом я похожа на дешевую проститутку, поздно возвращающуюся от клиента. Жуткий вид, но я в безвыходном положении и не хочу сидеть весь день дома, ожидая, пока Джейк купит мне нормальную одежду. К тому же я не уверена, что он сможет купить нечто приличное.

С тоской думаю о том, чтобы позвонить Розали. Она бы точно мне помогла. Для начала мне придется принести извинения за все то, что сказал ей Эдвард. Но я не уверена, что хочу это делать. Я не уверена, что он был так уж неправ. Выбирая между одним видом унижения и другим, я выбираю тот, что кажется мне более заслуженным.

На улице свежо и это тут же придает мне бодрости. Утро такое чистое, что, несмотря на собственные мысли, увязшие в мрачном болоте, я смотрю на жизнь не с оптимизмом, конечно, но с чувством, будто у меня есть шанс. Может быть, поэтому или потому, что хочу замаскироваться, я покупаю в небольшом магазинчике с одеждой не типичные для себя скромные вещи спокойных тонов, а обтягивающий топ кричаще-желтого цвета и белую короткую юбку. И это единственные вещи, кроме тех, в которых я была в момент встречи с мистером Садистом, что мне нравятся, хотя они далеки от понятия "приличие". Да мне и раньше хотелось носить что-нибудь такое, но только теперь я понимаю, что не позволяла себе этого делать. Яркие вещи привлекают внимание и уже невозможно стоять на месте. Тебя слишком многие начинают замечать, и кто-то может втянуть в водоворот жизни. Так оно и вышло. Продолжай я носить свою любимую майку и обтягивающие брюки только дома, как делала всегда, и не поленись переодеться, отправляясь за молоком, то ничего бы не случилось. Возможно. Однако теперь я делаю свой выбор намеренно.

Купив еще несколько летних платьев и пару удобной обуви, я еще около часа исследую новый район. Запоминаю, где расположены кафе и магазины с продуктами. На обратном пути покупаю несколько дисков: "Born to Die¹" и сборник русских романсов – я хочу понять мистера Садиста. Возможно, для этого мне стоит слушать ту музыку, на которой он вырос. Может быть, я хоть что-нибудь пойму.

Но романсы очень быстро навевают на меня тоску, и единственное, что я понимаю – мне стоит искать ключ к Эдварду в другом месте. Если, конечно, я не хочу остаток жизни провести в палате с мягкими стенами, горстями поглощая антидепрессанты. Не сказать чтобы песни Ланы Дель Рей были намного веселее, но в них определено есть незримый свет. Больше всего они напоминают мне подтаявшее мороженое – сладкое, все еще сохранившее форму, но такое, что, глядя на него, ощущаешь заложенную внутри вместе с шоколадом и карамелью обреченность. Оно как будто потеряло холод неприступности, лишилось чистоты и девственности, своей первозданной белизны. Его цвет на полтона иной и это многое меняет в восприятии. Трудно поверить, что я до сих пор говорю о мороженом. Но я честно говорю это не о себе. Нет, это только про мороженое. Ведь между мной и мороженым есть два отличия. У мороженого больше шансов на хороший финал – например, на возвращение в морозильник. И плавится оно под бездонными и божественно прекрасными калифорнийскими небесами.
Выключив стереосистему, я готовлю себе чай. Пока жду чайник, пытаюсь мысленно составить более четкий план действий. Но дальше обрывочных смутных картинок в моей голове дело не идет. Пока что я хочу еще раз просмотреть записную книжку Чарли и взять напрокат машину. Не такие уж грандиозные вещи. Да, это начало пути, но оно похоже на собирание песчинок в пустыне. Две из миллиарда. С другой стороны, нельзя на пустом месте получить сразу готовый дом, нужно в первую очередь заложить его фундамент или даже просто наметить место для работ.

Заварка у Джейкоба оказывается паршивая – в стакане плавают какие-то куски мусора, а язык и небо после первого же глотка покрывает пленка горько-кислого вкуса. Выплюнув остатки мутной отравы и прополоскав рот, я сажусь за стол и на обратной стороне чека принимаюсь составлять список дел на ближайшие дни. Дел, которые не относятся к моему плану мести, но их тем не менее нужно сделать. Поговорить с Джейком, съездить к Рене, купить телефон и зубную щетку, ведь втирать пасту пальцем оказалось не так уж удобно (не говоря о том, что при этом я чувствую себя ужасно глупо), снять квартиру, сходить к парикмахеру. Боюсь, мой скудный счет в банке будет выпотрошен основательно.
Кафешка, в которой мы встречаемся с миссис Браун, называется "Последний шаг". Довольно мрачно и, как по мне, не совсем то название, которое могло бы привлечь клиентов. Однако даже в будний день почти все столики в просторном зале заняты. Менеджеры, студенты, мамаши с детьми и старушки. Рядом с нами обедает унылая парочка. Ему за тридцать: редеющие волосы неровно подстрижены, серый костюм висит, словно на два размера больше. Ей, наверное, лет двадцать пять, но из-за толстого слоя косметики и еще более толстого пласта ненависти на лице трудно сказать. В глазах обреченность, полные пальцы вцепились в край столешницы. Мне бы хотелось иметь перед глазами более жизнерадостную картинку и слышать что-нибудь кроме раздраженного шепота и яростного шипения. Упреки, упреки, обвинения, непонимание. На несколько минут я представила себе, что могло быть, если бы я в самом деле стала женой Эдварда. Закончили бы мы так же? Стали бы двумя осколками общей неприязни, способными при каждом касании лишь ранить и причинять боль? Как быстро устали бы друг от друга, и почему люди вообще скатываются с вершин любви в долины усталости и безысходности? Но потом я яростно трясу головой – зачем думать о том, чего никогда не могло бы случиться, вызывая недоуменный взгляд миссис Браун.

- Простите, у меня просто голова разрывается от разных мыслей. Мне трудно сосредоточиться и четко осознать случившееся.
- Белла, может быть, это не мое дело, но с тобой явно что-то происходит, - она делает паузу, нервно комкая в пальцах яркую бумажную салфетку. - Если тебе нужна помощь, не молчи.
- Да, но вряд ли я смогу вам что-то объяснить.
- Я все равно готова тебя выслушать и поддержать всем, что будет в моих силах.

Она говорит это сердечно и доверительно смотрит мне в глаза. Но по сути, мы чужие люди, едва знакомые, хотя иногда вместе ходили в театр и обменивались впечатлениями о прочитанных книгах. Миссис Браун соблюдает правила, по которым принято предлагать помощь. И мне стоит так же играть по правилам и отказаться. Заверить, что я со всем справлюсь сама. Даже если знаю, что не справлюсь. Но кое-что мне от нее все же нужно. Предвидя вопросы, на которые у меня заготовлены весьма неясные и слабые ответы, я тем не менее прошу миссис Браун забрать из моей квартиры кое-какие вещи. Пару книг и старую жестянку из-под печенья. Я специально не прошу принести одежду и зубную щетку, потому что тогда это будет похоже на бегство. Я все еще притворяюсь, заставляя соседку поверить в то, что все хорошо и на самом деле вся проблема в покинутом парне моей матери. Желая встретиться с ней, он может попытаться выйти на меня. Но я не хочу с ним говорить. Я не хочу вмешиваться в личную жизнь моей матери.

Миссис Браун несколько раз встречала Рене, и то, что она видела, вполне соответствует образу легкомысленной разведенки. Нетрудно представить, что моя мать и в семьдесят будет все также ходить на свидания и искать жениха. Тем не менее мой рассказ вызывает подозрения. Соседка хмурится и в растерянности потирает щеку. Возможно, она чувствует ложь, как будто та трепещущим пологом тумана висит в воздухе. Я вяло улыбаюсь и выдаю придуманную утром историю встречи матери и какого-то рокера в ночном клубе. Творческая личность и что вы еще хотите? Мне же теперь страшно с ним встречаться. Брошенные мужчины ведут себя ничуть не лучше, чем покинутые женщины.
Я говорю почти без остановки, не давая миссис Браун вставить вопросы. Я сама себе кажусь граммофонной пластинкой. Оборот за оборотом, песня за песней. Наконец, когда соседка выглядит загруженной новой информацией и сама уже не в состоянии разобраться и задать вопрос, я умолкаю. Делаю несколько крупных глотков остывшего кофе.

- У вас ведь есть ключи? - я спрашиваю чисто для формы. Я сама отдала ей третий и последний комплект ключей, когда только заселилась. На всякий случай. Конечно, я была молода и, можно сказать, в целом здорова, но над одиноким человеком всегда нависает дамоклов меч неожиданных несчастий, и никогда не знаешь, что еще с тобой может произойти. В случае чего мне никогда не хотелось пролежать пару недель беспомощной грудой на полу в собственном жилище.
- Конечно, они до сих пор у меня, - она делает паузу. - Я принесу то, что ты перечислила. Думаю, меня парень твоей матери ждать не будет.

А я надеюсь, что ее не будет ждать ни мистер Садист, ни посланные ко мне убийцы. Риск есть, но я успокаиваю себя тем, что он минимален. Если я хочу отомстить Эдварду, я должна играть по новым правилам, играть в его мире, где люди – это только фигуры на огромной шахматной доске.
Вернувшись в квартиру Джейкоба, я открываю бутылку вина и коробку с пирожными. Мой мозг работает на полных оборотах и ему требуется глюкоза – кажется, он сжигает ее в каких-то аномальных количествах. К тому же вино помогает расслабиться. Не настолько, чтобы поплыли мысли, но в достаточной степени для того, чтобы не испугаться и не отступить. Смотрю на список дел, составленный ранее. Глаза раз за разом цепляются за одни и те же слова. Поговорить с Джейком. "Поговорить, поговорить", - молотом стучит в голове. Как походный марш или похоронный гимн. Четко и неотвратимо.

Как мне объяснить Джейкобу то, что я не в состоянии растолковать самой себе? Правде он не поверит. Как вообще звучит эта правда? Какой-то незнакомый ублюдок ночью приставляет дуло к моей голове, потом, угрожая подругам и матери, заставляет изображать его девушку. И все это лишь для того, чтобы позлить и унизить стерву-сестру и выжать каплю чувств из бесчувственной, похожей на вытесанную из цельного камня статую, матери. А после, в довершение всех бед, называет меня своей невестой. Как по мне, звучит неправдоподобно и это, еще учитывая тот факт, что все случилось со мной и я, по сути, последний человек, который мог бы усомниться в том, было ли оно так. Однако спустя всего сутки моя история выглядит, как бредовый мираж в пустыне, достаточно подойти поближе, чтобы он растаял.
Вздохнув, я наливаю себе третий бокал вина и закуриваю пятую сигарету. От ударной дозы никотина начинает немного подташнивать. И, словно острый скальпель хирурга, меня пронзает мысль – тонким серебряным лезвием вспарывает сознание – что если я беременна? Сколько вообще нужно времени на то, чтобы понять это наверняка? Уже можно делать тест или стоит подождать? И, главное, что мне делать потом?

Одна только мысль о том, чтобы родить ребенка от Эдварда, ввергает меня в весьма странное состояние где-то между паникой, ужасом и полнейшей потерей рассудка. Одним глотком осушив остатки вина в бокале, я бездумно смотрю в окно. На зажатом кирпичными стенами домов клочке неба безмятежно скользят облака. У облаков нет проблем. Они плывут из одного ниоткуда в другое. Все зримые ограничения и барьеры для них всего лишь иллюзия. В отличие от меня они никогда не окажутся в тесной клетке без выхода. Клетке, прутья которой отлиты не из металла, а из отчаянья.
Чтобы перестать думать, а заодно подготовить подходящие декорации к разговору с Джейкобом, я принимаюсь за приготовление ужина. Но все, что мне удается сделать, это красиво накрыть стол – белая тяжелая скатерть, красивые салфетки цвета топленого молока с вышитым золотыми нитками орнаментом, свечи в бронзовых подсвечниках и букетик милых полевых цветов. Мне не хочется ни на что намекать, и я отказываюсь от идеи поставить розы, хотя они смотрелись бы куда как шикарнее. Однако розы – это уже половина предложения "давай займемся сексом этим вечером".
Приготовить еду у меня не получается. То ли просто не хватает нужных навыков, то ли от природы мои руки расположены не там и выросли не так. Посуда несколько раз выскальзывает и падает на пол, продукты ведут себя вовсе не так, как им положено и описано в книге с рецептами. Результат любых моих усилий отличается от заявленного на цветных ярких картинках. В книге даже смешанные с мукой сахар и яйца выглядят аппетитно, тогда как у меня получается омерзительная желтоватая жижа, которая растекается по столу и липнет к рукам. Единственное, что есть приятного, это легкий сливочный запах, исходящий от теста.

Я никогда не подозревала, что готовить еду так трудно. Глядя, как Эдвард легко управляется с оладушками, я считала и себя вполне способной испечь торт. Но по-видимому, нужно обладать приемами вуду, чтобы обуздать эти непокорные продукты и обратить мерзкую жижу в симпатичные коржи. Чем больше я вздыхаю и потею, тем больше начинаю думать, что у любой хозяйки имеется волшебная палочка или хотя бы парочка заклинаний. Без магии тут ни фига не сделать.
Соскоблив остатки теста со стола и вытерев муку со стен, я заказываю все необходимое для романтического ужина на двоих в одном из ближайших ресторанов. Конечно, мне хотелось приготовить все самой, вложить в процессе в блюда как бы часть души и все такое, но вообще-то, как оказалось, слишком многого я хочу. Тем более что доставленная еда выглядит аппетитно и вполне по-домашнему.
Тщательно припрятав среди мусора компрометирующие упаковки, я приступаю к собственному преображению. Приняв душ и уложив волосы, надеваю простое черное белье и купленное недавно платье с глубоким вырезом. Подумав, снимаю платье, избавляюсь от лифчика и одеваюсь снова. Результат получается сногсшибательный. При этом каким-то чудесным образом мне удается остаться на грани приличия и не выглядеть подобно дешевой шлюхе. Мой образ манящий, провокационный, но ни капли не вульгарный. Небольшой золотой крестик на тонкой цепочке, легкий макияж: тушь, черные стрелки, делающие взгляд похожим на кошачий, и румяна – завершает картину. Надеюсь, это сможет отвлечь Джейка и сбить его с мысли. По крайней мере, я рассчитываю заставить его не злиться за потраченные деньги.

Джейкоб приходит на час позже обещанного. К этому моменту еда успевает немного остыть и потерять часть своего очарования, вино нагревается, а я выстраиваю тысячу различных пугающих теорий. Сама не знаю, чего я жду – вызова полиции, допроса, очной ставки? К моему величайшему облегчению, когда в замке поворачиваются ключ, Джейк стоит на пороге один, и на лице у него выражение обычной усталости, а не злости или гнева. Я знаю, что он плохой актер и от природы не умеет притворяться, поэтому, заподозри он, я бы смогла это легко понять. Взглянув на меня, Джейкоб замирает, его даже немного ведет в сторону, и для того, чтобы не потерять равновесия, он вцепляется в стену. Несколько минут в тишине слышно лишь его тяжелое дыхание и неопределенные обрывки слов. Наконец, собравшись, Джейк тихо говорит:
- Ты сильно изменилась, Би. Ты раньше не была такой.

Для любой женщины это, возможно, прозвучало бы как комплимент, но в устах Джейка это больше похоже на обвинение в суде. Так, будто я сделала нечто недозволенное, нарушила некий закон и подорвала оказанное доверие. Я хотела сразить его наповал и, кажется, сразила, но не в хорошем смысле этого слова. Джейк ошарашен, ослеплен. Но вместо того чтобы приблизиться к источнику сияния, он предпочитает отпрянуть, отбежать на безопасное расстояние. Я осознаю, что совершила ошибку, и всеми силами пытаюсь исправить свой роковой просчет.

- Я приготовила для нас ужин. Подумала, что правильнее будет начать с того, на чем мы закончили. Помнишь, мы хотели вместе поужинать?

- Ага, - все еще растерянно бормочет Джейкоб. Его взгляд бегает по комнате, как будто он оказался здесь впервые и никогда еще не видел голых стен и простых занавесок на окнах. Впрочем, мне ясно, что он просто избегает смотреть на меня.
- Ты даже свечи купила, - он пытается завести разговор, затолкав неудобство куда подальше, но голос звучит, как извлеченный из морозильной камеры кусок мяса – для того чтобы оттаять, ему требуется много времени.

- Тебе нравится? Я просто нашла в коробках прелестные подсвечники и решила, что будет здорово их использовать. Правда, они великолепно подходят для создания романтической атмосферы?
- Ага, то есть, я хотел сказать, да, - повисает новая чугунная пауза. – Они в самом деле замечательные, да.

Во время ужина меня не покидает ощущение, что мы ведем себя не просто как актеры, а как марионетки. Любые движения получаются скованными, фразы – неловкими, на все мои вопросы Джейкоб отвечает односложно, голос его натянут как струна. Самое длинное, что он говорит, это про замечательную еду и мою великолепную готовку. Но я уверена, что он даже не ощущает вкуса и больше ковыряется в тарелке, чем ест. Начать в таких обстоятельствах что-то ему объяснять кажется мне не лучшей идеей. Возможно, я просто трусливо избегаю трудностей, а, может быть, понимаю, что бесполезно разговаривать о мистере Садисте в такой момент.
К счастью, Джейкоб быстро пьянеет, он редко пьет и вино развязывает ему язык. Его плечи уже не выглядят так, словно к ним прибили гвоздями вешалку, и, хотя он по-прежнему прячет глаза, голос звучит почти нормально.

- Такая разительная перемена, - он задумчиво вертит в руках пустой бокал. – За эти два дня я словно побывал на американских горках. Вчера ты была подавленной, сегодня, наоборот, выглядишь вполне довольной, полна сил и энергии.

- Разве это плохо? Плохо, что я счастлива или хотя бы пытаюсь не унывать?
- Нет, наверное, но я не могу привыкнуть. Как будто я столько лет знал совсем другого человека. Не обижайся, Белла, но та, которую я вижу сейчас, это не ты. И вчера тоже была не ты.
Я нервно усмехаюсь. Уже поздно пытаться обратить все в шутку – все равно что, увязнув по колено, вырываться из болота, но я пытаюсь.

- Конечно, это была я. Или ты думаешь, что мое тело похитили пришельцы?
- Нет, в пришельцев я не верю.
Джейкоб надолго умолкает. Я тоже не решаюсь сказать хоть что-нибудь, опасаясь усугубить ситуацию. Молча доедаю свой десерт – кусок лимонного пирога со сливками.

- С тобой, должно быть, произошло нечто ужасное, - впервые за весь вечер он открыто смотрит мне в глаза. В его взгляде и растерянность, и боль, и что-то еще, чего я никак не могу уловить за ту пару секунд, что длится наш зрительный контакт. - Ты выглядишь потерянной, Белла, как будто ищешь дорогу, с которой сбилась. И мне кажется, что вместе нам будет легче искать. Ты можешь рассказать мне обо всем, я обещаю тебе помочь.

Что такое, черт побери, со мной! Почему все, кто хоть немного меня знают, видят мой надлом? Эта гниль должна быть внутри. Неужели уродливые бурые пятна уже проступают и на поверхности? Выходит, не так уж хорошо я научилась играть и прятать свои чувства. Я по-прежнему та же жалкая Белла, только с разбитым вдребезги сердцем и сумбуром в голове. Та же глупая испуганная девочка, только в новом откровенном платье. Сколько бы я ни мнила себя опытным манипулятором, я остаюсь ничтожеством.

Собрав остатки мужества, я пытаюсь выплыть из мутных вод отчаянья, соорудив хилый плот изо лжи, кое-где перевязав его стальными канатами правды.

- Да ничего особенного не случилось. Конечно, этот сумасшедший тип мне угрожал, обещал причинить вред Рене. Он даже сжег две ее картины.

- Он сжег картины? - Джейк давится глотком вина. По моим подсчетам, это уже четвертый бокал и явный перебор для любителя здоровой жизни.

- Ну да, - как можно равнодушнее я пожимаю плечами, при этом не забываю о том, чтобы движение выглядело красиво и плавно, словно перекаты воды в ручье. Как мне хотелось, чтобы Джейк больше внимания обращал на мою оголенную кожу и ее мягкое матовое сияние, чем на неуклюжие блеклые слова. Но он, кажется, вообще ничего не видит, кроме почти пустой бутылки. - Это сильно ее потрясло, но, с другой стороны, ты же знаешь мою мать, она легко впадает в истерику и так же легко успокаивается. Полагаю, он не собирался причинять ей реальный вред.

На самом деле я почти уверена, что Эдвард мог бы и убить Рене. Просто потому, что привык считать людей фигурками на глобальной шахматной доске, а вовсе не священными и неприкосновенными животными стада Господня. Он, не задумываясь, устранил бы любого для достижения поставленной цели.

- Он угрожал твоей матери, посадил меня в каталажку, а ты утверждаешь, что в этом нет ничего страшного?

- Я вовсе не это имела в виду. Я хотела сказать, что он... ну просто выглядит таким страшным и всемогущим, а на самом деле... Нет, он, конечно, может причинить вред любому из нас, но не станет этого делать просто так, из интереса или от скуки. Если делать то, что он требует, то с ним вполне безопасно находиться рядом. Он меня запугивал, но в реальности не сделал ничего такого уж страшного.
- Он довел твою мать до нервного срыва.

- Брось, ее доводит до слез даже сломанный ноготь, - я делаю глубокий вдох. Мне не хочется говорить, что в тот вечер Джейк первый набросился на мистера Садиста, это будет стратегически неверным решением. - Разве ты сам никому никогда не угрожал, желая получить желаемое?

- Конечно, нет! Нормальные люди так себя не ведут, - Джейкоб подчеркивает слово «так», выделяя его особо гневной интонацией, как бы намекая, что под «так» скрываются все возможные пороки.

- Со мной он вел себя достаточно пристойно. Просто играл роль моего парня.
- Ты что, защищаешь его, Белла?

Джейк удивленно смотрит на меня. Я закусываю губу. Кажется, это была вторая моя ошибка. На лице у него как будто написано "за чью команду ты играешь? Ты должна поддерживать мать, а не чудовище, которое сжигает чужие картины и заставляет незнакомых девушек играть порочные роли". Однако обвинять мистера Садиста я не собираюсь, это будет равносильно добровольному прыжку в яму, наполненную ползучими гадами жалости и излишнего внимания. Я не хочу, чтобы мне вытирали слезы и гладили по головке. Более того, я не хочу выставлять на всеобщее обозрение перенесенные унижения – как будто, чем больше людей о них узнает, тем больший масштаб они приобретут.
- Не защищаю. Просто он немного странный, думает по-своему, - я как боец, пытающийся вырваться из окружения. Но есть одна только беда – к безопасным позициям ведет узкая скользкая тропа по краю пропасти. Я не имею права оступиться, Джейк не должен узнать о моей одержимости и любви к Эдварду. - Видел бы ты его семью. Его мать уже при жизни, можно сказать, стала памятником. Непробиваемая женщина, никого не любит и ни к кому не испытывает жалости. А еще сестра, сущая стерва. Когда она смотрела на меня, мне хотелось провалиться сквозь землю. Нет ничего удивительного в том, что парень слегка тронулся умом. Ему пришлось взрослеть среди стаи шакалов и самому пробивать свой путь.

Преувеличение, конечно. Получилось весьма в духе телевизионных сюжетов о страдающих детях и их жестоких родителях, но ведь и любящей семью Эдварда не назовешь. Он сам говорил, что Эсми никогда его не утешала и не потакала капризам. Теперь он ломает людей, но когда-то его самого сломала родная мать. Твою мать, думаю я, так, скоро он в моих глазах из палача обратится в жертву в белых одеяниях непорочности.

1 «Born to Die» — второй студийный альбом и дебют американской певицы и автора песен Ланы Дель Рей. Цифровой релиз альбома, выпущенный лейблами Interscope, Polydor и Stranger Records, состоялся 27 января 2012 года в магазине «iTunes Store».



Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr